А дорога все шла, то пыльная по сухим взлобкам, то по галечным отмелям речек, то продиром сквозь кусты. На одной из таких полян машина оказалась среди сплошного ковра грибов-маслят. Некуда было наступить ногой, чтоб не раздавить два-три гриба. Набив с полдюжины белых куропаток и сдав их шеф-повару Мише, орудующему у костерка, Сун отправился побродить по зарослям. И всего в пятнадцати-двадцати метрах неожиданно вышел на озеро. В предзакатных пробивающихся сквозь кроны дерев лучах озеро выглядело каким-то светло-коричневым, но удивительно прозрачным. Берега не топкие, поросшие осокой и ивняком. Сун вышел на самый берег и, пораженный увиденным, разинул рот. Под самой поверхностью озера неспешно плавали какие-то одинаковые, каждая по локоть, рыбины. И эти рыбины с появлением Суна, а он на открытом берегу был хорошо виден, не скрылись в глуби, наоборот, сгрудились у берега и с любопытством уставились на Суна. А Сун, разинув рот, уставился на любопытных рыб. «Эх, уж не крючок! Хотя бы булавка!» - подумал Сун. Но ни крючков, ни булавок и ничего другого, из чего можно было бы сотворить крючок, у Суна не было. Сун плюнул от крайней досады и поплелся к костру.
Отужинав буржуйскими рябчиками без соли, на которых Сун уже не мог смотреть без отвращения, и запив благословенным чифиром, Челкаш и Сун тронулись в путь. У Суна давно перемешалось в голове - ночи, дни, счет числам и сколько в пути. Только Миша Челкаш, как заведенный механизм, дергал рычагами и выворачивал баранку, безошибочно угадывая в обманчивом свете фар куски дороги, рытвины и колдобины. Временами Сун косился на каменное лицо шофера и не мог понять, кто выносливей - человек или машина. Шофер Миша молчал, и от этого Сун все чаще впадал в сидячий бред. Со всякими «красными шапочками» и «серыми волками». В один из дней, когда машина выбралась на открытый пологий взгорбок, Миша Челкаш разомкнул, наконец, уста и спросил, мотнув головой куда-то вправо: - Видишь? - Чего, видишь? - не понял Сун. - А вон, на той горушке. Вдалеке, на одном из ярко освещенных с пролысинами гольцов Верхоянского хребта на фоне бледно-голубого неба угадывались две тоненькие мачты. - Ага, вижу. А что там? - Что, что... Ребята там. Радисты. Объект, одним словом. Меняются раз в полгода. Как-то я скис вот на этом самом месте. Один как гвоздь. Ковырялся, ковырялся в моторе. Без толку. Ну, думаю, надо людей. И полез я на эту самую гору. Чуешь? Шел-шел, лез-лез, полдня лез. Вылез. А у ребят - чепушка! Сидят, носы повесили. А дело такое. За день до этого прилетел самолет, сбросил на парашютах продукты. Сесть-то негде. А летчик, видать, не подрассчитал ветер, груза на парашютах упали по склону. А склоны-то, видишь, ого-го! Ну, пока ребятки добирались до грузов, а там медведи похозяйничали. Меж прочим, мишки алкаши почище всякого забулдыги. Спиртное страсть как уважают.
Ну, мишки надыбали ящики с бутылками спирта и пораскурочили. А потом... знаешь, как делают? Нет, пробки они не откупоривают. Берут бутылку в одну лапу, а другой — хы! и горлышко срезают, как бритвой. Как в джиу-джитсу. Ну и буль-буль. А закусывают как? Берет банку консервов, лапами как даванет! И в лепешку. А мясо, рыба ли там, что повылезло вокруг банки - раз! и вылизал. А банку - в кусты. Вот так и закусили. И пьяные ревут на всю тайгу. Мишек-то набралось будь-будь! А мешки с мукой им не понравились: распороли и разваляли по всей тайге. Вот так и остались мужички куковать. Харчи-то кончились. Жди теперь, когда еще прилетят. Да еще какой-нибудь чинуша взбрыкнет: «Лимиты! Норма! Не положено!» И шофер сердито сплюнул в сторону, где долженствовала быть Москва. Спустя двадцать лет, просматривая нашумевший фильм «Кто вы, доктор Зорге?», Сун внезапно вспомнил эту «горушку» в отрогах Верхоянского хребта и тоненькие ниточки мачт. Да, все сходилось: маломощный и торопливый передатчик группы Зорге не мог дотянуться до Москвы, а эта «горушка» как раз и обеспечивала идеальный радиоприем по частоте прохождения радиоволн и ретрансляцию туда, в западном направлении.
Поэтому кадры фильма, где под свист пурги люди, скрючившись у аппаратуры, терпеливо ловили торопливый радиосигнал, были все-таки гениальной догадкой режиссера этого фильма. Очень похоже, что это было именно так. Но то был 1941-й год! А теперь 1953-й. Ну и что? Других «сверчков» нет? Есть, родимые, есть. И дежурства продолжаются. На исходе дня полуторка спустилась в обширную долину с участком сравнительно сносной дороги и остановилась возле костра. У костра - четверо в одинаковой униформе. Рядом - оружие. Ясно: блок-пост на перехвате беглых шустриков. Они обменялись краткими приветствиями с шофером Мишей (видимо, знаком), бегло оценили Суна, явно не походившего на мальчиков из «контингента» и уткнулись в костер. А шофер Миша сотворил свой костерок, наскоро отужинал, чем Бог снабдил, наломал лапника, выбросил дерюжку и накрылся другой. А Суна предупредил: «Разбудишь завтра утром, как солнце встанет, твоя задача - чтоб комарье меня не сожрало». И заснул мертвецким сном. Впереди - самый трудный участок якутской трассы - зловещий Прижим. По сообщениям дядей с блок-засады с «той стороны» Прижима, встречных машин не ожидалось. Каким образом они это узнавали, было непонятно. Никаких проводов или раций Сун не узрел. Но уяснил, что при встрече на Прижиме двух машин одна сбрасывалась под обрыв. Ибо «карманов» там не было, а задний ход исключался. И Сун всю ночь добросовестно размахивал ветками, отгоняя от храпящего густющее комарье и гнус. И все думал о непонятном Прижиме. Наутро, с прожекторными вспышками первых лучей Сун расшуровал костерок, выставил котелок и заварил чифирь. Почуяв дым, Миша Челкаш вылез из-под дерюжки, зевнул пастью и дрыгнул всеми своими членами, пописал в кусты, подтянул портки и сел на корточки - чифирять. Какой-то там туалет, вроде умывания, Миша по всей видимости считал буржуазными предрассудками. Осмотрел мотор, попинал скаты, оглядел небо и выдохнул:
- Ну, в божью мать и в печенку! Поехали. Машина пошла на Прижим. На первой скорости. - Ты вот что. Дверца чтоб была открыта. Одна нога на подножке. Понял? Одна нога на подножке. Если что, соскочишь. Не дай Бог, чтоб осыпи. - Ясно, - пробормотал Сун. Машина, натужно подвывая, пошла на Прижим. Прижим оказался вырезанной ножом бульдозера, либо кайлами, узкой - в один борт дорогой вверх, над которой справа угрожающе нависали рыжие и рыхлые «щебнястые» щеки-склоны, слева - вниз, пропасть и где-то там внизу петляющее серебро реки. Справа кузов местами царапал склон, слева - наружный задний скат машины временами хватал воздух, а машина держалась на внутреннем скате. Шофер Миша, судорожно стиснув зубы, выворачивал баранку, стоя на левой подножке и зорко высматривая малейшие зацепы петляющей вверх дороги. Левой ногой Миша висел над пропастью. Мотор даже не ревел, а стонал, как израненное крупное животное. Из радиаторной закрутки выбивался пар. И шофер Миша все гнал и гнал машину на подъем, озирая то передние скаты, то еле угадываемую колею, то нависающие справа «щеки», грозившие обрушением осыпей. Ни вниз, ни назад шофер не смотрел. И только один раз зыркнул глазами в скукожившегося Суна и бросил, перекрывая рев мотора: - Там, внизу, участок Росомаха. Геологов там рысь порвала. Потому и прозвали. Внизу, по крайней мере на глуби пропасти в 300 метров серебрилась река и голубела густая таежная чащоба. И только в одном месте обозначилась плешь галечной косы. Должно быть, там. Сун вытянул шею, высматривая провальную глубь, и ежился, отпрянув на свою «внутреннюю» подножку, мимо которой нехотя проплывали осыпные вертикали.
А мотор стонал и всеми членами содрогал машину. Но Миша - молодец! Выдержал. И машина, привыкшая к диким просторам и невообразимым дорогам, тоже выдержала. Уже в сумерки (значит, машина поднималась по Прижиму весь день!) машина выкатилась на плоскую вершину Прижима и, всхлипывая мотором, остановилась. Шофер Миша вылез и мешком плюхнулся в траву. В полном изнеможении. А Сун присел рядом, наскреб в уголках карманов табачных крошек, свернул цигарку и сунул шоферу. - Погодь. Дай отойти, - пробормотал шофер. Вокруг стояла первозданная тишина. До звона в ушах тишина. Взошла рыжая луна и залила молочным светом ближние горы. И вершины дерев, от чего последние казались черными. Где-то нечистой силой ухнул и захохотал кто-то. Рядом шебуркнулась и пискнула полевка-мышь. В полной тишине мимо полулежащих прометнулась какая-то большая черная тень. И без единого звука скользнула в темь зарослей. - Что это? - вздрогнул Сун. - Наверняка рысь, - пробормотал Миша. - Что же, выходит, нас не видела? - Ну да. Видела. За добычей погналась. Тут их самое царство. Миша лежал около трех часов. На предложение Суна - костерок, чифирь - махнул рукой: «там, внизу».
Вниз шел пологий и длинный спуск. В последующем у Суна перемешалось все: время, пространство, явь и бред. Только шофер, как железный идол, молчал и орудовал рукоятками и баранкой. Временами, когда кончалась видимая дорога, по какому-то наитию лез в самую, казалось, непролазную чащу и через неожиданные ямы и промоины выбирался на очередной кусок дороги. Корявые ветки нахлестом били по кабине и продирались по крытому кузову. И снова, когда темь, сбегались к подсвету многочисленные зайцы и работали лапами, страшась окружающей темноты. И снова на дороге маячили то «Красная шапочка», то лешие, которые вблизи оказывались кустами и корежинами. Дальше дорога пошла низинами, выровнялась и уже не вихлялась, выгибаясь среди ровных лесов. Появились попутчики. В том числе две женщины. А на временных остановках, когда шофер отходил в кусты и затем снова ходил и пинал ногами скаты, неизвестно откуда появлялись остроглазые хмыри и, заглянув в кузов, деловито осведомлялись: - А это чьи? - на женщин. - А это наши. Врачи, - солидно брал их под защиту Сун. - А-а! - и хмыри так же внезапно исчезали в лесной непролази. Сун уже знал: врачи на Колыме неприкосновенны. Табу. Даже для бандитов. Таков закон «Территории». А машина трогалась дальше. И в один из вечеров, наконец, вползла в Хандыгу. Машина с баллонами сворачивала на базу, а Сун слез - расспрашивать, где экспедиция геологов. Редкие встречные с недоумением рассматривали Суна: весь покрытый пылью, он походил не на лейтенанта, а на грязного черта. Колымское путешествие лейтенанта Суна закончилось. Потом он вычислил, что добирался от Магадана до Хандыги девять суток. Обратно Сун с «заблудившейся» женой и грудным первенцем добирался самолетом «Дальстроя».
Н.И.Штырова вернулась с сыном
Для справки
Постановлением Совета Труда и Обороны от 15.11.1931 года №516 организован Гострест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы -«Дальстрой». 4 марта 1938 года Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР №260 трест «Дальстрой» из подчинения СНК был передан в НКВД. Постановлением СНК СССР от 19.03.1941 территория деятельности «Дальстроя» увеличилась до 2,6 млн кв. км, затем по представлению МВД Президиум Верховного Совета СССР расширил территорию до 3 млн кв. км. В 1940 году на объектах «Дальстроя» работало 190,3 тыс. зэков. В 1941 из 176 665 зэков: 4 173 чел. - троцкистов, 306 чел. офицеров царской армии, 266 чел. - из числа крупной буржуазии, 215 офицеров Белой армии. 18 марта 1953 года, по представлению МВД, промпредприятия «Дальстроя» Постановлением Совета Министров СССР №832-370сс переданы в Министерство металлургической промышленности, а лагеря - Минюсту. В 1957 году на базе «Дальстроя» создан трест «Северовостокзолото». К концу 1953 года страна получила: 1 059,1 тонны химически чистого золота, 55 340 тонн олова, 2 187 тонн вольфрама, 363 тонны кобальта, более 100 тонн урана. С ноября 1945 года на «непрофильных» объектах трудилось 3 998 японских военнопленных, средняя зарплата которых равнялась 150 руб. в месяц (в 1949-м). К сентябрю 1949-го весь японский контингент был изъят из лагерей и по актам передачи передан представителям японских властей. 27 марта 1953 года по инициативе первого заместителя Председателя Совета Министров СССР и министра МВД СССР Л.П.Берии Президиум Верховного Совета СССР издал Указ об амнистии, согласно которому получили свободу около 1,2 млн. человек (30% от всех «сидящих»), прекращены дела около 400 000 чел. С 20 мая 1953 года были сняты паспортные ограничения, т.е. разрешено вернуться к месту своего проживания тем, кто отбыл наказание (таковых только за 1943-1953 гг. насчитывалось 3,9 млн. чел.). В целях продовольственного обеспечения геологических партий, работавших в субарктических районах Якутии, продовольствие сбрасывалось с самолетов «Дальстроя» и ГВФ на парашютах (в т. ч. оливковое масло).
Мичман Б.Хромов в средствах защиты кожи и органов дыхания, с камерой Кюри от радиометра РВ-4 убыл в реакторный отсек для отбора проб воздуха по радиоактивным газам и аэрозолям. После его прибытия из реакторного отсека пробы воздуха по газам и аэрозолям были обсчитаны на пульте РВ-4 и расчет показал, что концентрация радиоактивных газов составляет 2500 ПДК и радиоактивных аэрозолей составляет 500 ПДК. О результатах радиационного контроля было доложено на Главный командный пункт командиру АПЛ. В своем докладе я предположил, что в технологических системах реакторов появились незначительные протечки и предложил в период поиска их снизить мощность реакторов до 5%. Для поиска протечки я предложил использовать «нештатное приспособление – резиновый шланг», подсоединенный к системе воздухозабора контроля газовой и аэрозольной активности в реакторном и в смежных с ним отсеках. По приказанию командира подводной лодки я вместе с начальником службы радиационной безопасности старшим лейтенантом В.Кимом и дозиметристом мичманом Б.Хромовым, надев средства защиты, убыл в реакторный отсек. На Центрально-дозиметрическом посту остался нести вахту мичман Л.Гурьев. По моему предложению Главный командный пункт остановил систему вентиляции реакторного отсека, которая работала по замкнутому циклу. В отсеке, надев шланг на трубопровод системы воздухозабора по контролю непроходного коридора 3-го этажа реакторного отсека и установив связь с Центрально-дозиметрическим постом, начали обследовать его. По докладу мичмана Гурьева концентрация радиоактивных газов, аэрозолей в непроходном коридоре сопоставима с замеренной ранее. Отсоединив шланг, присоединив его к трубопроводу системы воздухозабора по контролю проходного коридора 3-го этажа реакторного отсека и установив связь с центрально-дозиметрическим постом, начали обследовать коридор. По докладу мичмана Гурьева концентрация радиоактивных газов, аэрозолей в проходном коридоре сопоставима с замеренной ранее.
Если посмотреть на разрез энергетического отсека атомной подводной лодки, где всё заполнено техникой, в этом плотнейшем сплетении электрических кабелей, гидравлики и воздуховодов трудно представить себе человека, многие дни, недели и месяцы несущего службу в этих энергонапряжённых, пространственно стеснённых условиях. И, тем не менее, подводники исправно выполняют свою святую обязанность, защищая морские рубежи нашего Отечества. - PRoAtom - Ядерная энергетика и атомный подводный флот. В.А.Лебедев. Опустили шланг на второй, эпизодически посещаемый, этаж реакторного отсека, где находились электродвигатели главных и вспомогательных циркуляционных насосов 1-го контура, обратимые преобразователи и другие механизмы, а также трубопроводы 2-го и 3-го контуров. Сразу же получили доклад из ЦДП, что концентрация радиоактивных газов, аэрозолей резко возросла, по радиоактивным газам до 5000 ПДК, по радиоактивным аэрозолям до 1000 ПДК. Сделали вывод, что протечку теплоносителя надо искать на 2-ом эпизодически посещаемом этаже реакторного отсека. Согласно технологической схеме для смазки верхних подшипников, электродвигателей главных и вспомогательных циркуляционных насосов к ним через трубопровод подводилась вода 1-го контура. Так как вспомогательные циркуляционные насосы 1-го контура не работали, то начали обследование трубопровода, подводящего теплоноситель 1-го контура к подшипнику главного циркуляционного насоса левого борта. По докладу мичмана Гурьева концентрация радиоактивных газов, аэрозолей без изменений. Поднеся шланг к трубопроводу, подводящему теплоноситель 1-го контура к подшипнику главного циркуляционного насоса правого борта, получили доклад мичмана Гурьева о резком увеличении концентрации радиоактивных газов, аэрозолей, по радиоактивным газам до 11000 ПДК, по радиоактивным аэрозолям до 4000 ПДК. После визуального обследования трубопровода и места сварки обнаружил капельку воды, которая была снята «мазком» из ткани для дальнейшего обсчета. Обсчет «мазка» на радиометре КРАБ-2 дал ß-загрязненность более 50000 расп./см² мин. «Мазок» в дальнейшем был передан в Службу радиационной безопасности дивизии для исследования.
О проделанной работе по поиску источника повышения концентрации радиоактивных газов и аэрозолей было доложено командиру подводной лодки на главный командный пункт. Борис Михайлович приказал нам покинуть отсек и также принял решение: сбросить аварийную защиту реактора правого борта и перевести его в режим расхолаживания и включить систему вентиляции реакторного отсека в атмосферу. О радиационной обстановке на подводной лодке и принятых мерах по локализации и нормализации радиационной обстановки в реакторном отсеке была послана радиограмма в адрес командующего Тихоокеанского флота. В ответ мы получили радиограмму с приказом о возвращении в базу. При возвращении в базу на переходе морем по приказанию главного командного пункта личный состав отсеков произвел радиационное обследование поверхностей отсеков, приборов и механизмов подводной лодки. Радиационная загрязненность не была обнаружена, но все равно провели дезактивацию всех поверхностей. Радиационное обследование поверхностей 3-го этажа реакторного отсека произвел личный состав службы радиационной безопасности подводной лодки. Была обнаруженная ß-загрязненность около 500 расп./см² мин. в районе люка перехода на 2-ой этаж реакторного отсека. Личный состав реакторного отсека самостоятельно провел дезактивацию, загрязненность была ликвидирована. При входе в базу б. Павловского и швартовке к 4-му пирсу увидели, что нас встречает весь личный состав службы радиационной безопасности дивизии поднятый по тревоге: в средствах защиты органов дыхания и кожи, под командованием командира полковника В.Соколова. После швартовки к пирсу и приема питания электроэнергии с берега выход на пирс нам всем был запрещен до окончания радиационного обследования подводной лодки. Кроме этого, командир 1-го дивизиона капитан 3 ранга Б.Завьялов, командир реакторного отсека капитан-лейтенант Л.Гаврилов и вахтенный отсека (к сожалению Ф.И.О. не помню) были отправлены на санитарной машине в изолятор медсанчасти, где им прочистили желудки, напичкали таблетками, на стационарной установке провели обследование щитовидной железы на радиоактивный йод. Все обошлось хорошо. Через сутки наблюдения их отпустили домой.
Нагрудный знак "Служба РХБ защиты ТОФ ". Нагрудный значок "Долг и честь" РХБЗ. Командование службы радиационной безопасности дивизии были удивлены, что загрязненность поверхностей подводной лодки, кроме 2-го этажа реакторного отсека, отсутствует. Командование Тихоокеанского флота и 26-ой дивизии ожидали худшего, а обстановка на АПЛ еще раз подтвердила, что бдительное несение вахты, грамотные, своевременные, правильные действия личного состава АПЛ никогда не приведут к аварии с тяжелыми радиационными последствиями. Личный состав 4-го и 6-го отсеков, смежных с реакторным отеком, получил суточную дозу облучения, а аварийная партия, вместе со мной, получили по месячной дозе облучения. Приказом командира 26-ой дивизии всем участникам поиска источника повышения концентрации радиоактивных газов и аэрозолей на 2-м и 3-м этажах реакторного отсеков была объявлена благодарность. Микротрещина в месте сварки трубопровода охлаждения подшипника электродвигателя главного циркуляционного насоса реактора правого борта была устранена в конце июня 1972 года сварщиками Судоремонтного завода «Восток». В сентябре 1972 года я убыл с атомной подводной лодки на учебу в г. Ленинград на командный факультет 6-х Высших Специальных Офицерских ордена Ленина классов ВМФ, а через год после окончания учебы был назначен старшим помощником командира подводной лодки «К-59» 26-ой дивизии. В заключении я хочу привести слова Главнокомандующего ВМФ адмирал флота Советского Союза С.Горшков: «Нет аварийности оправданной и неизбежной, ее создают сами люди своей недисциплинированностью и безграмотными действиями». Из этих слов можно сделать вывод, если командование и офицерский состав корабля постоянно занимается политико-воспитательной работой, командирской, специальной и общей подготовкой, если весь экипаж будет отлично знать устройство корабля, то такой экипаж будет с уверенностью выходить в море для выполнения боевых задач. И вот такую уверенность давал всему экипажу командир атомной подводной лодки «К-122» капитан 1 ранга Борис Михайлович Мальков.
В ноябре 1973 года Борис Михайлович был назначен заместителем командира 26-ой дивизии подводных лодок Тихоокеанского флота, а в октябре 1975 года переведен в Москву, в Главный штаб ВМФ на должность старшего оперативного дежурного Центрального Командного пункта ВМФ, в феврале 1983 года ему было присвоено воинское звание «контр-адмирал». Борис Михайлович, мы подводники с атомной подводной лодки «К-122» Вами гордимся, потому что Вы наш «Учитель – человек с большой буквы». Вы отдавали каждому из нас частичку своей души!
Георгий: Служил в экипаже Малькова на К-122 в должности КГДУ. Хорошо помню торпедные стрельбы на приз Главкома осенью 1972 года. Длинный звонок оповещения о заклинке кормовых рулей на погружение, дифферент на нос. Я - командир 5 отсека – открываю согласно инструкции кормовую переборочную дверь и боцман пулей летит в девятый перекладывать рули вручную на всплытие. Потом в кают-компании замполит – Михайленко, пожалуй, единственный из замов которого вспоминаю с уважением, утешал командира: Ну и что, Борис Михайлович, что стрельбы сорвались, зато лодку спас, людей спас. Б.М.Малькова вспоминаю очень с большим уважением. Грамотный, требовательный и справедливый командир.
Шауров Александр Алексеевич. Штрихи биографии
Нахимовец, курсант. Парусно-моторная шхуна «Нахимовец», на которой воспитанники училища проходили морскую практику. (До 04.11.1950. - «Лавена» (б. финская шхуна «Амбра») нашла место в памяти и сердце подводника-адмирала.
И даже обрела новую жизнь в виде картины, подтвердив его художественные способности, многогранную талантливость.
Вице-адмирал Е.Д.Чернов: Однако энтузиазм у всех был высокий. Даже наш замполит Дорогов Михаил Кузьмич, решил получить допуск к самостоятельному управлению кораблём и начал сдавать экзамены и зачёты. Помощник командира капитан-лейтенант Шауров Александр Алексеевич, опытный подводник дизельных лодок, будучи прекрасным карикатуристом, изобразил замполита на ходовом мостике со штурвалом в руках. Подпись под рисунком была такая:
Все зачёты по плечу Замполиту Кузьмичу! Пройдёт неделя – Волнам назло Будет он водить судно!
В.М.Москалев. Кое-что о связи и связистах. - На службе отечеству: история выпуска ВВМУРЭ им. А.С.Попова 1971 г. - Санкт-Петербург: ВВМУРЭ, 2007.
У старпома поинтересовался, когда выходим, ответ последовал неопределенный. Такая неопределенность сохранялась пару дней, в итоге утром, около 6 утра, а ночевал я дома, раздался звонок. В дверях стоял водитель штабного УАЗика, который сообщил, что лодка уходит. Тревожный чемоданчик был наготове, прыгнул в машину, приезжаем на пирс, а лодка уже проходит боковые ворота. Опоздал на выход на боевую службу! Это — конец карьере, выговор по партийной линии, если не больше, и клеймо на служебной биографии, если она еще будет продолжаться. Я, уже не торопясь, сошел на пирс, дошел до его конца, было тихо, акватория подсвечивала разноцветными огоньками, и эти невеселые мысли крутились в голове. Прошла пара минут, слышу, кто-то сзади подходит, обернулся — начальник штаба дивизии, капитан 1 ранга Шауров, он знал меня еще по Гаджиево, с 1971 г., когда командовал экипажем первой лодки проекта 667А, «К-137». Я тогда был прикомандирован к его кораблю. «Ну, что, Москалев, на боевую службу опоздал?», — сказал он, но как-то без особой суровости в голосе. Я посмотрел на него удивленно, не шутит ли? Какие тут шутки, лодка там, а я здесь на пирсе, обернулся к выходу из базы, смотрю, приближаются пара огней, красный и зеленый. Подошел буксир, Шауров легонько толкнул в плечо. Нагнали лодку, к этому времени она уже вышла за острова, с рубки кинули конец, обвязали меня, и, крикнув в мегафон: «Принимайте представителя», — переправили мое тело вместе с чемоданчиком на борт субмарины.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru