Во всей дальнейшей службе и я сам, и личный состав лодок, которыми мне довелось командовать или руководить их боевой подготовкой, не жалели времени и сил, постигая сложности современной военной техники. В ходе строительства и эксплуатации мы вносили рационализаторские предложения, а некоторые технические недостатки компенсировали внедрением организационных мер, которые придумывали сами или принимали от разработчика. Несовершенна трансляционная установка - введем специальный метод вызова, не одновременно продувается балласт - внедрим временные интервалы, не работает надлежащим образом автоматическая противоаварийная система - откорректируем инструкцию и будем действовать по командам.
Помню при испытаниях одной из ПЛ, когда на большой глубине из-за скверно смонтированного кингстона пустякового насоса начал заполняться забортной водой отсек, и возникло возгорание стоек электронного комплекса, выяснилось, что установленные в отсеке датчики не обеспечивают своевременного обнаружения поступления воды, а уж об индикации начальной стадии пожара вообще речь не шла. Не было таких датчиков, что могли бы заменить человека, который, «обнаружив запах дыма...» и т.д., по Наставлению, своевременно сигнализировал бы о возгорании. Температурные датчики срабатывают от нагревания, но поди нагрей кормовой датчик пожаром в носу. Это же надо, чтобы хорошо разгорелось. Не лучше обстояло дело и с сигнализаторами по воде: поставишь низко - будет срабатывать от конденсата, высоко - примешь из-за борта тонны воды, прежде чем сработают... Так что же дальше? Мы знали, что приемка этого корабля уже приобретает скандальный оттенок, но так или иначе, а подписание акта состоится, поэтому максимум, что могли сделать, это затребовать количество штатных единиц (в пределах резерва обитаемости) для постоянного наблюдения за состоянием этих необитаемых отсеков.
И опять-таки решение имело организационный характер!
Но рассчитывал же на что-то главный конструктор при проектировании? И при рассмотрении проекта наши военные инженеры тоже?
Обобщая сказанное, надо, я думаю, признать, что все мы, желая помочь делу, искали, находили или принимали от разработчика организационные пути обхода технических трудностей. И при этом отказывались от требования технических решений, относя их на завтра. Сейчас я спрашиваю себя, вела ли к совершенствованию кораблей флота такая система подходов? Сиюминутный выход из затруднительных положений, понятно, был. А по более-менее строгому счету система была порочной.
за отказ подписать документы о замене глубоководного водолазного комплекса (ГВК) для спасательного судна проекта 21300 "Виктор Белоусов", разрабатывавшегося ЦКБ "Лазурит", на импортный комплекс (поставки ОАО "ТетисПро" ) ввиду явных нарушений требований действующих руководящих документов.
Приходилось видеть: наблюдающий от Управления военного кораблестроения настаивает на начале испытаний подводной лодки с неработающим одним из двух главных осушительных насосов; председатель Государственной комиссии запрашивает добро на выход в море при отсутствии на борту пускового устройства аварийного дизель-генератора; главный конструктор - технический руководитель испытаний принимает решение выходить на следующий старт, не разобравшись в причине неудачи предыдущего... При этом ни один из них не ощущает даже нравственной ущербности своих решений. Все делается во имя «благополучия» коллектива, в котором они либо работают, либо «в положение» которого они «входят». Как говорил один мой начальник, подписывая акт приемки недостроенного жилого дома: «Надо подписывать, иначе строителям будет нечего кушать».
Многие, слишком многие руководители по своему разумению и в меру своей неуязвимости «совместно решали» вопросы, по которым существовали вроде бы твердые руководящие документы, регламентирующие порядок и условия изготовления, контроля, приемки.
...И все же сделано изумительно много. Нет на земном шаре от Северного полюса и до высоких южных широт мест, где бы не плавали наши подводники. Несут боевую службу многоцелевые подводные лодки и стратегические крейсера. Возросла энерговооруженность, совершенствуется оружие, растет мастерство личного состава.
Однако не дает покоя тот факт, что за последние три десятилетия только на Северном флоте погибли одна дизельная и четыре атомные подводные лодки. По одной в каждом поколении.
Мне могут возразить, что, мол, весь негатив, который ты вытащил, - это «дела давно минувших дней». Готов был бы с этим согласиться, если бы не так давно в печати не появился краткий отчет о совещании группы адмиралов, которые декларировали свою полную поддержку деятельности покойного главнокомандующего ВМФ адмирала флота Советского Союза Сергея Георгиевича Горшкова.
Я склоняю голову перед светлой памятью флотоводца, строителя современного Военно-Морского Флота, но как и 40 лет назад согласиться с «совместными решениями», которые ухудшают тактико-технические данные наших лодок, не могу.
В этой связи хотелось бы видеть решения правительственной комиссии («Красная звезда» за 7 сентября 1990 г.), хоть как-то проливающие свет на те пути, которые приведут ВМФ к такому состоянию, когда техника будет надежна, а личный состав профессионально подготовлен.
Мне представляется необходимым начать все дело с анализа и обобщения причин всех случаев катастроф и различной тяжести аварий кораблей флота за последние 50 лет. И правильней всего было бы разработать и внедрить методику машинного анализа, чтобы исключить факторы власти и личности. Надо подвергнуть честному анализу систему и организацию службы, боевой учебы и быта моряков, обратив особое внимание на фигуру командира. Понять наконец, что нищее базирование съедает людей и корабли. Проследить детально процесс создания корабля и его эксплуатации. Не допускать практики компромиссов в военном деле. Осмотреться в кадровом вопросе, решительно избавляясь при этом от тех, кто вспух на дрожжах протекционизма или грешил им в своей служебной деятельности. Учредить независимую госприемку кораблей... Да мало ли еще наберется вопросов из жизни флота и вокруг него, которые нуждаются в переосмыслении.
Кроме того, констатированный ранее факт, что наши корабли по некоторым параметрам уступают зарубежным аналогам, сейчас, в период сокращения Вооруженных Сил, тем более должен побуждать к серьезному комплексному анализу пройденного пути и перестройке в наших флотских делах. И в умах тоже.
Серьезный анализ позволит сделать и серьезные выводы: что взять с собой в перспективу, что обновить, от чего избавиться в пути, как от ненужного груза.
Словом - продуть балласт.
Как мы с Владимиром Сергеевичем американца дурили
Теплое лето 1979-го
Северный флот.
Ракета не шла... То есть даже не хотела начинать предстартовую подготовку.
В то время я был заместителем командующего Гремихинской флотилии подводных лодок и в полном соответствии со своими функциональными обязанностями руководил этой стрельбой. Вместе со своим немногочисленным походным штабом, состоящим из высококвалифицированных специалистов - капитанов 1 ранга Леонида Горбачева - ракетчика и Вениамина Кубланова - связиста, а также фотокиногруппы и шифровальщика я находился на корабле-контролере (это был морской тральщик «»), и когда было получено по звукоподводной связи (ЗПС) сообщение с лодки о срыве стрельбы, это было неожиданно и непонятно. Накануне все взаимодействующие системы были проверены, генеральные испытания ракеты прошли без замечаний, и сейчас, по докладу командира, все необходимые корабельные подготовительные мероприятия были выполнены и соответствующие сигналы получены.
Доложив обстановку на командный пункт командующего флотом и получив указание всем следовать в Североморск, я дал «добро» лодке всплыть, подошел к ней на голосовую связь, и мы с командиром лодки и соединения, который был старшим на борту, обменялись подробностями и предварительными выводами, после чего легли на курс в Главную базу.
Перебрав возможные, на наш взгляд, варианты, мы с Горбачевым и и Кублановым пришли к выводу, что виновницей срыва стрельбы может быть только новая система, которая сейчас на этой лодке проходила межведомственные испытания. Кроме обработки и выдачи различного рода боевой информации, эта система еще должна была с высочайшей надежностью перекрыть абсолютно всякую возможность несанкционированного старта ракет. Дело было чрезвычайно серьезным в плане международной безопасности и, видимо, разработчик где-то «перебдел» настолько, что и при получении разрешающего сигнала ракета отказывалась его воспринимать и в порядке мирной инициативы предстартовую подготовку начинать не желала. Накануне отладочная имитация прошла, а вот при фактической работе система «заткнулась».
Для установления причины несостоявшегося старта приказом командующего флотом была создана комиссия из представителей разработчика, смежников и нас - военных моряков. Председателем был назначен начальник штаба Северного флота вице-адмирал В.Н.Поникаровский, его заместителями - начальник отдела боевой подготовки Управления ракетно-артиллерийского вооружения ВМФ капитан 1 ранга Е.П.Черемисин и я. Рабочую комнату нам выделили в штабе флота. Работу начали с опроса личного состава: кто что делал, какие и как по времени проходили команды и доклады, какие были высветки на пультах, спрашивали каждого его субъективное мнение. «На закуску» производилась проверка документации и опрос личного состава по знанию матчасти и инструкций по эксплуатации. Вот уж в этом, последнем, энтузиазм разработчиков - членов комиссии, был совершенно неистощим.
Вообще, назовите мне хотя бы одну «аварийную» комиссию - будь то свой самый первичный родной штаб или какая-нибудь смешанная комиссия, которая не алкала бы «крови» экипажа. Вспоминаю случай, когда стартовавшая ракета, описав в воздухе какую-то немыслимую фигуру, рухнула в семистах метрах от лодки, обдав морские глади чудовищным облаком оранжевой дряни. Тогда по сильному металлическому надиру в шахте и анализу поведения ракеты в полете, мы сразу определили, что произошла заклинка одной из рулевых камер. Позже это подтвердилось при разборе обломков. Ну, кажется, все ясно - необходимо устранить конструктивный недостаток, поскольку на предстартовой подготовке программно контролируется только выработка сигнала, а фактической прокачки рулевых камер нет, хотя и приводы камер и сама она могут быть повреждены где угодно - при транспортировке, при хранении, при погрузке на лодку - это и надо отразить в итоговом документе. Однако в акте комиссии вдесятеро больше места заняла констатация всяких, не имеющих отношения к делу мелочей - тут тебе и наличие пыли в приборах газоанализа (а что там еще может быть?), и отсутствие записи о возврате в исходное положение корабельных систем предварительного и предстартового обслуживания (кабак, конечно, но не причина же), и указание на то, что одновременно с опросом на допуск к ракетной стрельбе нельзя планировать никаких других мероприятий (хотя больше половины личного состава в таком опросе не участвует), и... еще с полдесятка подобных псевдопрофессиональных замечаний. Как всегда, серьезный технический вопрос тонул в тысяче мелочей, и конструктивные решения принимались чрезвычайно .
Примерно так же было и в этот раз. Затянувшийся процесс вскрытия причин несостоявшегося старта уже начал выводить нас из терпения. Настолько, что Черемисин на пленарном заседании заявил, что если в ближайшие два дня не будет технически обоснованного заключения, он рекомендует председателю потребовать ряда персональных замен в составе комиссии.
Не знаю уж, это подхлестнуло разработчика или были иные стимулы, но на следующий день технический руководитель испытаний той самой системы доложил комиссии причину и схемное решение устранения дефекта. Как это зачастую бывает, причина была спрятана не в идеологии системы, не в сложных логических схемах, платах и массивах, где есть хоть и не всеобъемлющий, но солидный программный контроль, а на стыке - в концевом ящике, который назывался «Устройство коммутации кабелей». Там каким-то шалопаем с ограниченной ответственностью были перепутаны эти самые кабели.
Пошли на лодку. При нас же ошибка была устранена, затем запустили все взаимодействующие системы, трижды сделали внешнюю имитацию, убедились, что от радиоприемника и до ракеты прохождение сигналов есть, перекрестились и, вернувшись в штаб флота, тут же сочинили акт работы комиссии.
Теперь нам с Черемисиным предстояло доложить о проделанной работе приболевшему, а потому находящемуся дома Поникаровскому, получить на актах его утверждающую подпись и затем с его же разрешения планировать повторный выход на стрельбу. Мы уже совсем было собрались идти к машине, как на втором этаже нас остановил выходящий из своего кабинета командующий флотом адмирал В.Н.Чернавин и поинтересовался ходом работы комиссии. Мы коротко и исчерпывающе доложили. Владимир Николаевич поблагодарил за проделанную работу, пожелал удачно отстреляться и попрощался с нами очень доброжелательно.
Дом, где жил вице-адмирал, находился неподалеку от штаба флота, так что через десяток минут мы уже разложили схемы, акты и протоколы на его письменном столе, и Черемисин приступил к докладу.
Однако его прервал телефонный звонок - громко урчал так называемый «» — телефон закрытой связи ВМФ, который стоял тут же, на письменном столе. Валентин Николаевич, поднял трубку, ответил, и мы очень отчетливо услышали голос командующего флотом (хорошие усилители стояли на линии):
- «Валентин Николаевич, я бы хотел услышать доклад о работе комиссии лично от Вас. Почему мне об этом докладывает какой-то Березовский, какой-то ЧеМЕРисин? Вы же председатель!» Искажением фамилии Черемисина командующий, видимо, хотел еще глубже подчеркнуть ничтожность уровня информации. Стыд, который все мы испытали после этого разговора, разрушил деловую обстановку. Доклад был скомкан. Черемисин был так удивлен и расстроен, что начал заикаться. Поникаровский с покрасневшим лицом поспешно сделал необходимые подписи и отпустил нас.
Сразу по окончании работы комиссии произвести стрельбу не представилось возможным, т.к. лодка, хоть и с небольшой задержкой, приступила к выполнению графика боевой службы.
С приходом ее в базу приняли практическую ракету, провели положенные проверки, доложили о готовности, и нам была запланирована повторная стрельба. Приказом командующего СФ руководителем стрельбы, ввиду ее повышенной значимости, был назначен первый заместитель командующего СФ вице-адмирал Владимир Сергеевич Кругляков, а я со своей группой офицеров походного штаба - его помощником.
Продолжение следует
