Род. 20.07.1920 в с. Прочное Голопрестанского района Николаевской области. Окончил рабфак. В ВМФ с 1938. Окончил ВМУ связи им. С.Орджоникидзе, ВВМУ им. М.В.Фрунзе, курсы артиллеристов речных кораблей при Каспийском ВВМУ. В действующей армии с 1942. В рядах ВКП(б) с 1942. Воевал в Заполярье в должностях помощника командира и командира катеров "малых охотников", командира 2-го отряда малых охотников СФ. Участник боевых операций по конвоированию транспортов, 6 арктических походов с союзными транспортами, 17 операций по высадке десанта, в том числе в районе Маати-Вуоно и Лиинахамари. 5 мая 1944 присвоено звание Героя Советского Союза. За успехи в подготовке парада Победы награжден наручными часами. Продолжал службу в ВМФ. Окончил ВМОЛА им. К.Е.Ворошилова в 1956. Находился на должностях старшего офицера отдела управления боевой подготовки ВМФ, с 1958 — заместитель начальника учебного отдела Высших специальных офицерских классов ВМФ, с 1960 — заместитель начальника Ленинградского нахимовского военно-морского училища по учебной части, с 1966 — начальник штаба 23 дивизии ОВРа КСФ, с 1968 — на преподавательской работе в ВВМУ им. М.В.Фрунзе. Капитан 1 ранга. С 1975 в запасе. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Нахимова 2-й ст., Отечественной войны 1-й ст., медалями.
Начало рассказа о Н.Г.Танском в биографической справке о ДРОБОТЕ Семене Семеновиче, командире отделения минеров на малом охотнике "МО-424", которым командовал Николай Георгиевич.
Б.М.Золотайкин. Бакинское военно-морское подготовительное училище (БВМПУ). - Басок В.М. и др. Военно-морские подготовительные училища исторический очерк . СПб, 2001.
Большинство офицеров училища были участниками войны, имели боевой и жизненный опыт, награды, ранения, что, безусловно, поднимало их авторитет среди курсантов. Правда, педагогический багаж их был зачастую невелик. Между офицерами и преподавателями училища с одной стороны и курсантами с другой всегда соблюдалась определенная дистанция. Обращения были строго по форме: «товарищ лейтенант», «товарищ главный старшина», «товарищ преподаватель», «товарищ курсант». Немудрено, что курсанты порой не знали имени-отчества своих преподавателей. Но зато характеры, сильные и слабые стороны, достоинства и недостатки своих воспитателей курсанты постигали довольно быстро... Всеобщее внимание в училище привлек к себе прибывший на должность командира роты Николай Георгиевич Танский — Герой Советского Союза, участник морских сражений в Заполярье. На груди у него сиял орден Нахимова, в училище доселе невиданный и, по мнению курсантов, самый красивый из орденов... В 1947 году после очередного выпуска курсантов Бакинское подготовительное училище произвело новый набор, а в ноябре этого же года было переведено на Балтийское море, в город Калининград. Переехали все курсанты трех курсов, большинство офицеров БВМПУ, многие преподаватели. На новом месте училище стало подготовительной кадровой базой вновь создаваемого Второго Балтийского высшего военно-морского училища. В первые годы пребывания в Калининграде организация жизни и учебы курсантов, училищные традиции оставались практически такими же, какими были в Баку. Этому, несомненно, способствовало и то, что почти весь руководящий состав училища оставался неизменным. Среди руководителей были такие уже опытные и уважаемые офицеры (по старшинству званий), как А. Я. Пышкин, А.И.Левчик, А.С.Чхеидзе, А.И.Иванов, С.Д.Зайцев, А.С.Учватов, Я.Б.Гутин, А.К.Селяничев, Г.Г.Кайстря, Н.Г.Танский, Л.Н.Бурджалов, Д.Д.Дандин, Ю.Н.Ушаков, К.К.Пруссак, Н.В.Панина и многие другие.
Герой Советского Союза капитан 1 ранга Н.Г.Танский. 1960-е годы.
Процитируем В.К.Грабаря: "В 1961 году в Нахимовское пришел новый заместитель начальника училища, известный катерник времен войны, Герой Советского Союза Николай Георгиевич Танский. Это почетное звание, как рассказывали, ему присвоено за то, что во время атаки он под огнем противника спас команду подбитого соседнего катера. Благородный поступок восхищал. Работая над книгой, я поинтересовался у знающих людей, возможно ли такое. Ведь во время атаки, будь то на море или на суше, останавливаться запрещалось. «Какое там, — был ответ. — За остановку катера в бою расстреливали!» Такова жестокая правда. Но знать об этом нахимовцам было не обязательно. Настоящий же героизм старшего лейтенанта Танского заключался в том, что он семьдесят раз ходил в охранение союзных и наших конвоев, более ста пятидесяти раз эскортировал подводные лодки при выходе в море и при возвращении на базу, семнадцать раз высаживал десантные и разведывательные группы на вражеское побережье. Но самым выдающимся в его героической биографии был, по оценке специалистов, эпизод, когда в ночь на 10 октября 1944 года при высадке на мыс Ахкониеми 63-й бригады морской пехоты его катер МО-424 под ураганным огнем противника поставил дымовую завесу и прикрыл остальные катера и место высадки. Для этого, прямо скажем, «незрелищного» дела требовались железные нервы и настоящая отвага. В училище должность, которую занимал Танский, хотя и была важной, но оставалась не замеченной воспитанниками."
Кроме организации учебного процесса, Николай Георгиевич несколько раз был руководителем корабельной практики нахимовцев. В этот период некоторым из них посчастливилось пообщаться с ним, с умным, доброжелательным командиром. Мне (КСВ.) он запомнился в бытность руководителем практики в Таллине, проживая на плавучей казарме "Урал", мы выходили на экскурсии, в том числе и в море на базывых тральщиках. Нам, на мой взгляд, везло на людей из плеяды победителей по складу духа, на интеллигентных морских офицеров.
Танский Николай Георгиевич. - Морской сборник № 1, 1974 г. (Из архива И.С.Болотина)
Из далеких, далеких лет южных, таганрогско-новочеркасских, нет-нет и услышится ему музыка, звучание его кларнета, на котором он, сын полка, после детдома играл с радостью юности в духовом оркестре 37-го полка Дагестанской дивизии. Были у него и хороший музыкальный слух, и талант, и капельмейстер хотел его послать даже в консерваторию - учиться. Но до того ль тогда было? Есть у Бунина такие слова: «Воспоминания - нечто столь тяжкое и страшное, что существует даже молитва о спасении от них». А у Данте: «Воспоминания - это тот рай, из которого нас никто не изгонит». Для жизни столь длинной и содержательной, какая сложилась у Ивана Анастасьевича, и то, и другое, наверное, характерно, потому что было в ней всего в избытке - и бедствий, и радости, и лишений, и головокружительного счастья. Музыкантом он так и не стал, но выучился на токаря и бросил свой первый якорь на металлургическом заводе в Таганроге. Стал техником-механиком, женился. А потом - совершил неожиданный поворот, на целых 180 градусов - поступил на учебу в военно-политическую академию в Москве, на морской факультет, который закончил в 1941 году. В роковом… Он не скрывает, почему вдруг стал офицером - да потому, что тогда, в то время, все считали за честь попасть в авиацию или во флот. Это было престижно в бескорыстном понимании этого слова. Вот и обернулись честь - престижем, престиж - честью защищать Родину на Северном флоте. Там, в Мурманске и в Полярном, и прошла война Ивана Анастасьевича с фашистами, в контрразведке, на эскадренных миноносцах «Громкий», «Валерьян Куйбышев», на крейсере «Мурманск».
Береговая охрана подразумевала сопровождение конвоя. Приходили суда из Штатов, из Англии - с помощью от союзников. Груженные чем угодно - от продовольствия до паровозов. Их встречали и провожали по водам Баренцева моря, кишащим немецкими подводными лодками. Не надо, наверное, говорить, какую опасность они представляли. А сверху бомбили. А лодки надо было обезвреживать (канцелярское слово, за которым, в общем-то, стоял подвиг, который тогда подвигом не считался). У Ивана Анастасьевича есть два ордена Красной Звезды, два - Боевого Красного Знамени и Великой Отечественной войны, не говоря уже о медалях. Но самый памятный - первый, за ту подлодку, которую в 1942-м году около морской базы обнаружил гидроакустик «Валерьяна Куйбышева». Шум ее винтов всех встревожил. Пришлось отстать от конвоя и наносить удары, один за другим, глубинными бомбами, пока не образовалась в воде воронка, гарантирующая достижение цели. Догнали потом конвой, а вернувшись - увидели огромное пятно солярки. Это означало, что дело сделано. «В. Куйбышев» стал Краснознаменным миноносцем, а большинство моряков команды, были представлены к наградам. А чуть раньше, в 1941-м, когда четыре миноносца (Толоманенко находился на «Громком»), взяв в охранение подбитый транспорт «Мария Ульянова», сопровождали его на военно-морскую базу, тоже попали в переплет, запомнившийся на всю жизнь. Налет вражеских самолетов, как из мешка посыпавшиеся бомбы, накаленные до предела нервы и сложнейшие маневры, которые тогдашние матросы («профессора», - как говорит Толоманенко), служившие в те времена во флоте пять лет, совершили столь виртуозно, что тем самым спасли всем жизнь.
Моряки - они в лицо врагу не смотрели, не было у них рукопашных и, воюя как бы с невидимой силой, один из товарищей Ивана Анастасьевича даже как-то попросил, чтобы ему показали пленного немца. Это ли обстоятельство или совсем другое - простая скромность, природное достоинство, придает окраске воспоминаний этого седого, подтянутого человека тона умеренные, пастельные, будто он просто как клерк ходил на службу на берегу. А ведь вся его грудь - в наградах. И - напоминаю - в числе 870 североморцев Иван Анастасьевич был участником Парада Победы, и сам вице-адмирал Фадеев вручал ему в тот до боли памятный миг медаль «За Победу». Бог, говорят, любит троицу. Троицей, тремя якорями капитана 1 ранга в отставке Толоманенко стали техника, служба и педагогика. Превратности ли это судьбы или что-то другое, но сложилось именно так: он очень любил завод, был прекрасным токарем, техником, но стал военным. Он отдал морю более 20 лет, после войны прослужив еще в Каспийском высшем военно-морском училище и в Таллине в службе вооружения и судоремонта, и, в конце концов, уже в Кронштадте перешел на преподавательскую работу, в мореходку. Он учил там уму-разуму, а точнее, морскому делу и всяким его премудростям молодежь и провожал ее в дальний морской путь, и это тоже было ему по вкусу. Родившийся на Азовском море, избороздивший просторы холодного, грозного Баренцева моря в годы войны, отдавший должное и Каспию, и Балтике, то есть, «став уже частицей океана», он бывал счастлив, когда на улицах Кронштадта или Ленинграда его окликали бывшие его ученики, когда он узнавал, что они вышли в люди, и что есть в том частичка его честного труда. Несмотря на то, что он уже находится на заслуженном отдыхе, он молодежь понимает. Это невольно вызывает уважение, как будто он по-прежнему - если не юноша с кларнетом, то, во всяком случае, - молодой офицер, не забывший мелодии своей юности.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Прежде чем приступить к обзорам выпусков Тбилисского нахимовского училища, приведем заслуживающий внимания факт, приведенный в рукописном журнале «Нахимовец» № 11, 1959 год (журнал регулярно выходил в Ленинградском НВМУ). 23 июня 1944 года был издан Приказ Наркома ВМФ Союза ССР о формировании Ленинградского Нахимовского училища с пятилетним сроком обучения по программе средней школы, но уже за несколько дней до объявления приказа в Ленинград прибыла оперативная группа в составе семи офицеров и четырёх старшин из Тбилисского НВМУ. Одновременно прибыл в Ленинград и будущий Начальник вновь создаваемого училища капитан 1 ранга Николай Георгиевич Изачик для развёртывания практических мероприятий по созданию нового нахимовского училища, до этого изучивший опыт работы по созданию Тбилисского училища. Прибывшая из Тбилиси группа была размещена в Училищном доме им. Петра Первого.
Именно в этом здании вскоре и было создано Ленинградское НВМУ! 21 июня 1944 года прибыли 43 воспитанника Тбилисского Училища и вольнонаёмный состав для проведения подготовительных работ к ремонту выделенного здания. 22 июня 1944 года начались самые первые работы и приборка в здании, уборка мусора, разборка ДОТов и других огневых точек и заградительных сооружений в здании, оставшихся со времён блокады города. 30 июня начались ремонтно-восстановительные работы в здании. В них активное участие принимали и тбилисские воспитанники. 26 июня 1944 года на Карельский перешеек была направлена группа офицеров для изыскания места для нахимовского лагеря и подсобного хозяйства. В составе группы были и приехавшие из Тбилиси. 31 июля 1944 года земельный участок был выделен, и уже целая рабочая группа офицеров, старшин и воспитанников (с привлечением тбилисцев) была отправлена на выделенный в районе озера Нахимовское и дачи Маннергейма участок для создания лагеря и подсобного хозяйства. 19 августа 1944 года рота воспитанников старших классов Тбилисского НВМУ была передана в Ленинградское НВМУ для зачисления воспитанниками 8-го класса средней школы. Вот так с самого начала тесно переплелись судьбы ленинградских и тбилисских нахимовцев и училищ!
Обзор выпуска 1948 года
К сожалению, в первом выпуске Тбилисского НВМУ не нашлось летописца, как у первого выпуска Ленинградского НВМУ - Соколова Николая Павловича. Однако один из выпускников - Константин Ираклиевич Чикваидзе оставил интереснейшие воспоминания, имеющие самостоятельное значение. В них немало страниц посвящено нахимовскому периоду, в частности, ребятам взвода, с которыми автор ел кашу из одного котла. Как и ранее, мы дополним его повествование в меру своих знаний из других источников.
Чикваидзе Константин Ираклиевич. «От урочища до училища» (воспоминания нахимовца)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я родился в 1929 году в Тбилиси. Отец Чикваидзе Ираклий Константинович, грузин, из Телави, а мама Михайлова Евгения Николаевна русская из урочища Лагодехи. Стало быть, могу с полным основанием считать себя стопроцентным кахетинцем. Папа был военнослужащим и умер, когда мне было 8 лет. После этого мы с мамой прожили восемь очень тяжелых довоенных и военных лет в Тбилиси и Лагодехи до тех пор, пока я не поступил в Тбилисское Нахимовское военно-морское училище. Я проучился в нем с 7 по 10 класс. В 1948 году после сдачи выпускных экзаменов был отчислен из-за недостаточной для службы в ВМФ остроты зрения. Поступил в Грузинский политехнический институт и стал гидростроителем. Невозможно переоценить значение ТНВМУ в жизни тбилисского пацана, «безотцовщины», разгильдяя и оболтуса, каким я был в первые годы войны. Нахимовское училище стало для меня Богом брошенным спасательным кругом, а в дальнейшем лоцией, определившей правильное движение по фарватеру моей будущей жизни. Но если бы меня спросили сегодня, жалею ли я, что не стал моряком, я бы честно ответил – нет, не жалею. Но если бы я вообще не попал в училище, то тогда это был бы не я, а совсем другой человек. Представленный на Ваш суд исторический и биографический материал появился по воле обстоятельств. Год назад я натолкнулся в интернете на публикации, неизвестного мне тогда, земляка Петра Тимофеевича Згонникова о Лагодехи, о его уникальной природе, людях, событиях, истории возникновения и многом другом. Я всегда считал, что Лагодехи – моя малая Родина, - незаслуженно обойден вниманием в грузинской журналистике, публицистике, исторических очерках и вообще в прессе. Поэтому, когда после нашего виртуального знакомства Петр Тимофеевич предложил мне написать свои воспоминания о Лагодехи довоенного и военного времени, я с радостью согласился.
Писал не для публикации, а в первую очередь для детей и внуков, чтобы знали и помнили. В процессе работы над очерком «Мои Лагодехи» и началом его публикации на сайте П.Т. Згонникова, с материалом познакомились мои нахимовские однокашники и предложили опубликовать его в сборнике «Страницы истории ТНВМУ в судьбах его выпускников». Предложение редколлегии сайта счел для себя большой честью, хотя и испытывал некоторое смятение от сравнения своего «творения» с блестяще написанными очерками, опубликованными на сайте. Но с мыслью будь, что будет, сел за рабочий стол. Взяв за основу «Мой Лагодехи», я дописал два раздела посвященные тбилисскому довоенному и военному периодам моей жизни, фрагментарно и бессистемно описал свое пребывание в Нахимовском училище, и, конечно, изменил название очерка. Что получилось? Вам судить, дорогие питоны.
О ПРЕДКАХ
УРОЧИЩЕ ЛАГОДЕХИ 19 ВЕК
Русские в Лагодехи появились в первых десятилетиях XIX века в период так называемой Кавказской войны. 1817-1864 г.г., когда главнокомандующий Кавказской армией генерал Кноринг решил создать «лезгинскую кордонную линию».
Вот как писал Василий Александрович Потто в своем труде «Кавказская война» о том, как обосновывалась в те времена целесообразность создания этой линии: «С покорением джарцев открылась свободная полоса земли, лежавшая между Алазанью и юго-восточным хребтом Кавказа. Полоса эта, заключавшая в себе до семидесяти тысяч десятин, оставалась до тех пор в совершенном запустении, а между тем превосходный климат ее, плодородие почвы и изобилие леса представляли особые устройства для образования здесь оседлого населения.
Иван Федорович Паскевич и хотел воспользоваться этим обстоятельством, чтобы поселить здесь до шести тысяч казаков, которые, с одной стороны, совершенно прикрыли бы Грузию от непокорных лезгин, а с другой,— поселенные между Кахетией и джарскими владениями, служили бы наилучшим средством к скорейшему сближению русских с коренными обитателями края. Все это казалось, тем более удобным, что споров на эти места никто предъявить не мог, так как в течение полутораста лет никто ими не пользовался, вследствие близкого соседства непокорных горцев. И кто знает — может быть и возникло бы тогда в этой части Кавказа новое казачье войско, а с ним вместе наступило бы и скорейшее умиротворение края, но этому помешали крупные события, заслонившие собой все нарождавшиеся вопросы и надолго изменившие наши планы и предположения. То был мюридизм, озаривший своим кровавым ореолом весь Дагестан на многие годы»
И далее: «…кордонная линия прошла по прямому направлению от Тионет через Боженьяны, Белоканы и Джары к Мухахам. Вся эта линия разделена была на две дистанции: лезгинская — занимала протяжение от Мухахи до Лагодех, а кахетинская — от Лагодех до Тионет…» Далее у краеведа, земляка Згонникова П.Т. читаем: «Лагодехи в качестве отдельного самостоятельного укрепления Лезгинской кордонной линии был построен еще в 1831 году. В это время поселян еще не было. Стояло около десятка одиноких зданий: казарма, лазарет, склад, русская церковь, польская часовня, генеральский дом и др. Все это в непроходимом лесу. В лесах прятались лазутчики Шамиля, то и дело совершались набеги» О более позднем периоде пребывания русских частей в Грузии (1832-1839 гг.) пишет в своем очерке «Из воспоминаний старого Эриванца» офицер Рукевич А.Ф. «Большинство частей имели свои более или менее благоустроенные штаб-квартиры, с неизбежными слободками, населенными ремесленниками, отставными или женатыми солдатами, которым разрешали выписывать на казенный счет жен из России. Были даже особые “женатые роты”. На жен и детей отпускался казенный паек, а впоследствии солдатским семьям нарезали землю, если не ошибаюсь, даже по 35 десятин, и из этих слободок образовались со временем целые селения, называвшиеся урочищами, таковы Манглис, Белый Ключ, Царские Колодцы, Гомборы, Лагодехи, и др. Эти слободки были единственными пунктами, где солдаты могли видеть женщин, и, наверно, там уже ни одна невеста не засиживалась. Спрос на них был столь велик, что в счет шли даже старухи, которые, по пословице, “на чужой сторонке и старушка Божий дар”, были в большой цене, а уж о безобразных, но еще и молодых и говорить нечего. Если же выдавалась между ними какая-нибудь красивая, то ее облюбовывали офицеры, и она в конце концов выходила замуж за офицера. Особенно этим отличались артиллеристы, которые в своих выборах были значительно демократичнее остальных родов оружия.
Командиры частей один перед другим соревновались в благоустройстве своих штабов. Насколько мне помнится, никаких казенных отпусков на этот счет не полагалось, а предоставлялось лишь право употреблять людей на постройки, заводить полковые кирпичные заводы, каменоломни, лесопильни и т. п. Между солдатами всегда отыскивались подходящие мастеровые, техники и даже прекрасные инженеры. Так, например, в Лагодехах, драгунской штаб-квартире, громадное здание с двусветным залом, первое по времени военное собрание на Кавказе, выстроено, как я слышал, под руководством простого солдата. Недавно я узнал, что это здание теперь стоит в полуразрушенном виде, с провалившейся крышей и поросшими на стенах большими деревьями. Жаль, что не умели сохранить эту капитальную постройку. Там, где угрожала возможность неприятельского нападения, штаб-квартира обносилась валом, и возникала, таким образом крепость, постройки здесь поневоле ютились в пределах ограды. В других же случаях здания разбрасывались на нескольких десятках десятин и соединялись прекрасными шоссе, как, например, Манглис, Белый-Ключ... Кроме зданий, штаб-квартиры могли похвалиться своими огородами, этими главными подспорьями в деле кормления солдат. Если бы не существовало этих огородов, не знаю, право, чем насыщались бы солдаты да с ними, пожалуй, и офицеры, ибо местное население совсем не знало употребления картофеля, капусты, брюквы, редьки, бураков и разводило свои особые овощи — цицмат, тархун, лобио, кинзу, черемшу, цвинтри и др. Это было все очень вкусно, но не пригодно для солдатского желудка, требующего не столько вкусового качества, сколько количества. Войсковые части обживались в своих штаб-квартирах; офицеры обзаводились собственными домами, семьями, солдаты — кумушками на слободке и так обрастали на месте, что оно для них, навсегда оторванных от родных деревень, становилось второй родиной. Солдаты, ради разнообразия, шли с удовольствием в поход, но с еще большим возвращались к себе домой на отдых» Читая очерк Рукевича А.Ф, я вспомнил, что тоже видел эту заброшенную штаб-квартиру. Где-то в 40-х годах она еще «красовалась» в районе «Табаксырья» с высокими прямоугольными окнами на первом этаже и, расположенными над ними окнами арочной формы, на втором. На подоконниках и из трещин в стенах росли кустарники. Любопытно было бы узнать причину разрушения здания и когда его окончательно снесли. Проваленная крыша, о которой пишет Рукевич либо просчет проектировщика, а скорее плохое качество строительства.
А вот как пишет о лезгинской линии в своей публикации «Кавказ с 1841 г. по 1866 г.»М.Я. Ольшевский: «Под Лезгинской кордонной линией, принимая ее в тесном смысле, подразумевались укрепления и посты, с находящимися в них войсками, расположенные у подножия главного Кавказского хребта для защиты Нухинского уезда, Джаро-Белоканского округа, Кахетии и Тушино-Пшаво-Хевсурского округа, от нападений неприязненных нам горских племен. Но как хищнические набеги и нападения горцев производились и за Алазань, а потому периодически подчинялись начальнику Лезгинской линии и части Телавского и Сингахского Сигнахского уездов, находящиеся по правую сторону Алазани На Лезгинской линии, кроме многих постов, находились укрепления; Закаталы, Белоканы, Лагодехи, Каратубань, Сацхенисы, Кварели и Натлис-Мцемели, построенные у подошвы главного хребта, содержащиеся в которых подвижные небольшие резервы обязаны были поспешать в те места, где появлялся неприятель. Сверх того находились в самых горах укрепленные пункты, как например: Мессельдигер, Похалис-тавская, Шаугорская, Кипручебская и Кодорская башни, имевшие целью наблюдать за неприятелем и извещать о его появлении. Эти наблюдательные и извещательные посты были постоянные, то есть в них находился небольшой караул и летом, и зимою.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович