Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
АСУ ТП на базе российского контроллера

АСУ ТП на базе российского контроллера

Поиск на сайте

Вскормлённые с копья - Сообщения за 25.04.2013

Опережая выступление президента. К.Лукьяненко.

Однажды я ехал в машине и слушал радио. Журналист брал у кого-то интервью, всё было как-то неинтересно, и вдруг я опешил: интервьюируемый неожиданно спрашивает журналиста: А почему вы не задаете мне вопрос, на который у меня есть хороший ответ? Это я к тому, что у президента завтра горячий полдень. Президент будет отвечать на вопросы, которые ему зададут завтра, но ответы на которые были известны уже вчера.

Но каких-то ответов точно не будет ни завтра, ни, к сожалению, в ближайшее время. Во-первых. Президент не коснется нашего мифологического пространства, которое нам уже давно выдают за нашу гиперреальность. Один из мифов — это утверждение о том, что сейчас не ведется идеологической борьбы по причине отсутствия идеологии, и, якобы, тот, кто первый предложит сегодня идеологию, тот и будет политическим победителем в ближайшие годы. На самом деле идеологическая борьба ведется, и основными целями этой войны являются (1) национальное государство с его суверенитетом; (2) авторитет во всех его проявлениях (семья, школа, органы государственной власти и т.п.); (3) традиция; (4) свобода.

Поскольку я уже рассматривал основные направления идеологической борьбы, позволю себе сказать несколько слов о том, чьими руками эта борьба ведется. Во-первых, это расплодившаяся без меры армия журналистов, как пишущих, так и говорящих. Для них характерна, прежде всего, недостаточная грамотность, не говоря уже об учености. Но, когда такого журналиста ловишь на вольном или невольном вранье, он говорит: это мое мнение, и я имею на него право! За последние годы ни один журналист, много разглагольствуя о своем праве, не сказал ни слова о своей ответственности, возникающей из права публично высказывать свое мнение. Существует некая мода говорить только плохое о правоохранительных органах — они коррупционны, нарушают права человека, они пытают невинных граждан, участвуют в преследовании граждан по политическим мотивам. Но только в 2012 году правоохранительные органы потеряли убитыми более 300 человек. Но об этом молчок.

Оказывается, сегодня ситуация с правами человека, по мнению анонимных западных экспертов и вторящих им наших очень шумных журналистов, самая плохая за все постсоветское время. Журналист заранее становится звездой, если будет представлять себя как оппозиционер и в самой развязной манере говорить о власти. Порой, риторику такого журналиста вообще трудно понять, но он сыплет «высокими планками», «лакмусовыми бумажками» и прочим словесным мусором, не имеющим ни малейшего смысла, но призванным, по мнению оппозиционного журналиста, «лягнуть» власть и дать покрасоваться самому «лягающему». Как правило, такие журналисты лишь отдаленно знакомы с нормами русского языка, пишут с огромным количеством орфографических ошибок, делают ошибки в склонении и окончаниях слов, и даже не догадываются, что это сам язык презирает в них само нежелание обрести знания хотя бы на уровне средней школы. Но зато они все политологи, экономисты, идеологи и пр., а, главное, оппозиционеры.

Недавно Тина Канделаки заявила по НТВ странную вещь: Мы не должны больше пребывать в русской литературе XIX века, нам сегодня не нужен Толстой. Поэтому очень хорошо, что в нынешнюю школьную программу по русской литературе включен Асар Эппель. Я ничего не имею против покойного Эппеля и его национальности. Ничего не имею против того, что кто-то долгие годы создавал ему авторитет. Но я категорически против того, чтобы его, прямо скажем, сомнительные по качеству стихи и рассказы, изучали школьники вместо великих творений Льва Толстого. И это тоже одно из полей, где идет идеологическая битва. И очень жаль, что журналисты, не забывающие говорить о своей свободе, совершенно забыли о том, что каждое сказанное публично слово влечет за собой ответственность, и не только перед законом, но, прежде всего, перед своей совестью, хотя для многих из них и совесть уже превратилась в ненужную химеру прошлого.

Уже не удивляет согласованность западных СМИ и некоторых наших журналистов. Американские СМИ только начали «окучивать» чеченское поле в связи со взрывами в Бостоне, а уже наши журналисты наперебой пишут для британских СМИ, что всё зло идет от федеральной российской власти, из-за действий которой возник исламский терроризм. И опять ложь. В те же дни, когда шла охота на Джохара Царнаева, американцы выделили 123 миллиона долларов на помощь «борцам за свободу» в Сирии, министр обороны США, находясь в Израиле, подтвердил его «право» на нанесение удара по Ирану, заявив при этом, что Израиль всегда может рассчитывать на военную помощь США. Страны НАТО уже готовят вторжение в Сирию, сожалея лишь о том, что не успеют сделать это в апреле. В сравнении с таким государственным терроризмом взрыв петарды, начиненной железом, который, по утверждению ФБР, совершили братья Царнаевы, — это детские игрушки. Разве можно сравнить троих убитых в Бостоне с 70 тысячами убитых в Сирии? Если просуммировать все жертвы в Ираке и странах «арабской весны» и прибавить к ним жертвы разгромленной Югославии, то получится около полумиллиона убитых и порядка 2,5 миллионов людей, оказавшихся беженцами в мирное время. Разве можно сравнить две бостонских петарды и 20 с лишим тысяч самолетовылетов, совершенных странами НАТО в Ливии, и эскадрой НАТО, расстрелявшей весь свой боезапас «томагавков»?

Многие журналисты даже бравируют своей прозападной ориентацией. И, в общем-то, это их личное дело. Потому что страшнее те, кто рядится в одежды патриотизма и бесконечно говорит об особенности и богоизбранности русского народа, о каких-то тайных знаниях и тайных знаках, якобы, скрытых в русских рунах, которых нас лишили зловредные англосаксы. И опять же, у этих претендующих на публичность людей многое основывается на дремучем невежестве, на полной уверенности в том, что их аудитория еще глупее и еще безграмотней. Те, кто сегодня сознательно повторяет идеи о том, что русский народ лишен своей государственности и угнетается другими национальностями, не понимают, что такая многократно повторенная риторика ведет к самоизоляции русского народа и лишает его самой главной, проверенной веками функции по цементированию всех народов, проживающих на территории России. На поверку, это оказывается еще более изощренной идеологической борьбой, чем откровенные попытки выстроить нашу жизнь по западным рецептам.

Сегодня абсолютно всем очевидно, что Россия лишена потенциала развития. Практические шаги правительства, которое выступило инициатором введения нового бюджетного правила, направлены как раз на то, чтобы либо лишить страну такого потенциала, либо сделать его недостаточным для ускоренного развития. Основная цель бюджетного правила — создать предлог для выведения средств из российской экономики за границу. При таком подходе можно говорить сколь угодно долго о развитии, но развиваться страна не сможет.

Наблюдаются робкие попытки выстроить экономику на западный манер, т.е. создать долговую экономику, и, на основе непомерного государственного долга повысить уровень жизни в стране, тем самым, сгладив социальные противоречия. Но продажа федеральных долговых обязательств происходит бесконтрольно и просто обречена на возникновение крупномасштабных коррупционных схем, за которые придется расплачиваться народу. Дело в том, что идея долговой экономики уже исчерпала себя, и Россия не имеет права даже приближаться к этому экономическому безумию, а не то что гордиться тем, что ее, наконец, допустили к этой «глобальной халяве».

Еще одним новшеством нынешнего правительства является то, что федеральные власти уже пришли к выводу о необходимости сокращения средств, направляемых в местные бюджеты. Раньше федеральные средства рассматривались как основной инструмент формирования властной вертикали, как инструмент, предупреждающий распад России. Тут и деньги, которые «Аллах дает» Кадырову, и безмерные пособия, к которым привыкли жители, например, Дагестана, и деньги, без которых не может существовать Тыва. Теперь будет все по-другому. Местные власти должны сами формировать свои бюджеты. Но поскольку развития местной промышленности в ближайшее время не ожидается, местные бюджеты решено наполнить поступлениями от нового налога — налога на недвижимость. Именно на эти средства местные власти должны содержать учителей, врачей, полицейских, строить и ремонтировать дороги, оказывать помощь неимущим и решать другие насущные задачи. Но если такой налог в городах будет иметь размер от пяти до восьми тысяч рублей в год, и, в общем-то, будет не очень заметен в структуре трат городского жителя, то в сельской местности этот налог придется платить, в основном, из пенсий, что означает сокращение доходов самой незащищенной категории граждан. В принципе, подо всем этим лежит здравая идея, но реализация ее в условиях, когда государство виновно в огромных недоплатах населению, выглядит весьма кощунственно.

Дело в том, что жители страны страдают от нескольких последствий проводимой финансовой политики. (1) Отток средств за рубеж приводит к понижению покупательной способности рубля. Сегодня рубль уже «похудел» на 30%, оттого что треть рублевой массы хранится за рубежом в чужих валютах. (2) Повышение заработной платы в стране неизбежно приведет к созданию партий, которые будут отражать вновь возникающие экономические интересы населения, которые незамедлительно превратятся в политические требования. Власть об этом знает, и пока не создаст высокоинтеллектуальных методов управления, не допустит никакого роста заработной платы в стране. (3) Как ни странно повышение заработной платы приведет к уменьшению коррупции в стране и лишит многих источников обогащения так называемую «элиту». Поэтому надеяться на то, что существующая «элита» согласится на повышение заработной платы, не стоит.

Чем страна платит за сдерживание роста заработной платы? Она платит недоразвитостью внутреннего рынка и, следовательно, недоразвитостью всего промышленного комплекса, особенного того, который не ориентирован на экспорт. Кроме того, это ведет к постепенному свертыванию сельскохозяйственного производства, которое сегодня вообще рассматривается с немыслимых позиций, подсказанных «западными экспертами», не имеющими ни малейшего представления о сельском хозяйстве в условиях российского климата. Наличие коррупционных схем в сельском хозяйстве только усугубляет сложившуюся ситуацию. В российской агропромышленности нужно отметить две особенности: (1) высокий процент импорта в себестоимости продукции, производимой в России (например, стоимость кормов, лекарств, добавок, используемых в птицеводстве и скотоводстве). (2) Отсутствие у России рычагов для определения цен на готовую продукцию. Особенно это касается производства зерна. Большая государственная помощь селу в силу ее безадресности и бессмысленности превращается в «халяву», которая не может не развращать и которая чаще всего теряется в чиновничьих коридорах.

Нынешнее «экспертное сообщество», представленное учеными, близкими к президенту, премьеру, академии наук и кругами, за спиной которых маячат некоммерческие организации, склоняется больше к тому, чтобы развивать инфраструктуру, понимая под инфраструктурой, прежде всего транспортные магистрали. Это объясняется тем, что так называемая транзитная экономика, когда страна зарабатывает на транзите грузов, например, с Дальнего Востока в Западную Европу, или с юга на север, действительно может обеспечить высокие прибыли и оказаться инвестиционно привлекательной. Но это не приведет к развитию высоких технологий и созданию обещанных президентом 25 миллионов современных рабочих мест. Кстати, создание одного рабочего места стоит от 40 до 60 тысяч долларов, поэтому выполнение этой программы потребует от 30 до 45 триллионов рублей, если считать по нынешним ценам. Насколько это реально, судите сами.

Наряду с развитием инфраструктуры, государство сегодня должно изыскивать средства для создания перспективных технологий, главными из которых является (1) индустриализация фундаментальных исследований и (2) предупреждение техногенных катастроф. Но «экспертные сообщества» даже не заикаются об этих направлениях развития.

Пугающе растут иностранные заимствования частных банков, деятельность Центробанка России до сегодняшнего дня можно назвать антипатриотичной, валютное регулирование практически отсутствует. При такой ситуации размышлять о развитии — пустое дело.

Но самое страшное даже не это. Самое страшное то, что наш премьер-министр абсолютно уверен в том, что все им совершаемое сегодня, это и есть работа, которую от него ждут. Это и есть то, за что человеку следует платить деньги. Он уверен, что управляет государством и что каждое его высказывание — это ориентир для страны. Странные попытки оправдать деятельность Сердюкова, представить его чуть ли не потерпевшим от действий «батальона смерти», это, на самом деле, оскорбление целого поколения людей, на глазах которых этот странный человек мордовал вооруженные силы страны. То же самое можно сказать и про современную медицину, которая сегодня финансируется из расчета один рубль в день на душу населения, и про образование, на которое выделяется 80 копеек в день на душу населения. В медицине сегодня действуют стандарты лечения, принятые в 1999 году, и если врач не будет им следовать, он может нести ответственность по суду. Медицина как наука сегодня практически отсутствует, потому что она «окучена» чиновниками от науки, которые умеют все, но не умеют лечить людей и быть организаторами медицины. Из года в год растет число наших соотечественников, лишившихся в результате болезней конечностей, потому что лечение конечности сегодня не может стоить меньше 300 тысяч рублей, а ампутация стоит от силы 10 тысяч. Из медицины и образования стремительно вымываются этика и порядочность.

Но руководители нашей страны выглядят убедительней всего, когда говорят, что «мы должны», «нам следует» и т.п. Но почему они не делают того, что должны даже по их собственному утверждению, совершенно непонятно. Завтра вы тоже услышите из уст президента сакраментальное «мы должны», и, помяните мое слово, именно в этом он будет наиболее убедителен.

25 апреля 2013 г.



Constantin Loukianenko

Балтийские ветры. Сцены из морской жизни. И.Е.Всеволожский. М., 1958. Часть 6.

Зубастый народ. Десятилетку кончили. Вот Журбин по-английски говорит бегло, не хуже меня. Ну и матрос пошел! Сегодня палубу швабрит, на камбузе чистит картошку, а завтра, глядишь,— он в училище, через четыре года наденет погоны, ко мне же придет офицером.
...Нет, он, Мыльников, резко от всех отличается. Он гордо шагает по жизни. Мать всегда говорила: «Витя будет выдающимся человеком; сын Павла Нилыча Мыльникова — не какой-нибудь Иван Иванович Иванов».
Мать — женщина властная, командует отцом, адмиралом и профессором Военно-морской академии. Но командует мужем наедине — об этом знают только она, Павел Нилыч да Виктор. Она всю жизнь поддерживает престиж их фамилии.
Она приходила в школу, когда ее вызывали объясняться по поводу сына: «Что-о? Чепуха! Умру, не поверю. Сын адмирала, профессора Мыльникова? Витя слишком воспитан, чтобы грубить...»
Она говорила знакомым, когда ее Витя заканчивал училище Фрунзе: «Чтобы сын Павла Нилыча стал рядовым офицером? Ну нет. Отец позаботится».
Но отец на этот раз не послушал команды. Он отказался заботиться.
«Ничего, Витенька, я его обломаю. Послужишь на флоте не больше года»,— пообещала мать.
Но обломать Павла Нилыча не удалось и в три года. Она отмалчивалась днями, неделями. «Малаша!» (таково имя матери). — Молчание.— «Эмилия!» (так она себя именует).— Молчание.— «Ты что, онемела?» — Молчание.— «Ну, бог с тобой, помолчи».
Мать пыталась действовать на свой страх и риск. Ездила даже в Москву, в Главный штаб. По ее словам, что-то ей обещали. Но обещания так обещаниями и остались.



И он больше даже не командир корабля.
«Черт возьми, оклад-то уменьшится,— вдруг вспомнил Мыльников,— в водолазной школе я бы мог приработать статейками, лекциями».
Он, правда, не представлял себе, о чем и куда он писал бы статейки. Да и в школу его Крамской не пустил. Интересно, что скажет Нора?
Матрос, поравнявшись с ним, отдал честь — он ему не ответил.
«Ни слова о моей жене», — как гордо оборвал он Крамского. Никому нет до нее никакого дела; она лучше всех других жен воспитана, лучше других одевается, лучше других образована и не растеряется даже при дипломатическом корпусе. Она приезжала на училищные балы в отцовской машине, которая ждала ее на набережной. И как выделялась Нора среди простеньких девушек в простеньких платьицах — студенток университета, работниц с Васильевского, наводнявших огромный училищный зал.
Она обратила внимание на него, Мыльникова. Еще бы — в курсантской фланелевке он уже чувствовал себя офицером, не разменивался на простеньких девушек, лучше всех танцевал, умел занять гостью и умел подать и себя, и свою семью, и свое блестящее будущее.
Над Норой ее подруги посмеивались — от зависти, разумеется, — что она ему, Мыльникову, отдала предпочтение. Она могла выйти за дипломата, за писателя, за лауреата-артиста и всем предпочла его, лейтенанта... потому, что он — Мыльников. Мыль-ни-ков. Звучит гордо.
...Два года они живут в этом городке. Сначала магазины с красиво убранными витринами и средневековая готика ее умилили.
— Совсем Европа, — определила Нора, никогда не видавшая Европы.



Дворец Офицерского Морского Дворянского Собрания. Окружает его парк Версальского типа.

Она создала им «дом»; у них хорошо и уютно, куда лучше, чем у других. Отец присылает ей достаточно денег, чтобы устроить приличную жизнь.
Она завязала знакомства — у них стали бывать в гостях офицеры с двумя просветами на погонах и люди искусства. Она вовлекла в свою орбиту жен — не только глупеньких девочек младшего поколения, но и пожилых — смех, да и только — одеваются, как Нора Аркадьевна, подают на стол, как подает Нора Аркадьевна, даже выучили словечки и афоризмы Норы Аркадьевны.
Они здорово расшевелили своих служак-мужей, знающих только мостик, вахту и Клуб офицеров. Бедный помощник Коркин совсем сбился с ног: его простенькая мещаночка Люда решила сравниться с блистательной Норой Аркадьевной.
И вот теперь с Мыльниковым собираются говорить о жене. Ну, разумеется: она всем им колет глаза.
Он отдал честь проходившему подполковнику.
...А папашка-то действительно мог позаботиться, чтобы его Виктор не прозябал в дивизионных специалистах, а получил назначение куда-нибудь в Ленинград или, в крайнем случае, в Кронштадт. Но папашка — кремень. И у него свои принципы.
Устарелые принципы'! Вот адмирал Семибратов вызволил же своего Женечку, и тот теперь все вечера проводит в ленинградских театрах.
А он, Виктор, еще в училище был на лучшем счету. Учился отлично. На четвертом курсе был старшиной роты первого курса.
Правда, там нашлись сопляки, которые выступили против него на комсомольском собрании.
Этот идиот Живцов каялся: «Я понял, что стал Мыльниковым номер два». Словно Мыльников — это нечто такое, на что неприлично равняться.
А другой — Рындин, так тот прямо ляпнул: «Вы не заслужили нашей любви, старшина Мыльников, вас не любят и вы знаете, за что вас не любят».
Рындину здорово влетело от замполита — не подрывай авторитета начальника. Но на другой день и Мыльников перестал быть старшиной...



Курсанты решают задачи по определению места корабля в море. - Там за Невой моря и океаны: История Высшего военно-морского училища им.Фрунзе /Г.М. Гельфонд, А.Ф. Жаров, А.Б. Стрелов, В.А. Хренов. - М. 1976.

— Почему не приветствуете старшего по званию? — остановил Мыльников молодого матроса.
— Разрешите доложить... я приветствовал, вы задумавшись шли, не заметили, товарищ старший лейтенант, — оторопело оправдывался курносый матрос.
— Я все замечаю. Доложите вашему командиру, — приказал Мыльников и пошел дальше.
...Да, он все замечает, от него ничего не укроется. Он каждого видит насквозь. Он на голову выше других — и даже Крамской вынужден был отметить, что он — отлично подготовленный к службе офицер, знающий флотский специалист; словом, он не на своем месте. Он заслужил куда большего.
Не раз, командуя «Триста третьим», он мечтал: вдруг из Москвы приезжает кто-нибудь из высшего командования, замечает его, Мыльникова, великолепное управление кораблем, образцовый порядок на «Триста третьем», вымуштрованных матросов; Мыльников на глазах у высокопоставленного товарища принимает смелые решения, пренебрегает опасностью, спасает корабль от грозящей ему гибели. «Я позабочусь о том, — говорит руководящий товарищ с адмиральскими погонами на плечах, — чтобы вы, старший лейтенант Мыльников, заняли новое положение... более подобающее вашим знаниям, вашей смелости и отваге, вашим решительным действиям».
И через неделю приходит приказ: старшего лейтенанта Мыльникова — откомандировать...
Он спешит домой: «Нора, мы едем в Москву. В Москву». — «Да что ты, милый? Да ведь это же блеск. Дай я тебя расцелую».
А что она скажет теперь? Оставили здесь, снижают оклад.
Мыльников свернул в переулок, похожий на щель;. его обступили узкие дома с двухскатными крышами и тяжелыми коваными дверьми. Старинные фонари висели над головой, словно вытянутые железные руки. Черная кошка вознамерилась перебежать Мыльникову дорогу.



— Брысь, проклятая!
Нарушительница спокойствия нырнула обратно в подвал.
— Черных кошек еще не хватало, — ругнулся Мыльников, поднимаясь по деревянной полувинтовой лестнице. Толстая дубовая дверь подалась со скрипом, и Мыльников очутился в большой и нарядной, хотя и бестолково обставленной, комнате с двуспальной кроватью под тюлевым покрывалом, с повсюду сидящими плюшевыми мишками и собачками, с разбросанными по дивану подушками и с низеньким круглым столом, покрытым кружевной скатертью. По комнате были расставлены пуфики. Они постоянно попадались под ноги Мыльникову. И сейчас, поддав ногой, он отбросил один, словно собачонку.
— Ты пришел, милый? Кофе готов.
Нора, в васильковом китайском халатике, расшитом огнедышащими драконами, поднялась со своего «рабочего места» — перед круглым зеркалом туалета. «Нора «делала лицо» — понял Мыльников. Эта операция отнимала у нее не меньше двух часов в день. Зато, встав с постели с увядшей и желтой кожей и облезшими ресницами, Нора к полудню уже расцветала и могла поспорить с любой розовощекой девицей. А Норе было... словом, Нора была на шесть лет старше Мыльникова, и он выяснил это обстоятельство только в загсе, когда возможностей для отступления не оставалось. Но он не особенно огорчался — Нора была удобной женой.
Она поставила на низенький круглый стол поднос с кофейником, молочником, чашками, крохотными бутербродами на тарелке, на которые всегда злился Мыльников — Нора называла их сэндвичами.
— Ну? Ты переходишь в водолазную школу? — спросила она, наливая в фарфоровую чашечку густой кофе.
— Нет, — сказал Мыльников. — Крамской не хочет со мной .расставаться.
— Значит, так и будем прозябать тут, в глуши? Ты достоин лучшего.
— Я тоже так думаю, — охотно согласился с ней Мыльников.
— Зачем ты положил три куска сахару? Ты ведь не любишь сиропа. Ну, и что же ты думаешь делать?
— Что думаю? Ждать.
Мыльников выразительно посмотрел на Нору холодными выпуклыми глазами.



Слоники на комоде. Юрий Суясов

— Придет и мой час, моя милая... Он поморщился, потому что она охватила его лоб и, прижав подбородок к его налощенным волосам, сказала:
— Это даже хорошо, что ты стал, Витюша, дивизионным штурманом. Ты будешь на глазах у начальства. Приедет какая-нибудь инспекция из штаба флота, а может быть, из Москвы, ты постарайся показать себя в лучшем свете. Ну, там, исправь чью-нибудь ошибку, чтобы все это слышали, или одерни какого-нибудь неопытного юнца, докажи, что ты знаешь гораздо больше других. Понимаешь?
Она взъерошила его тщательно прилизанные волосы, и он опять недовольно поморщился. Но стерпел и подумал: «А ведь ты у меня умница, Нора».
— А там, глядишь, как заметит тебя начальство, продолжала она, — вставь словечко, не назойливо, меж; прочим, что тебя привлекает научная работа, что ты хотел бы сотрудничать в «Морском сборнике», а может быть, защитить диссертацию. Напомни о том, что ты сын именно того Мыльникова, адмирала-ученого. Понимаешь?
Он отлично ее понимал — они мыслили одинаково! Они были великолепнейшей парой, один создан был для другого.
— Ведь никто не знает, что твой папаша такой глубоко принципиальный дурак, — продолжала Нора. — Каждый подумает: «А что, если сделать приятное профессору, переведя его сына поближе? Ведь и мне, может статься, придется встретиться с профессором Мыльниковым, когда откомандируют меня в академию».
Такова была философия Норы. И философия эта находила отклик в сердце Мыльникова. Он сразу повеселел, притянул жену, посадил ее к себе на колени:
— И тогда...
— И тогда мы по-настоящему заживем. — Нора послюнила палец и загнула ресницы. — А что будет с Коркиным? — поинтересовалась она. — Он без тебя совсем пропадет... Люда жалуется, стал совсем невыносим. Представь себе — ревнует... Ха-ха!



Комплекс зданий академии возведён в 1938-1941 годах по проекту архитекторов А.И.Васильева и А.П.Романовского.

— Коркин готовится к экзамену на самостоятельное управление кораблем...
— Он будет вместо тебя командиром?
— Боюсь, командира из него не получится. Мягкотел... А впрочем... Поживем — увидим. И Мыльников потянулся за сигаретой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. КОРКИН

1


Сидя в командирской каютке, Коркин вспоминал свой разговор с Крамским: «Я надеюсь, что вы и сами сдадите экзамен и быстро введете в курс дела нового штурмана. Поможете Живцову освоиться с кораблем, с людьми, поддержите его авторитет. Вспомните свои первые шаги. Трудновато вам было?»
Да, ему было нелегко, когда он, зеленым юнцом, с едва пробивающимися усиками, пришел из училища. Он тогда горячо взялся за дело (два года назад), служа со Щегольковым. Но Щегольков быстро выдвинулся, стал командиром дивизиона; на корабль пришел Мыльников, и все пошло прахом.
Вначале Коркин влюбился в него, и Мыльников чуть не стал его идеалом. Именно таким представлял себе всегда Вася Коркин настоящего командира. Всегда — и на берегу, и в походе — безупречно одет, очень требователен к команде, о панибратстве с ним ни у кого не может возникнуть и мысли. Службист с ног до головы. Знает все — никого ни о чем не расспрашивает и ни разу не ошибется. Решителен. Никогда не поймешь, доволен он тобой или нет. Лицо у него всегда одинаковое: непроницаемое, холодно смотрит на человека, а тому кажется, будто командир видит что-то у него за спиной. «Лучше бы выругал», — говорили матросы, да и сам Коркин, восхищаясь спокойствием Мыльникова, часто подумывал, когда совершал промахи: «Лучше бы он меня отругал». Мыльников же умел затронуть самое больное место в душе человека, уязвить, принизить и уничтожить и бросить холодно: «Вы свободны. Идите». И человек уходил, как оплеванный.



Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю