Борьба флотских щеголей, среди которых большинство составляли курсанты, за возможность провести своё увольнение одетым в форму, «улучшенную» в соответствии с модой и своим вкусом - это отдельная богатая находчивостью, риском, курьёзами страница курсантской истории, требующая от пера особой лёгкости и остроты, а потому выходящая за рамки данных записок. Несмотря на внешнюю одинаковость, мы, естественно, были разными. Само собой, полный набор черт характера, который сделал каждого из нас такими, какие мы есть, был ещё только в потенции. Тем не менее, у всех уже обозначился своеобразный внутренний контур, создающий у окружающих, вкупе с внешним обликом, устойчивое впечатление о его обладателе. Каждый из одноклассников, ставших за время учёбы одинаково близкими и дорогими, оставил в моей памяти свой индивидуальный отпечаток черт и эмоций. Выделю, на мой взгляд, наиболее характерные. Вернее, те из них, которые устойчиво ассоциируются у меня с их образами, когда я вспоминаю подготские годы. Мягкий, толковый, неизменно доброжелательный Саша Лотоцкий - мы сразу избрали его комсоргом. Рассудительный, чуть ироничный, с выраженным музыкальным слухом Дима Кузнецов. Молчаливый, но изредка внезапно разражающийся резким высказыванием (прозванный за это «реактивным») Спартак Чихачёв. Трезвомыслящий пессимист Кира Маргарянц. Сдержанный оптимист Юра Клубков. Девственно наивный и честный Коля Кузовников. Тугой на мысль, но всепобеждающе упорный Марат Медведев. Любитель парадоксов, саркастичный Эрнст Молчанов. Лёгкий на улыбку и каверзы преподавателям Боря Юргенсон. Тихий юморист Володя Шустров. Расчётливый, наверно с пелёнок, Костя Лебедев. Дотошный умник Марк Гурович. Предпочитающий держаться в тени Боря Евтихов. Светлоголовый, с крупным пятном на затылке из более тёмных волос, застенчивый на вид Толя Осипов. Неконфликтный, «себе на уме» Коля Зимин. Скрытный, редко подающий свой тихий голос для реплики, как правило, язвительной, Игорь Смирнов. Самоуверенный, с ехидцей и «фиксой» Рэм Гордеев. Уравновешенный, в меру активный Володя Матвеев. По житейски сметливый, из тех, кто сам себя перехитрит, Миша Рождественский. О Серёже Плаксине и Юре Котвицком уже было сказано.
ЛВМПУ, 1947 год. 132 класс на якоре перед главным входом слева направо, сверху вниз: Володя Шустров, Спартак Чихачёв, Костя Лебедев, Коля Лапцевич, Серёжа Плаксин, Саша Лотоцкий, Боря Евтихов, Дима Кузнецов, Саша Гамзов, Кирилл Маргарянц, Юра Котвицкий, Юра Клубков, Коля Зимин, Володя Матвеев, Толя Осипов, Олег Кузнецов, Серёжа Никифоров, Коля Кузовников, Рэм Гордеев
Ещё троих, ставших в течение учёбы моими ближайшими друзьями, опишу более подробно и с проекцией на последующую жизнь. Серёжа Никифоров (Сергей Васильевич). Небольшого роста ладно сложенный блондин. Негустые очень мягкие на вид волосы слегка волнисты. Высокий гладкий лоб, лицо, покрытое чистой матовобледной кожей, суживается книзу, на щеках лёгкий румянец. Правильной формы короткий нос, голубые, очень заметные из-за светлых бровей и неглубокой посадки, глаза. Широкая улыбка, открывающая ровный ряд зубов с несколько удлинёнными передними резцами, посредине каждого из которых заметны по два небольших, в виде точек, углубления. При разговоре, особенно когда Сергей возбуждён или волнуется, голос его то становится низким, то вдруг срывается на фальцет, а губы слегка перекашиваются в гримасе пренебрежения (отнюдь им не испытываемого). Внешний вид Сергея неизменно опрятен, подтянут, форма аккуратно и умело подогнана и сидит на нём не без щегольства. Внутренний мир Сергея для меня во многом остался загадкой. Главная причина этого, как мне кажется, в том, что время нашей дружбы пришлось на юные годы, то есть в пору, когда собственные переживания взрослеющего человека заполняют его почти целиком, и ему совсем недосуг углубляться в мир чувств живущих рядом. Кроме того, по складу характера Сергей не принадлежит к натурам, у которых, что называется, «душа нараспашку». Сдержанный, корректный он свои переживания хранил при себе. В большой степени благодаря этим качествам, а так же способности моего друга оценивать происходящее рационально и трезво, не было между нами ни ссор, ни серьёзных размолвок. Наши отношения практически всегда были ровными, дружественными, даже тёплыми.
ЛВМПУ, 1947 год. Нас сфотографировали в классе во время самоподготовки. Слева направо: Серёжа Никифоров, Коля Лапцевич, Дима Кузнецов и ещё кто-то слабо виден
К тому же, живя друг с другом буквально бок о бок в течение многих лет (койки рядом, всегда за одной партой, общий бачок в столовой и так далее), никто из нас не делал попыток как-то «перевоспитать» другого. Похоже, мы оба устраивали друг друга такими, какими были. А товарищем Сергей был надёжным, его порядочность не вызывала сомнений.
Ленинград, 1952 год. Серёжа Никифоров, мой задушевный друг
Однако при всём том нельзя не отметить, что какие-то черты наших характеров, а, возможно, и более глубинные психологические различия, помешали нам стать нужными друг другу на всю жизнь. Правда, не способствовали, а скорее противодействовали этому, и внешние обстоятельства. После окончания училища пути наши не пересекались, за всё прошедшее время мы имели две-три короткие встречи (достаточно сердечные). Служба Сергея (весьма успешная, отмеченная государственными наградами) прошла на Черноморском флоте (с длительными «отлучками» в Египет и на Кубу). После неё он прочно осел в Севастополе - городе, который при всей своей притягательности так и не вошёл, к сожалению, в сферу моих служебных и личных интересов. И, тем не менее, наша училищная семилетняя дружба в моей душе жива по сей день. Саша Гамзов (Александр Васильевич) поступил в ЛВМПУ вместе со своими школьными друзьями Сашей Кулешовым и Борей Петровым. В училище они оказались в разных классах, но на их дружбе это не отразилось. Мои отношения с Сашей Гамзовым складывались постепенно, но по нарастающей: от первоначально нейтральных, через стабильно приятельские к прочным дружеским. Первое впечатление о Саше имело у меня, пожалуй, оттенок отчуждённо-настороженный. Причиной этому была его манера держаться, соединяющая в себе некую браваду с лёгкой «приблатнённостью». (В те времена блатными называли лиц, принадлежащих к уголовному миру, и все уличные хулиганы, включая мелких шкодников, «косили» под блатных). Однако очень скоро через эту мальчишескую защитную скорлупу стали видны истинные черты Сашиного характера: коммуникабельность, развитое чувство юмора, острое неприятие фальши, верность дружбе и морскому товариществу, готовность - нередко бесшабашную - постоять «за флот» и друзей. Впрочем, Сашина боевитость, напоминающая тогда задор молодого петушка, не была безрассудной, вполне уравновешиваясь его природной незлобивостью и здравым смыслом. Эти качества смягчали так же до приемлемой едкость его нередких реплик и острот, незамедлительно следовавших в адрес любого из нас, допустившего в своих поступках или словах неискренность, двусмысленность, а то и просто неловкость. А сопровождающая насмешку лукавая Сашина улыбка, как правило, вообще снимала обиду. Лицо Саши, покрытое лёгким налётом веснушек, голубоглазое, с приятными чуть округлыми чертами, венчала шапка вьющихся мелкими кольцами каштановых с рыжинкой волос, придавая его хозяину импозантность и дополнительную привлекательность. Среднего роста, с обычной для подростка стройностью, он с особой гордостью носил морскую форму, которая, в отличие от Серёжи Никифорова, сидела на нём не с аккуратной щеголеватостью, а с претендующей на «флотский шик» небрежностью.
Ленинград, 1952 год. Саша внимательно наблюдал за всем, что происходит вокруг
Офицерская служба Саши проходила на Балтийском (бронекатера) и Северном (тральщики) флотах. В 1960-м году в звании капитан-лейтенанта и с должности командира тральщика он уволился в запас по болезни. Я склонен думать, что не в меньшей степени, чем болезнь, причиной такого удивившего многих шага явилась сложившаяся в те годы на надводном флоте нездоровая, во многом унизительная обстановка выживания, вызванная массовыми сокращениями. На гражданке Саша окончил вечерний институт, переменил ряд профессий и нашёл место в жизни. Однако определённо можно сказать, что с его увольнением на кораблях убавилось на одного способного и преданного морю офицера, а Саше, кажется мне, всю последующую жизнь пришлось, что называется, «наступать на горло» главной мечте своей юности. Встречаясь с Сашей сейчас, на склоне лет, я порой удивляюсь тому, как много осталось у него от того, прежнего, которого я увидел впервые более полувека назад. Время сделало грузной его фигуру, лишило кудрей, разбавило бесшабашность возрастной оглядкой, а юмор иронией и сарказмом. Но лицо сохранило приятность, не потускнела любовь к морю и флоту, живы прежние верность дружбе и готовность придти на помощь. Как и тогда, он нетерпим к фальши и лицемерию.
«Песня о друге» («Если радость на всех одна — на всех и беда одна…») Григорий Поженян и Андрей Петров. -
Эту мысль я попытался выразить с шутливым гротеском в стихотворении по поводу его 70-летия.
А.В.Гамзову
«... Мы все бухарики и моты...» Из подготского гимна
Знатоки литературы заметят, что вторая строфа почти дословно взята из песенки Лепелетье о французском короле Генрихе IV. Осталась у Саши и склонность к прямолинейным категоричным оценкам, а так же даёт иногда себя чувствовать нетерпеливое нежелание вникнуть поглубже в доводы оппонента. Вполне объяснимые в молодости, эти качества сейчас могут создать впечатление несвойственной зрелому возрасту поверхностности. Однако эта, скажем так, горячность отнюдь не следствие недостатка ума. Она скорее, согласно французской поговорке, является во многом продолжением достоинств Сашиного характера. Следует добавить к этому, что подобная реакция на сегодняшние реалии в той или иной степени присуща всем нам - поколению, воспитанному партией на простых и ясных жизненных схемах, и органически отторгающему навязываемое сейчас обществу под видом «новых ценностей» лицемерное жлобство. С Олегом Кузнецовым (Олег Алексеевич), остававшимся, как Сергей и Саша, моим одноклассником в течение всех семи лет, мы особенно сдружились в последние два года учёбы. Третьим с нами был тогда Олег Долгушин - выпускник Рижского нахимовского училища. Сблизила нас, помимо всего прочего, сложившаяся аналогия в положении дел на личном фронте: у каждого к этому времени уже была постоянная девушка, наши отношения с которыми, развиваясь поступательно, были примерно в одинаковых фазах. Хотя увольнения мы, как правило, проводили по отдельности, со своими подругами, в училище, в перерывах между занятиями и лекциями, нам было о чём поговорить. (Подчеркну специально для теперешнего «продвинутого» молодого поколения: чувства наши носили серьёзный, но целомудренный характер, и в разговорах на эту тему налёт сальности для нас был неуместен).
При этом дружба обоих Кузнецовых (Олега и Димы) и моя с Серёжей Никифоровым не прерывалась, просто у каждого из нас дружеские интересы, расширяясь, укреплялись и с другими ребятами класса. Подобная естественная и безболезненная подвижность дружеских привязанностей возникает, по-моему, в очень сплочённых, сложившихся коллективах, когда отношения между его членами становятся близкими к семейным, братскими. Именно таким и стал наш класс после нескольких лет совместной жизни. Первое впечатление об Олеге у меня сохранилось отчётливо: среди нас, только что собранных в единую группу, он был, пожалуй, самый открытый. На уяснение того, что перед тобой хороший, дружелюбный человек не требовалось ни времени, ни особой наблюдательности. Олег сразу располагал к себе и внушал доверие. По отношению к окружающим он был мягок, но без излишней уступчивости, говорил то, что думал, однако его правдивость и прямота не были резкими или, тем более, оскорбительными. Психическому складу Олега было свойственно оптимистическое восприятие окружающего. В училище я его помню обычно в приподнятом состоянии духа и никогда - в унылом. Вполне соответствующим внутреннему настрою был и внешний облик Олега. Впечатление лёгкости исходило от его тонкой, чуть выше среднего роста фигуры, от слегка прыгающей походки и открытой улыбки, часто возникающей на его продолговатой с типично русскими чертами физиономии. Высокий лоб, прямой, чуть заострённый к кончику нос, голубые глаза под слегка выступающими надбровными дугами, тонкие очень выразительные губы на чистом без румянца лице, - всё это увенчивалось плотной волнистой массой густых, растущих ото лба вверх, тёмно-белокурых волос.
Ленинград, 1952 год. Будущий адмирал Олег Кузнецов
Простота и контактность Олега, его редкая для такого возраста способность слушать и вникать в доводы собеседника, привлекали к нему ребят. Говоря теперешним языком, его «рейтинг» в классе был постоянно одним из самых высоких. Но в лидеры он не стремился, предпочитая по врождённой скромности, не выделяться из общей курсантской массы. В общем, это была цельная, гармоничная и высоко порядочная натура. Таким он и прошёл свой прямой, славный, но очень нелёгкий путь, достигнув без всяких протекций, только упорной верностью избранной профессии, каторжным трудом на постоянно плавающих кораблях и, естественно, благодаря своим незаурядным способностям самых больших высот из курсантов нашего класса. Кто достаточно хлебнул изнанки воинской службы, хорошо знает, каким испытаниям подвергает она заложенные в человеке доброту и порядочность, какой силой духа и ума надо обладать, чтобы, поднимаясь по служебной лестнице, не разменять себя на сомнительные компромиссы. Чем выше должность, тем чаще и жёстче испытания.
Прежде чем представлять на подпись командиру исполненный тем или иным офицером документ, мне приходилось по нескольку раз его тщательно прочитывать, уточнять детали, проверять, исправлять и редактировать. Как оказалось в дальнейшем, приобретённый опыт такой работы для меня оказалась очень полезен. В эти годы были спланированы, тщательно подготовлены и достаточно успешно проведены несколько специальных оперативных мероприятий, в которых непосредственно участвовал командир части, контролируя действия исполнителей и поддерживая их разумную инициативу. Работать под началом и руководством Юрия Викторовича Гавриченко, который вскоре получил очередное воинское звание «капитан 1-го ранга», для меня было великое удовольствие.
Встреча с ветеранами Разведки, участниками Великой Отечественной войны 9 мая 1980 года в день 35летия Победы. В первом ряду: Н.И.Поляков, Г.А.Алейников, Ю.В.Гавриченко, А.А.Залевский и В.Н.Братухин. Во втором ряду: Евгений Насонов, старший матрос Саримсаков, Владимир Солодченко, Сергей Драпов, Игорь Трибой, Виктор Кугель, Владимир Шилов, Галя Подуровская (Касьянова), Владимир Биденин, матрос Шутов, Николай Верюжский, Владимир Васюхин, Михаил Шмарёв. В третьем ряду: матросы – рулевые, мотористы, связисты, строевые.
Осенью 1980 года мне исполнялось 45 лет. Это давало законное право, согласно действующим на тот период руководящим документам о прохождении военной службы офицерским составом, на увольнение в запас по возрасту для офицеров моего звания. Выслуга лет уже составляла более 25 лет и обеспечивала получение пенсии в размере 50% от должностного оклада и оклада по воинскому званию. В тех экономических условиях даже такая пенсия в принципе на первый случай обеспечивала нормальное существование. К тому же, для моего ещё работоспособного возраста, как я тогда предполагал, определиться с работой «на гражданке», не составляло больших трудностей. Всё чаще задумываясь об увольнении с военной службы, я, естественно, намеревался окончательно и бесповоротно возвратиться в так сказать, поближе к своим родственным корням. Однако подавать рапорт со своим прошением пока не торопился.
В первой половине 1981 года у меня с Юрием Викторовичем, которому, как я понимаю, хотелось знать намерения и планы своих подчинённых, состоялся пространный и ни к чему не обязывающий разговор о перспективах служебной деятельности. Я откровенно изложил свою точку зрения, что увольнение со службы, как выслужившего свой установленный срок, для меня есть реальная ситуация и в любой момент я готов написать рапорт. Хотя тот период для меня был самый результативный и плодотворный. Служебная деятельность складывалась как нельзя лучше, дела шли успешно, с оперативными офицерами отношения были исключительно деловыми, никаких недоразумений не возникало, создавалось впечатление, что как будто и не было тягостного и долгого десятилетия. По итогам специальной деятельности за последние годы Ю.В.Гавриченко вдруг объявил, что он представил меня к награждению медалью «За боевые заслуги», возможно, предполагая, что это будет моим последним аккордом перед увольнением в запас.
22. Неожиданное продвижение по службе.
В начале лета 1981 года я получил перспективное предложение продолжить службу в должности старшего офицера 2-го отдела Управления Разведки Тихоокеанского флота. Сейчас я уже точно не помню, кто со мной вёл беседу на эту тему: то ли Ю.В.Гавриченко, то ли Ю.М.Гитлин, являвшийся тогда начальником 2-го отдела, а, возможно, они оба, потому что, как раз в тот момент, у нас в части находилась комиссия из Владивостока с очередной проверкой. В тот период на этой должности находился Валерий Иванович Смирнов, весёлый, радостный, неунывающий, всегда оптимистично настроенный человек, служебная карьера которого на Тихоокеанском флоте была не столь продолжительна.
Валерий Иванович Смирнов. Владивосток. 1980 год.
В течение нескольких лет, находясь в нашей хабаровской «конторе», Валерий прослужил ровно, бесконфликтно, никому не перечил и не старался отстаивать свою точку зрения, но не прогибался и не угодничал, чему, вероятно, способствовали качества, выработанные в период учёбы в суворовском училище. Свои обязанности выполнял в требуемом объёме. В поведении был быстр и динамичен. Спортивную форму поддерживал игрой в теннис. Более полугода он находился в зарубежной командировке в стране с влажным и жарким климатом. По возвращению в Хабаровск к месту прежней службы стал испытывать периодически обостряющиеся приступы сильнейшей астмы. Такая болезнь не давала основания на досрочное увольнение в запас по болезни. Валерия Смирнова назначили во Владивосток. Однако служба в Приморье, где климат характеризуется повышенной влажностью и постоянной сыростью, оказалась для него не столько трудной, сколько губительной и совершенно не подходящей для здоровья. Валерий Иванович стал активно ходатайствовать о переводе его для службы в другой регион, и его просьбу, к счастью, удовлетворили, направив служить в Севастополь на равнозначную должность. Освободившееся место во Владивостоке после отъезда Смирнова мне и предложили занять. Надо сказать, что в том далёком 1981 году двенадцатилетний срок моего пребывания в этой «конторе» подходил к завершению. Следовательно, получалось так, что из числа оперативных офицеров я здесь оказался не только долгожителем, но и самым старым по возрасту. Дав своё согласие на это предложение, я считал, что новый участок работы будет вполне соответствовать моим знаниям и опыту предыдущей деятельности. Более того, была перспектива получить последнее офицерское воинское звание «капитан 1-го ранга». Так на практике и получилось. С большой душевной благодарностью вспоминаю, что с моим решением на переезд во Владивосток была согласна моя жена, Маечка, для которой такая новость, как мне кажется, была не только неожиданна, но и не очень благожелательна, поскольку многое приходилось менять в её привычной и устоявшейся с годами жизни. Но она, молодец, без дополнительных уговоров понимала главный принцип семейной жизни военнослужащих – куда муж, туда и жена. Причин для переживаний, конечно же, было предостаточно. Маечке пришлось расстаться с работой, на которой она проработала более двадцати лет и числилась знающим и опытным специалистом-проектировщиком в крупном проектном научно-исследовательском институте. В Хабаровске оставались 60-летняя мать, Татьяна Михайловна, вдова, похоронившая своего мужа Серафима Фёдоровича двумя годами раньше, и 23-летняя дочь, Наташенька, к тому времени вышедшая замуж и уже имевшая трёхлетнего сына Женю.
Татьяна Михайловна Ильенко с правнуком Женей Полосухиным. Хабаровск. 1981год.
Я это понимал и старался убедить, что предстоящие изменения мы все вместе достойно переживём и постараемся избежать возможных негативных моментов. Вспоминая те годы, мне кажется, что произошедшие события не внесли большого дискомфорта в родственные отношения близких людей. Забегая несколько вперёд, скажу, что сравнительно не очень большая удалённость между городами Владивосток и Хабаровск по дальневосточным меркам, всего-то 700 километров, что составляло несколько часов езды на собственной машине ВАЗ 2106, которую я тогда приобрёл, давала возможность частого родственного общения. Тем более, что во Владивостоке проживала со своей семьёй Екатерина Михайловна, младшая родная сестра Татьяны Михайловны, имевшая свой собственный дом с большим приусадебным участком в ближайшей к городу курортной зоне недалеко от пляжного берега Уссурийского залива, куда мы частенько выбирались поплавать и позагорать. Гостеприимная тётя Катя и её семья: два взрослых сына Павел и Александр и муж во втором браке Василий Ефимович, всегда были рады приезду близких родственников и душевным встречам с родной сестрой Татьяной, племянницей Маей, двоюродной внучкой Наташенькой со своим мужем Виктором и сыном Женей. Это было замечательное время, которое вспоминается с большой теплотой.
В июне 1981 года приказ о моём назначении во 2-ой отдел Разведки Тихоокеанского флота был подписан. Передача дел и обязанностей начальника Первого направления в Хабаровске, которые принял Юрий Николаевич Лукьянов, степенный, рассудительный, твёрдый по характеру офицер, не заняла много времени. Помню, что Юрий Викторович Гавриченко на общем совещании всех сотрудников нашей части объявил о моём переводе к новому месту службы, вручил приветственный адрес, где отмечались положительные результаты моей работы, и пожелал успехов на высокой должности в Разведывательном управлении
Не избалованный повышенными знаками внимания в течение почти двенадцатилетней службы я был очень приятно удивлён не столько вручением мне этого приветственного адреса, сколько его содержанием, поскольку во времена «пыжовщины» результаты моей деятельности или умалчивались, или подвергались безосновательной критике. Весьма скромные и сдержанные, но искренние и справедливые слова оценки моей прошлой работы и добрые пожелания на будущее не показались мне дежурными.
Уважаемый Николай Александрович! Двенадцать лет Вы посвятили службе в нашей части. За этот период Вы прошли путь от рядового оперативного офицера до начальника направления. Много сил и здоровья отдали повышению боеготовности и боеспособности дальневосточных рубежей нашего государства. Желаем Вам на новом месте службы большого личного счастья, долгих лет жизни, новых успехов в благородном и почётном труде на благо укрепления могущества нашей любимой Родины!
В ответном слове я сказал, что расставаться с коллективом, в котором прошли мои самые работоспособные и деятельные годы, не придётся, поскольку останусь куратором данного хорошо знакомого и детально известного направления работы. По прибытию во Владивосток первым делом я представился начальнику 2-го отдела капитану 1-го ранга Юрию Михайловичу Гитлину, хорошо мне известному по совместной службе в Хабаровске.
Капитан 1 ранга Юрий Михайлович Гитлин. Владивосток. 1980-е годы.
Первая беседа при представлении о моём назначении прошла по-деловому, наставительно, твёрдо, как требовало соответствующее служебное положение. Вместе с тем достаточно доброжелательно и даже заботливо, что проявилось в том, что впервые за всю к тому времени двадцатичетырёхлетнюю офицерскую службу на 46-м году жизни мне было объявлено о выделении служебной жилплощади в виде двухкомнатной малогабаритной квартиры. Это было просто невероятно! Excellently! При чём здесь, спрашивается, неусыпная забота коммунистической партии и советского правительства об офицерских кадрах, как тогда на всевозможных совещаниях широко и необузданно декларировалось, и чему до сего времени многие слепо верят? В отношении меня решение было принято непосредственно начальником 2-го отдела, вероятней всего, по согласованию с начальником Разведки флота, которым тогда являлся капитан 1 ранга Эдуард Петрович Лопатин. В моей памяти сохранились четыре начальника 2-го отдела, которые последовательно за эти годы сменяли друг друга: П.И.Афанасьев, И.И.Тетерников, Ю.Н.Столяров и Ю.М.Гитлин. Самым подготовленным в профессиональном отношении разведчиком с довоенным опытом, по моим взглядам, являлся капитан 1-го ранга
В июле 1941 года на базе водолазной школы, эвакуированной из Выборга в Ленинград, по инициативе начальника ЭПРОНа контр-адмирала Фотия Ивановича Крылова при разведотделе штаба КБФ была сформирована рота особого назначения. О создании такого подразделения особенно ходатайствовал офицер РО капитан 3 ранга Павел Иванович Афанасьев. - РАЗВЕДКА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ. В.Н.Андреев, Ю.М.Игнатенко, В.Г.Литвиненко.
Военно-морское училище имени М.В.Фрунзе он окончил ещё в тридцатые годы, служил на кораблях, а затем оказался в разведке. Накануне войны находился в составе аппарата военно-морского атташе в Берлине. Павел Иванович, хотя и не был многословен, однако иногда рассказывал о своём в то время руководителе военно-морском атташе контр-адмирале А.М.Воронцове, тревожной предвоенной обстановке в Германии, тех трудных испытаниях, которые пришлось претерпеть с началом войны для выезда в Советский Союз окольными путями, чтобы не быть интернированным и не оказаться в фашистском концлагере. Возвратившись на Родину после нескольких месяцев вынужденной езды по нейтральным странам, Афанасьев был назначен в Разведку Северного флота, где участвовал в разведывательном обеспечении кораблей Северного флота, осуществлявших охранение английских конвоев при следовании в Мурманск. После увольнения с военной службы Павел Иванович остался работать во 2-м отделе в качестве специалиста-инструктора, к мнению которого, как я помню, прислушивался даже начальник Разведки Юрий Максименко. Павел Иванович Афанасьев являл нам настоящий образец подлинного ветерана Разведки. Хочу заметить о ветеранском движении вообще – это очень интересный и важный факт! По инициативе ветеранов Разведки Тихоокеанского флота, кстати говоря, не только участников войны, а всех тех, кто прослужил в её рядах пять и более лет, специальным решением объявляли «Ветеранами Разведки КТОФ». Председателем Совета ветеранов был единодушно избран капитан 1-го ранга в отставке Павел Иванович Афанасьев. Ветеранский коллектив оказался довольно многочисленный и каждому в торжественной обстановке, на сколько это было возможно, вручалось соответствующее удостоверение и значок «Ветеран Разведки КТОФ».
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
