Опыт, конечно, накапливался, но давался с немалым трудом.
Сейчас всякий мальчишка, наверное, знает о трагедии подводной лодки "К-278" ("Комсомолец"). В описываемое же время не только о гибели, но и об аварийных ситуациях, возникавших на подводных лодках, ни писать, ни говорить было не принято.
В марте 1968 года в дивизии, в которой я служил, случилась трагедия: ушла в океан и не вернулась подводная лодка "К-129", которой командовал мой товарищ Владимир Иванович Кобзарь.
Через несколько лет американцы обнаружили ее лежащей на пятикилометровой глубине. Попытались они ее поднять, но подняли только носовую часть: корпус лодки разломился. Дальнейших попыток поднять лодку американцы по ряду причин не предпринимали. Причина гибели корабля осталась невыясненной.
Отчего погибла эта лодка? Отчего вообще могут погибать подводные и надводные корабли? Причин может быть множество. Тебе, мой юный читатель, я хочу рассказать о главной, на мой взгляд, причине тяжелых аварий на кораблях, да и вообще, пожалуй, на любых участках работы, связанных с эксплуатацией техники.
Пусть не покажутся тебе, читатель, скучными и неромантичными мои рассуждения и даже некоторые технические разъяснения. Ведь морская служба, особенно служба на подводных кораблях, кроме романтики, состоит из особого труда, требующего высочайшей дисциплины, организованности, а самое главное, ответственного отношения к исполнению своих обязанностей.
По моему глубокому убеждению, главная причина абсолютного большинства аварий и аварийных происшествий, случавшихся и, к сожалению, случающихся на подводных лодках, таится в пренебрежении к этим принципам, а проще говоря, в халатном отношении к исполнению обязанностей, четко определенных корабельными расписаниями. По вине любого члена экипажа подводного корабля, не выполнившего свои обязанности, лодка вместе с экипажем может сгореть, взорваться, попасть под таранный удар, разбиться о скалы и "провалиться" на глубину, где даже прочный корпус корабля будет раздавлен гигантским давлением забортной воды, как хрупкая скорлупа ореха.
Проиллюстрирую подобную, мягко говоря, неприятную ситуацию небольшим рассказом.
В ОКЕАН С "ЧУЖИМ" ЭКИПАЖЕМ
Случилось так, что осенью 1966 года меня - старшего помощника командира подводной лодки "К-126", временно "приписали" числиться старшим помощником командира дежурной, то есть находящейся в часовой готовности к выходу в море, подводной лодки "К-139". "Родной" старпом этой лодки был вынужден по семейным обстоятельствам дней на десять улететь в Куйбышев к тяжело больному отцу. Поначалу такая "приписка" ничем меня не обременяла. Однако, как это всегда бывает, совершенно неожиданно, когда до прибытия "настоящего" старпома тридцать девятой оставалось три дня, дежурную лодку срочно отправили в океан "дослуживать" за находившуюся в районе боевого патрулирования лодку, вынужденную возвращаться в базу из-за серьезной неисправности.
Буквально из-за вечернего семейного стола ушел я тогда в океан на два с лишним месяца...
АВАРИЙНОЕ ВСПЛЫТИЕ
На боевой службе жизнь экипажа покатилась по накатанной поколениями подводников колее. Днем шли под водой. Ночью, если не штормило, двигались на перископной глубине, под РДП - устройством, позволяющим использовать дизель для обеспечения хода и зарядки аккумуляторов.
Режим РДП (работа дизеля под водой) для подводных дизель-электрических ракетоносцев проекта 629 (а именно из лодок этого проекта состояла наша дивизия) был тяжелым. Опять немного отвлекусь и поясню.
"Холодная война" привела ее участников к созданию качественно новых видов оружия и их носителей. Подводные лодки начали вооружаться не только современными бесследными торпедами, но и ракетами. На смену традиционным дизелям и электромоторам пришли ядерные (атомные) двигатели. Лодки, вооруженные баллистическими ракетами, превратились в скрытые передвижные стартовые позиции. Лодки выгодно отличались от стационарных наземных ракетных позиций своей скрытностью. "Потаенные суда" представляли теперь значительную угрозу не только для боевых кораблей и судов противника, но стали способны решать стратегические задачи: уничтожать важнейшие военные, политические и промышленные объекты в глубине вражеской территории.
Однако "скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается". Атомоходы только-только начинали строиться, а гонка вооружений шла полным ходом.
Пришлось нашим конструкторам и судостроителям вооружать ракетами дизель-электрические подводные лодки, а военачальникам посылать эти лодки на боевые позиции. Но лодки-гибриды, такие, как проект 629, - энергетическая установка большой торпедной лодки и "лишний" огромный трехпалубный ракетный отсек, - под РДП были очень чувствительны к волне. Они то "выскакивали" на поверхность и теряли свое основное качество - "скрытность", то "проваливались" на опасную глубину... Если ты, читатель, представишь себе мотоцикл с коляской-кузовом от грузовика, то поймешь трудность управления таким "агрегатом" на неровной дороге. Впрочем, под водой и в крейсерском, то есть надводном положении лодка управлялась хорошо.
Итак, в одну из суббот "К-139", слегка покачиваясь, шла под РДП. На корабле, как положено по субботам, шла большая приборка. Сдав так называемую "командирскую" вахту в центральном посту командиру, я было собрался пройтись по отсекам, чтобы проверить ход приборки, как вдруг...
"Лодка не держит глубину! Всплывает!" - доложил несущий вахту на горизонтальных рулях боцман. Чуть ли не хором мы с командиром начали выговаривать ему за плохую работу на рулях, а вахтенный механик приказал трюмным принимать забортную воду в уравнительную цистерну. Несмотря на значительное утяжеление, лодка продолжала всплывать! Глубиномер центрального поста показывал уже пять метров, вместо положенных 12 - 14! Рули были положены в максимальные плоскости "на погружение", но... лодка всплывала!
Из боевой рубки послышался голос вахтенного офицера: "Внизу! За глубиной следите?" Вахтенный центрального поста доложил ему, что в ЦП находятся командир со старпомом и механик корабля. Вахтенный офицер, очевидно, успокоился и больше никаких докладов не делал.
Внезапно, без всякой команды, остановился дизель. Стрелка глубиномера неожиданно перескочила с деления, соответствующего глубине пять метров, на... тридцать метров! Затем она быстро стала показывать увеличение глубины. А в уравнительную продолжала поступать вода! "Стоп принимать!" - буквально заорал механик. На глубиномере было уже около ста метров!
"Продуть балласт аварийно! Рули на всплытие! Пошел насос из уравнительной за борт!" - начали командовать одновременно командир, я и механик. Но продувать балласт на глубине сто метров уже бесполезно: на глубиномере была глубина, уже превышающая предельную. Лично я даже отвернулся от глубиномера, и только одна мысль сверлила мозг: "Так они и тонут!" Было очень обидно, что никто ничего не узнает о причине нашей гибели, ведь мы сами еще не успели ничего понять... Командир подал единственно правильную в этой обстановке команду: "Три мотора самый полный вперед!" И - о чудо! Лодка задрожала, как живая, остановилась, а потом с нарастающей скоростью начала всплывать! Наконец она "пробкой" выскочила на поверхность. Хорошо, что наверху никого не было!
Мы живы! Но в чем же причина такого происшествия?
А ЛАРЧИК ПРОСТО ОТКРЫВАЛСЯ
Наутро, уже в подводном положении, из бесед с инженер-механиком, боцманом и старшиной команды трюмных машинистов была довольно быстро установлена вполне банальная причина столь странного поведения глубиномера центрального поста. Оказывается, один из матросов - трюмных машинистов, который давно уже уволился в запас, придумал, как говорят матросы, "рацию" (рационализаторское предложение): отвел от магистрали, соединяющей глубиномер с забортом, небольшой трубопровод с краником, позволяющий в помещении гальюна, расположенного в третьем отсеке, набирать в обрез (тазик, напоминающий банную шайку) забортную воду для приборок. Пока такое добывание забортной воды производилось в надводном положении, никто на поведение стрелки глубиномера внимания не обращал, но под водой... Когда один из матросов, прибирающих в третьем отсеке, начал набирать воду в обрез, стрелка глубиномера стала "врать": показывала вместо двенадцати пять метров, то есть глубину гораздо меньшую фактической. А мы-то дружно загоняли лодку на глубину!
НЕТ, ВСЕ-ТАКИ НЕ ПРОСТО!
Значит, виновата "рация" и большая приборка? Так выходит? Нет, не так! А несение вахты в отсеках? Ведь в концевых отсеках установлены глубиномеры, за которыми обязаны следить вахтенные отсеков, докладывая изменение глубины на каждые десять метров. Есть глубиномер и в дизельном отсеке. А уж у вахтенного-то офицера в боевой рубке глубиномер постоянно перед глазами! А что сделал вахтенный офицер? Увидев, что перископ заливает водой и лодка погружается, он опустил перископ, запросил центральный пост на предмет слежения за глубиной (сам глубину по своему глубиномеру не доложил) и спокойно сел на стоящую в рубке электрогрелку...
Вообще действия вахтенных ни в какие рамки не укладывались. Даже обнаружив, что тракт подачи воздуха к дизелю перекрыт аварийным поплавковым клапаном и дизель "заглох", мотористы перекрыли воздушную и газовую захлопки только тогда, когда в трюм отсека начала поступать потоком вода (поплавковый клапан на глубине более двадцати метров самопроизвольно открывается). Вода же, поступавшая в трюм дизельного отсека и принимаемая в уравнительную, значительно утяжеляла лодку... Обидно было ощутить такую слабую подготовку экипажа к действиям в нештатной ситуации.
Я казнил себя за явную нетребовательность, за то, что не вник в фактическую организацию службы на этом, хотя и "чужом" корабле. За многое я себя казнил тогда... Вероятно, все остальное время похода я казался экипажу тем самым старпомом - "собакой", образ которого бытует до сих пор на флоте и особенно в литературе. Во всяком случае старательности к службе мне этот провал явно прибавил.
ПОДВОДНЫЕ РАКЕТОНОСЦЫ - носители мощных, дальнобойных стратегических ракет, предназначаются для уничтожения важных наземных объектов противника. Они являются основным компонентом боевой мощи ведущих флотов мира и в том числе Советского флота.
С.Г.Горшков, "Морская мощь государства"
ОБЫЧНАЯ АВТОНОМКА
К тому времени я уже несколько лет командовал "К-126"-й, той самой, на которой до этого служил старпомом.
Середина мая 1970 года. Маневрируем в районе боевого патрулирования, то есть в районе, из любой точки которого наш подводный ракетоносец сможет, в случае получения соответствующего сигнала, занять огневую позицию и по команде самого ответственного государственного лица пустить по соответствующему пеленгу и на соответствующую дистанцию свои ракеты. Боевые части этих ракет способны превратить в ядерную пыль весьма важные в стратегическом отношении объекты на территории противника. Впрочем, сама угроза такого пуска делала возможность ракетно-ядерной войны маловероятной. Поэтому и утюжим сейчас Тихий океан, соблюдая максимальную скрытность, как всегда днем под водой, подвсплывая только на сеансы радиосвязи под перископ, а ночью - под РДП или над водой, заряжая аккумуляторы.
СЕАНС СВЯЗИ
В своей самой большой, но все-таки крошечной каюте пытаюсь спать "вполглаза". Привычно, сквозь дрему, слышу по постоянно включенному динамику внутрикорабельной связи все команды и доклады отсеков. Время от времени приоткрываю глаза и по показаниям вынесенных в каюту репитеров (повторителей) приборов убеждаюсь, что лодка держит заданную мной глубину, от заданного курса не отклоняется, скорость не увеличивает. Значит, все спокойно. Скоро - сеанс связи. Нужно будет подвсплывать на перископную глубину, выдвигать радиоантенну, принимать радиоинформацию с далекого берега родной страны. А может быть, не дай Бог, и тот самый (даже подумать страшно!) сигнал на старт ракет? Нет, не должно этого быть, - успокаиваю себя и все-таки засыпаю...
Сквозь дрему - деликатный стук в дверь. Голос командира БЧ-4 (начальника связи, он же начальник радиотехнической службы - РТС): "Товарищ командир, через 15 минут - сеанс связи!"
Я уже понял, что проснулся. Рывком вскакиваю с дивана и, стараясь придать своему голосу и лицу "свежее" выражение, сухо произношу: "Спасибо, сейчас иду!" Своеобразный воспитательный прием: подчиненные не должны слышать и тем более видеть своего командира расслабленным.
Выхожу из каюты, запираю дверь этого хранилища секретов на ключ и "ныряю" через широкий комингс и дверь-люк в третий отсек.
Я - в "мозговом центре" корабля, в Центральном посту. Сейчас здесь относительная тишина, изредка нарушаемая лишь легким шипением гидравлической смеси в приводах управления вертикальным и горизонтальными рулями да отдаваемыми вполголоса командами вахтенного офицера и вахтенного механика. Просто какой-то полусонный покой!
Впрочем, я. конечно, знал, что покой этот обманчив. В любой момент обстановка в отсеке да и в самой лодке может кардинально измениться, взорваться боевой, а то и аварийной тревогой. Очень не хотелось думать, что через считанные секунды именно мне придется "встряхнуть" экипаж.
Однако я твердо помнил командирскую заповедь: "Если сомневаешься - строить команду или не строить - строй! Если раздумываешь - объявлять тревогу или не объявлять - объявляй ее!" Впрочем, требования руководящих документов, в данном случае, не оставляли места сомнениям: всплытие на перископную глубину производится только по тревоге, наверху могут быть всякие неожиданности. Привычно подавляю чувство ложной жалости.
Скрипнула дверь радиолокационной рубки: радиометристы уже там. Похвалил их мысленно: готовятся заранее, не ожидая тревоги. Именно им надлежало при подвсплытии под перископ обнаруживать и классифицировать по характеру работы радиолокаторов самолеты или корабли еще до того, как они смогут обнаружить лодку. Молодцы!
Заглядываю в штурманскую рубку. Вместе со штурманом прикидываю, какая может быть наверху погода. Прямо из штурманской приказываю вахтенному офицеру всплыть на глубину, безопасную от таранного удара: на поверхности может оказаться "неуслышанный" нами корабль. Получаю доклад о том, что лодка всплыла на эту глубину, объявляю боевую тревогу. Приказываю акустикам прослушать горизонт. Шумов нет. Увеличиваю ход, быстро проскакиваю опасную от тарана глубину, при подходе к перископной глубине сбавляю ход и поднимаю перископ. Осматриваю горизонт. Он чист. Погода - прекрасная, почти штиль, ясное небо и яркое солнце, на небе редкие облачка.
Поднимаю необходимые выдвижные устройства и по динамику в боевой рубке слышу писк морзянки: сеанс связи начался. Работающих радиолокационных станций нет.
Сеанс связи окончен. Радиограмм в наш адрес нет. Мы опять на оптимальной глубине. Эта глубина рассчитана по солености и температуре забортной воды. Она "скрывает" нас от возможного обнаружения. Снижаю боевую готовность. Подвахтенные (не занятые вахтой) смены - продолжают отдых. Решаю, используя хорошую погоду, с наступлением темноты перейти на режим плавания под РДП, зарядить до рассвета аккумуляторную батарею. Возвращаюсь в каюту.
Окончание следует.
