Курсантские годы. Первые два курса. В учебе - крен на изучение общих для всех технических вузов предметов: высшей математики, физики, химии, начертательной геометрии, теоретической механики, иностранного языка. Но навигация, устройство корабля, морская практика и другие "специальные" предметы придают учебе качественно новый вкус. Все глубже и глубже вгрызаемся в морскую специальность.
В наши ряды плавно влились выпускники Рижского Нахимовского училища. Есть на нашем курсе и один взвод, призванный с "гражданки". Никакого антагонизма Между нами нет. Вообще наше училище имеет хорошую традицию дружбы старших и младших, традицию какой-то морской общности. Не удивительно, ведь начиная с 1947 года наш курс, например, живет и учится вместе с двумя относительно старшими курсами. Интересно, что наиболее характерные, известные всему училищу фигуры стали знаменитыми и после его окончания. Почти всем был известен Витя Штейнберг, вечно "висящий" на единственном телефоне-автомате в вестибюле клуба. Теперь это известный писатель Виктор Конецкий. Все училище знало Константина Макарова, обаятельного, даже красивого, всегда в тщательно подогнанной форме юношу.
Этот юноша достиг больших высот в службе, ушел в запас с должности начальника Главного штаба ВМФ.
– адмиралы и генералы ВМФ, члены правления, попечительского совета, почетные члены и исполком «Клуба адмиралов» на входе в главный штаб ВМФ 07 мая 2007 г., слева направо: Первый ряд: Вице-адмирал Михайлов Юрий Георгиевич, Адмирал флота Громов Феликс Николаевич, Адмирал флота Капитанец Иван Матвеевич, Адмирал флота Куроедов Владимир Иванович, Адмирал флота Масорин Владимир Васильевич, Максименко Нина Анатольевна, Адмирал флота Макаров Константин Валентинович...
Был знаменит и один из "американцев" - Леша Кирносов, поэт, даже композитор, ставший в конце концов очень хорошим писателем. К сожалению, Леша рано ушел из жизни.
В 1952 году училище участвовало в Первомайском московском параде. Еще жил "отец народов", и, конечно же, проходя по Красной площади, мы смотрели только на него и на своего министра Николая Герасимовича Кузнецова. Прошли мы тогда по брусчатке площади "на отлично".
На практику мы ездили на Север. Летом 1951 года - практика на бригаде Охраны водного района (ОВРа). Там мы имели возможность познакомиться с теми самыми, по тогдашней классификации, Большими охотниками за подводными лодками, теми самыми, которые ухитрился перегнать во время войны из Америки наш обожаемый тогдашний начальник училища - контр-адмирал Борис Викторович Никитин.
Практика лета 1952 года была необычной. За три месяца нам пришлось дублировать должности младших старшин (командиров отделений) на крейсерах, эсминцах, больших охотниках за подводными лодками (на этот раз - отечественного производства), тральщиках и даже полетать в качестве наблюдателей на самолетах морской разведки. Но самое главное - две недели практики мы провели на подводных лодках!
Конечно, две недели - это не срок, но чем-то служба на этих кораблях очаровала многих из нас. Очевидно, дело было в том, что служба на лодках выгодно отличалась от крейсерской муштры и даже миноносной "лихости" своей какой-то особой душевной дружбой экипажей подводных кораблей. Монотонное галсирование на минных полях "пахарей моря" - тральщиков, конечно же, не вызывало особого отклика в наших молодых, кипящих энергией душах. А безуспешный поиск подводных лодок охотниками только добавил нашего уважения к "кораблям-теням", бесшумно и почти безнаказанно скользящим в глубинах морей...
Во всяком случае, в товарных вагонах, именуемых в народе "телятниками" (а только в таких "комфортабельных" средствах передвижения по железным дорогам страны нас тогда возили), споры о том, на каких кораблях интереснее служить, не затихали от Мурманск» до Ленинграда!
Однако уже в начале следующего учебного года споры относительно того, какая служба интереснее, были разрешены.
Отгуляв свой очередной отпуск с тремя золотыми "курсовками" на левых рукавах суконок, мы возвратились в родные стены бывшего приюта, в переулке, переименованном в Морской. Нас ожидало известие о создании факультетов. До осени 1952 года все так называемые "строевые" военно-морские училища готовили офицеров широкого профиля - вахтенных офицеров. Выпускник училища, прибыв на корабль, мог быть назначен штурманом, артиллеристом, минером и даже связистом или химиком, смотря по тому, какая должность была вакантной. Теперь же из нас решили готовить специалистов заранее: техника усложнялась, и в воздухе уже витала мысль об инженерном образовании для всех корабельных офицеров.
С нами командование поступило просто: одну роту зачислили на штурманский, а другую, куда попал и я, на минно-торпедный факультет. Правда, особо настойчивым пошли навстречу. Три или четыре курсанта нашего дружного взвода "подались" в штурмана. Остальные доверили свои судьбы начальству и приступили к более глубокому изучению торпед, мин, приборов управления торпедной стрельбой, глубинных бомб и бомбометов, контактных и неконтактных тралов. Впрочем, все остальные науки, в том числе и "штурманские" (навигация, астрономия, тактическое маневрирование и пр.), мы продолжали изучать, правда, не так глубоко, как будущие штурмана.
Прошло еще немного времени, и училище было реорганизовано в "подводное". Теперь, к радости абсолютного большинства из нас, мы знали, что после выпуска будем служить на подводных лодках!
Учеба пошла веселее: общеобразовательные предметы уступили место предметам специальным. Мы буквально наслаждались, слушая лекции по истории военно-морского искусства профессора, капитана 1 ранга Гельфонда, а лекции по тактике флота - капитана 1 ранга знаменитого подводника, Героя Советского Союза, участника гражданской войны в Испании, побывавшего в финском плену, я, например, помню по сей день.
Был, правда, и не очень приятный курс легководолазной подготовки. Для отработки выхода из аварийной лодки - довольно длительного подъема из-под воды в легководолазном снаряжении по закрепленному к буйку тросу с мусингами (шарами-узлами) для "отсидки" с целью предотвращения кессонной болезни - нас возили в учебный отряд подплава на Васильевский остров. Там и сейчас учат этому молодых подводников, используя колокольню бывшей церкви. Мы называли ее "башней смерти", поскольку малейшая неисправность изолирующего дыхательного аппарата или нарушение инструкции свободно могли привести к очень неприятным последствиям. Но и эту "неприятность" мы переживали терпеливо, зная, что легководолазная подготовка для подводника так же необходима, как летчику необходима подготовка парашютная.
Летняя практика на подводных лодках Северного флота еще более укрепила чувство удовлетворения от правильности выбранной профессии.
На рубках подводных лодок алели красные звезды, в центре которых на белых кружках чернели цифры потопленных кораблей и сбитых самолетов. В "Исторических журналах" (были такие на кораблях) мы читали об атаках и контратаках, о бомбежках глубинными бомбами, об уклонениях от обнаружения и преследования противолодочными кораблями и самолетами.
В Историческом журнале "Катюши" - большой крейсерской типа "К" подводной лодки, на которой мне довелось практиковаться, - была, например, такая запись: "Стоим у набережной Летнего сада (лодка зимой 1942 года зимовала в Ленинграде). Налет немецкой авиации. Ведем артогонь из 45-миллиметровой пушки. Осколком бомбы убит верхний вахтенный матрос Смирнов..."
Прочитав такую сделанную от руки неизвестным матросом или офицером-историографом запись, я с чувством самого настоящего душевного трепета осваивал героическую "сорокапятку" и, заступая на верхнюю вахту (вооруженная вахта у трапа лодки), не мог не представить себя на месте погибшего матроса...
Подводная лодка типа "Сталинец" входит в Екатерининскую гавань г.Полярного. 1952-1953г.г
"Господа юнкера,
кем вы были вчера,
А сегодня вы все - офицеры..."
Булат Окуджава
"ЧТОБ НЕ БОЯЛСЯ!"
Не могу не вспомнить один очень яркий эпизод времени учебы. Лодка отрабатывала покладку на грунт. Группа курсантов, и я в том числе, находилась в первом отсеке. Лодка "легла" на грунт на глубине 60 метров. Совершенно неожиданно из трюма отсека вдруг вырвалась тугая струя забортной воды. Отсек был мгновенно окутан мелкими водяными брызгами-туманом (давление-то забортной воды - 6 атмосфер!).
Все оцепенели. Многие, даже старослужащие по пятому году, вместо объявления аварийной тревоги и выполнения тысячу раз отрабатывавшихся так называемых "первичных мероприятий по борьбе с поступлением воды", забились в углы отсека, а некоторые просто полезли на верхние койки (отсек жилой).
И только один человек не растерялся. По счастливой случайности лодку обходил командир бригады - опытный подводник, Герой Советского Союза, капитан 1 ранга Пробоина застала его в первом отсеке. Комбриг громовым голосом приказал дать воздух высокого давления в отсек -для создания "подпора", а затем сам, оттолкнув мешавшегося под ногами оцепеневшего командира отделения трюмных машинистов, прыгнул в трюм. Струя поступающей воды стала уменьшаться, "туман" рассеялся. Из трюма с грохотом вылетела какая-то металлическая штуковина, а затем вылез мокрый, красный, злой комбриг. Он был немногословен. Оглядев нас, смутившихся, комбриг улыбнулся и, шутливо погрозив офицеру-минеру - командиру отсека, так и не открывавшему рот, кулаком отдраил кормовую переборочную дверь и вышел из отсека.
Оказалось, что перед покладкой на грунт следовало вдвинуть обычно выдвинутый из корпуса лодки механический датчик лага - устройство с "вертушкой", служившей для измерения скорости и пройденного расстояния (вроде водяного спидометра). Матрос, расписанный на этой операции, забыл вдвинуть лаг, который при соприкосновении с грунтом был выбит из своей шахты в трюм, а поскольку соответствующий клапан (кингстон) перекрыт не был, сквозь естественную "пробоину" в отсек хлынула холодная забортная вода.
Еще несколько минут промедления, и не миновать серьезной аварии, со всеми вытекающими из затопления огромного отсека последствиями!
На той памятной практике получил я и опыт... "утонутия". А дело было так. Экипаж лодки, а вместе с ним и мы, курсанты, отрабатывали очередное упражнение курса задач легководолазной подготовки. На этот раз надлежало отработать выход из аварийной лодки, якобы лежащей на грунте, через торпедные аппараты. Упражнение отрабатывалось в специальном бассейне, с погруженным в него специальным учебным макетом отсека лодки. Делается это так: в отсеке открывается задняя (внутренняя) крышка трубы торпедного аппарата, в эту трубу протискиваются друг за другом три человека в легководолазных костюмах, затем задняя крышка задраивается и труба аппарата заполняется водой, давление внутри трубы уравнивается с забортным, первый, лежащий ближе всех к передней крышке аппарата, дождавшись, когда из отсека лодки откроют переднюю крышку, выпускает на поверхность бассейна (моря) буй и, закрепив тросик этого буйка (буйреп) к специальному устройству на аппарате, выходит на поверхность, держась за этот буйреп (помните, я уже рассказывал про "башню смерти"?).
Остальные, лежавшие за передним, выходят на поверхность вслед за ним. Вышедший последним стучит "условным стуком" по трубе аппарата, переднюю крышку закрывают, аппарат осушают, и процедура выхода повторяется. При фактическом выходе из аварийной лодки последний из покидающих ее, надев водолазное снаряжение, заполняет весь отсек водой, уравнивает давление (в отсеке остается небольшая воздушная "подушка") с забортным, открывает обе крышки аппарата, подныривает и выходит через его трубу на поверхность.
Я лежал в аппарате вторым. Не рассчитав, случайно ударился головой в тяжелые водолазные ботинки лежащего впереди, машинально охнул и выпустил изо рта клапан -загубник, через который дышал. Маска на мне была не герметична (вода стояла на уровне глаз), я непроизвольно вдохнул в себя вместо воздуха воду и... конечно, захлебнулся. Перед глазами пошли мутно-зеленые круги... Короче, я утонул.
Ползущий сзади курсант, почувствовав неладное, подал условный сигнал тревоги и вытолкнул меня из аппарата. Всплыл я в бессознательном состоянии, благодаря собственной "плавучести", безо всяких буйков и буйрепов. В реальной обстановке при выходе с большой глубины я вполне мог бы схватить кессонную болезнь: при слишком быстром выходе водолаза на поверхность пузырьки азота в его крови не успевают раствориться, закупоривают жизненно важные кровотоки, вызывая паралич... Короче говоря, очнулся я уже на стенке бассейна оттого, что на мне сидел мичман-инструктор, совершая определенные манипуляции с моими руками, а изо рта у меня самым натуральным образом хлестал фонтан воды. Я еще ничего не успел сообразить, а уже вышеуказанный мичман быстро напялил мне на голову легководолазную маску и подтолкнул к трапу, ведущему на макет лодки. Инструктор заставил меня вновь залезть в аппарат и выполнить-таки упражнение! И правильно поступил!
"Чтобы не боялся!" - коротко, но глубокомысленно пояснил он свои действия. Действительно, я больше никогда не чувствовал страха при выполнении легководолазных упражнений.
ПРАЗДНИК С ГРУСТИНКОЙ
Выпускной курс вспоминается как сплошной праздник, но праздник с этакой грустинкой. Мы хорошо понимали, что совсем скоро большинству из нас предстоит надолго проститься с любимым Ленинградом. Я не оговариваюсь. Даже для меня - москвича - моя родная Москва отошла как бы на второй план. Я даже стал при всяком удобном случае отказываться от езды по городу в транспорте, полюбил медленные пешие прогулки по славной Северной Жемчужине! Вечная беготня по многочисленным танцевальным залам в поисках полузапрещенных танго, фокстротов, осуждаемых "бугеш-ников* и рок-н-роллов, стыдливо именуемых "медленными" и "быстрыми" танцами, все чаще и чаще уступала посещениям театров и музеев. Хотелось, может быть даже подсознательно, как бы впитать в себя ленинградский дух...
Но время неумолимо. И вот уже - лето 1954-го. Позади государственные экзамены. Головы наши украшены уже не лихими бескозырками, а самыми настоящими офицерскими фуражками с "нахимовскими" козырьками, а на погонах, под якорями, широкая золотистая полоса: мы мичманы флота!
Перед отправкой на стажировку, где нам предстоит дублировать офицеров подводных лодок, нам вдруг предложили написать, вполне официально, на каком из флотов каждый из нас хотел бы служить. Нужно было написать основное и запасное желания. Наш спаянный многолетней дружбой взвод написал: первое желание - Черноморский флот, второе желание - Балтийский флот. Все свои практики в высшем училище мы проводили на Северном флоте. Хотелось перемен.
Женя Фалютинский. Жора Рыжов, Валя Сизов, Юра Колчин и я стажируемся на лодке -
С офицерами мы уже почти друзья, но все-таки какая-то разница в отношениях, особенно в отношениях с подчиненными матросами и старшинами, еще есть. Один из офицеров училища как-то сказал нам: "Ваше мировоззрение повернется на 180 градусов после того, как вы застегнете пятую пуговицу офицерского кителя"! Неужели он прав? Но ведь мы - почти офицеры. Вот именно - почти.
Между тем на флоты начинают поступать качественно новые подводные корабли: малые проекта 615 (прибрежного действия) - "Малютки", средние проекта 613 (для действий в море) - "Зеки" и большие проекта 611 (для действий в океане) - "Букашки". В конце стажировки мы попадаем в Севастополь, на лодки 613-го проекта. Да, эти лодки выгодно отличались от "Щук", "Сталинцев". "Ленинцев" и "Катюш", достаточно знакомых нам. Качественный скачок в подводном судостроении был налицо. Лодка плавала достаточно глубоко и далеко. Могла плавать на перископной глубине и заряжать аккумуляторы под дизелями. стрелять торпедами с гораздо больших, чем прежде, глубин, не выпуская при этом на поверхность моря демаскирующий пузырь и не "подскакивая" на малые глубины после торпедного залпа, не говоря уже о более современном электронном оборудовании! Новые подводные лодки строились на Балтике, Черном и Белом морях, а также на Волге и на Амуре быстро, большими сериями. Мы знали, что служить нам придется именно на таких лодках, и использовали оставшиеся до окончания стажировки дни для активного, если не глубокого изучения, то во всяком случае добросовестного знакомства с этими кораблями.
Но вот и стажировка позади. Затаив дыхание, слушаем приказ Министра обороны СССР о присвоении первого в нашей офицерской службе звания. "Лейтенант корабельной службы" - звучит?!
Из адмиральских рук принимаем темно-синие книжечки с рельефным изображением Государственного герба на обложке - дипломы о высшем образовании. Получаем красивые ромбовидные значки с красными рубиновыми звездами и золотыми гербами СССР на их фоне, новенькие, сверкающие золотом и слоновой костью кортики с романтическими силуэтами якорей и парусников на ножнах и, наконец, самое главное - золотые с одним черным просветом и двумя маленькими серебристыми звездочками погоны! К этим погонам мы шли долгие семь лет!
После роспуска строя - бегом в спальные помещения (по-нашему, "кубрики"). Теперь здесь живут курсанты нового набора. На их койках нас ждут многочисленные предметы офицерского туалета. Быстро переодеваемся и как бы впервые видим друг друга: новенькие, еще не обмятые офицерские шинели делают из нас настоящих "желторотых" лейтенантов.
Еще через несколько минут проходим церемониальным маршем по тому самому двору-плацу, на который впервые робко вступили жарким летом сорок седьмого... Не щадя новеньких офицерских ботинок, "даем ножку", заглушая оркестр.
Впервые (сегодня все впервые!) официально проходим КПП без увольнительных записок.
Ночью кружимся в вальсах, скачем в фокстротах и всяческих рок-н-роллах, млеем в танго на выпускном балу. Правда, он проходит в чужом клубе: наш клуб на ремонте. Приходится отмечать выпуск в Зале Революции училища имени Фрунзе. Зато утром имеем возможность получить благословение в долгое плавание по жизни и морям от Крузенштерна и фамилий флотоводцев, ученых, художников и путешественников, отображенных на мраморных досках.
Прощай, училище! До свидания, Ленинград!
"Иди, лейтенант, поднимай
Перископы.
На долю твою еще хватит
Побед!.."
Геннадий Новицкий "Лейтенантам подводникам"
СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ ВАЛЬС
В последний раз, проскочив пробитый в чреве крымской горы тоннель, поезд вынырнул навстречу яркому южному солнцу и внезапно возникшему в правом окне вагона морю. Море сверкало сине-зелеными бликами и было почти прозрачным. Мне казалось, что оно шептало: "Здравствуй, лейтенант, вот мы и встретились, чтобы теперь не расставаться! Веди свой корабль по моим просторам, я тебя не подведу, не предавай и ты меня!"
Я и сейчас с удовольствием вспоминаю это чистое, юное чувство восторга и любви к стихии, с которой связала меня жизнь.
Выражаясь морским языком, "открылся" и белокаменный Севастополь. Я уже успел привыкнуть к нему за время нескольких последних дней стажировки, но сейчас, как бы заново, рассматривал разбросанные по пологим горкам чистейшее "частные" домики и восстановленные из руин красивые, как правило белые, современные дома. Издалека не были заметны еще имевшиеся в городе разрушения - последствия жестоких боев за город
Именно здесь, думалось мне, предстоит служить долгие годы... Как хорошо, что мое желание служить на Черном море удовлетворено!
Забегая вперед, скажу, что причина такого "идеального" совпадения была до обидного проста. Кадровые органы ВМФ прекрасно знали, что бурное строительство подводных лодок в самом недалеком будущем приведет нынешних "черноморцев" и "балтийцев" на просторы северных морей и Тихого океана. Но это было впереди, а пока я, конечно, так далеко не заглядывал и в прекрасном расположении духа спрыгнул на севастопольский перрон.
Офицер отдела кадров флота, к которому я явился, только подтвердил то, что было мне объявлено еще в училище: я назначен командиром минно-торпедной группы на среднюю подводную лодку проекта 613 "С-90".
ДПЛ пр.613 у причала (Whiskey-V)
Через пару часов я уже "нырял" в верхний рубочный люк "С-90", ошвартованной к одному из пирсов Южной бухты города.
Лодка входила в состав балаклавской бригады и ее пребывание в Севастополе было временным. Экипаж жил на корабле, а не в береговой казарме или на плавбазе, как это принято у подводников в промежутках между выходами в море. Время было обеденное, и, войдя во второй отсек, я застал офицеров корабля за обеденным столом. Это меня смутило, и я было отступил к кормовой переборке отсека, намереваясь дождаться окончания обеда, но сидевший во главе стола симпатичный коренастый шатен с ярко-голубыми глазами, погонами капитана 3 ранга и командирской "лодочкой" на груди жестом подозвал меня к себе. "Командир", - понял я и, вытянувшись, доложил о прибытии "для дальнейшего прохождения службы". Командир слегка привстал и, в свою очередь, представился: "Командир "С-90" Шаповалов", протянул мне для рукопожатия руку и пригласил к столу. Старпом, двумя годами раньше окончивший наше училище, указал мне на свободный вращающийся стул-полукресло: "Тут будет твое место!"
Сытно пообедав, офицеры потянулись наверх, перекурить перед традиционным на флоте послеобеденным отдыхом. Матросы и старшины тоже потянулись в курилку у торца пирса. Внутри лодки оставались моющие посуду бачковые и вахта. Произнеся обычную скороговорку: "Прошу разрешения от стола!" (до сих пор толком не могу понять смысла этого ритуала), я начал выбираться из своего угла.
И тут, совсем так, как много лет спустя заявит на экранах телевизоров Штирлицу Мюллер, командир произнес: "А вас, Рудольф Викторович, я попрошу остаться!" Естественно, я замер, а затем, повинуясь приглашающему жесту командира, последовал за ним в кормовой - седьмой отсек лодки. Именно этим отсеком я, в соответствии с корабельным расписанием, должен командовать отныне.
Вежливо (я уже успел заметить и оценить вежливость командира) капитан 3 ранга выпроваживает из отсека бачковых и совершенно неожиданно для меня приказывает приготовить и прострелять воздухом один из кормовых торпедных аппаратов. "А вот это - удача!" - проносится в моей голове: именно такой практический вопрос стоял в моем билете на госэкзамене по торпедному оружию. Я тогда блестяще продемонстрировал комиссии умение готовить и стрелять из такого аппарата и, естественно, получил пятерку.
Но... Что это? Сгорая от стыда, я, как слепой котенок, тыркаюсь между аппаратами, мечусь по отсеку, но явно недостаточные знания устройства корабля мешают мне разыскать нужные клапана и рычаги... Наконец, изрядно взмокнув, понуро глядя куда-то мимо глаз командира, признаюсь ему в своей некомпетентности.
Лицо командира непроницаемо: "Теперь ясно, чем вам нужно будет заняться в ближайшее время?" - "Так точно!" - выдавливаю из себя уставной ответ и остаюсь в отсеке один на один с аппаратами, магистралями, рычагами и клапанами.
Продолжение следует.
