Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Модернизация производства от А до Я

Модернизация производства от А до Я

Поиск на сайте

Вскормлённые с копья - Сообщения за 30.03.2014

Л.А.КУРНИКОВ. ПОДВОДНИКИ БАЛТИКИ. - Санкт-Петербург, 2012. Часть 18.

Торжественная встреча героев

Выглядела Щ-303 отнюдь не по-парадному: нос кривой, в стальном ограждении рубки — рваные пробоины. Но это не помешало устроить ей торжественную встречу в Кронштадте с оркестром и цветами, с построением на пирсе Купеческой гавани экипажей всех находившихся в базе лодок.



Триумфальные ворота для встречи экипажей подводных лодок Щ-406 и Щ-303. Кронштадт, база подплава, 9 августа 1942 года

На встречу прибыл Военный совет флота во главе с командующим. Швартовы принимали как эстафету моряки с лодок, готовившихся к боевым походам.
Первой вошла и ошвартовалась Щ-406.




Евгений Яковлевич Осипов

Выслушав у трапа рапорт капитан-лейтенанта Осипова, вице-адмирал Трибуц обнял его и дал оценку сделанному в море короткой и ёмкой фразой:
— Вы настоящий подводник!
Проводя по поручению командира бригады разборы обоих походов, я с удовлетворением мог отметить проявленное Осиповым тактическое мастерство, настойчивость и упорство в выполнении поставленной задачи.




Подводная лодка Щ-406 возвращается из боевого похода



Член Военного совета КБФ А.Д.Вербицкий вручает ордена экипажам подводных лодок Щ-303 и Щ-406

В целом неплохо показал себя в первом боевом походе и Травкин. Отрадно было, что наши молодые командиры демонстрируют уже иной класс, иной, более высокий уровень боевого мастерства по сравнению с большинством походов и атак прошлой кампании.
Командиры и военкомы отмечали самоотверженное выполнение воинского долга всем личным составом. Не подлежало сомнению, что боевых наград заслуживают все без исключения члены экипажей обеих подлодок.
Лодку Осипова, как наиболее отличившуюся, решили представить к ордену Красного Знамени.


Реорганизация проводов и встреч подводных лодок

Естественно, мы были озабочены тем неприятным фактом, что при возвращении «Щуки» Осипова её поджидали корабли противника. Объяснить это простой случайностью было трудно. Враг как-то разведал, где происходят рандеву подлодок с кораблями обеспечения. И это, по-видимому, означало, что с организацией встреч возвращающихся лодок и вывода с Лавенсари уходящих в море не всё в порядке.
У командования Островного сектора береговой обороны, которому там всё подчинялось, хватало, конечно, и других забот, связанных прежде всего с укреплением обороны островов. А обеспечение лодок в передовой маневренной базе требовало специального внимания, и, очевидно, было недостаточно того, что на Лавенсари периодически наведывались командиры дивизионов, провожавшие свои лодки, или кто-нибудь из штаба бригады.




Иван Васильевич Травкин

Обсудив всё это со мною, Андрей Митрофанович Стеценко пришёл к выводу, что бригаде необходимо иметь на Лавенсари своего «полпреда» при штабе Островного сектора. В штабе флота с этим согласились, и на остров был послан в этом качестве капитан 2-го ранга В.А.Полещук. Из дивизиона подводных минзагов, который он возглавлял, плавали всего две лодки: Л-3 и «Лембит». Комбриг временно подчинил их командиру 6-го дивизиона.



Уполномоченный на Лавенсари бригады подводных лодок Владимир Антонович Полещук

Полещук был уполномочен решать совместно со штабом Островного сектора все вопросы, связанные с прохождением подводных лодок через Лавенсари и стоянкой их там. Комбриг обязал его лично участвовать в организации вывода лодок к точкам погружения и их встреч при возвращении из походов. Владимир Антонович вполне подходил для такой миссии: опытный подводник и вообще отличный моряк, прекрасно знавший Балтику, он обладал и организаторской жилкой, и предусмотрительностью.
Быстро став на Лавенсари своим человеком, Полещук помог улучшить обеспечение подлодок. Для их прикрытия, особенно при возвращении с моря, стала активнее использоваться островная авиаэскадрилья. Врагу больше не удавалось устраивать нам такие сюрпризы, как при возвращении Осипова.
Телефонной связи с Лавенсари не было, переговоры с Полещуком велись по радио. С появлением там нашего «полпреда» остров словно приблизился к штабу бригады, всё происходящее там стало виднее.
Первый эшелон завершал свои походы.
Продолжить активные действия на коммуникациях противника без всякой паузы, не давая врагу передышки, готовились лодки второго эшелона.


Героический поход С-7

Но я должен рассказать ещё об одной подлодке, которая из кораблей своего эшелона вернулась самой последней, 12 августа, уйдя из Кронштадта ещё в июне.
Эта лодка С-7 под командованием С.П.Лисина, ставшего капитаном 3-го ранга, посылалась в центральную часть Балтики, в районы к востоку от острова Готланд (не путать с Гогландом), где не только пролегали трассы морских перевозок противника, но и появлялись, по данным нашей разведки, его боевые корабли. 50-суточный поход С-7 был насыщен событиями, принёс экипажу лодки и победы, и неудачи, причём не раз воля к победе, упорство и решительность преодолевали неудачу, обеспечивая в конечном счёте боевой успех.
Помню, когда был принят от Лисина сигнал о выходе из Финского залива, все, кому это докладывалось, переспрашивали, то ли слово принято, уверен ли в точном приёме радист? Сигнал поступил раньше, чем его ожидали даже с учётом того, что лодка пошла кратчайшим из возможных маршрутов обхода Гогланда, — северным, который позволял обойтись в заливе одной зарядкой батареи. Командиру С-7 помогла погода: выдался редкий для середины лета пасмурный, дождливый день, и Лисин рискнул пройти часть пути в надводном положении, под дизелями. Так было легче преодолеть минное заграждение, рассчитанное на лодки, идущие под водой, и, конечно, выигрывалось время.




Командующий КБФ адмирал В. Ф. Трибуц беседует с командиром подводной лодки С-7 С. П. Лисиным, провожая его в боевой поход. Кронштадт, весна 1942 года

С-7 форсировала Финский залив за 68 часов — рекордный показатель в той кампании.
Ещё через сутки лодка была на назначенной ей позиции, а день спустя, произошла первая встреча с противником. Шёл одиночный транспорт. В этом районе моря, как видно, ещё не очень опасались наших подлодок. Но лёгкая, казалось бы, атака сорвалась: торпеда не вышла из-за неполадки в механизмах аппарата. Лисин, поддерживаемый своим другом — комиссаром Гусевым, не смирился с неудачей. Он решил, поскольку обстановка это позволяла, всплыть, догнать транспорт на полном ходу и повторить атаку. Т ак и было сделано. Одной торпеды, выпущенной с короткой дистанции, хватило, чтобы поразить цель. На глазах у подводников транспорт разломился на части и затонул.
Следующая атака была сложнее. Крупный транспорт сопровождало сильное охранение, включавшее даже эсминец. Всё маневрирование, вплоть до команды «Пли!», Лисину удалось провести, не выдав присутствия лодки. Чтобы поразить цель наверняка (дистанция была около мили), он решил стрелять тремя торпедами. Атака удалась, но в момент залпа лодку обнаружили с эсминца. Началась погоня за ней, были сброшены десятки глубинных бомб. Однако серьёзных повреждений лодка не получила, и, думается, не только по счастливой случайности, но и благодаря искусному маневрированию.
Через час, оторвавшись от преследования, Лисин смог подвсплыть под перископ, чтобы удостовериться в результатах атаки. Там, где затонул транспорт, стоял сторожевик, и шлюпки всё ещё подбирали людей из воды.




На полном ходу в надводном положении Лисин преследует фашистский транспорт

После этого С-7 получила приказание перейти на коммуникацию, которую мы называли восточной, — к портам захваченной врагом Советской Прибалтики. Лисин сменил только что ушедшую оттуда «Щуку» капитана 3-го ранга Вишневского.
Действия подлодок в этом районе осложняло мелководье. Немецкие конвои, состоявшие из не очень крупных судов, жались к берегу и держались насторожённо. Эту насторожённость Лисин сразу ощутил, когда заканчивал, казалось, успешно первую здесь атаку. На транспорте, в который был нацелен залп, хорошо наблюдали за морем, след торпеды был замечен, и судно успело отвернуть. Т ранспорт шёл без охранения, и командир лодки, как он уже делал две недели назад, продолжил атаку в надводном положении. Но теперь он ввёл в действие артиллерию. Потопить транспорт артогнём, правда, тоже не удалось. Берег был близко, и капитан выбросил повреждённое судно на камни. Но из строя оно выбыло надолго.




Шведский рудовоз «Лулео», потопленный подводной лодкой С-7. 14 июля 1942 года

Лисин искал пути к боевому успеху в нешаблонных решениях. В другой раз был обнаружен на подходах к Либаве конвой, который держался настолько близко к берегу, что маневрирование под водой вообще исключалось. В прошлую кампанию при таких обстоятельствах от атак, как правило, отказывались. Но командир С-7 продул главный балласт, решив атаковать из позиционного положения.
Лодка могла идти под дизелями, то есть иметь большую скороеть. Срочное погружение, если бы оно понадобилось, произвела бы быстрее. Запас глубины был так мал, что Лисин опасался, как бы торпеды не чиркнули по прибрежным камням. Тогда они взорвались бы, не дойдя до цели. Но цель он поразил. Концевой транспорт конвоя был потоплен на фарватере почти у входа в Либавский порт.




Михаил Леонидович Хрусталёв

Уже истёк расчётный срок автономности, а на лодке ещё оставалась одна торпеда. Цель для неё нашлась близ маяка Ужава, свидетеля драматических событий начала войны. Но и в этом случае атакованный одиночный транспорт уклонился от торпеды резким поворотом, и ещё раз Лисин ввёл в бой лодочное орудие. Финский транспорт «Похоянлахти» был потоплен.
На подходах к Лавенсари, уже после встречи с катерами ОВРа, нашу лодку пыталась атаковать немецкая. Катер-охотник старшего лейтенанта Н.Д.Докукина вовремя её обнаружил и отогнал. Мы не придали тогда большого значения появлению немецкой субмарины вблизи Лавенсари. А как потом выяснилось, гитлеровское командование начинало использовать свои подводные силы для действий против наших лодок в широких масштабах.
Отчитываясь о походе С-7, её командир и военком очень высоко оценивали боевую работу своих подчинённых. Особо отмечались мастерство штурмана старшего лейтенанта М. Л. Хрусталёва и инженер-капитан-лейтенанта В.Е.Коржа, исполнявшего обязанности командира электромеханической боевой части.
Впрочем, Лисин и Гусев могли привести примеры самоотверженного выполнения воинского долга буквально каждым членом экипажа. Командование бригады согласилось с тем, что моряков, не заслуживших награды за этот поход, на лодке нет.




Виктор Емельянович Корж

О наградах Родины

Командиры и военкомы подводных лодок, наиболее успешно действовавших в первом эшелоне: С.П.Лисин и В.С.Гусев, Е.Я.Осипов и В.С.Антипин, И.М.Вишневский и М.Д.Калашников, И.В.Травкин и М.И.Цейшер были приняты в Смольном Военным советом Ленинградского фронта.
Руководители обороны Ленинграда поблагодарили их за помощь фронту и призвали наращивать удары по неприятельским морским перевозкам. Подчёркивалось, что потопление каждого фашистского транспорта с боевым грузом или войсками ощущается под стенами Ленинграда. Подводники вернулись из Смольного воодушевлёнными и взволнованными.
Примерно в это время Военный совет флота предложил командованию бригады представить особо отличившихся подводников к званию Героя Советского Союза. Наверное, может возникнуть вопрос, почему мы ждали, пока об этом скажут старшие начальники? Но проявлять в таком деле инициативу тогда не было принято. С начала войны из балтийцев были удостоены звания Героя лишь несколько флотских лётчиков, а с кораблей ещё никто.
Среди подводников стали Героями Советского Союза только прославленные североморцы: И.А.Колышкин, И.И.Фисанович, В.Г.Стариков и Н.А.Лунин. Мы не удивились, что Военный совет жёстко ограничил число возможных представлений с бригады, — не более двух.
— Пока двух, — пояснил комбриг Стеценко, приехавший с этим от командующего.
Само собой разумелось, что представлять следует особо отличившихся командиров лодок. Но выбрать из них двух самых достойных оказалось довольно трудно. Комбриг и военком бригады советовались с командирами дивизионов, долго обсуждали возможных кандидатов. Участвовал в этих обсуждениях и я. С учётом всего достигнутого лучшими командирами кораблей решено было представить к высшей боевой награде капитанов 3-го ранга Е.Я.Осипова и С.П.Лисина. Военный совет флота наши представления поддержал, и они ушли в Москву.


Боевой опыт первого эшелона

За два месяца, прошедшие с начала активных боевых действий, общее число неприятельских судов, потопленных на Балтике подводниками, как и их суммарный тоннаж, превзошли итог всей кампании сорок первого года. Причём в море выходило пока значительно меньше лодок, чем тогда. И сделанное их экипажами измерялось не только тем, сколько фашистских транспортов пошло на дно.
Провалился план врага запереть наш флот в Ленинграде и Кронштадте, не выпустить советские корабли из Финского залива. Они действовали в самых различных районах Балтийского морского театра вплоть до Данцигской бухты. А для этого потребовалось преодолевать заграждения, которые — это уже было ясно — превосходили все препятствия, известные в морской истории. Самым труднопроходимым противолодочным заграждением считался до того англо-французский Дуврский барраж Первой мировой войны, но прорываться через него было наверняка легче.
При всём этом командованию и штабу бригады вновь и вновь приходилось задаваться вопросом: нельзя ли было сделать в море больше? Ведь не все лодки первого эшелона возвращались с боевыми успехами.
Безрезультатным оказался поход С-4, чего никто не ожидал. Капитан 3-го ранга Д. С. Абросимов был одним из опытных командиров. Высокой выучкой и сплочённостью отличался экипаж этой «эски». Но вот что произошло в походе.
С-4 посылалась в среднюю чаеть Балтики и район, примыкающий к Данцигской бухте. Абросимов первым в эту кампанию вызвался форсировать Финский залив, обходя Гогланд с севера, маршрутом самым коротким, но считавшимся наиболее трудным, и доказал его проходимость. Подлодка вышла в открытое море и дошла до назначенной ей позиции, только один раз попав под бомбёжку, не очень сильную и как будто не причинившую ей существенных повреждений. Однако, когда дело дошло до первой атаки, обнаружилось, что передние крышки торпедных аппаратов нормально не открываются, и атака сорвалась.
Систему открывания крышек постарались отрегулировать, и казалось, что это удалось, но ввести оружие в действие долго не представлялось случая: в районе позиции противник не появлялся. Когда же, наконец, Абросимов смог снова выйти в атаку, крышки торпедных аппаратов опять не открылись...
После этого командиру С-4 было приказано возвращаться в базу. В Финском заливе Абросимов вновь благополучно прошёл северным маршрутом, который после этого стал использоваться и другими кораблями. Вернулись командир и экипаж, естественно, не в лучшем настроении: прийти ни с чем было обидно. Однако никаких претензий к Дмитрию Сергеевичу Абросимову не предъявлялось: всё подтверждало, что он настойчиво искал встречи с противником.
Что же касается торпедных аппаратов, то тщательное их обследование специалистами привело к такому выводу: даже близкие разрывы глубинных бомб, вероятно, не вывели бы аппараты из строя, если бы вооружение лодки прошло зимой капитальный ремонт, требовавшийся по всем правилам и срокам. Тяжелейшей была блокадная зима, наши ремонтные возможности крайне ограничились. И всё же приходилось сказать себе, что состояние вооружения и технических средств на каждой подлодке необходимо контролировать более строго.


Сообщения Совинформбюро о победах подводников

О победах подводников сообщалось в сводках Совинформбюро. Кратко, лаконично, как сообщалось тогда и о военных событиях, гораздо более значительных. И, как правило, без упоминания о том, что это имеет отношение к подводникам. Обычная формулировка была такая:
«Нашими кораблями в Балтийском море потоплен транспорт противника водоизмещением столько-то тонн».
Только те, кто знал, что другие корабли на Балтике не плавают, понимали, — это работа подводников.
Вероятно, эти коротенькие сообщения о потоплении вражеских кораблей были очень важны для страны.
Во второй половине лета обстановка на фронтах стала, может быть, ещё более тяжёлой, чем в сорок первом. Недавно был оставлен Севастополь, — последняя наша опора в Крыму. Враг вторгался на Кавказ, прорывался к Волге. Ленинград оставался в жёстком кольце блокады и под угрозой нового штурма. Промелькнувшее в сводке известие о боевом успехе, — пусть не на главных направлениях, пусть на море, — было нужно людям как подтверждение того, что где-то мы одолеваем врага. Сегодня где-то, значит, завтра и в других местах!
Член Военного совета флота корпусной комиссар Н.К.Смирнов (все сообщения с Балтики для Совинформбюро проходили через него) ещё в начале кампании приказал мне и не раз напоминал: о потоплении подводными лодками какого-либо вражеского судна докладывать ему в любое время суток. Т акие сведения получал прямо с моря и штаб флота, но член Военного совета считал, что доклад из штаба бригады вернее.
Как-то я высказал ему опасение, как бы огласка потопления неприятельских судов не привела к раскрытию присутствия наших подлодок там, где противник ещё не обнаружил их достоверно, а гибель транспортов мог объяснять подрывом на минах.
— Будем учитывать это, — обещал Николай Константинович и повторил: — докладывайте немедленно, абсолютно в любое время.
Надо сказать, что в Совинформбюро заботились о том, чтобы не разгласить лишнее, запутать противника. Сообщения о наших боевых успехах нередко придерживались, давались обычно без дат и без указания районов моря. События более поздние могли попасть в сводку прежде, чем происшедшие раньше. Подчас сам командир, потопивший немецкий транспорт, не мог понять, о его боевом успехе сообщали сегодня по радио или о чьём-то ещё. Наверное, так было нужно.
Все в бригаде настраивались на то, чтобы развивать успехи первого эшелона, хотя и не приходилось сомневаться, легко это не даётся. Убеждаясь, что заграждения, созданные в Финском заливе, прорываются, противник продолжал их усиливать, подновлять.
Поступали сведения о том, что немцы готовятся ставить противолодочные сети. Заметно возрастало число патрулирующих над заливом противолодочных самолётов, вооружённых глубинными бомбами.
Но были и факторы, работавшие на нас. Миновала пора белых ночей, тёмного времени всё прибывало, и это не только облегчало всплытия для зарядки батарей (в пору белых ночей они были сопряжены с огромным риском, а иногда становились просто невыполнимыми), но и расширяло возможности для ночных надводных атак, в которых лодки обретают большую маневренность. И, конечно же, второму и третьему эшелону должен был помочь опыт первого. Мы теперь лучше знали, чего можно ждать от противника и как преодолевать создаваемые им преграды.




Большая подводная лодка — минный заградитель тринадцатой серии типа «Ленинец»

Глава восьмая

НАРАЩИВАЯ УДАРЫ

Подводные лодки второго эшелона


Подводные лодки второго эшелона — четыре «Щуки», одна «Эска», минзаги Л-3, «Лембит» и три «Малютки» (они предназначались для действий в Финском заливе, прежде всего для разведки) переводились в Кронштадт освоенным уже способом, группами по два-три корабля.
Надо отдать должное командиру ленинградского ОВРа капитану 2-го ранга А.М.Богдановичу: проводку лодок по Невской губе, по-прежнему обстреливаемой немцами с южного берега, он обеспечивал с ещё большей предусмотрительностью, чем в июне. А кронштадтские овровцы делали всё возможное, чтобы надёжнее защитить подлодки на переходе до Лавенеари.
Флотские ВВС приурочили к началу развёртывания второго эшелона очередные удары по базе неприятельской противолодочной флотилии в Котке. Самолёты 15-го отдельного разведывательного авиаполка держали под наблюдением весь Финский залив.
Как уже говорилось, второй эшелон сменял на боевых позициях первый без какой-либо паузы. Возвращавшаяся с моря С-7 капитана 3-го ранга С.П.Лисина, «замыкающая» первого эшелона, встретилась на Лавенсари с Л-3 капитана 2-го ранга П.Д.Грищенко и М-96 капитан-лейтенанта А.И.Маринеско, — авангардом второго эшелона. Встреча в островной маневренной базе выглядела как передача боевой эстафеты. Но она была полезна и в самом практическом смысле. Лисин поделился свежими наблюдениями об обстановке в заливе. Штурман Л-3 перенёс с путевой карты штурмана С-7 на свою всё то, что могло ему пригодиться. Перед тем, в Кронштадте предусмотрительный Пётр Денисович Грищенко, застав там только что вернувшиеся из походов «Щуки» Е.Я.Осипова и И.В.Травкина, о многом расспросил и их, познакомился с журналами боевых действий обеих лодок.
Мы поощряли такую прямую товарищескую передачу опыта, так сказать, из рук в руки, помогавшую командирам лучше ориентироваться в обстановке. Но, естественно, штаб стремился довести до командиров, уходящих в море, и суммированный, проанализированный опыт их предшественников с необходимыми выводами-рекомендациями. Это касалось, например, тактики преодоления противолодочных рубежей. Уточнялись и маршруты их форсирования. И, забегая вперёд, следует сказать, что лодки второго эшелона в среднем затрачивали на прохождение Финского залива меньше времени, чем корабли первого, хотя условия плавания не стали более благоприятными.
В поиски способов форсирования минных полей с учётом вводимых противником новшеств, включились бригадные изобретатели, рационализаторы корабельной техники. Вносилось немало предложений, правда, не всегда обоснованных, а порой неосуществимых, но всё рациональное мы старались использовать, проверить в действии.




Командир подводной лодки С-7 С.П.Лисин и командир подводной лодки Щ-406 Е.Я.Осипов обмениваются опытом преодоления противолодочных рубежей противника. Кронштадт, 1942 год

В 1942 году противник приступил к массовой постановке антенно-гальваничееких мин с зарядом в 300 килограммов тротиловой смеси. Мины снабжались двумя антеннами из медной проволоки длиной до 30–40 метров, перекрывавшими всю глубину залива. Верхняя поддерживалась поплавком, нижняя крепилась к минрепу. Коснись корпус лодки этой антенны, и последует взрыв...
Ответом на эти вражеские мины явился предложенный группой инженер-механиков резиновый пояс, охватывавший подводную лодку по привальному брусу, то есть по самой широкой части корпуса, где вероятнее всего мог произойти контакт с антенной. Это защитное средство не давало никаких абсолютных гарантий, поскольку антенна мины могла задеть лодку и в другом месте, и всё же оно, думается, предотвратило не одну беду.
А командир не плававшей пока К-51 капитан-лейтенант Лепёшкин придумал «миноотвод», — конструкцию из лёгких алюминиевых трубок, устанавливаемую в носовой части лодочной надстройки. Это устройство было в опытном порядке смонтировано на нескольких подлодках второго эшелона, в том числе и на Л-3.
Испытания, проведённые на Неве, показали, что «миноотвод» как будто действует. Однако устройство было довольно громоздким и оказалось непрочным при штормовой погоде. А для погруженной лодки нет хуже, если какой-то кусок металла начинает стучать по корпусу, тогда лодку легко обнаружить даже на большом расстоянии. Т ак что в море от «миноотводов» приходилось избавляться.
К лодке капитана 2-го ранга П. Д. Грищенко я вернусь после того, как расскажу о не очень длительном походе «Малютки», ушедшей с Лавенсари в один с нею день, 12 августа.


Продолжение следует

Рыцари моря. Всеволожский Игорь Евгеньевич. Детская литература 1967. Часть 24.

***

Сначала меня и Валерку называют по именам на поверках: «Коровин Валерий», «Коровин Максим», а потом толстый мичман стал называть: «Коровин первый», «Коровин второй». Быть вторым после Валерки? Да стоит ли весь Валерка того? Но все было правильно, его «В» (Валерий) — третья буква алфавита, а моя «М» (Максим) —лишь двенадцатая. Не повезло. Ничего не поделаешь. А ведь я на три месяца старше его! Старше, понимаете вы? Кто же первый?
Мама прислала письмо, что Ингрид пять дней не ела, сидела у двери, скулила, ждала, когда я вернусь. Похудела, осунулась. И только на шестой день немного поела. Не ест! А я ем за обе щеки, проголодавшись на свежем воздухе!
Мы скучаем, так пусто стало в квартире без нашего дорогого сыночка. А дед пишет из Кивиранда, что готов переносить все ваши чудачества... В госпитале у папы много работы. Весь коллектив радуется, что больше нет Шиллера. Папа повеселел. Пиши, сынок. Твоя мама.
В этот день я писал в нахимовском свое первое сочинение: «Почему я решил стать военным моряком». Преподаватель русского языка и литературы Эраст Авдеевич Крестовоздвиженский, «ленинградец до мозга костей», как он нам представился, испытывал нас, на что мы способны.




Сергей Васильевич Полуботко, учитель русского и литературы, окончивший в своё время Петроградскую духовную семинарию и Ленинградский государственный университет.

Я написал о деде и дяде Андрее, о прочитанных книгах: «Фрегате «Паллада», «Порт-Артуре», «Цусиме», «Морской душе», подвиге Никонова, о любви своей к морю... О том, как я познакомился с Фролом Живцовым — первым нахимовцем.
Эраст Авдеевич меня похвалил за слог и за «чистый русский язык». Потом прочитал выдержки из других сочинений.
— «Почему же я захотел стать именно военным моряком?— писал Алексей Коломийцев.— Потому что мне нравятся трудности морской жизни. Потому что я хочу, чтобы люди нашей страны никогда не боялись, что враги проникнут на нашу землю. Я хочу, чтобы на всей земле был мир и не было войн. Я хочу, чтобы моя мама, которая жила в ленинградской блокаде и перенесла нечеловеческие страдания и лишения, знала, что ее сын защитит ее и других мирных людей от нечеловеческих страданий и насилий грязных войн».
Коломийцев мне сразу понравился. Рабочее обмундирование сидело на нем ловко, и сам он был очень славный, приветливый. Вообще я подумал, что с ним стоит дружить.
— Не слишком литературно, но искренне...— похвалил его сочинение Эраст Авдеевич. — Высокопарно, мой друг, трескучих фраз много, а чувство? Где чувство? — спросил он Роберта Самохвалова.
Самохвалова, с яйцеобразной головой парня, мы сразу прозвали «занудой». Он на каждом шагу упоминал «товарища генерала», своего папу, который занимает «значительный пост».
Эраст Авдеевич дошел наконец до Вадима. Тот написал об опасной и в мирное время службе отца — службе на тральщиках. И о том, что, когда видел «Оптимистическую трагедию», ему показалось, что матросы — бойцы Октября обращаются к нам, потомкам, с призывом... «Надев форму нахимовца,— заканчивал он свое сочинение, — я постараюсь не обмануть тех людей, которые ради нас, ради нашего счастья умирали в боях, переносили невзгоды, лишения...»




— Хорошо! — похвалил Вадима Эраст Авдеевич.
А Валерка... Ай да Валерка! Он сочинил (тут уж иначе не скажешь, именно сочинил), что он с детства влюбился в море, еще в десятилетнем возрасте решил пойти по стопам отца-офицера; как поразили его воображение ракетные катера! И он упорно учился, преодолевая все препятствия, чтобы осуществить свою большую мечту... И как трогательно было напутствие отца! И отец и сын плакали...
Эраст Авдеевич, доверчивая душа, прослезился, его голос дрогнул. Валерка к нему сумел залезть в душу. Представляете, учитель сказал, что Валеркино сочинение написано отлично, у него есть способности, а быть может, талант и он должен его развивать. И посоветовал побольше читать русских классиков.
А потом произошло интереснейшее событие — к нам пришел познакомиться капитан второго ранга Бунчиков, командир нашей роты. Я помнил его по экзаменам. Но не знал тогда, что он — Бунчиков.
Он происходит из первых нахимовцев, и нахимовское в Тбилиси было ему родным домом.
Подошел он к нам просто: не заискивая, но и не важничая. Словом, как старший товарищ. И это всем сразу понравилось.
— Тогда еще принимали и малышей. Куда же деваться было им без родителей? Я был бесприютным и беспризорным и хотел стать моряком, как погибший отец,— рассказывал нам командир нашей роты, небольшого роста крепыш, черноглазый и темноволосый. — Я помню, как мы, уходя в увольнение, шли по двое, по трое по проспекту Руставели, в белых перчатках, ботиночки до блеска начищены. Нам все улыбались, с нами все заговаривали: и школьники, и старики, и старухи, и девушки, и военные, которым мы с нахимовской лихостью козыряли. Я был тогда очень смешон, разумеется, своей гордостью, самоуверенностью, желанием покрасоваться. Еще бы! Я видел, как мне завидуют школьники...




Строй тбилисских нахимовцев. 1950 г.

Здорово! После Живцова я увидел еще одного из первых нахимовцев— Бунчикова! Он плавал на кораблях, а потом вернулся в нахимовское. В Ленинградское, Тбилисского уже нет.
— Здесь я понял,— сказал он,— как ленинградцы любят своих нахимовцев. Они называют их «молодой гвардией Ленинграда». Малыши в флотской форме зашагали по улицам чуть ли не сразу после тяжелой блокады — такие веселые, жизнерадостные, подтянутые и уверенные в себе, что измученным ленинградцам они показались вестниками близкой победы. Город-герой полюбил «своих» нахимовцев. Прежние наши воспитанники уже плавают на кораблях океана, Черного моря, Севера, Балтики. Пойдете в первое увольнение — убедитесь: вас встретят приветливые улыбки. Приятно чувствовать любовь окружающих. Уж мне-то поверьте, я на себе испытал!
Я кинулся в библиотеку, взял книжку о первых нахимовцах, прочел Вадиму все, что там было о Бунчикове. А вот что там было. Маленький Вова Бунчиков долго скитался один, без родителей. Он долго разыскивал тетку, ночевал на вокзалах, а когда доехал до ее городка, узнал, что она умерла. В ее комнате жили чужие, черствые люди — они его выгнали. Ему казалось, что его каждый хочет обидеть. Он так голодал, что никак не мог после наесться. Припрятывал булку в столовой и через час опять с жадностью ел. И все ему было мало, бедняге.
Он продолжал скитаться из города в город и в Баку встретил двух славных таких моряков. Они привели его на корабль, накормили; он пожил недельку у них, отогрелся, ему купили билет, и он приехал в нахимовское. Вот как ему повезло наконец! Вот как пришло к нему счастье!




Повара всегда старались, а тбилисские нахимовцы не страдали аппетитом!

Он вырос, стал офицером-подводником; плавал, плавал — и все же вернулся в нахимовское. Мне думается, может засесть в голове человека подобная мысль: нахимовское меня сделало моряком, почему бы и мне не воспитывать будущих моряков? Благородная, как, по-вашему, мысль? И он, как видите, всего себя отдал училищу. Постараюсь не огорчать вас, Владимир Александрович Бунчиков!
Так вот жили мы в лагере, знакомились с офицерами, с которыми нам съесть придется пуд, два, три соли; лихо ходили с Вадимом, к удивлению толстущего мичмана, под парусом. Правда, озеро не может заменить моря, особенно Балтики, но и здесь при желании можно разыграть даже баталию.
Начальство объявило, что ночью «высадится десант» и мы должны его отразить. Мы с упоением приняли участие в игре. По озеру приближались под парусом шлюпки «противника». Взлетали ракеты.
«Противник» хочет завладеть нашим флагом? Шалишь!
Хотя и знаешь, что все невсамделишное, мурашки бегают по спине.




Десант мы встретили врукопашную. «Превосходящие силы противника» уже приближались к нашему боевому знамени — флагу, но мы кидались им под ноги, валили на землю, захватывали их в плен; если одному тяжело приходилось, на помощь поспевали другие — и мы все же одолели «противника» и отогнали его. Мы, новички, сухопутные растяпы! А «противником» были опытные нахимовцы!
Начальник лагеря, улыбаясь, нас благодарил. Он сказал, что мы «подаем большие надежды». «Так и дальше держать!»
Роберт Самохвалов, конечно, выступил с ответной речью. Говорил, что мы нынче «не посрамили отцов», что было сказано правильно, но потом такую понес несусветицу, что начальник лагеря даже поморщился. Роберт заглядывал в ладошку; наверное, к ней была шпаргалка приклеена — чувствовалось, что говорит не своими словами. Он несколько раз помянул, что «товарищ генерал», занимающий «ответственный» пост, был бы очень доволен. Это никому не понравилось. Ведь я же дедом не хвастаюсь.
В палатке вдоволь поговорили о том, что отразили мощный десант. И у всех глаза загорелись. А Валерка стал хвастаться: без него бы пропали мы все. Он орал больше всех: неизвестно, от храбрости или от страха.
Спать уже было поздно — скоро подъем.
А подъем был совсем как у нас, в Кивиранде.




— Умываться в озере и на флаг смирно-о! — командует толстый мичман.
Голос у него и по радио усилить не надо. Мощный голос.
Возле камбуза всегда трутся две-три бездомные собаки. Кок их прикармливает. Я за это его уважаю. Они мне напомнили Ингрид. «Ушки, глазки, хвостик, носик...» Эх, если бы ты была тут, со мной!
Кормят вкусно, не хуже, чем дома. А на воздухе знаете какой аппетит! Все просят добавки.
А потом командир роты Бунчиков привел к нам и представил нашего будущего воспитателя класса. Мы сидели все на лужку и воспитателя разглядывали с пристрастием. Если попадется такой, как Марина Филипповна, он со света сживет. Но капитан третьего ранга Кирсанов (Дмитрий Сергеевич, назвал его Бунчиков) обратился к нам:
— Мои милые мальчики!
Вот так штука! Откуда он знает, что мы милые мальчики? Да мы вовсе не милые. По-настоящему милых среди нас один-два, да и обчелся. Не назовешь же «милым» Валерку или Роберта Самохвалова. Наверняка среди нас есть способные и бездарные, избалованные и скромные, моряки по призванию и нахимовцы по принуждению. Мы всякие — разные. Один тихоня, другой шумлив и горласт; один дерзит, другой вежлив; один затаил в сердце зло, а другой — душа человек.
Когда Кирсанов назвал нас «милыми мальчиками», я подумал: а не подлизывается ли он к нам? Он какой-то нескладный: китель на нем не сидит, а висит, правую ногу он, шаркая, немного волочит. Наверное, на войне ранен. Он старше Бунчикова. Вообще очень старый. Но в глазах у Кирсанова светится ум. Ум и ласка. Боюсь, мы разочаруем его.




Еще один тбилисский нахимовец, курсант ВВМУ им. М.В.Фрунзе, офицер-воспитатель в 1960-е годы, Черный Руслан Матвеевич

— Я надеюсь,— говорит воспитатель,— мы с вами будем жить дружно, не будем причинять неприятностей и беспокойств— ни вы мне, ни я вам. Я только что выпустил класс. Весь класс перешел в Высшее военно-морское училище. И я через несколько лет, если доживу, надеюсь увидеть их офицерами кораблей. Расставались мы с сожалением. Мы гордились своей флотской дружбой. Они кое-что у меня позаимствовали. Войну они знали по книгам, рассказам родителей, а я воевал. Я прочел ваши первые сочинения — мне любезно их показал уважаемый Эраст Авдеевич — и узнал, почему каждый из вас решил стать моряком. Так что я уже познакомился с вами... заочно,— поспешил он добавить.— А теперь я хочу познакомиться с каждым. Кто первый? Прошу! Я вскочил и отрапортовал:
— Коровин второй, товарищ капитан третьего ранга!
Он оглядел меня с ног до головы, улыбнулся, спросил:
— Простите, а почему вы «второй»?
— Потому что есть первый, Коровин Валерий!
— Брат? — спросил Дмитрий Сергеевич.
— Двоюродный.
Валерий доложил:
— Это я.
— Вы однолетки?
— Так точно!


Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru



Главное за неделю