Анатолий Георгиевич Соколов, нахимовец выпуска 1950 года Тбилисского Нахимовского Военно-морского училища 30 августа 2012 года, отмечает Юбилей – 80 лет!
Мальчик из военной осиротевшей семьи – отец погиб в боях с немецко-фашистскими захватчиками - пережил буквально и бегство от оккупантов, и бомбёжки, и эвакуацию, и голод и холод опалённых войною лет. В огненном 1944 году он без ведома матери, узнав, что его документы направлены в Тбилиси для решения вопроса об обучении в ТНВМУ, тайно собрал малую толику харчишек, подобрал дома какие-то документы и справки и двинулся в Тбилиси, даже не представляя, где это и как туда добираться.
Мальчику повезло – в годину испытаний российская душа испытывает не только ненависть к врагу, но и чувства сострадания, заботы и готовности помочь товарищу, слабому и страждущему. Повторим, мальчику очень повезло – на его пути к морям встретилось немало добрых и отзывчивых людей, которые помогли ему одному без сопровождающего родителя добраться от Калинина до Тбилиси.
Офицеры и воспитатели помогли Анатолию Георгиевичу закончить Тбилисское Нахимовское училище. Успешно освоив науку на штурманском факультете ВВМОЛКУ им. М.В.Фрунзе А.Г.Соколов стал военным моряком. Его морская карьера сложилась успешно: служил на БФ сначала в должности ст. помощника, а затем командира тральщика-стотонника. Участвовал в боевом разминировании Балтики, в боевом тралении, что приравнивается к участию в боевых действиях. С 1966 года служил в подразделениях штаба Лен.ВМБ - в отделе вооружения в Кронштадте, а с 1968 в оргмоботделе в Ленинграде. Закончил службу в начале 1990-х в должности заместителя начальника этого отдела. Кавалер многих наград, в том числе ордена "За службу Родине в Вооруженных силах" 3 степени.
Анатолий Георгиевич сумел вырастить и своего сына достойным моряком: нахимовец в Ленинграде, курсант «Дзержинки», офицер Военно-Морского Флота и крупный специалист в области военного строительства на Флоте.
Всё нахимовское братство, однокашники, сослуживцы, коллеги и друзья вместе со всеми близкими сегодня сердечно поздравляют капитана I ранга Анатолия Георгиевича Соколова со Славным 80-летним Юбилеем!
Оставайтесь здоровым, жизнерадостным и жизнелюбивым Офицером Флота Российского! Будьте счастливы и успешны вместе со всей семьёй!
- Внизу! Шифровальщика на мостик! - Есть, шифровальщика на мостик! - Прибыл, товарищ командир, - высунулась в рубочный люк плутоватая припухшая физиономия. - Шифруй: «Мое место... Всплыл, обеспечение не состоялось. Море семь баллов. Утерян носовой аварийный буй. Следую укрытие мыс Гамов для выборки кабеля. Время. Командир...» - Есть, - голова шифровальщика скрылась в шахте люка. На КП эскадры подводных лодок полученное от подводной лодки донесение не вызвало особых эмоций; случай из разряда заурядных. Следуя инструкции, оперативный дежурный эскадры снял трубку и проинформировал командира бригады. - Вот черт! - отозвался в трубке жестяный голос комбрига. - Где я этому охламону возьму буй? Оперативный дежурный, вежливо выслушав комбрига, положил трубку и усмехнулся: а это уж не мое дело! Протопав почти день до скалистого , подводная лодка вошла в затишье и стала на якорь. Ветер заметно стихал.
Общими усилиями палубной команды кабель буя длиной чуть ли не в четверть километра уложен в гнездо и надежно принайтован. Стало ясно: от ударов волн буй стронулся, раскачался и наконец был вырван из гнезда, изуродовав храпцы-замки крепления. И сейчас он где-то в далеком море... По всему было заметно: команда лодки не слишком была огорчена, не в пример командиру, потерей буя - солдат спит, а служба идет! Представлялась редкая возможность поволынить в базе. А командир насупленно молчал. И думал: где же искать злополучный буй? Лучше было бы, если бы он утонул, Но он, гад, непотопляемый. Еще недостает, чтобы его выбросило на японский берег. Это уж мировой скандал: самураи поднимут шум на весь мир - советская подводная лодка в терводах страны Восходящего солнца! Попробуй докажи потом, что лодки там не было и в помине. Пресса падка на всякие сенсационные провокации. Придя к таким невеселым выводам, Неулыба вздохнул и воткнулся глазом в навигационную карту. Может, лоция подскажет? Особой его слабостью было ковыряться в старинных лоциях, которые он, не особо доверяя теперешним, упорно таскал в личном чемоданчике, предмете ехидства офицеров. «А ну-ка, посмотрим, что старые мореходы посоветуют», - пробормотал Неулыба и приказал шифровальщику - стражу командирской каюты - принести лоцию Японского моря. Вот она, голубушка, напечатанная еще через «ять» и сотворенная старыми мореходами доцусимского периода. Тогда природе погодных явлений уделялось куда большее внимание. И все они описаны с особым тщанием и аккуратностью. Старые наивные штурманы и капитаны полагали, что плавания по скрупулезно точным счислениям будут вечны и потомкам их очень и очень пригодится опыт учета течений - постоянных, муссонных, дрейфовых и всяких прочих. Откуда им было знать, что в век НТР будут плавать с автопрокладчиками, всякими там электронно-спутниковыми вычислителями и практически начисто забудут старые и мудрые штурманские науки.
. Неулыба отыскал нужный раздел в старой лоции: «Течения. Район открытого моря южнее мыса Поворотный характеризуется влиянием постоянно действующего холодного Приморского течения, которое до 30 миль от побережья разделяется и образует две циркуляционные ветви: северная против часовой стрелки достигает вод Уссурийского залива, южная по часовой стрелке распространяется до побережья Кореи и затем, изменяя направление на зюйд-остовую четверть, уходит под более теплые воды ответвления Цусимского течения. Средняя скорость постоянных течений колеблется от 0,3 до 0,5 узла. Однако эти течения существенно замедляются или усиливаются под воздействием муссонов и приближающихся циклонов; наиболее резко изменяется характер течений при продолжительных антициклональных и зимнемуссонных ветрах северо-западных направлений, временами усиливаясь до 0,6-0,8 узла. На скорости указанных течений могут оказывать влияние приповерхностные дрейфовые течения при штормовых ветрах, которые могут достигать 0,6-0,9 узла, эти течения прекращаются вскоре после воздействия указанных ветров». Подобная абракадабра могла привести в недоумение любого неискушенного. Неулыба, однако, понимал скрытый смысл этого скупого, лишенного эмоций повествования. Он читал и производил хитроумные маневры : «Примем продолжительность шторма от зюйд-оста, ну, скажем, 8 часов, так? Осредненный суммарный вектор течений на зюйд - зюйд-ост 0,2 узла отложим, так? Шторм привел к резкому повороту ветров к норд-весту и действовал до 10-12 часов, скоростишка усилилась до 0,6-0,7 узла, так? Неизвестно, когда вырвало буй, но если перед погружением, ночью, то он под действием дрейфа мог убегать со скоростью до 0,8 узла, а прошло-то всего-навсего почти сутки - отложим вектор дрейфа, столечко-то миль. В итоге, суммарное смещение буя в открытое море столько-то миль. Гм, ничего себе, расстояньице! А если еще учесть время, потребное лодке на переход в расчетное место, ого! - часиков двенадцать, а за это время буй, попав в другую ветвь течения, сместится, скажем, в эту точку... Начинается древняя сказка про черепаху и пешехода, который теоретически никогда не сможет настигнуть эту самую черепаху. А если эта черепаха не захочет ползти по прямой?»
- Штурман. Я вот тут прикинул. Получается, что буй мог сдрейфовать вот в этот район... Как ваше мнение? - спросил Неулыба сопящего за спиной штурмана Лукьянчика. - Думаю, что правильно, товарищ командир, - не слишком уверенно заметил штурман. Неулыба по интонации ответа понял: не возражает и не одобряет. - Ну-с, ладно. Проложите курс вот в эту точку. Сочтем ее за центр района поиска. С прибытием начнем поиск. Сколько времени затратим на переход? - Расчетное время прибытия в эту точку... 07.50, товарищ командир, - просчитал штурман, заняв место над картой. - Ого, идти почти четырнадцать часов. В центральном, шифровальщика ко мне! - Прибыл, товарищ командир! - Подготовить донесение: «Снялся с якоря. Следую открытое море, поиск буя». Принятая узлом связи флота радиограмма вызвала недоумение. Оперативный дежурный флота запросил КП эскадры: - Ваш командир случайно не того? - Да вроде нет... - ответил оперативный дежурный эскадры.
Однако бдительной оперативной службе доложить командованию о столь странном донесении с моря не удалось. По стечению обстоятельств все «принимающие решения» отсутствовали. А потому подводная лодка, ничьей руководящей волей не задерживаемая, ушла в открытое море. Прошла ночь. Шторм стих, волна улеглась. - В центральном! Доложить командиру, через пять минут прибудем в расчетную точку! - высунулся из своей рубки штурман. - Есть, доложить командиру, - отреагировал центральный пост. И почти одновременно - вопль вахтенного офицера с мостика: - Внизу! Доложить командиру - буй прямо по носу, дистанция пять кабельтовых! Приняв доклады, Неулыба выскочил из каюты и пробкой выстрелился на мостик. За ним - штурман, механик, боцман. Вот он, родимый! Нехотя поворачивается вокруг оси и любезно предоставляет возможность прочитать номер: «523». Цифирь бортового номера подводной лодки. - Ну что, штурман! Спляшем? И командир, штурман, механик и боцман забухали сапожищами по железу мостика: бум-бум-бум! бум-бум-бум! - Шифровальщика! - скомандовал Неулыба. - Подготовить донесение: «Мое место широта... долгота... Обнаружен и поднят на борт буй. Следую в базу. Командир...» Принятое донесение, а оно совпало на командных пунктах со временем доклада утренней обстановки, вызвало удивление. Начальник штаба флота, посмотрев на карту, вызвал на связь командира эскадры, тот - командира бригады.
- Ваш командир, что, шутит? Не прислать ли на пирс психиатров? - Разрешите доложить, командир опытный, - встал на защиту своего мореплавателя комбриг. - Никак нет, с ума не сходил. Нет, не замечалось. Так точно! С подходом разберусь! А сам поежился: а вдруг действительно сбрендил командир? Координаты-то чуть ли не у Японии... Когда лодка отшвартовалась у пирса, комбриг, приняв доклад и на всякий случай потрогав сапогом найденный и посаженный в штатное гнездо аварийный буй, только и произнес: - Ну, командир, ты даешь!..
ПРОТИВОАТОМНОЕ УЧЕНИЕ
1
Подводная лодка С-140 запорола противоатомное учение - получила оценку «неуд». За слишком бледные и примитивные имитации. - Ну что это за имитации? Одни бумажки, секретки и открытки, - с негодованием произнес флагманский химик бригады, сплюнул в бухту и ушел, не дождавшись конца учения. На лодке приуныли: экипажу выставлялся «неуд» по всей задаче «номер два» - управление подводной лодкой в море. Пропадал месячный каторжный труд. - Вот что! - яростно прошипел командир Ханев, вызвав помощника Вандю в каюту. - Иди к флагхиму, кланяйся в ноги, чисть ботинки - противоатомное учение переиграть! Не добьешься - ноги повыдергиваю! Ясно? - Так точно! Ясно, - пробормотал потный Вандя и выскочил из каюты. Предстоял процесс «поклонения волхвам» с жертвоприношениями. Особая же сложность состояла в том, что фанатик флагхим никаких жертвенных агнцев не признавал: в противоатомной науке - ни поблажек, ни условностей!..
. Это было утреннее время нового послевоенного флота, когда ошарашенная «хиросимским синдромом» военная наука схватилась за противоатомную защиту войск, баз и кораблей. А тут еще и химия! Наука в первую очередь наплодила кучу всяческих наставлений и руководств. На флотах шел защитный бум со своей морской спецификой. Специфика заключалась в следующем: прибывает на корабль представитель вышестоящего штаба, приказывает сыграть тревогу, обходит боевые посты. - Взрыв атомной бомбы на полубаке! Ваши действия? - бросает он внезапно вводную ближайшему матросу. Сопровождающие представителя отцы-командиры замирают: от ответа матроса зависит оценка всему кораблю. А от корабля - и соединению, со всеми оргвыводами. Бойкий матрос мгновенно реагирует и радостно докладывает: - Бросаюсь за ближайший кнехт! Ложусь ногами в сторону взрыва и закрываю глаза! - Молодец! Пять баллов! - восхищается проверяющий. Кораблю выставляется оценка пять баллов, то есть «отлично».
. Другой вариант. На вводную проверяющего матрос-лопух таращит глаза, потеет, переминается с ноги на ногу и молчит. - Оценка «неудовлетворительно», - цедит сквозь зубы проверяющий командиру корабля и, отказавшись от приглашения «к чайку», оскорбленный сходит на причал. Матрос-лопух отправляется на изучение «памятки» способом драйки гальюнов и чистки картошки. Славное было время!
2
- Разрешите? - потоптавшись, осторожно постучался Вандя в кабинет флагхима. - Войдите! - важно ответил флагхим и откинулся на спинку стула. - Ну, что еще у вас? Вандя набрался воздуха и, преданно глядя на удава-флагхима, выложился: - Чтоб это... атомный взрыв!.. Чтоб учение, значит... Хорошую имитацию... как вы указали... - и с отчаянием прыгающего в кипяток выпалил: - Дайте указания! Флагхиму обращение Ванди понравилось: флот идет на выучку. Он наставительно произнес: - Имитации, дорогой! Хорошие имитации! А у вас что... так, халтура!
— Около двух часов следующего дня, когда проверяющие, отдававшие приказы из берегового штаба, кажется, оставили нас в покое, я утвердил план дальнейшего маневрирования, — рассказывал Багдасарьян. — Дело в том, что, находясь в подводном положении, лодка обязана "вертеться": через определенные промежутки времени совершать повороты, чтобы дать возможность акустикам прослушать водное пространство на кормовых курсовых углах, поскольку шум собственных механизмов и винтов не дает возможности слышать в кормовых секторах. Лодка совершает повороты в пределах 40 градусов, чтобы прослушать водное пространство справа, потом слева, однако генеральный курс остается неизменным. Но тогда я принял решение просто дать отдохнуть экипажу в отведенном нам районе полигона БП, поэтому схема маневрирования была предельно простой: с периодическим отворотом на 90 градусов. Другими словами, лодка, как спортсмен на стадионе, бегала по кругу на глубине 40 м. Шли пятиузловым ходом.
В 5.40 подвсплыли на перископную глубину. Горизонт — чист. Выдвинули радиоантенну: настало время сеанса связи с берегом. Никто ничего нам не передал. Снова нырнули на сорокаметровую глубину и начали делать поворот на 90". И тут в 5.48 акустик доложил, что слышит . Он классифицировал цель как имитатор ПЛ. Пеленг цели быстро смещался на нос. Через 4 минуты объект перестал прослушиваться. Цель и наша лодка попали в зону акустической тени. А в 5.54 раздался удар... Когда Борис Суренович довел свой рассказ до момента столкновения, то потянулся за сигаретой, закурил и продолжил: — Удар пришелся нам в корму в районе главного стабилизатора. Лодка тут же клюнула носом и начала проваливаться на глубину. А под килем у нас — две тысячи метров. Объявил аварийную тревогу. Приказал продуть носовую группу главного балласта— никакого впечатления. Принялись продувать весь балласт, и снова без пользы. Лодка продолжала погружаться. Дал команду: "Осмотреться в отсеках!". В ответ — тишина. Ребята, очевидно, были в шоке. Признаюсь, и у меня появились сильные сомнения относительно вероятности благополучного всплытия. Пришлось сказать по связи несколько крепких слов. Последовали доклады: "Отсеки осмотрены, замечаний нет". А акустик сообщил: "Слышу шум стравливаемого воздуха". К тому времени я, конечно, догадался, что столкнулся с другой лодкой. И шум стравливаемого воздуха свидетельствовал о том, что наша "подруга" либо всплывала, либо тонула так же, как и мы.
Багдасарьян закурил вторую сигарету и после паузы продолжил рассказ: — Дифферент на нос увеличивался: сначала 20", а потом около 30". Командир БЧ-5 капитан 2 ранга Володя Дыбский пробирался из 2-го отсека в центральный пост ползком, подтягиваясь на руках, так как из-за шока его ноги отказались слушаться. Слава Богу, что электролит из аккумуляторов не пролился, удалось избежать пожара и отравлений. Я хотел уже дать команду "реверс", то есть "задний ход", а сам думаю: "Это будет моя последняя команда". При таком большом дифференте при переходе на другой режим просто могли не включиться муфты, обеспечивающие задний ход, и маневр не удался бы. И тогда точно — конец. И вдруг на отметке примерно в 70 м стрелка глубиномера задрожала, остановилась и начала двигаться в обратную сторону. С глубины приблизительно в 25 м мы вылетели на поверхность как пробка из бутылки. Это кораблик-то водоизмещением в пять с половиной тысяч тонн! — Сколько времени продолжалось падение в бездну? — От четырех до пяти минут. Но тогда они показались вечностью. Словом, всплыли. Отдраили люк. Солнышко светит. Океан — что пруд: полный штиль, блестит, будто зеркало. Кругом никого и ничего. Мелькнула страшная мысль: "Потопил я брата-подводника". Кто бы он ни был свой или чужой, а осознавать это тяжко. Сообщили о происшествии по радио на берег. Тут акустики доложили о шуме винтов подводной цели, которая уходила с 12-узловой скоростью на юго-восток.
Значит, остались . И нам настала пора двигаться. Приказал: "Оба малый вперед". Не тут-то было. Заклинило линию правого вала. Так на одном левом винте и добрались до базы. Обошлось без приключений Сослуживцы, которые пришли встречать лодку, мне даже комплимент сделали: мол, никогда не видели столь красивой швартовки корабля с одной работающей линией вала, как та, что совершил я тогда. — Но этим положительные эмоции, судя по всему, не ограничились? — С приятными эмоциями было не густо. Кто-то успел распустить слух по поселку Рыбачий, что лодка потерпела аварию под водой. Представляете состояние наших близких! Потом Лариса сказала, что молилась за мое спасение.
"Ужасная Т" против "Черной Ляли"
В январе 1991 г. газета "Чикаго трибюн" опубликовала сенсационную статью Кристофера Дрю, в которой со ссылкой на членов экипажа «Тотог» сообщалось, что эта американская субмарина потопила у берегов Камчатки русскую ПЛ. Я обратился за разъяснениями в Главный штаб ВМФ. Там категорически опровергли утверждение о гибели нашего атомохода, но подтвердили факт столкновения. Тогда же мы познакомились с Багдасарьяном. Эпоха "холодной войны" завершилась. У Бориса Суреновича зародилась идея встретиться с командиром американской АПЛ. — Меня вряд ли выпустят в Америку, — заметил он. — В Штатах, я думаю, с выездом попроще. Приглашу американского командира к себе, в Москву. Встретимся, выпьем, вспомним "минувшие дни и битвы, где вместе рубились..."
Казалось, все так просто. Связались с Крисом Дрю и попросили передать приглашение Багдасарьяна командиру «Тотог». Но ответа не последовало. Об инциденте, случившемся у берегов Камчатки в 1970 г.. и судьбе командира «Тотог» Дрю поведал несколько лет спустя в своей книге "", написанной совместно с Шерри Зонтаг. Вот как виделись те драматические события американской стороне. Когда акустики «Тотог» обнаружили "Черную Лялю", то сразу определили, что она ведет себя довольно странно. Шла по прямой, то есть была идеальным объектом для "охоты". "Ужасная Т" пристроилась за кормой русской лодки и, дабы не выйти из зоны акустической тени, приблизилась к ней на максимально короткую дистанцию. Американские моряки, как они выражались, "танцевали под водой казачок", так как скорость у обеих субмарин была небольшая, и требовалось немало усилий удерживать корабль на курсе и глубине. Бьюл Балдерстон не отрываясь смотрел на экран гидролокатора, все время повторяя одни и те же слова: "Вот она... Вот она...". При этом его брови совершали немыслимые пируэты, что свидетельствовало о его крайнем напряжении и возбуждении. Отметка на экране время от времени показывала нулевую дистанцию между лодками, но потом расстояние между кораблями снова увеличивалось. Вдруг русская субмарина стала всплывать, потом опять погрузилась, и тут отметка на дисплее исчезла. На «Тотог» не могли определить, где находится "Эхо", справа или слева? И вдруг раздался страшный удар. Было такое ощущение, что лоб в лоб столкнулись две машины, бегущие по шоссе. По корпусу "Тотог" с ужасным скрежетом и звоном забарабанили винты "Эхо".
В на пол полетели чашки с остывшим кофе, пишущие ручки, карандаши и вообще все, что могло падать. «Тотог» получила тридцатиградусный крен на правый борт. Затем лодку с чудовищной силой толкнуло назад и вниз — в глубину. Акустик Пол Уотерс сорвал с себя наушники. Ему казалось, что от грохота у него лопнули перепонки, а его коллегу — Дэвида Линдсея — ударом вообще выбросило из кресла, и он, матерясь, кувырком полетел вниз по железному трапу на нижнюю палубу. Как и положено в таких случаях, моряки задраили переборочные двери. В носовом отсеке остался один восемнадцатилетний матрос Грег Грили, который пришел на лодку всего за три недели до выхода в море. Пареньку пришлось пережить с десяток, мягко говоря, неприятных минут, пока его старшие товарищи не пришли в себя и не вспомнили о нем. Крен понемногу выровнился до десяти градусов на правый борт. Линдсей поднялся наверх, занял свой пост и надел наушники. Он услышал звук, похожий на тот, который издает при поджаривании попкорн. "Корпус русской лодки разрушается" — к такому заключению пришел акустик, о чем и доложил командиру. Балдерстон приказал дать полный ход и взять курс на Пёрл-Харбор, но лодка не могла выжать больше 12 уз. О судьбе русских никто не говорил. При проведении секретных операций приказ командования запрещал всплывать даже в случае непредвиденных инцидентов, но в целом это было похоже на наезд с последующим бегством с места происшествия. У «Тотог» от столкновения с "Черной Лялей" больше всего пострадало ограждение рубки, на которое и пришелся удар. При бегстве от русских берегов листы рубочной стали один за другим отрываться и с грохотом биться о борт.
Когда ночью «» всплыла, то вид у нее действительно был ужасный. Вместо рубки — какая-то конструкция, смахивающая на помятый картон, один из двух перископов сломан, антенные устройства тоже оказались покалеченными. Рубочный люк не смогли отдраить. Его заклинило осколком винта русской лодки. Члены экипажа никогда не видели своего командира таким подавленным. "Всё. Моя карьера кончилась, — выдавил он. — Я должен забыть о звездах". Балдерстон имел в виду адмиральские звезды, о которых мечтал.
Пара слез на пыльные ботинки
"Тотог" доползла до Пёрл-Харбора к 1 июля. Ночью лодку завели в док, а исковерканную рубку укрыли брезентом. У всех членов экипажа взяли подписку о неразглашении сведений, связанных с инцидентом. Были изъяты и все куски и кусочки русского металла, застрявшие в корпусе, которые моряки прихватили в качестве сувениров. Вопреки ожиданиям. Балдерстона не винили в случившемся. Вышел только приказ, рекомендовавший командирам субмарин при слежении за лодками противника "держать дистанцию". Балдерстона даже повысили в должности, назначив командиром соединения подводных лодок, в число которых входила и «Тотог», однако адмиральских погон он так и не получил. Звезда его закатилась, не успев подняться. Через семь лет он уволился из флота и стал... баптистским проповедником. А по другую сторону океана события развивались по советскому сценарию "преступления и наказания": одни товарищи уверяли Багдасарьяна. что ему пора на парадном мундире делать дырку для ордена, другие придерживались иного мнения. И, увы, последние оказались правы. Начались таскания по инстанциям.
.
— Направление в академию мне зарубили, — констатировал Борис Суренович. — Объявили о неполном служебном соответствии. Но по тогдашним обычаям, эта мера наказания за аварийное происшествие была чем-то вроде поощрения. Потом наступила очередь пыточной — рассмотрения моего дела на парткомиссии. А там известно какие моряки собирались: начальник склада и прочие неплавающие люди. Командир эскадры контр-адмирал Яков Ионович Криворучко, зная мой горячий нрав, перед заседанием комиссии сказал: "Не ершись. Брось пару слез на пыльные ботинки". Договорились с ним так: если он тихонько похлопает ладонью по своей коленке, значит, я обязан молчать, какие бы речи в мой адрес не звучали. Я действовал точно по распоряжению старшего командира, но мне все-таки влепили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Однако через полгода взыскание сняли. Много лет спустя, когда происходил обмен партийных документов, запись исчезла и из учетной карточки, хотя я просил ее оставить. Мало ведь нашлось бы коммунистов, у которых в учетной карточке значилось: "Объявлен строгий партийный выговор за столкновение с американской АЛЛ в подводном положении".
Криворучко Якова Ионовича (справа) можно смело отнести к легендарным подводникам Тихоокеанского флота, командирам, с которыми выходить в море считалось честью. - .
Окончание следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
