ПАМЯТИ БРАТА-ПИТОНА ДИМЕНТА ЛЕОНИДА ДАВИДОВИЧА

Мистер Уолк, крупный делец и обладатель приличного состояния, решил удалиться от дел и поселиться на недавно купленном острове. Там он думает укрыться от преследующей его военной истерии. Он не разрешает домашним включать радио, по которому говорят про самолёты и бомбы, и его раздражают выстрелы охотничьего ружья сына.

За глаза мистера Уолка зовут пацифистом, а редакторы газет подсылают к нему замаскированных репортёров понаблюдать, что на самом деле происходит на острове.

Неожиданно выясняется, что у самого дома, где живут Уолки, плещется целое море нефти. Об этом в свои редакции немедленно телефонируют газетчики. Через недолгий срок на остров высаживаются группы вооружённых людей, которые столбят участки и открывают пулемётный огонь по приближающимся к ним.

Теперь мистер Уолк видит, что его неприкрыто грабят. На его острове, предъявляют претензии на обладание его нефтью, которая стоит многие миллиарды. У миролюбивого мистера Уолка есть, к счастью, хорошо припрятанная радиостанция и целый арсенал оружия. Он вызывает на помощь военных, а сам, вооружив всю свою семью, переходит в атаку на непрошеных гостей. На острове мира разгорелся нешуточный бой.

В рисунки Ефимова, Генча и др. мастеров шаржа я влюбился ещё в 1944 г. Во 2«В» классе 8-й (мужской) школы города Горького. Это был второй год раздельного обучения. Помещение только что освободилось от госпиталя. Не было ни одного целого выключателя, в классах холод, в кишках голод. В них, как и в коридорах, завывали сквозняки.

Приходя первыми утром в неохраняемую, без единой ещё души, школу, мы первым делом соединяли оголённые концы проводов. Вслед за светом врывался шум прибывающей пацанвы, гогот, рёв, толчки, кутерьма. Умудрённые опытом старшеклассников, мальчишки сцеплялись за руки: первый хватал руками провода, последнего трясло, и он тут же вцеплялся во вновь входящего. Всем было весело. Благо – напряжение было лишь 127 вольт. А, может, и с «недонакалом». Иначе нас, недокормленных, поубивало бы всех. У более сытого одноклассника Герки Бортникова (возможно, он не был сиротой, а его интеллигентные родители трудились в тылу) я впервые увидел журнал «КРОКОДИЛ». Моему восторгу не было конца. С тех пор рисовать смешное стало для меня самой радостной песней. И когда в СКБ Ленинского завода г. Горького, где конструировали радары для подводных лодок, инженер Евгений Васильевич Бруснигин сказал: «Некому рисовать новогоднюю газету? А в 8-й лаборатории есть мой бывший воспитанник Димент – большой специалист по полит-сатире». Я, хоть удивился такой оценке, но обрадовался. Видно, в ТНУ я немало бумаги испортил на хохмочки…

Действительно, это была известная привычка Димента – рисовать разные ситуации в гротескном формате. Фотографии сохранили эти занятия приводимого автора и в Высшем военно-морском училище – оперативно отзываться незлобливым шаржем на злобу дня в курсантской жизни.

...Если наш взвод (класс) представить большой, дружной коммунальной квартирой, в которой есть некая семья, то я бы представил такое:

1. Должен быть глава семьи – самый основательный и авторитетный. Кто? Может быть, Саша Смирнов?

2. Дети. Это мы. И самый непутёвый из них, конечно же, был я. Были и разные другие индивиды. Каждая «семечка» была индивидуальна. Но мне, безосновательно долго почему-то считавшему себя умным, это не дано было распознать. Лишь с годами всё больше понимаю – как я был одномерен. Мозгов хватало лишь на сиюсекундную эмоцию.

3. Сосед справа. Пожилой, поздно приходящий с работы, молчаливый, но всеми уважаемый. Основательный! Лёва Дзаридзе?

4. Другой сосед. Общий любимец. Профессор, красавец, эстет. Небожитель. В его комнате много необычного: и настенные часы с большими, чёрными римскими цифрами и сверкающим медным маятником. Влево-вправо, влево-вправо, и: бом, бом, бом… каждые четверть часа. Виолончель с лакированными боками. И т.д., и т.п. Ну, да, хватит врать! Разошёлся. Это, разумеется, может быть лишь Юра Курако. Таким соседом нельзя не гордиться. Не в каждой квартире есть это диво. И когда старожилы двора поговаривали, что профессор в молодости был чемпионом и солистом балета, в это легко верилось. Он о себе никогда ничего не говорил. Из скромности? Но только казалось, что эти изящные, удлинённые пальцы не предназначались для боксёрских перчаток, а должны были плавным движением направлять мяч с персонального в корзину.

Иногда некая молодящаяся Верочка, тщащаяся скрасить его одиночество, стирает пыль с кожаных переплётов старинных книг и длинных листьев развесистой пальмы. Любовно протирая большое венское зеркало, в котором отражается автопортрет хозяина с юной женой и дочками- ангелочками и ковёр с белым кальяном да буйволиный рог на серебряной цепочке; ворчит про какую-то противную Клару. А, уходя, надевая калоши в прихожей, раздражённо обзывает его старым фатом и глупым, замороженным королевским пингвином.

Мы – пацанва, ненавидели «старую каргу». А печнику Печёнкину – каторжанину (16 лет Колымы) совали окурки за хлястик ватника; и обижали его забитого и беспомощного внучонка; чтобы дед не врал: «С такими пальцами барину надо бы быть щипачом».

5. Нельзя в семье и без мамы. Это – Старшина – Офицер – Педагог (все в одном лице, нечто необходимое и с кем нельзя не считаться). Без этого – ни уюта, ни знаний, ни тебе кулебяки и красивой морской формы, парадного мундира, сверкающего бляхой и медными пуговицами.

6. И вся эта ахинея пришла в мою бедную голову, вот с какой стороны: бабушка! Кто в таком сообществе может быть, оставаясь сравнительно незаметным, и, вроде бы идущим не во главе общего потока, и, тем не менее, неизменно и незаметно для каждого необходимым, и, без видимых проявлений – любимым. Над кем все – и семья, и соседи легко подтрунивают: «Старуха, рот закрой!»? Мимо кого не проходила ни чья-то радость, ни общая печаль?

В Тбилиси в 1974 г. на 30-летии ТНВМУ я понял – центром души нашего коллектива был, пожалуй, Вовка Горбатов.

Была в нём (похоже, и сейчас не пропала!) некая готовность на нетривиальную реакцию на ситуацию.

Кто мы, что мы, где мы, как мы? Известно лишь небесам. И, даже если меня кто-то из сущих ещё слышит – не суть, что при звуках моего старческого кудахтанья он должен трепетно внимать. И я не ропщу. Когда-то все мы были молоды и подвижны. И нас было много. У времени свои законы. Но всё же я, как пьяный боцман (Свистать всех наверх!) ору: «Ау, ребята! Есть здесь кто-нибудь? Есть хоть одна живая душа, способная соответствовать? Ау-ау-аууу-у!» Может, я напрасно полгода (или больше?) колотил по клавишам? Может, слишком мелкотемен и (или), как таковой, никому и на хрен не нужен? Не исключаю такой возможности…

А, может, мои бывшие однокашники, гордые своими биографиями (и героическими автобиографиями), подобно литературствуюшей братии (знаю я, немало повидал всяких лириков и сатириков), предпочитают в основном вещать, а не слушать чужое? Что ж, это нормально. И я здесь вроде как оказался на чужом пиру. Мне, конечно, не поверят, посчитают ущемлённым, обиженным. А я не расстроен. Наоборот, очень благодарен за то, что смог, будучи благодаря счастливому случаю втянутым в возрождение нашей памяти, смог испытать много счастливых минут, окунаясь в светлое детство и добрую юность. Огромное спасибо Валентину Максимову, за то, что разыскал меня и на это непродолжительное время зарядил старого «Димку» интересной работой. И, если даже она никому не понадобилась, всё равно, я не в проигрыше. Наоборот – в большом выигрыше. Я с радостью это проделал для себя, себе, и этим доволен. И совершенно не важно, что обо мне думают другие, и желают ли обо мне думать. Главное – я хорошо думаю о тех, кто тогда были моими друзьями. И такими оставляю их в своей голове, в своей душе. А что стало с людьми, с их мыслями и их чувствами за долгие годы жизни (которая, по сути, ежедневная борьба – борьба с препятствиями, с обстоятельствами, с противником, борьба с самими собой, постепенно меняющимся), что стало с вами – это не по моей части. Я за себя в ответе. Об этом и писал. Не кривя душой, не сказав ни единого слова неправды. Моё мысленное с вами общение меня обогатило. А, посему – закругляюсь.

Поздравляю вас с 70-летием Победы! Желаю всем многих лет радостной, насыщенной жизни! Пусть каждый возьмёт от судьбы по максимуму! Всего-всего вам наилучшего! Леонид Димент.

Фотографии «стряпали» наши мальчишки более полувека назад. В их шустрых ручонках сверкали не фотовспышки, а окулярчики трофейных игрушек – «малюток» и «лилипутов». Не «мыльниц», а «ФЭДов», «ФОТОКОРов». Спасибо проигравшему вермахту. Отоварил. И, да простит меня искушённая публика, но никакие пиксели не в состоянии исправить то, что не смогли ублажить лоском наши умельцы.