Несколько страниц из жизни одного из классов современной Питонии, нахимовцев 6 класса, начальник 2 учебного курса В.И.Коломиец.
На тематический классный час, посвященный 100-летию со дня рождения Героя Советского Союза А.И.Маринеско, в гости к нахимовцам пришел ветеран Северного флота капитан 1 ранга запаса Н.М.Панков.
Николай Мартынович длительное время командовал атомной подводной лодкой. Ветеран-подводник рассказал о боевых буднях подводников времен «холодной войны», ответил на многие интересующие нахимовцев вопросы, показал фотографии из личного архива.
27 января состоялась экскурсия в Музей истории подводных сил России им. А.И.Маринеско
Нахимовцы познакомились с экспозицией, отражающей этапы создания и развития подводных сил страны, боевое использование подводных лодок в военное время.
Особое место среди музейных предметов занимают личные вещи, награды, фотографии, форма одежды подводников.
В экспозиции представлены рассказы о конструкторах, кораблестроителях, тех, кто создавал отечественную историю подводного флота.
Большой интерес у нахимовцев вызвали средства защиты экипажа, которые можно было исследовать в интерактивном режиме.
В кают-компании ребятам был показан документальный фильм о жизни и подвиге А.И.Маринеско.
В завершение мероприятий нахимовцы побывали на могиле героя и возложили цветы.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
В конце 60-х годов пошлого столетия на Северном Флоте решили создать «Отдел устройства службы». Возможно, от него и была какая-то польза, но комедийные ситуации были явно. По задумке начальства, отдел должен был способствовать улучшению быта военнослужащих. Самые светлые головы нужнее на кораблях, а потому в отделе собрались не корифеи. Дабы имитировать бурную служебную деятельность, начали с проверок тумбочек и рундуков у матросов с организационными выводами для командиров кораблей. Однажды адмирал, начальник штаба флота, сидел себе в рабочем кабинете и просматривал серьёзные бумаги. По ходу работы ему потребовалось переговорить с начальником оперативного отдела, капитаном 1-го ранга. С ним у адмирала были дружеские отношения и обращались они друг к другу по имени отчеству. Иногда посиживали за бутылкой коньяка или водочки. Заходит в кабинет приятель адмирала и начинает выделывать ногами, руками, головой непонятные для адмирала движения. Адмирал удивился, очки на лоб поднял и спрашивает: «Петрович, что за цирк? Ты случаем не заболел?» - «Никак нет товарищ адмирал, принимаю по подразделениям строевую стойку, в соответствии с директивой подписанной Вами!» В куче бумаг, адмирал действительно подписал, не глядя этот «опус» то ли шутника, то ли не очень умного офицера.
Бортовой номер.
В губе , в конце 1960-х годов, базировалась бригада консервации эскадренных миноносцев. Как и во всякой части, в задачу которой входит сохранность вооружения, личного состава там было не много, повседневная жизнь состояла из осмотров и мелких ремонтов систем обогрева, замены силикагеля, и скуки. Командование бригады решило для улучшения питания соорудить на берегу свинарник. Благо отходов с камбуза было достаточно. На второй год существования свинарника командир бригады захотел в общем стаде откормить своего личного поросёнка. Такое же желание возникло у начальника политотдела и начальника штаба. Дело было сделано, и в стаде свиней поселились поросята начальников. Всё бы было нормально, но начальство повадилось инспектировать своих личных поросят, и каждый выказывал своё недовольство свинарю. В том числе говорили ему, что в прошлый раз он показывал им не этого поросёнка. После очередного такого разноса, матросик-свинарь написал на боку поросят начальников их принадлежность. Было ли это отмщение или просто дурость деревенского простачка – трудно сказать. Вполне вероятно, что матрос, которого приучили в экипаже и в учебном отряде подписывать всё своё обмундирование, имеющий бирку на койке и на рундуке со своим боевым номером, с номером, нашитым на правом кармане робы, посчитал в порядке вещей нанести позывные на свиней начальников. Это было бы событием местного значения, но на беду командования бригады в этот день бригаду приехал проверять отдел устройства службы. Пошли они проверять подсобное хозяйство и обнаружили в свинарнике поросят с бортовыми номерами Ком.Б, Нач. ПО, НШ. Шуму и хохоту было на весь флот.
— Чище, чище! — наставлял Фрол. — Слова лучше выговаривайте, чеканьте, чеканьте! Чтобы за двадцать кабельтов было слышно! И мы «чеканили» так, что, наверное, нашу песню слышали даже в далекой деревне за горой:
— Реже, реже! — командовал Фрол, и мы запевали последний куплет:
Николай Николаевич Сурков одобрил песню. Одобрил ее и Кудряшов. Слова сочинил Юра, музыку подобрал Олег — и они были очень горды, что их песню поет все училище. По приезде в лагерь мы не имели ни минуты покоя. Не побывавшие на флоте воспитанники осаждали нас просьбами: «Расскажите, что повидали, на чем плавали, далеко ли ходили». Фрол охотно рассказывал: «когда мы вышли на позицию на подводной лодке...» (хотя мы вовсе не выходили на позицию, а свое подводное «крещение» получили на рейде, в двух шагах от бухты и берега), «когда мы затралили магнитную мину...» (хотя мина была не магнитная, и ни мы, ни тральщик, на котором мы находились, ее не затраливали, а просто она оборвалась и блуждала под берегом); дальше следовали рассказы о том, как мы чуть было не взорвались и как лодка наша лежала на грунте. Таков уж был Фрол — любил все приукрасить, «потравить», как говорится на флоте. Послушав однажды рассказы Фрола (Фрол не смущался «травить» даже при воспитателях, поясняя, что этим самым он завлекает не нюхавших флота и моря, чтобы они покрепче и позлее учились и обязательно на будущее лето поехали с нами на флот), Кудряшов сказал: — А почему бы нам не издавать рукописный журнал? Каждый из вас может написать, о том, что он видел на флоте. Можно писать в прозе и в стихах.
Обложка рукописного журнала ленинградских нахимовцев.
Кудряшов сам немного писал. Фрол говорил, что видел в «Красном флоте» статью о нашем училище, которая была подписана «Ст. лейтенант Кудряшов», и что Кудряшов составляет «Историю Нахимовского училища». — Журнал наш будет выходить по мере накопления материала, — продолжал Кудряшов, — и я охотно помогу тем, кто захочет попробовать свои силы. Что касается обложки и иллюстраций, то, я думаю, за этим дело не станет. У нас есть Рындин; Авдеенко тоже рисует неплохо; найдутся еще художники. — А как будет называться журнал? — спросил Фрол. — «Уходим завтра в море». Впрочем, названия я вам не навязываю. Может быть, кто-нибудь предложит лучшее, мы обсудим и примем. — Нет, мне нравится «Уходим завтра в море»! — одобрил Фрол. — Кит нарисует нам катер... торпедный катер, который уходит в море! — А почему катер? — спросил Илюша. Почему не подводную лодку? — Да, почему не подводную лодку? — поддержал Илюшу Авдеенко. — Тральщик, — предложил Юра. — Эсминец! — перебил Забегалов. — Крейсер! — посоветовал Гордеенко. — Тогда уж лучше линкор! — предложил Бунчиков. — Я вас всех помирю, — улыбнулся Кудряшов. — На обложке одного номера будет уходить в море тральщик, на обложке другого — торпедный катер, потом — «охотник», подводная лодка, эсминец, крейсер, линкор... — Почему бы и нет? — вскричал Фрол. — Отлично придумано! В этот вечер все сочиняли, а я рисовал обложку первого номера.
Фрол написал неуклюжий рассказ «Как мы выходили на позицию». Забегалов сочинил восторженные стихи, где «Серьезный» рифмовал с «грозным» и воспевал свой эсминец. Юра прочел нам маленькое стихотворение, которое называлось «Знамя училища»; оно нам очень понравилось, потому что в нем говорилось о том, что наше знамя священно и мы готовы отдать за него жизнь. Другой, короткий рассказ, написанный Юрой, был о тральщиках. Война закончилась нашей победой, никто больше не воюет, все учатся. Только тральщики продолжают расчищать морские дороги, чтобы днем и ночью по морю ходили большие, прекрасные теплоходы. Подрывается офицер Званцев, но на его место тотчас встает другой, молодой, отважный, по фамилии Десятников. И тральщик снова уходит в море... У Бунчикова не ладилось с рифмой, но он все же написал в журнал «О Севастополе, морской столице, о которой морякам поют песни птицы». Сколько листков было изорвано, сколько перечеркнуто слов, так легко укладывавшихся в голове и так трудно на бумаге! Материала поступило в первый номер так много, что хватило бы на пять журналов. Кудряшов терпеливо разбирал наши каракули и отбирал самое лучшее. Прочтя заметку Олега Авдеенко «Как я стал нахимовцем», он сказал: — Это хорошая, честная заметка, Олег. Мы ее обязательно поместим. Авдеенко описал все, как было: как он не понимал, что такое Нахимовское училище, как он, имевший всегда в школе пятерки, нарочно был невнимателен и получал тройки и двойки, лишь бы его отправили домой. «Никому не советую делать этого, — заканчивал заметку Авдеенко. — Очень плохо, когда тебя не любят товарищи. Я рад, что теперь вошел в нахимовскую семью». Да, Олег вступил в нахимовскую семью и заслужил право вступить в комсомол. Его приняли единогласно — ни у кого не нашлось возражений. День выхода первого номера журнала был большим праздником. Журнал читали запоем. Адмирал одобрил наше начинание. А мы готовили уже второй номер, и я рисовал вторую обложку. Для второго номера я написал рассказ «Клятва моряка». Как умел, я рассказал о клятве, которую дали мой отец, Русьев и Серго Гурамишвили. Они чуть было не погибли, но клятву выполнили. Протасов тоже выполнил свою клятву и поднял над городом флаг.
Севастополь вновь наш! 9 мая 1944 г. Фото Е. Халдея. - "Москва и судьбы российского флота. Архивные документы и исторические очерки." М., Мосгорархив, 1996.
— Хорошо, Рындин! — похвалил меня Кудряшов. — Немного, конечно, надо подправить, но в общем — хорошо. Второй номер читали нарасхват все классы. Однажды, когда мы на полянке за палатками обсуждали материал, поступивший в третий номер, дневальный на первой линейке подал команду: «Смирно!» Мы вскочили. Я увидел коренастого генерала в белом кителе, в фуражке с красным околышем и с белым чехлом, быстро шедшего по дорожке от штаба. Заметив нас, он свернул в нашу сторону. — Не знаете ли, товарищи... — начал он. — Папа! — воскликнул Авдеенко. Мы хотели было исчезнуть, но генерал сказал просто и приветливо: — А вы куда, товарищи? Оставайтесь, не помешаете. Ну, здравствуй, давно не видались, — сказал он сыну. — Поздоровел, загорел, поправился — не узнать. Молодец! Мне сообщили, что и фанаберии свои ты забыл и учишься хорошо. Значит, больше не хочешь, чтобы я тебя забрал отсюда? — Нет! — ответил твердо Олег.
— А зачем же ты писал матери, что я тебя не понимаю, чтобы она меня упросила взять тебя из Нахимовского? — Ты знаешь, был композитор Римский-Корсаков? — Ну, предположим, знаю, — усмехнулся генерал. — А что? — Он ведь тоже был моряком. — Ну, допустим. Что дальше? — А я... я хочу быть подводником. — Даже подводником? Вот как! Но какая связь, не пойму, между подводной лодкой и Римским-Корсаковым? — Знаешь, мне подарили скрипку. Отличную скрипку. И начальник училища мне сказал, что осенью я смогу заниматься в консерватории. У нас на вечере я играл Чайковского. — А ты заслужил своим поведением этот подарок? — спросил, поглядев веселыми, насмешливыми глазами, генерал. — Когда получил, то еще не заслужил, а теперь стараюсь заслужить. Я ведь стал комсомольцем, ты знаешь? — Знаю и радуюсь. — И мы только что были на кораблях. Подводное «крещение» получили. — Поди, струсил? — Струсил. — Так как же ты: струсил — и вдруг в подводники? — Не он один струсил, все струсили, — вступил в разговор Фрол. — И командир подводной лодки говорил, что он в первый раз тоже струсил. А теперь он четырнадцать кораблей потопил! — А может быть, вы мне расскажете, товарищ...
— Живцов, товарищ генерал-лейтенант, — подсказал Фрол. — ...Товарищ Живцов, почему мой Олег так домой просился, а теперь вдруг... — Расскажу, — сказал Фрол. — Олегу вашему вначале у нас плохо было. Его никто не любил. — А почему его не любили? — Да потому, что он сам никого не любил.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
