Гребенюк Никита Андреевич, старшина 2-й статьи, 1918-1995 гг. Был участником Парада Победы в Москве 24 июня 1945 года. В 1946 году уволился в запас. Работал в Верцеховской МТС в Днепропетровской области. Десять лет ходил по Дунаю первым помощником капитана на торговом судне, работал в Линце под Веной диспетчером Советско-Дунайского пароходства. Выйдя на пенсию, переехал в Николаев. Вырастил сына. Является почетным гражданином Николаева.
Один из 68-ми десантников под командованием старшего лейтенанта Константина Федоровича Ольшанского. - В течении трех суток отбивали бойцы землю... Всего 12 человек остались в живых... В составе десанта было 55 моряков, 12 саперов и один рыбак. Всем им - и живым, и погибшим, было присвоено звание Героев Советского Союза. В истории Великой Отечественной войны это единственный случай, когда все десантники отряда были удостоены такого звания, в том числе посмертно.
«Парк героев И неба просинь, Желтыми листьями Шепчет осень: Шестьдесят восемь, Шестьдесят восемь...»
Это стихотворение, посвященное ветеранам Великой Отечественной войны, освободителям города Николаева, я написал под впечатлением встречи с Никитой Андреевичем Гребенюком. Произошло это еще в 40-ю годовщину подвига легендарного десанта под командованием старшего лейтенанта Константина Федоровича Ольшанского... Сколько раз мне приходилось встречаться с Никитой Андреевичем, он всегда говорил спокойным тихим голосом, и очень редко о себе.
- У всех нас было одно желание - побыстрее вышвырнуть фашистов из Николаева, погнать их далеко, далеко за Южный Буг к границам Германии и добить их в Берлине. Во всем мы брали пример с нашего боевого командира. Под Широкой Балкой он был ранен, но уговорил начальство не снимать его с десанта. Холодной ночью мы скрытно высадились в порту, заняли боевые позиции. Раздались первые выстрелы. Вот тут все и началось. До нас доносился грохот сражения с восточной стороны города. Несмотря на мартовскую непогоду и непролазную грязь, отчаянное сопротивление немцев, наши войска неудержимо «взламывали» оборонительную полосу противника, так называемый Бугский вал. Я слушал рассказ Никиты Андреевича и, высоко подняв голову, смотрел на памятник героям-ольшанцам. Слева от стоящего во весь рост под развернутым знаменем Константина Ольшанского изготовился к схватке с врагом матрос с автоматом в руке, а за ним, тоже во весь рост, изображен стоящий рядом со мной вполне живой и здоровый Никита Андреевич Гребенюк. До меня как бы издалека доносился его голос, а я подсознательно вижу и слышу резкие звуки боя в морском порту. Слышу грохот наползающих танков, вой пикирующих немецких самолетов, весь гибельный жар адских огнеметов и вонь дымовых шашек, слышу взрывы гранат и бесконечное тиканье автоматов... Вот уже погиб от пули немецкого снайпера Тимофей Прокофьев, осколком снаряда Валентину Ходыреву оторвало кисть левой руки, и он со связкой гранат, ценой жизни, уничтожил вражеский танк.
Краснофлотец Прокофьев Тимофей Ильич, старший краснофлотец Ходырев Валентин Васильевич.
Чудом добрался к своим через линию фронта подорвавшийся на мине Юрий Лисицын. Он потерял много крови, но выполнил боевой приказ командира и доставил важное донесение. Один за другим уходили из жизни боевые товарищи, а немцы все наседали и наседали, не считаясь с потерями. В свои неполные 30 лет погибает Константин Ольшанский, а бой продолжается. И кажется, что ему нет и не будет конца... Десантники отбили 18 вражеских атак, уничтожили около 700 фашистов, оказали существенную поддержку ворвавшимся в город боевым частям. Как свидетельствуют документы, ходатайство об их награждении представил народный комиссар Военно-Морского Флота СССР Кузнецов, а лично Сталин, не колеблясь, подписал указ. Это был единственный в истории Великой Отечественной войны случай, когда все участники десанта - живые и мертвые - были удостоены высокого звания Героя Советского Союза. После войны имена героев-десантников присвоены кораблям, школам и улицам, Николаевской мореходке, известен поселок Ольшанское, Ольшанский цементный завод. О многом рассказывают посетителям экспонаты Мемориального народного музея боевой славы моряков-десантников отряда старшего лейтенанта К. Ф. Ольшанского. Расположен он недалеко от исторического места высадки морского десанта, в нем уже побывали более 150 тысяч человек. В 1987 году из 68 десантников осталось всего шестеро: Николай Митрофанович Щербаков, Никита Андреевич Гребенюк, Николай Яковлевич Медведев, Ефим Митрофанович Павлов, Михаил Кабирович Хакимов, Юрий Ефимович Лисицын. Сегодня в живых нет никого. Мой собеседник Никита Андреевич Гребенюк ушел из жизни 16 февраля 1995 года.
Листаю подшивки старых газет, многое написано о десанте. Писатели, журналисты не обошли своим вниманием героический подвиг. Многое сделал для увековечения подвига николаевский писатель, участник войны, моряк Михаил Иванович Божаткин, журналисты Борис Аров, Александр Умеренков. Известны книги писателей Н. Бодрова «Подвиг отряда», В. Архипенко «Созвездие ольшанцев», участника десанта . К 30-летию подвига в Николаевском музыкально-драматическом театре поставлена пьеса «Ольшанцы». И это еще не все. Заведующий фильмотекой городского управления культуры видеооператор Вадим Кирчев разыскал кинокадры военной кинохроники, киносъемки николаевских коллег - в том числе и мои. Сумел все, что было на кинопленке, перегнать на видео. А накануне Дня освобождения показал по местным телеканалам видеофильм «Легендарный десант». Отныне в музеях, школах и библиотеках есть его копии. После некоторого перерыва снова возродилась прекрасная традиция - заступая на пост № 1 у Вечного огня, школьники города несут почетную вахту, принимают торжественную присягу. В хорошо известном в Украине николаевском издательстве Ирины Гудым вышла уникальная книга сына одного из участников освобождения Николаева Валерия Цыганова «Ударный час», новое слово об ольшанцах. Все благодарные потомки не забывают своих героев, память о них жива.
Встают перед нами В вихре атаки Взметнувшие знамя. Снова все вместе, Снова все вместе, Не посрамившие Воинской чести. В адском огне И в свинцовой метели Выстоять Флотские души сумели. Наперекор Всей погибели-смерти Верьте в бессмертье, В бессмертие - верьте. Парк героев И неба просинь, Желтыми листьями Шепчет осень: Шестьдесят восемь, Шестьдесят восемь!
ГРИБКОВ Николай Тимофеевич
Род. 21.11.1924 в г. Ярославль в рабочей семье. Окончил 10 классов. С июня по ноябрь 1941 работал по комсомольскому призыву на Ярославском тормозном заводе по выпуску оборонной продукции. В мае 1942 поступил в ВИТУ. Будучи курсантом училища, неоднократно участвовал в ликвидации последствий налетов авиации на г. Ярославль и его объекты, в восстановлении Ленинграда и Кронштадта. На параде Победы — курсант ВИТУ. В 1946 участвовал в , в 1947 — в строительстве аэропорта "Пулково". В дек. 1947 закончил ВИТУ. В 1948-1950 служил в г. Ораниенбауме в мореходном училище, в 1950-1959 проходил службу в инженерном и строительном управлениях Кронштадтской Военно-морской крепости. С 1959 — в строительном управлении КСФ в г. Североморске, с 1963 по 1968 — в Архангельском строительном управлении главным инженером, начальником управления работ, начальником строительного управления. В 1968 назначен в Главвоенстрой в Москву, а в 1971 переведен в Главное инженерное управление ВМФ. С 1976 в запасе. Инженер-полковник. В дальнейшем работал в ГлавАПУ г. Москвы. Награжден медалями.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Лагерная жизнь текла своим чередом. Наступило первое сентября, а мы все не уезжали в Ленинград. Нам объяснили, что здание училища еще не полностью отремонтировано, надо подождать. Но ночи становились все холоднее. Надвигалась зима. Нам выдали шинели и зимние шапки. Ребята старших классов в конце октября уехали в училище. Теперь наша рота осталась в Каннельярви старшей, и работы прибавилось. Нужно было снабжать лагерь водой из озера, заготавливать дрова, нести караульную службу. Кроме того, мы усиленно занимались строевой подготовкой, изучали уставы. Началась зима, ударили морозы. В ботинках мерзли ноги. Возникла проблема валенок. Где взять сразу столько валенок маленького размера, да еще черного цвета? Сколько усилий ни прилагал капитан первого ранга Изачик, а достать валенки не удавалось. И тогда Николай Георгиевич поехал в Москву к зам. наркома ВМФ адмиралу флота Исакову. Тот вместе с Изачиком пошел на прием к , бывшему в ту пору наркомом снабжения.
Анастас Иванович внимательно выслушал просьбу моряков и сделал все, чтобы ее выполнить. Вскоре нам выдали маленькие крепкие . Теперь морозы были не страшны. Озеро покрылось зеркальным льдом. Майор Щенников, хороший спортсмен, бегал по этому изумительному катку на коньках. Озеро громадное: в ширину больше километра, а в длину, видимо, и все десять. Такого раздолья для катания вряд ли где можно сыскать. У нас коньков не было, и нам оставалось только завидовать командиру роты. Несмотря на запрет, мы все свободное время пропадали на льду. Отойдя от берега метров на сто, мы наблюдали сквозь прозрачный лед растущие на дне растения, плавающих рыб. Лед иногда слегка трещал, было страшновато, но желание видеть подледный мир пересиливало. Некоторые ребята пробивали на льду лунки, и к ним подплывали дышать большие рыбины. Затаив дыхание, мы с восторгом следили за потаенной жизнью. Выпал снег. Лыж у нас не было, и мы отводили душу в катании с горок на больших санях. В такие сани набивалось человек двадцать. Вместе с нами садились и офицеры, и официантки. С визгом и уханьем мчались мы с горы. Потом привезли финские санки — гнутые металлические прутья на двух полозьях. Ездить на них можно было только стоя. На них катались и с горок, и по льду озера. По вечерам при тусклом свете керосиновых ламп в казарме устраивались импровизированные концерты. Майор Щенников аккомпанировал на гитаре, а Костя Гавришин и Марат Рахимов отплясывали чечетку. Время шло. До нас доходили вести, что ребята первой и второй рот начали заниматься, что училище уже отремонтировано, но пока полностью не налажено отопление и воспитанники вынуждены сидеть в классах в шинелях и шапках. Наконец в середине декабря нам объявили, что и мы переезжаем в Ленинград. С песнями дошли до станции, сели в поезд. Вот и Ленинград. В училище нас ожидала санобработка. По чьему-то недосмотру, а может по незнанию, все пропущенные через сушилку зимние шапки сели и никому не налезали на голову. Начальство ругалось, несколько мешков шапок пришлось списать. Нам выдали новые. Здание училища полностью отремонтировали и покрасили. У парадного входа стояли два корабельных орудия. Словом, все как положено во флотском учреждении.
Сейчас трудно уже представить нахимовское училище где-то в другом месте. Выбирая здание и место, капитан первого ранга Изачик предусмотрел все. И близость Невы, и соседство с Петропавловской крепостью, и с Летним садом. Можно ли еще найти такое чудесное место в Ленинграде?.. Ну и наконец, сама Петроградская сторона. Один из красивейших районов города. Неподалеку знаменитый Домик Петра I, парк, памятник миноносцу «Стерегущий». И не случайно легендарный крейсер «Аврора» стал потом на вечную стоянку именно здесь, напротив нахимовского училища. Само здание также историческая достопримечательность. Оно было построено в 1908- 1912 годах по проекту архитектора Александра Ивановича Дмитриева к 200-летию Петербурга. Здание выполнено в стиле русского барокко Петровской эпохи. На великолепном фасаде барельеф Петра I.
Здание строилось специально для реального училища и до революции носило название «Училище имени Петра Великого». После революции вплоть до Великой Отечественной войны в нем размещалась 85-я школа Петроградского района. К моменту создания нахимовского училища помещения были законсервированы и требовали капитального ремонта. Руководители городского комитета партии, власти города, командование училища приложили много усилий, чтобы в короткие сроки закончить ремонт. Конечно, не все сразу наладилось. Вначале плохо было с отоплением, и поэтому на первых порах зимой нам иногда приходилось сидеть в классах в шинелях и шапках. Но никто не хныкал, трудности преодолевали стойко. Вначале мы жили и учились в одном корпусе. Спали на двухъярусных железных кроватях. Каждый класс имел свое классное помещение, где кроме занятий по общим предметам мы по вечерам занимались самоподготовкой. Трудно было готовиться к урокам при таком количестве людей: кто учил, кто разговаривал, кто просто мешал. Но постепенно все отладилось. Сначала на самоподготовке присутствовал офицер-воспитатель, потом помкомвзвода, а в дальнейшем достаточно было авторитета вице-старшины класса, нашего товарища. Да и привычка выработалась не отвлекаться на посторонние шумы. Учеба началась, а увольнений в город все еще не было. Каждый из нас ждал с нетерпением того часа, когда он сможет предстать перед родными и знакомыми во всей красе флотской формы. Чтобы получить право на увольнение, нам предстояло сдать зачеты по строевой выучке, по умению отдавать честь. Понятно, что каждый старался как можно лучше подготовиться к зачетам. И вот наступил день, когда мы должны были продемонстрировать начальству свое умение. Для оценки нашей выучки в училище приехал заместитель начальника военно-морских учебных заведений по строевой подготовке генерал-майор Татаринов.
Татаринов Алексей Николаевич (1895 – 1978 ), с 1939 г. заместитель начальника УВМУЗ, генерал-майор. Фото предоставила С.В.Любимова, автор очерка о выдающемся разведчике-вербовщике В.В.Любимове - Человек очень строгий, сам исключительно подтянутый и аккуратный, он требовал того же и от других. Наверное, мы больше всего боялись его. Генерал решил лично проверить каждого в умении отдавать воинскую честь. То была не просто проверка. Решалась судьба увольнения в город. Это наложило определенный отпечаток на строевые занятия. Мы были напряжены. И потому наше старание привело к курьезу. Так уж почему-то получилось, что, когда мы тренировались в одиночном отдании чести, наше начальство всегда стояло слева по ходу движения. К этому все привыкли. Татаринов же приказал нам построиться в цепочку друг за другом и стал проверять умение отдавать честь в том и другом направлении, то есть по отношению к нам он получался то слева, то справа. И вот Гена Бабанов, шагая строевым шагом мимо генерала, стоящего слева, отдал честь, как и положено, повернув голову влево. На обратном же пути, когда Татаринов стоял уже справа, он, поравнявшись с ним, растерялся. И стал странно манипулировать руками: то правой рукой отдаст честь, то левой. Наконец, отчаявшись, он повернул голову в сторону Татаринова, прижал правую руку к бедру, а левой отдал честь. Мы все покатились со смеху. Церемония была нарушена. Генерал обомлел. Командование нашей роты было расстроено. Построили взвод, и Татаринов вызвал из строя Бабанова. Строго спросил: «Почему вы отдаете честь левой рукой? Вы что, левша?» Побледневший Гена стал докладывать; он так сделал потому, что правая рука при отдании чести закрывала от него генерала. Как ни был строг генерал, и он рассмеялся.
Все это для нас окончилось печально. Нашему взводу увольнение в город отсрочили еще на неделю и назначили дополнительные тренировки. С генерал-майором Татариновым мне приходилось встречаться еще. Одна встреча до сих пор вызывает улыбку. Мы проучились в училище года три и считались опытными нахимовцами. Шел урок математики, который проводил очень добрый и умный преподаватель майор Базилевич. Майором он стал недавно, как и многие другие преподаватели нашего училища, до этого был сугубо гражданским человеком. За его мягкость, полноту мы ласково звали его между собой «батенька». Его любили, но не боялись, тем более что и погоны майора у него были административной службы — серебряные, узкие, а мы тогда ценили только один вид погон — широкие и золотые. Впоследствии узкие административные погоны были отменены. Итак, шел урок. Вдруг открывается дверь, и входит генерал-майор Татаринов. Все обомлели. Базилевич растерялся и вместо четкой команды: «Встать, смирно!» и доклада что-то пробормотал, чем привел генерала в ярость. — Кто у вас вице-старшина? — спросил он строгим голосом. Вскочил Юра Симонов. — Подайте команду, какую положено, и доложите. Симонов это проделал с блеском. —А теперь постройте класс в две шеренги,—приказал генерал. Мы построились около доски. Генерал скомандовал одной шеренге два шага вперед и кругом, а затем стал каждого из нас внимательно осматривать. Дойдя до Виктора Преображенского, он строго спросил: — Почему вы одеты в форму первого срока? Мы затаили дыхание. Дело в том, что все мы были одеты в синее рабочее платье, а Виктор — в выходное, суконное обмундирование, или, как его называли, . Мы-то знали, почему Преображенский так одет. Он собрался в очередную самоволку. Что ответит генералу Виктор? А он, как потом признался, боялся рот открыть, так как в перерыве накурился до одурения.
Наконец, вдыхая воздух в себя, он сдавленным голосом произнес: —Робы нет, товарищ генерал! Лицо генерала стало багровым. — Что за «роба»? Что за жаргон? Повернувшись к Симонову, он спросил: — Кто командир роты? Вызвать его сюда! Побежали за командиром роты. Между тем осмотр продолжался. Подойдя к Косте Гавришину, генерал увидел отросшие на его подбородке реденькие волосики. Большинство из нас еще не брились, но разница в возрасте в одном и том же классе доходила порой до четырех лет, и некоторым, как тому же Косте, уже приходилось иногда скоблить лезвием подбородок. Генерал, посмотрев на небольшую щетину Гавришина, спросил: — Вы кто, сверхсрочник? — Никак нет, я воспитанник, — ответил Костя. И тут у всех что-то сломалось внутри. Несмотря на напряженность, все начали хохотать. Татаринов приказал соблюдать дисциплину. В это время в класс вбежал наш командир роты и, печатая шаг, едва не задирая ногу выше головы (он был маленького роста), нажимая на «р» доложил: — Товар-р-рищ генер-р-рал, командир-р-р тр-р-р-етьей р-р-роты капитан-лейтенант Р-р-ростов по вашему пр-р-риказанию пр-р-ри-был! Вселившийся в нас чертик снова взбрыкнул. Мы грохнули от смеха. Что нам говорил Татаринов, мы плохо понимали. Визит генерала кончился для многих из нас, в том числе и для меня, плачевно: за недисциплинированность мы отсидели сутки в карцере. Карцер размещался в полуподвальном помещении одного из подъездов училища. Часовой это помещение не охранял, дверь просто закрывали на ключ. От ареста у меня остались самые лучшие воспоминания. Во-первых, мы чувствовали себя героями, во-вторых, преданные друзья, стараясь смягчить наше заключение, принесли вечером котлеты и пирожки. Еду передавали в форточку, и мы до самой ночи наслаждались трапезой.
Флюгер, кораблик на шпиле Нахимовского училища. Реконструкция В. Зернова и А. Ларионова. 1997 г. Темным цветом обозначена сохранившаяся часть флюгера. Его размер 1 х 1,2 м. - Конечно, карцер есть карцер. И как бы мы ни хорохорились, а это взыскание суровое. И на очередном комсомольском собрании нам пришлось держать ответ за свое поведение. Генерал-майор Татаринов был суров, но справедлив. И требовательность проявлял не только к нам, воспитанникам, но и к офицерам. Однажды перед генеральной репетицией парада на Дворцовой площади, нам в третью роту вместо заболевшего Казакова прислали старшего лейтенанта интендантской службы. Училище выстроили перед зданием, чтобы следовать на площадь. Форму одежды проверял генерал Татаринов. Дойдя до старшего лейтенанта, он спросил его, откуда он и почему в парадном строю. Офицер доложил. — А почему у вас неуставные баки? — спросил генерал. Старший лейтенант попытался объяснить. Генерал перебил его. —Даю вам пять минут на то, чтобы встать в строй побритым. Старший лейтенант хотел что-то возразить, но генерал вынул из кармашка золотые карманные часы-луковицу и спокойно заметил: — Время уже пошло, товарищ старший лейтенант. Выполняйте приказание. Наш горе-взводный побежал в здание. Уж как он выходил из положения, не знаю, но через пять минут, с порезами на щеках, доложил Татаринову о выполнении приказания и встал в строй. Татаринов был олицетворением аккуратности и порядка и требовал того же от других.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
