Тяжела подводная служба каждого лейтенанта. Естественно, это самый младший офицер на флоте. И в отпуск он ездит зимой. И дежурит постоянно: то по казарме, то в патруле, а то и в гарнизонном карауле на гауптвахте. А если он холостяк, то вообще с лодки не выходит. Особенно, когда ночью объявляют штормовое предупреждение «Готовность № 2», всегда на лодке остаётся лейтенант, и он обеспечивает высокую боеготовность субмарины. Остальные ещё могут понежиться около своих жён, а холостяку лейтенанту всё равно делать нечего, так пусть принесёт хоть какую-то пользу кораблю, где из него делают человека. Все, кому не лень. И действительно, смотришь, через несколько лет это уже не лейтенант, а капитан-лейтенант, который всё знает и всё умеет. А о лейтенанте как у нас говорят: « Всё знает, но ничего не умеет». Знания есть после училища, а службы не знает. Вот и учат его службе. Слабый сломается, а сильный только закалится. И уже будет служить надёжно. С таким и в море не опасно ходить. И рвение у него есть. Многие из них потом становятся адмиралами. Эта система на флоте отработана за триста лет существования флота. Спасибо Петру Первому!
Лейтенант Антон Слуцкий, заступая дежурить по береговой казарме подводников, всегда боялся одного – погореть за семечки. В Феодосии, в этом южном городе, продавались на каждом углу. Пока экипаж строем возвращается с порта на береговую базу, десять-двадцать матросов обязательно купят жареных семечек, которые так приятно пахнут и, как бы, сами просятся в рот. Антон Слуцкий тоже обожал семечки. А вот начальник штаба просто свирепел, когда видел на территории бригады шелуху от семечек. Грубые разносы, украшенные не нормативной лексикой, снятия дежурных и аресты с содержанием на гарнизонной гауптвахте – это был обычный набор воспитательных мер, которые использовал крутой начальник штаба бригады. Сегодня выходов в море не было, все экипажи на берегу. Заканчивается время обеда. Впереди «адмиральский час». Полтора часа здорового мужского сна. Через несколько минут матросы лягут отдыхать, а дежурная служба начнёт наводить порядок в умывальнике, гальюне и вообще на территории казармы. Сейчас везде, естественно, беспорядок, десятки матросов использовали все эти заведения по назначению. А после «адмиральского часа», глядишь, и служба лейтенанта Слуцкого закончится без замечаний. Приятно помечтать! Но не тут-то было. Беда всегда приходит, когда её не ждёшь. Только Антон, расслабленный после хорошего обеда, тем более, что кок матрос Катюша (его пассия) подбросила ему персонально стаканчик сметаны, только он набил себе рот семечками, раздался львиный рык. Так ревел только начальник штаба при обнаружении шелухи. Антон бросился на звук тревоги.
Начальник штаба в гальюне крыл всех направо и налево трёхэтажным матом. Да, там был беспорядок, но главное, на что указывал перст начальника, была . Кто-то неаккуратно вытряхнул из кармана в унитаз шелуху и остатки семечек. Лейтенант Слуцкий по долгу службы должен был представиться старшему по званию. Он глубоко вздохнул и, как бы, бросился головой в омут: «Дежурный по казарме лейтенант Слуцкий!» Начальник штаба, распалённый и раскалённый, не оборачиваясь, рявкнул: «Десять суток ареста!» «Есть, десять суток »,- на ходу крикнул Антон, пытаясь догнать начальника, который уже мчался на другой этаж казармы, где тоже был умывальник и гальюн. Там картина была ещё хуже, прямо последний день Помпеи. «Где дежурная служба?»,- вопрошал начальник штаба, в его голосе слышались рыдания и надрыв. «Я – дежурный по казарме». «Десять суток ареста!»,- и начальник бросился на выход. Внизу уже появились командиры лодок, сорванные с коек душераздирающими криками. « Живёте, как свиньи, в берлоге. А вашего дежурного по казарме я так и не видел»,- набросился он на командира антоновой лодки. «Как же, вот он сзади вас». Начальник штаба медленно, как бык на арене Колизея, обернулся и впервые увидел бледного, испуганного лейтенанта Слуцкого, на губе которого приклеилась одна-единственная чешуйка от семечки. Лучше бы он этого не видел! Всё генеалогическое дерево лейтенанта Слуцкого было вытряхнуто с корнем. Все родственники, наверняка, скатились и упали с ветвей этого огромного дерева. Даже прабабушке, которую Антон не помнит и не знает, досталось. Начальник штаба доказал, указывая на шелуху, что прабабушка у Антона была лёгкого поведения, куртизанка. Самая ласковая фраза прозвучала в конце: « Снять с дежурства. Десять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте! Жаль, что там нет холодного карцера». «Есть, десять суток ареста», - в третий раз за последние пятнадцать минут упавшим голосом изрёк несчастный лейтенант Антон Слуцкий. Опять срывалась встреча с приятной во всех отношениях девушкой Катей, служившей у них на береговой базе коком. Как она ласково сегодня смотрела на него, когда преподнесла стаканчик сметаны своему юному другу… Сдав досрочно дежурство, Антон прибыл к командиру для заполнения записки об арестовании. «Сколько суток ареста записать? Больше десяти согласно уставу начальник штаба не имеет права». Командир мудро посоветовал: «Сколько получил, столько и запиши. И сам иди на подпись к начальнику штаба». Действительно, командир был очень мудр. Делать нечего. Надо идти на свою голгофу. Лейтенант сделал умное лицо и постучал в кабинет начальника штаба. «Что у вас?»
- «». - «Давайте». Не отрываясь от своих бумаг, грозный начальник быстро подписал документ, лишающий свободы человека на тридцать суток. «Разрешите идти на гауптвахту?» «Идите!» Уже около дверей без пяти минут заключённый услышал грозный окрик: «Стой! Сколько суток я вам подписал?» «Тридцать, товарищ капитан 1 ранга» « Как вы мне не нравитесь, лейтенант. Вы даже устава не знаете. Я могу арестовать вас только на десять суток. Я вижу, вы хотите отфилонить от моря. Отдохнуть на гауптвахте. Дайте мне записку» Начальник штаба решительно порвал записку об арестовании: «Не выйдет. Отсидите в море. Да, да, в море!» Это было новое в мировой практике. « А также приказываю вам изучить Дисциплинарный Устав. Совершенно ничего не знаете. Пусть командир примет от вас зачет по уставу». Когда за прыгающим от радости лейтенантом Слуцким закрылась дверь, начальник штаба всё ещё долго возмущался: «Тридцать суток ареста. Даже командующий флотом таких прав не имеет. Как эти молодые лейтенанты рвутся на гауптвахту, лишь бы в море не ходить!» Назавтра вся бригада лодок вышла в море на сбор-поход. Две недели подводники отрабатывали задачи боевой подготовки. Лейтенант Антон Слуцкий по итогам года боевой подготовки был признан лучшим, его штурманская боевая часть объявлена отличной. Значит, правильно воспитывали Антона на подводной лодке. Сам Антон Слуцкий часто повторял слова адмирала Нахимова Павла Степановича: «У моряка нет трудного или лёгкого пути, есть один – славный». Успеха тебе, лейтенант. На лейтенантах флот держится.
Август 2006 года.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
. Я не погрешу против истины, если скажу, что в середине пятидесятых годов, т.е. когда на флот от промышленности начало поступать все большее количество подводных лодок и начался их массовый интенсивный ввод в состав боевого ядра флота, вершиной командирского искусства было умение успешно выполнить бесперископную торпедную атаку цели по данным гидроакустики, а точнее - шумопеленгаторной станции. Дело в том, что развитие технических средств привело к значительному увеличению плотности противолодочного наблюдения как извне, так и внутри корабельного ордера, к практике акустических атак. Обнаружение, классификация, выделение главной цели, информация для расчета элементов ее движения и дистанции, прорыв охранения и, наконец, пуск торпед - все это должно было делаться только по данным шумопеленгования. Если еще учесть, что в военное время любые корабли в море, будь то конвой, соединение боевых кораблей или скиталец-одиночка, ходят только противолодочным зигзагом, да еще изменяя скорость, когда все расчеты, произведенные до поворота цели становятся бесполезными или, в лучшем случае, служат отправной базой для последующих расчетов, становится ясно, какого технического обеспечения и какой степени отработки личного состава и в первую очередь командира, требует эта работа - акустическая торпедная атака. Первые сведения о такой атаке находим в военно-историческом очерке группы авторов, среди которых В.М.Мосцеев - «В студеных глубинах», Воениздат, 1980. На стр. 332 читаем: - «Впервые бесперископная атака по данным гидроакустики на Северном флоте была осуществлена 5 апреля 1943 года подводной лодкой «М-171» (командир капитан 3 ранга В.Г.Стариков)».
В послевоенные годы совершенствование этого метода атаки продвигалось неторопливо. Счетно-решающие приборы (торпедные автоматы стрельбы) решали задачу выработки значений курса и скорости цели, а на этом основании уже вычисляли текущие установки для прицеливания торпед, только если в прибор вводилась дистанция до этой цели. Дистанцию же можно было определить или перископом, или радиолокацией, или гидроакустическим активным эхопеленгованием. Во всех случаях атакующая подводная лодка обнаруживалась, цель отворачивала и, пользуясь преимуществом в скорости, уходила. Все это заставляло командиров пребывать в постоянном поиске своих методов решения задачи. Новаторы использовали различные приспособляемые номограммы, рассчитывали таблицы, пробовали нестандартные методы работы на торпедном автомате стрельбы. Из них я назвал бы В.Золотухина, Щербакова, Н.Игнатова, В.Кириллина. Дело продвигалось, передовой опыт распространялся, успешность атак возрастала. Как-никак, но уже к концу 50-х годов акустическая атака прямоидущей цели особых хлопот не доставляла. Дальности обнаружения цели, избранные методы определения элементов ее движения, таблично-автоматная выработка установок на торпеды, а также и сами состоящие на вооружении прямоидущие скоростные парогазовые торпеды вполне обеспечивали высоковероятное утопление бедняги-прямохода. Проблемы начались, когда в перечень задач курса боевой подготовки была включена атака цели, идущей . Новая задача опять-таки не была обеспечена технически. Не заложена была идеология атаки маневрирующей цели ни в аналоговые автоматы стрельбы дизельных и атомных лодок первого поколения, ни даже в цифровые вычислительные комплексы атомных лодок второго поколения.
Здесь уместно было бы привести цитату из книги «В студеных глубинах». Характеризуя деятельность наших лодок в первый год войны, авторы пишут: - «... Неудачи первых боевых походов ... объясняются также тем, что в предвоенные годы неоправданно соблюдалась строгая «экономия» торпед, лодки стреляли редко.... Отдельным командирам не хватало необходимых навыков. Нередко их атаки не приносили успеха потому, что проводились с больших дистанций и со значительными ошибками в определении элементов движения цели.... Не было для этого на кораблях и необходимых гидроакустических приборов.» (стр. 48, 49). В части освоения бесперископных торпедных атак адмирал Чабаненко предъявлял к командирам подводных лодок исключительно высокую требовательность. Пересматривались оценочные показатели. Теперь каждое высовывание перископа каралось снижением общего балла. Зачетные и состязательные стрельбы проводились только ночью (попробуй, побалуйся перископом!). Поразительная настойчивость, с которой он внедрял на флоте новую тактику, как максимально использовал даже малейшую возможность провести боевое учение с выходом лодок в море, достойны подражания. Словом, все усилия Командующего были направлены на организацию освоения новых подводных лодок и подготовку командиров - асов торпедного удара. Отработка задач боевой подготовки на «С-43» проходила нормально. Срывов не было, и мы даже сделали два если не дальних, то длительных похода. Один из них к кромке льдов в направлении мыса Панкратьева на Новой Земле для определения дальности связи на выдвижную антенну. Много времени было отдано торпедным стрельбам. Не были обойдены вниманием и артиллеристы. На этой стадии плавания лодку вновь посетил Командующий. И опять его советы - советы опытного моряка были полезны командиру. Ходил он с нами и на глубоководное погружение - на все 200 предельных метров. При испытаниях новой техники всегда выявляется что-нибудь непредвиденное. Вот и это погружение не обошлось без приключения, участником которого стал сам командующий флотом. Не буду углубляться в подробности, т.к. уже рассказывал об этом. Я был на лодке штурманом и помню, что из-за неисправности гирокомпаса нам пришлось некоторое время плавать, а затем всплывать, держа курс по магнитному компасу. По всплытии, когда командир поднял перископ, оказалось, что идем не вдоль Мотовского залива, а прем носом на Рыбачий, и только решительность командирского маневра спасла лодку от посадки на камни. Командующий оставался спокойным и лишь приказал командиру тщательно разобраться и лично доложить. Разбирательство и повторные измерения магнитного поля лодки позволили сделать вывод, что на предельной глубине погружения от сильного обжатия изменилось магнитное состояние прочного корпуса, что в свою очередь вызвало значительное изменение показаний магнитного компаса, и он, как говорят в таких случаях моряки, начал «показывать погоду». Трагический случай, который произошел на соседней лодке, заставил меня всю дальнейшую службу с большим уважением и предусмотрительностью, а, может быть и с некоторой перестраховкой относиться к вопросам морской практики и безопасности на море.
Глубокой осенью 1953 года мы отрабатывали очередные элементы курса боевой подготовки, а в коротких перерывах отстаивались на якоре в . Вместе с нами работали и сейчас стояли на якорях еще две лодки. Помню, что утро того несчастного дня не предвещало ничего дурного. Однако «добро» на выход в полигон нам дали, а часов в девять было получено штормовое предупреждение до 10 баллов от норд-веста и тут же последовало приказание оперативного дежурного флота сняться с якорей и следовать в укрытие на рейд Кильдин-Восточный. Согласно указанной очередности нам следовать вторыми. Экстренно приготовили корабль к походу. Однако время шло, ветер крепчал с каждой минутой, и когда убирали штоки флага и гюйса, волна уже накатывала на палубу и высота ее нарастала просто стремительно. Ветер срывал и стелил пену, ухудшая видимость. Начал сечь мелкий, с ледяной крупой, злой дождь. Близ траверза острова Малого Оленьего уже так заливало, что невозможно было добраться до пеленгатора, и я, привязавшись к переговорной трубе, вытягивал руку перпендикулярно борту и орал вниз о прохождении траверзов еле видимых береговых ориентиров, чтобы хоть как-то определить фактическую скорость, поскольку вертушечный лаг показывал ерунду. Мои попытки использовать передовую технику закончились неудачей - перископ немедленно залепляло водопеноснежной суспензией, а на экране радиолокатора по всему полю светилась помеха от волн. Командир стоял, расклинившись между нактоузом магнитного компаса и ограждением рубки, сигнальщик, растопырившись, сидел в своем «гнезде», привязавшись к сидению. Шли самым малым под одним дизелем, но волна все равно перехлестывала через мостик. Лодка ныряла, кренилась, рыскала, и я с трудом понимал, как наш боцман-мичман Семен Выродов удерживает ее на курсе. Временами сквозь пелену просматривались по носу и корме штормующие собратья. Все включили ходовые огни. Потом задняя лодка начала понемногу отставать, почему-то изменила курс. Командир приказал сигнальщику вызвать ее прожектором, однако лодка не отвечала и вскоре скрылась во мгле. С подходом к острову Кильдин волнение моря стало постепенно уменьшаться, и наконец мы вошли на рейд. Громада Кильдина надежно прикрывала от норд-веста, и корабли, которых здесь скопилось десятка три, стояли на якорях впритык. Пришлось нам поерзать, пока нашли подходящее для якорной стоянки местечко. Эти два с небольшим десятка миль мы шли около четырех с половиной часов. А еще через час подошла наша третья лодка.
НО БЫЛ ПРИСПУЩЕН.
Друзья рассказали о трагедии. С мостика волной был смыт в море старший помощник командира Олег Линде. Сыграли «Человек за бортом». Спасать Олега пошел доброволец - штурманский электрик старшина 2 статьи Лупик. С двумя спасательными кругами, один из которых он надел на себя и которые были привязаны к лодке бросательными концами, он - высокий сильный парень доплыл в этом водяном хаосе до старпома, помог ему втиснуться в круг, после чего их начали подтаскивать к лодке. Волной их оторвало друг от друга. Лупика с трудом вытащили на палубу, а Олега, который был уже почти недвижим, ударило о борт, бросательный оторвался, и Олег выскользнул из круга. Больше его никто не видел. Так погиб наш товарищ. Меня потрясло то, что мы были рядом и ничем не могли помочь. Умом я понимаю, что если бы мы подошли, то вместо помощи создали бы еще и угрозу столкновения. Но сердце щемит - мы все-таки были рядом. Меня и самого едва не выбросило. Хорошо, что привязался. Когда идет волна, стараешься прижаться под козырек, надеясь, что волна, которая через него перекатывает пройдет позади. Кто ж его знал, что сначала эта волна через проницаемый легкий корпус накатит снизу, задерет тебе ноги аж до горизонтального положения, а уж потом, перекатившись через крышу ударит по, пардон, спине и либо поставит на ноги, либо шваркнет об окружающую металлическую среду, либо закрутив водоворотом и оторвав руки от поручней, выкинет за борт. Все это тоже прямо относится к освоению новой техники. Много еще можно рассказать о наших «дизелях», о людях, которые достойно вынесли на своих плечах всю тяжесть их освоения, вынесли изнурительные дальние походы и боевые службы. Особенно тяжело было в морях жарких стран - лодки не имели системы кондиционирования воздуха, все, что должно было охлаждаться - нагревалось. Жара. Баня. И выходили они туда на сроки, в три-четыре раза превышающие установленную норму автономности. Люди и лодки работали на износ. Скажу одно - десяток лет спустя, когда я уже командовал огромным стратегическим атомным ракетоносцем, встречаясь в море с дизельной подводной лодкой, я приказывал вахтенному офицеру первым свистать «Захождение» и отдавал честь, во-первых, конечно, Военно-Морскому флагу и, во-вторых, этому скромному океанскому труженику.
.
Есть у командующих и такая работа...
Первая боевая служба атомных ракетоносцев 658 проекта не сопровождалась наградным ажиотажем. Тяжелейший груз ответственности за подготовку и успех плавания нес не только экипаж ПЛАРБ, т.е. подводной лодки атомной с ракетами баллистическими, «К-40». Значение, которое придавал этой боевой службе главнокомандующий ВМФ, проявилось уже в том, что ответственность за подготовку к ней он возложил персонально на командующего Северным флотом адмирала В.А.Касатонова, и, как показали события, Владимир Афанасьевич участвовал в этом деле не только путем заслушивания исполнителей, но и личным трудом. К началу 1964 года моя лодка еще не была модернизирована под ракетный комплекс с подводным стартом и имела на вооружении три ракеты «Р-13» дальностью стрельбы 600 верст, длительным периодом предстартовой подготовки и заправкой одним из компонентов топлива от бортовых лодочных цистерн непосредственно перед стартом. Понятие об ампулизации в то время отсутствовало. Что было в ней привлекательно, так это чудовищная (и по нынешним временам) мощность заряда, засунутая в моноблок.
Для ракетной стрельбы надо было: - получить приказание на стрельбу по «Объекту №...», - найти соответствующий картографический лист из громадной опечатанной папки, - начать заправку ракет, - выбрать позицию стрельбы в пределах досягаемости, - рассчитать азимут и дальность стрельбы и ввести их в приборы управления стрельбой, - всплыть для навигационной обсервации по месту и курсоуказанию, - погрузиться и лечь на боевой курс, - рассчитать место и ввести корректуру, - окончить заправку ракет, - успокоить гирокомпасы и ввести курс на гироазимут, - за 10 минут до старта мягко всплыть на боевом курсе в позиционное положение и открыть крышку шахты, - поднять стартовый стол, - принять доклад командира ракетной боевой части об общей готовности, а штурмана о приходе в точку старта, - и, наконец, нажать кнопку «СТАРТ». Перископ на камеру сгорания и смотришь на процесс развития тяги, разброс стоек и сход ракеты. Романтика! Если к этому я еще добавлю, что астронавигационные и траекторные расчеты производились вручную по таблицам, то теперь, конечно, все это вызовет вполне оправданный общественный хохот, но тогда! Тогда это было верхом совершенства и олицетворением мощи Советского флота.
По итогам года бригада была объявлена лучшей среди дизельных подводных соединений флота и повторно награждена Переходящим Красным Знаменем Военного Совета Северного флота. Но получал его уже новый комбриг. Я был назначен приказом Министра Обороны СССР Помощником Командующего Северным флотом. На этой должности я тоже не расставался с морем. Помимо своих прямых обязанностей Помощника Командующего и Начальника гарнизона г. Североморск, я исполнял обязанности командира сил высадки. То есть все, что связано с высадкой десанта находилось в моей ответственности. Пришлось руководить четырьмя крупными высадками десантов, но это другая история.
Так закончилась моя 25-летняя служба на подводных лодках, из которой 9 лет я командовал подводными лодками 613 и 641 проектов, полтора года был начальником штаба бригады пл 613 проекта и 7 лет командовал бригадой пл 641 проекта Только на боевой службе в Средиземном море я пробыл более 3 лет.
Уже нет тех подводных лодок, которыми я командовал: ПЛ «С-192», «С-155» где-то ржавеют или уже разрезаны па металлолом в Лиепае, ПЛ «Б-25», проданная в Финляндию, затонула при буксировке в иностранный порт. Очевидно, не пожелала идти за границу. 211 бригада ПЛ расформирована, на ее штате и под ее номером войсковой части сейчас действует дивизия ПЛА на Северном флоте. От бывшей могучей 4 эскадры подводных лодок осталась одна бригада, правда, с новыми проектами лодок. Все это очень грустно. Самым трудным при руководстве соединением было то, что, выполняя план-график боевой службы, мы ежегодно переформировывала корабельный состав, а, следовательно, и личный состав. То есть, каждый год надо было все начинать по боевой подготовке с самого начала. Но если бы меня спросили, какой службой я был более всего удовлетворен, я ответил однозначно: командованием кораблем и соединением в Средиземном море. И если бы мне пришлось повторить свой жизненный путь, не задумываясь, сделал, бы это. Может быть, более ответственно отнесся бы к начальному этапу моего офицерского пути.
- об А.В.Акатове рассказывает супруга Галина Яновна Акатова, его однокашник по Рижскому НВМУ Аполлос Сочихин.
Алешин Владислав Андреевич
В ночь с пятницы на субботу, 27 августа, умер Владислав Андреевич Алешин, один из старейших журналистов Псковской области. Ему шел 74-й год. Судьба Владислава Алешина удивительным образом соединила в себе военное и общественное служение, продолжавшееся без малого шестьдесят лет. Выпускник Рижского нахимовского морского училища и Ленинградского университета, военно-морской энциклопедист, уникальный знаток польской культуры, один из основателей псковской журналистики второй половины ХХ века, Владислав Алешин прошел свой жизненный путь с удивительным для любой эпохи достоинством и скромностью. Понятие чести стало для него человеческим стержнем, компасом всей его жизни, серебряным лучом его человеческого притяжения. Он совершенно непроизвольно прививал это чувство всем, кто соприкасался с ним. В советское время он смог стать журналистом, редактором, для которого культура была выше идеологии. Его коллеги вспоминают, как в Международный год Достоевского областная молодежная газета подготовила тематическую полосу, вызвавшую самим своим появлением гнев партийного руководства. На пленуме обкома КПСС заведующий отделом агитации и пропаганды публично назвал редактора «молодежки» и его коллег «мракобесами». В те годы это был почти приговор. Алешин встал и твердо сказал: «Мы написали о великом писателе». И больше никто ничего не посмел сказать. Ответственность и взыскательность Алешина были уникальны.
Будучи человеком непубличным, Владислав Андреевич никогда не говорил о своих личных бедах, которые ему тоже были отпущены судьбой, особенно в последние годы. Его выдающаяся личная скромность была на уровне его же готовности служить людям. Он никого не считал нужным отягощать даже малой просьбой о помощи. Последним ударом была смерть супруги, с которой было прожито более полувека. От этого человека всегда исходило ощущение ясности и доброты, свет настоящего гуманизма. Все эти годы он был, по большому счету, совестью псковской журналистики. И в этом своем высшем призвании, подобно «душе в заветной лире», он поднялся выше своего времени и выше своего поколения. В его псковской журналистской биографии были четыре газеты: «Молодой ленинец», «Псковская правда», «Новости Пскова» и «Псковская губерния». Для нас большая честь и большое счастье быть причастными к его судьбе. Сознание этого делает сегодняшний траурный день осмысленным и чистым.
Редакционная коллегия «Псковской губернии».
В создании у храма Святых Петра и Павла есть и его лепта. На стене памяти установлены доски с именами героев подводников и названиями погибших подводных лодок. -
Амелин Леонид Иванович
К сожалению, знаем о нем очень мало. Вспоминает рижский нахимовец выпуска 1953 года Виктор Борисович Балабинский: По окончании Рижского НВМУ мы получили в 1953 году знаки об окончании, которые заказали сами. А когда я уже проходил службу в 100-й бригаде десантных кораблей помощником командира корабля, моим командиром был рижский нахимовец 1949 г. выпуска Амелин Леонид Иванович. И где-то на рубеже 1950-1960-х годов нам обоим вручили знаки об окончании Нахимовского училища общесоюзного образца.
Брагин Александр Иванович
Саша Брагин проявляет повышенную бдительность… (стажировка на УПК «Седов», июль 1956 года). - . Александр Иванович Брагин окончил нахимовское училище с золотой медалью. На Северном флоте командовал ДЭПЛ 613 проекта 211 ОБПЛ Северного флота (Лиинахамари).
Из личных воспоминаний, предоставленных Селиным Владимиром Терентьевичем, капитаном 2 ранга, автором сайта : Капитан 1 ранга Брагин Александр Иванович, знал его по 161 БПЛ в Полярном (1957-1959), затем в 1964 году передавал ему дела и обязанности флагманского штурмана 16 ДиПЛ СФ в губе Оленья.
. Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Экзаменующий: - Какой преобладающий ветер на Баренцевом море? Экзаменуемый: - Мордотык.
И так-то нелегкая служба в Гремихе осложнялась еще норд-вестовыми ветрами, которые с суматошной повторяемостью сотрясали Гремиху и нашу бригаду. В пятидесятые годы дамбы, перекрывающей доступ штормам на Йоканьгский рейд не было и баренцева волна с северо-западных направлений входила между материком и островом Витте как в горлышко бутылки, уменьшая длину и, согласно законам гидродинамики, увеличивая высоту. Все это отражалось на наших бортах вмятинами, трещинами и пробоинами. И хотя страдали только легкие корпуса, ремонтные и сварочные работы требовались постоянно. Чтобы избежать повреждений, мы просто-напросто по сигналу «Ветер-1» отходили от причала или плавбазы на рейд. Становились на якорь, стравливали метров сто якорь-цепи при глубине рейда 12-15 метров, заполняли цистерны главного балласта номер один и два, чтобы уменьшить парусность носовой части и увеличить парусность кормы (таким образом лодка постоянно была ориентирована носом на ветер) и стояли сутки-двое в положении свиньи. Не очень красиво, но надежно. Выходили также по фактическому ветру, аврально с неполными экипажами и силами одной вахты, всяко бывало. На этот раз синоптики Гремихинского гидрорайона, как это у них частенько бывает, выдали прогноз погоды с точностью до наоборот, и вот это «наоборот» было равно 14-16 метрам в секунду от норд-веста.
нарастала с каждой минутой, и уже к двум часам ночи стал слышен грохот бьющихся друг о друга корпусов, хотя кранцы на наших лодках были в отличие от всех подводных сил Северного флота «буксирные» - т.е. из автомобильных покрышек. Я дежурил по бригаде и потому был на плавбазе. Объявил боевую тревогу, доложил комбригу и другим начальникам, кому положено, позвонил в казармы, где располагались шесть экипажей, послал автобус и комбриговскую машину за офицерами в Гремиху. Мой экипаж уже был на лодке, но отойти от плавбазы я не мог, из-за того, что моя лодка стояла у плавбазы первым корпусом, а вторым лодка Свербилова и сначала отойти должна была она. Наконец, прибыли все экипажи, и приехал автобус, который привез человек сорок при норме вполовину меньшей. Мне казалось, что по утрам он был постоянно перегружен, однако не ломался, был ухожен и служил нам не первый год. Помню ежеутреннюю шутку нашего флагманского механика Рима Феоктистова: «Скорей бы вечер, чтобы завтра утром снова на работу!» - и каждый раз весь автобус ржал. По-моему, именно такой автобус много позже фигурировал в кинофильме «Место встречи изменить нельзя» под кличкой «Фердинанд». Среди приехавших «сельдей в бочке» был старший помощник командира «С-270» старший лейтенант Сенюшкин. Подъехал комбриг. Свербилова не было - видимо, не успел на первый автобус. Комбриг решил, что ждать дальше с отходом лодок нельзя. Поскольку Сенюшкин был допущен к самостоятельному управлению подводной лодкой и проверен комбригом на выходе в море, ему было приказано отходить, не ожидая командира. Он уже отдал швартовы, уже бурлят на полные обороты винты, вытягивая корму лодки на чистую воду, как в эту же самую минуту на борту «Аксая» появляется запыхавшийся, встрепанный Свербилов. Видя скрывающийся в темноте лодочный форштевень, он что было мочи заорал: - Стой! Командора забыли! Догоню - всех уволю! И после паузы, отдышавшись: - Дезавуирую! Если вы уже вспомнили «Золотого теленка», то это почти точная цитата из эпизода, когда товарищ Бендер догонял автомобиль. Чтобы у читателя, не сложилось впечатления о Свербилове как о легкомысленном человеке, добавлю, что в июле 1961 года, когда участвуя в учениях Северного флота, Свербилов, будучи в Северной Атлантике, перехватил слабый сигнал бедствия, который не дошел до приемного радиоцентра флота от атомной подводной лодки «К-19» (командир кап. 2 ранга Затеев) и первым пошел к ней на помощь, он получил не одобрение своим действиям, не благодарность за инициативно принятое решение, а строгий «втык» от главнокомандующего ВМФ за то, что без разрешения покинул учебную завесу с угрозой ответственности за самовольство. Как в песне Розенбаума - «...сапогами по морде нам...»
С-270. - . (Фото Ж.М.Свербилова из архива В.В.Брыскина).
Глава VII. ФЛОТУ С НАДЕЖДОЙ
Доброе слово людям и «дизелям»
Как мне кажется, дань уважения и восхищения атомным подводным лодкам (и они заслуживают этого) уже отдана, награды командирам, морякам и при сем присутствующим вручены, теперь надо бы, думаю, хотя бы в пределах моих возможностей, осветить доатомный период, когда основной ударной силой флота были послевоенной постройки подводные лодки с дизель-электрической энергетической установкой или просто «дизеля». Начало этой плеяде положили подводные лодки 613 проекта и далее, модернизируясь, конструктивно изменяясь, укрупняясь и перевооружаясь, «дизеля» приобретали другие проектные номера, уходили все дальше и дальше в океаны, несли боевую службу в отдаленных районах земного шара, определяемых государственной политикой страны. мое доброе слово.
Со всей определенностью могу сказать, что дизельные лодки выкормили (и это слово без кавычек) атомный подводный флот. Это они проложили дорогу в Атлантику и подо льды Северного Ледовитого океана, они были первыми испытателями ядерных торпед и ракет, наконец, они были, как говорится, кузницей кадров. За давностью, вероятно, уже можно сказать, что в тяжелые для Советского Союза (сейчас многие стараются приладить к этому словечко «бывший», а у меня так рука не поднимается) дни Карибского кризиса противостояние американским ВМС осуществлялось в основном дизельными подводными лодками. С абсолютной достоверностью могу доложить, что из шести атомных ракетоносцев того времени, а это были лодки 658 проекта с тремя баллистическими ракетами, по техническому состоянию и уровню боевой подготовки воевать могла только одна. Так уж получилось. Мы загрузили три боевые ракеты с ядерными зарядами и стояли с работающими реакторами в ожидании приказа. Слава Богу, все обошлось. Но какое напряжение вынесли наши славные «дизеля», развернутые на океанских коммуникациях! Их обнаруживали и преследовали. С ними держали гидроакустический контакт в готовности к немедленному уничтожению в случае начала боевых действий. В попытках уйти от преследования, полностью разрядив аккумуляторные батареи, иные всплывали на поверхность, и их командиры выслушивали издевательские соболезнования командиров американских противолодочных кораблей. И все же многие сохранили боеспособность. Не всплыл же капитан 2 ранга Рюрик Кетов! Использовав решительный маневр, требовавший искусного управления подводной лодкой, он оторвался от преследования первоклассно оснащенных средствами гидроакустического обнаружения кораблей ПЛО. Да и не он один.
Герои Саргассова моря. Слева направо — командиры ПЛ: А.Ф.Дубивко («Б-36»), H.A.Шумков, («Б-130»), НШ бригады В.А.Архипов, Р.А.Кетов («Б-4»). - Н.Черкашин. "Повседневная жизнь российских подводников". М., 2000.
Судьба и Управление кадров распорядились таким образом, что после производства в лейтенанты флота, окончив трехмесячные специальные курсы при Краснознаменном учебном отряде подводного плавания им. С.М.Кирова в Ленинграде, я был назначен на подводную лодку Северного флота. База подводных лодок на Севере в те времена была одна, и это был город Полярный. Темным штормовым февральским утром 1953 года тральщик соединения охраны водного района доставил меня, среди других свежеиспеченных подводников, на Полярнинский контрольный причал. После проверки документов мы по сугробам через снежную круговерть продрались к КПП дивизии и, попрощавшись, пошли каждый по своему назначению. Бригада подводных лодок, куда мне следовало явиться, состояла пока из двух лодок и отопителя «Метель», который исправно давал пар на лодочные грелки и иногда мыл в своем душе старших начальников. Подводные лодки 613 проекта «С-43» и «С-44» стояли еще под красными флагами, а значит проходили сдаточные испытания и были первыми и покуда единственными новыми лодками на Северном флоте. Взвод охраны, специальные пропуска, проход даже офицеров штаба своей бригады только с разрешения комбрига - капитана 1 ранга Г.Ф.Макаренкова, того, что в годы Великой Отечественной командовал Краснознаменной «».
Щитами прикрывались! Словом, охранялась государственная тайна. Еще не зная, что там внутри, я уже с восторгом смотрел на мой корабль, на борту которого было крупно выведено «С-43». Цифровые бортовые номера были изобретены позже. Лодка значительно отличалась от окружавших ее «ленинцев» и «сталинцев». Закрытое, хорошо обтекаемое ограждение рубки и стройный лёгкий корпус намекали на значительную подводную скорость, а отсутствие развала форштевня и наличие выдвижной шахты для подачи воздуха к дизелю, чтобы он мог работать на перископной глубине, говорили о том, что уж эта лодка не собирается длительное время находиться над водой, как ее старшие братья. Необычного вида выдвижные устройства и антенны демонстрировали радиотехническую вооруженность и хорошие возможности радиосвязи. Кроме того, она обладала и нешуточной огневой мощью - перед ограждением рубки красовался вертикально спаренный 37-миллиметровый автомат, а по корме, на обширном барбете, было установлено спаренное же 76-миллиметровое универсальное орудие с гидравлической системой наводки, и потому скорости вертикального и горизонтального наведения были поистине фантастическими. Одним словом, вся морская часть населения Краснознаменной ордена Ушакова дивизии подводных лодок относилась к новичкам с вполне понятным любопытством и почтением. Внутри тоже было достаточно технических сюрпризов. Это и система гидравлики, которой управлялись клапана вентиляции, кингстоны цистерн главного балласта, а также приводы рулей и подъемники выдвижных устройств, это и электродвигатели экономического хода, которые с малой бесшумной скоростью могли поддерживать непрерывный подводный ход до десятка суток, это и безотказные мощные коломенские , которыми гордился наш инженер-механик Владимир Отсон и которые, как я узнал позже, стояли также на тяжелых железнодорожных тепловозах, так что у нас, на флоте, конверсия началась еще вон когда!
На вооружении были совершенные (по тем временам) средства гидроакустического обнаружения, радиосвязи, хороший гирокомпас и радиопеленгатор. Четыре носовых и два кормовых торпедных аппарата, оборудованных системой беспузырной стрельбы и отличный автомат торпедной стрельбы «ТАС-Л-2» довершали дело. Не надо забывать и о совершенно немыслимой глубине погружения - 200 метров! Ну, а если говорить о ее мореходности и остойчивости, то кораблей, близких к ней по этим параметрам, просто не было. Достаточно сказать, что несколько позднее, когда мы на такой же лодке ходили в автономное плавание (тогда еще термин «боевая служба» не имел хождения) в северную Атлантику и по не зависящим от нас причинам по приказанию Главного штаба были вынуждены около полутора суток плавать в надводном положении, то при волнении, соответствующем ураганному ветру, крены достигали 60 градусов, а дальше у кренометра просто градуировки нет. Не стану рассказывать, как проходили испытания нашей лодки, тем более, что прибыл я на должность уже в самом их конце. Это была нелегкая работа. После подписания акта Государственной приемки, командующий Северным флотом адмирал Андрей Трофимович Чабаненко приказал показать новую технику Военному Совету и командирам основных флотских соединений. Мы пришли в Североморск, продемонстрировали новинку собравшимся и с удовольствием выслушали похвалу лодке и ее создателям. Но самое сильное впечатление осталось у меня от беседы с нами командующего. Я уже писал об этом. В дальнейшем я не раз видел и слушал командующего на разборах флотских учений, которые он проводил с блеском, совещаниях или при личных беседах. Каждая встреча была для меня событием, и о каждой я мог бы рассказать. Однако дело не в том, что я опишу его человеческие качества как я это помню. Дело в том, что его видение строительства и развития атомного подводного флота отличалось от той концепции, которой придерживался главнокомандующий ВМФ С.Г.Горшков. Что и послужило причиной опалы. Пролить свет на существо разногласий могли бы живущие среди нас его сподвижники по работе в составе командования СФ. Уверен - многое из этой коллизии было бы поучительно для будущих флотских руководителей.
Принципиально неверно, что такие люди предаются . Передо мной «Военный энциклопедический словарь», Воениздат, 1983 г., где в составе главной редакционной комиссии назван С.Г.Горшков. В словаре упомянуты командующие флотом до Чабаненко и после Чабаненко. А между ними десятилетняя черная дыра. Вроде бы и не существовало Андрея Трофимовича. Есть еще издания, прямо относящиеся к истории Северного флота и Североморска, где даже имени Чабаненко не найдешь, не то что доброго о нем слова. Это производит тем более удручающее впечатление, что воспитанники Командующего, командирское становление которых состоялось именно при адмирале и среди них те, что последние полтора-два десятилетия в разное время командовали Северным флотом, не попытались восстановить доброе имя учителя. Прямо-таки библейская ситуация! Думаю, что сегодня читатель, а в особенности читатель-подводник, военный моряк, летчик, должен знать обо всем этом. Хотел бы еще обратить внимание на то, что во многих историографических изданиях освещаются только события, так сказать, лежащие на поверхности - дальние походы, арктические плавания, присвоение почетных званий, визиты и т.п. Чтобы правильно быть понятым, скажу, что я вовсе не против освещения этих событий, однако следовало бы предпочтение отдавать боевой подготовке - ведь она и только она есть основа деятельности флота в боевой учебе. Все остальное призвано обеспечить ее успешность. Существует расхожее мнение, что освоение корабля заканчивается с окончанием приемо-сдаточных испытаний и подписанием акта Государственной комиссии. Отнюдь нет. Освоить боевой корабль - это значит на пределе его конструктивных и технических возможностей максимально успешно использовать его боевые качества, оружие и вооружение для реализации технических приемов поиска, обнаружения, преодоления противодействия противника, нанесения ему сокрушительного удара главным оружием, а далее, сохранив боеспособность, вернуться в свою базу, где пополнив запасы и приняв боекомплект, быть готовым в установленные сроки снова выйти в море. Все это в мирное время выполняется в ходе тренировок и учений. Хочу особо подчеркнуть момент боевого (учебно-боевого) соприкосновения, которое является центральным во всем перечне. Все усилия экипажа могут быть тщетными, если командир и боевой расчет не овладели передовыми тактическими приемами войны на море или если в силу конструктивных или построечных недостатков корабль не способен обеспечить выполнение этих приемов.
Максимов знал из опыта походов других подводных лодок: чем ближе конец похода, тем больше случаев сна на вахте, невнимательности при обслуживании техники, пренебрежение безопасностью, поэтому он обсудил этот случай с офицерским составом, где решили ввести ряд мер технического, организационного и воспитательного порядка. На очередном сеансе связи подводная лодка получила от штаба флота радио: «Командиру. К 20.00 16 апреля занять район № 5. Задача: поиск группы военных транспортов США, c обнаружением учебно атаковать ракетным и торпедным оружием. Командующий флотом.» Хитренко во время сеанса связи находился в штурманской рубке и первым прочитал радио, передал его Максимову и сразу начал делать расчёты на карте. Командир и штурман оказались как бы не у дел, т.к. работать было негде и не на чем, рубка рассчитана на одного человека. Максимов обратился к Хитренко: «Я умею всё это делать сам, вы можете потом проверить.» Хитренко сквозь зубы ответил: «Делайте», но штурманскую рубку не освободил, карту не отдал, продолжая чертить и рассчитывать. Максимов сидел в центральном посту, медленно наливаясь злобой. Где-то через час, Хитренко освободил место и командир, наконец, смог подойти к карте и начать работу по выработке своего решения. Только он нанёс обстановку, как появился Хитренко и жёстким голосом приказал: «Докладывайте решение!» Максимов, стараясь быть спокойным, ответил: «Что докладывать? Вы забрали карту, только что освободили штурманскую рубку, сами работали почти час, а от меня требуете решения через пять минут, хотя я только начал работу!» Далее разговор пошёл весьма напряжённый, но как всегда Хитренко свёл его к каким-то бытовым деталям и ушёл из штурманской рубки. Максимов после разговора долго не мог успокоиться, было ощущение липкой паутины, в которую он попал лицом и от которой никак нельзя было освободиться, это мешало работе и он стал замечать, что делает ошибки: долгота 160 градусов — а он наносит 162 градуса, широта 26 градусов пять минут — а у него получается 26 градусов пятьдесят минут.
Максимов закрыл глаза и стал представлять себя лежащим на спине в зелёной траве, в голубом небе мчались похожие на фантастических зверей, один из них вдруг прошептал: «Суета сует, всё суета!» Это помогло, далее работа пошла в нормальном темпе и с достаточным самоконтролем. Максимов нашёл свои ошибки и штаба Флота: в первой радиограмме был указан район № 5, во второй - район № 6. Самое интересное, что вторая радиограмма дублировала первую, где кто-то каким-то образом перепутал номер района. Какой район занимать? Куда подводной лодке идти? Продолжая далее изучать радиограммы, Максимов понял, что штаб флота обе их передал на подводную лодку очень поздно, так что она не успевает занять ни тот, ни другой районы. Максимов нанёс результаты расчётов на карту, где сразу же стало видно, что подводная лодка в настоящий момент может нанести ракетный удар по группе транспортов. Для удержания Максимов приказал держать курс 270 градусов, а скорость увеличил до 19 узлов. После этого командир зашёл в каюту к Хитренко, где доложил ему своё решение. Хитренко решение заслушал и утвердил, потом сказал: «Я вам не советую это решение записывать в журнал учёта событий, пропустите этот момент, как будто бы его не было.» Максимов пришёл в центральный пост и стал мысленно вести разговор с самим собой: «Хитренко приказать боится, он как бы советует. А чего он боится? Переживает, что мы не успеваем занять ни один из районов? Но мы же не виноваты в этом. Наверное, он не хочет никаких конфликтов со штабом флота. При анализе нашего похода будут выявлены их ошибки, за которыми стоят конкретные люди. А почему их паршивую работу я должен покрывать? В конечном итоге отвечать буду я, а он останется в стороне. Зачем мне хитрить, кого-то обманывать?» Максимов взял журнал учёта событий и записал свое решение. Ночью подводная лодка всплыла на перископную глубину для приема сеанса связи с берега, пришла одна радиограмма: «Командиру. В 05.00 получить целеуказание от двух самолётов. В 06.00 нанести учебный ракетный удар по группе транспортов. Командующий флотом.»
. Максимов прочитал радиограмму и начал работу по выработке очередного решения. Эти два самолёта были в полёте, им предстояло преодолеть огромное расстояние, найти в океане эту группу транспортов, определить их широту, долготу, курс, скорость и всё это передать на подводную лодку. Вот эта работа и называется целеуказанием. Лётчики понимали, что в военное время система противовоздушной обороны вероятного противника в данный район океана их не допустит, истребители уничтожат оба самолёта на первоначальном участке маршрута. Сегодня же их встретил американский самолёт радиоэлектронного противодействия, который сразу же начал ставить им и подводной лодке помехи. В 04.50 подводная лодка всплыла на перископную глубину для приема целеуказания. Радисты доложили: «Товарищ, командир, нас вызывает самолёт. Лётчикам с большим трудом удалось определить место группы транспортов, шли непрерывные помехи, которые мешали работе самолетной радиолокационной станции и радиообмену с подводной лодкой. Американский самолёт выполнял свою работу добросовестно. Максимов увидел на своём экране несколько отметок надводных целей, через несколько секунд они пропали. Радисты доложили, что с самолёта получены широта, долгота, курс и скорость группы транспортов. Целеуказание было получено, подводная лодка погрузилась на глубину 80 метров и начала предстартовую подготовку ракетного комплекса. Учебная ракетная атака была выполнена успешно.
В очередной сеанс связи подводная лодка получила сигнал «Страдалец», с получением которого она должна сблизиться в кратчайший срок с группой транспортов на расстояние, позволяющее наблюдать за ними с помощью технических средств подводной лодки или визуально в перископ. Кроме того, пришла радиограмма: «Командиру. В 16.00 нанести повторный ракетный удар по группе транспортов, целеуказание — по собственным средствам наблюдения. Командующий флотом». После первой ракетной атаки информация о группе транспортов больше не поступала. Максимов вместе с штурманом закончил расчёты, получалась не очень радужная картина. Для сближения с транспортами подводная лодка должна увеличить скорость до 20 узлов и так идти восемь часов подряд. Конечно, ни о какой скрытности действий тут говорить не приходилось, лодка будет шуметь на весь океан, но приказ командир должен выполнить. Кроме того, найти эту группу в океане весьма сложно, как иголку в стоге сена. Командир отдал необходимые команды, началось сближение. Подводная лодка в процессе сближения дважды всплывала на сеанс связи, но со штаба флота больше никакой информации не сообщали. В 15.00 Максимов решил прослушать горизонт на гидроакустической станции, для чего снизил скорость до шести узлов. Через пять минут гидроакустики доложили: «Горизонт чист». Максимов понимал, что вероятность сближения с группой транспортов очень мала. Если даже восемь часов тому назад курс их был определён с точностью десять градусов, то за это время они его могли изменить на значительную величину. Вероятное место группы транспортов штурман нанес на карту, оно представляло собой растянутое пятно длиной 108 миль и шириной 32 мили. Максимов посмотрел на него и, обращаясь к штурману, сказал: «Похоже на сардельку, только бы нам ею не подавиться.» Подводная лодка всплыла на перископную глубину, командир осмотрел горизонт в перископ и на радиолокационной станции, никого не обнаружили, погрузились и продолжили поиск группы транспортов на курсе сближения.
. В центральный пост прибыл Хитренко, ознакомился с обстановкой и потребовал от Максимова доложить решение на предстоящую вторую ракетную атаку. Максимов стал докладывать: «Ракетную атаку выполнять не буду, т.к. группу транспортов не обнаружил.» Хитренко, ехидно улыбаясь, перебил его: «Командира Калашникова сняли с должности за то, что он несвоевременно вышел в ракетную атаку». Максимов продолжил доклад: «Конкретного места группы транспортов мы не знаем, есть вероятное место, по которому стрелять нельзя.» Хитренко посоветовал: «А вы возьмите средний пеленг, среднюю дистанцию с карты и стреляйте». Максимов сразу же возразил: «Нет, по этой сардельке я стрелять не буду, израсходую ракеты впустую». Хитренко закончил заслушивание словами: «Что за capделька? Выбирайте выражения, я не настаиваю на ракетной атаке, но имейте в виду, что я вам сказал про Калашникова». Подводная лодка всплыла на перископную глубину для передачи радио в штаб Флота. Максимов сообщал, что группу транспортов своими средствами не обнаружил. В это же время пришло радио от штаба флота: «Командиру. Начать движение в базу. Командующий флотом». Это приказание было доведено до всего экипажа, в отсеках начались радостные разговоры, всем уже поход надоел и хочется скорее оказаться дома среди своих родных и близких. Командир просыпался в последние дни не отдохнувшим, часто болела голова. Из беседы с врачом он узнал, что такое состояние у многих его подчиненных.
Всю ночь ему снились какие-то : как будто он съезжает на лыжах с сопки, одновременно рядом едет машина, которая мешает ему, внизу берег моря. Оттуда навстречу ему бежали люди, которые кричали: «Трупы, трупы!» Максимов съехал к берегу моря и увидел мёртвого маленького ребёнка и изувеченного мужчину, несколько вдали от них на песке было разбросано четыре скелета. Потом что-то тёмное и сильное навалилось на него, он пытался освободиться, но не смог и страшно закричал, от чего проснулся и медленно приходил в себя. Командир пригласил к себе начальника химической службы и они вместе прошли по отсекам и проверили газовый состав воздуха, приборы показали содержание углекислого газа 1,2 процента. Выяснилось, что командиры отсеков экономили банки с пластинами регенерации воздуха; боялись, что их не хватит до конца похода, ну а личный состав в результате их действий смотрел почти ежедневно кошмарные сны и ходил с больными головами. Максимов приказал пересчитать банки, их оказалось в достаточном количестве, далее пластины использовали нормально.
Вечером Хитренко зашёл в штурманскую рубку, Максимов доложил ему обстановку, после чего разговор пошёл об обеспечении торпедных стрельб; оба сожалели, что в соединении нет ни одного надводного корабля. Хитренко вспомнил те времена, когда он сам был командиром подводной лодки в этом соединении, где, кроме лодок, был тогда и один старый эсминец, которым командовал капитан 2 ранга Малышев. Командиру было где-то под сорок, но он всё ещё оставался холостяком. Однажды в доме офицеров Малышев познакомился с молодой замужней женщиной, её звали Раей. Неожиданно для Малышева простое знакомство переросло в большую любовь. Рая и её муж работали в финансовой части соединения. Муж был гораздо старше Раи, она его не любила, но бросить ради нового знакомства не решалась, эсминец должен был через несколько дней перейти к новому месту базирования. Тогда у Малышева созрел план похищения возлюбленной. Рая давно хотела побывать и осмотреть его корабль, помня об этом, он пригласил её в день отхода эсминца якобы для этой цели. Малышев оставил Раю у себя в каюте, а сам зашёл к старпому и приказал ему: «Запроси разрешение у оперативного дежурного на переход. Как только он даст добро, так сразу же снимайся со швартовых и выходи из базы. А я в это время буду Рае показывать корабль». Рая опомнилась только в море, сначала разволновалась, а потом успокоилась и даже обрадовалась. Похищение состоялось. Финансист хватился жены только вечером, побежал жаловаться к командиру соединения. Пришлось сообщить в штаб флота. Командующий флотом по телефону стал отчитывать командира соединения: «Что у Вас там за бардак? почему Ваши командиры „кобелируют“? Куда Вы смотрите?» Эсминец благополучно прибыл к новому месту базирования, где их ждал приказ, в первом пункте которого говорилось о снятии Малышева с должности, а во втором предлагалось сдать чужую жену мужу. Первый пункт он выполнил, а второй нет, через несколько месяцев они поженились.
Хитренко ранее был заместителем командира , которая базировалась в Индийском океане. Они часто заходили с дружескими визитами в разные порты Индии, в одном из них состоялся приём у местных властей. На приёме присутствовали с нашей стороны командиры кораблей и командование эскадры. Командир нашей дизельной подводной лодки Смирнов на этом приёме напился и стал, рыдая, петь русскую народную песню «Степь, да степь кругом…». После первого же куплета его под руки уволокли на плавбазу и положили спать. На следующий день Хитренко его поругал и в заключение сказал: «Вам мочу нужно пить, а не вино . На приёмы больше не ходить!» Был устроен ответный приём на плавбазе для индийской стороны, которую возглавлял их адмирал. Он поинтересовался почему за столом нет Смирнова. Хитренко ответил: «Смирнов болен». Тогда адмирал изъявил желание посетить больного, пришлось Смирнова пустить на приём. Всё повторилось, он опять быстро напился и стал жарко обнимать и целовать индийского адмирала. Тот к такому обряду не привык и был очень удивлён столь быстрому опьянению русского командира от сухого вина. С большим трудом адмирала удалось освободить от объятий Смирнова. Командира подводной лодки утащили в каюту, где и выяснилась причина его опьянения. К ноге у него была прикреплена с помощью лейкопластыря плоская фляжка со спиртом, от неё шла полихлорвиниловая тонкая трубочка, которая выходила у ворота рубашки, а её конец был замаскирован в узле галстука. Это было очень удобно, он постоянно и незаметно подсасывал из трубочки и доводил себя до полной потери рассудка.
Его оставили в каюте и пошли дальше продолжать прием. спел пару песен дурным голосом, стало скучно, выпить не было, подошёл к двери каюты и, не надеясь, что она откроется, толкнул её, дверь к его удивлению открылась. забыли закрыть на ключ. Стараясь не шуметь, он дошёл до трапа, перехитрил вахтенного и незаметно сошёл на берег Индии. Смирнов пошёл, слегка покачиваясь к дальнему причалу, где стояло наше торговое судно. Там его встретили с распростёртыми объятиями, праздник души продолжался.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
