Дед снимает со стены . Они с Юханом садятся в кресла-качалки и, покачиваясь, обсуждают завтрашнюю охоту. Дед и Юхан нисколько не сомневаются, что убьют завтра дикую рысь. Я плохо сплю ночь. За окном поднимается ветер, море шумит и бьется о берег. Маяк подвывает печально и грозно, и прожектора обшаривают деревья и небо и обегают всю комнату — ищут. В прошлом году диверсанты выбрались на берег в такую же мрачную ночь. На рассвете дед с Юханом уходят в лес на охоту. С ними идут и другие рыбаки — все с ружьями. Теперь уж не поздоровится рыси! Меня не берут на облаву. Не берут и Ингрид — жалеют: овчарку рысь может задрать. Я целый день брожу сам не свой. Даже от еды я отказываюсь, к ужасу бабы Ники. — Да ты не заболел ли, Максимушка? Измерим температуру! Ингрид бродит за мной по пятам с обиженной мордой. Почему, Максим, нас не взяли в лес, а? Охотники возвращаются вечером. Они убили «сына той гадины». Старики, седые совсем, а не хуже молодых справились с рысью. Тощая длинная кошка лежит на траве. Ингрид обнюхивает ее и с отвращением отходит. — Куррат! —толкает Юхан рысь ногой в бок.
— Живучая была кошка,— говорит дед.— Лишь после третьей пули . Ты знаешь, Максим, я с удовольствием стрелял в эту мерзкую гадину, но никогда не стал бы стрелять, скажем, в лося. Он вышел на меня как-то в лесу возле озера. Мы посмотрели друг другу в глаза. Его взгляд был полон доверия к человеку. Он повернул и пошел от меня по своим делам, зная, что я не выстрелю ему в спину... Не терплю, когда убивают ради убийства. Мы с капитаном Аистовым бродили недавно по лесу. Наткнулись на раненую дикую козочку. Она шла на трех ножках, поджимая четвертую, и уж наверняка не ушла бы от пули. Мы переглянулись: добивать раненую? Ну нет! Беги-ка в лес, козочка!.. Ильвес — рысь. В Кивиранде в каждом доме качалки. Возвращаясь из дальних плаваний, капитаны и дома покачивались, как на палубе своего корабля. (Прим. автора.)
МУШКЕТЕРЫ ПРИЕХАЛИ
Приехали Вадим и Олежка. Нас прозвали «тремя мушкетерами» после школьного вечера, на котором мы в шляпах с перьями пели шутливую песенку. В Таллине мы живем в одном доме. Отец Вадима служит на тральщиках. Немало выловил мин. От рассказов его дух захватывает. Он и в мирное время воюет. Недавно мина в трале взорвалась. Могло всех покалечить. Но, как говорит Вадимов отец, пронесло. Вадим — парень серьезный. Радиоприемник и телевизор он усовершенствовал так, что удивляются взрослые моряки, В Таллине мы с ним вместе учим уроки, вместе строим модели парусных кораблей во Дворце пионеров, построили даже «Секрет» — , от которого в диком восторге девчонки.
У нас много общего: что любит он, люблю я. Мы решили стать моряками. А почему бы нам ими не быть? Плаваем мы с Вадимом как рыбы, гребем как матросы, умеем ходить и под парусами, особенно здесь, в Кивиранде, на дедовой шлюпке «Бегущей». Олежка — тот тоже хочет пойти в моряки, за компанию. «Куда вы,— говорит,— туда я». Но Олежка — толстяк. Щеки розовые и словно намазаны маслом. Отец у него подводник; он озадачил Олежку: «А ты не разъедайся смотри. Ни в один люк не пролезешь». Олежка — бедняга, любит пирожные и мороженое — стал отдавать свои порции нам. Ест вдвое меньше, с утра обливается холодной водой и занимается часа два гимнастикой. Бегает в овощной магазин взвешиваться. Все напрасно! Он прибавил не то килограмм, не то два. «Что же делать, братцы?» — спрашивает он со страданием в глазах. Его мама весит сто пять килограммов. Ходит и ахает. Но пирожные ест как ни в чем не бывало. И на столе у них, зайдешь к ним, всегда пироги. С капустой и с мясом. Устоять Олежка не в силах: «Мама, дай мне кусочек. Самый малюсенький». Плачет, а ест. Мушкетеры привезли с собою палатку. Мы разбиваем ее в саду под сиренью. Не жить же нам в комнатах! Мы не поддаемся на бабины Никины уговоры: сыро, мол, ночами дождь, вы простудитесь. Дед нас поддерживает: — Оставь ты их, Вероника. Пусть живут по-походному. Выбежав в плавках к морю, мы плюхаемся в еще прохладную воду. Бегаем друг за другом, перепрыгиваем с валуна на валун. Ингрид с лаем носится за нами, ей тоже хочется участвовать в нашей игре. Компанейская пёсенька! Олежка скрывается в воду — тут довольно глубоко и, отплевываясь, скулит: — Братцы, на помощь! Ингрид первой подплывает к нему и подставляет ему свою холку. А мы вытягиваем Олежку и сажаем на камень. Толстяк отпыхивается. Мимо нас проплывает широкая белая яхта под парусом. На борту у нее написано «Линда». — Вот нам бы такую! — восхищается Олежка.
— «Бегущая» не хуже! — обижаюсь я за дедову шлюпку. Я показываю друзьям шкуру убитой рыси. рычит. Дед смеется: — На мертвых легко рычать — не ответят. Я вступаюсь за Ингрид: — Она с ней хотела схватиться, да рысь убежала. И тут я рассказываю друзьям про пещеру. Про осеннюю ночь и про то, как из-под «кита» вышли, словно привидения, моряки и бесшумно пробрались к берегу, где ждала их лодка Яануса Хааса. В прошлом году поздней осенью приезжали в Кивиранд молодые матросы-гвардейцы и с ними мичман — он был из команды «охотника». Он сразу узнал в старом безногом Яанусе Хаасе молодого Яануса Хааса, спасшего ему и его товарищам жизнь. Он рассказывал, как они жили под камнем в пещере. Яанус Хаас приносил им хлеб, сыр, молоко... Вадим в восторге. — Ведь это же замечательно! Это почище всякого клада! Мы раскопаем пещеру: мало ли что оставили моряки, торопясь уходить? Всё сдадим в музей Балтики!.. Где лопаты и кирка?.. Вот тут-то с тебя, Олежка, мы килограммы и сгоним! — хлопает Вадимка толстяка по пузу. Мы идем в лес, к «киту». Копаем, копаем. Ингрид помогает нам носом и лапами. Вырыли яму, а камень ни с места. Пот льет с нас градом. Олежка совсем уморился. — Вот видишь, толстяк, зачем ты так много лопаешь? — А тебе жалко, да? Не могу же я помереть с голоду! Он вытирает щеки и лоб. — Вот и сейчас мне так есть захотелось... В лесу уже темнеет. Мы прозевали обед! Вадим отбрасывает лопату. — Хватит, 'ребята! Домой!
Баба Ника сердится, но все же ставит на стол щи и . Как мы лопаем! Как будто три дня не ели. Дед посмеивается, глядя на нас. Толстяк доедает третью миску щей. И Ингрид жадно хлебает из своей глиняной миски. Узнав, чем мы занимались в лесу, дед спрашивает: — А вы, мушкетеры, по крайней мере забросали яму землей?.. Нет? Мрачнеет. — Ведь это же памятник, братцы! Надо иметь к нему уважение. Мы обещали, что завтра же приведем все в порядок. После ужина Вадим налаживает антенну — у деда отличная радиола «Эстония 3-М». И мы слушаем из Финляндии симфонию Сибелиуса. Фотография старика композитора висит над диваном рядом с Чайковским, Рахманиновым. Сибелиус стоит под сосной, среди валунов, заложив руки в карманы светлого пиджака. Он дожил, подумать только, чуть ли не до ста лет! Я слушаю музыку. Сибелиус описал суровую природу, среди которой он жил: сосны среди валунов, сгибающиеся под натиском ветра, холодное море. У нас за окнами то же море бьется о камни; его гул сливается с музыкой. Я всегда себе что-нибудь представляю, когда слушаю музыку. И я не терплю, когда слушать мешают. Посмотрели бы вы, как дед слушает! Он словно ушел от нас в другой мир. Многие любят одни буги-вуги, например, или твист, как тетка Наталья. Я думаю, это оттого, что хорошей музыки она в детстве не слышала. А меня отец часто берет с собой в зал «Эстония». У деда пластинок — огромный набор! Когда симфония кончается, баба Ника молча протягивает Вадиму пластинку — любимую песню деда: «». Я знаю наизусть эту песню. Она душевная, не то что другие; так и представляешь себе, как сидят матросы на палубе и поют: «Прощай, любимый город». Им в бой уходить на рассвете...
— Уже поздно, — говорит дед, смахивая слезу. — Спать, спать, братцы, спать... И мы идем в сад, в палатку, но долго не можем угомониться. Говорим, говорим, говорим — и вдруг засыпаем. Ночью я проснулся от холода; натянул на себя одеяло и хотел позвать к себе Ингрид — согреться, но почувствовал, что мне надо выйти из палатки по делу. Белые ночи прошли, и ночь была темная; луна висела над садом, как большой желтый шар, и через всю бухту тянулась рыжая дорожка. У деда в окне горел свет. Я решил посмотреть, почему дед не спит ночью. Из окна падал свет на темные кусты; они шевелились и казались живыми — жуть, да и только! Дед сидел за столом в белом свитере, похожий на полярного исследователя, который готовится к новой арктической экспедиции, и писал. В очках писал, понимаете? Моряк — и очки, никак в голове не укладывается! Недаром дед даже газету старается читать без очков, сам понимает, что адмиралу очки никак не подходят— это ведь не бинокль, не подзорная труба и не перископ! Он писал быстро, ровненько, строчку за строчкой; встряхнет белыми кудрями и продолжает писать. И в кабинете тихонько играет музыка, играют Чайковского; это долгоиграющая пластинка, и дед ее пустил на самую малую мощность, чтобы не разбудить бабу Нику. Как это здорово — быть наедине с музыкой, которую любишь!.. Но вот дед больше не пишет — задумался. Стал перебирать фотографии. Одну, другую, третью, четвертую... Долго смотрит. Я знаю эту фотографию; на ней сняты он и баба Ника в тот год, когда они поженились. Подумать, сколько лет прошло с тех пор!
Отложив фотографию, дед снова задумался. Я вспомнил картину, которую видел в художественном музее: старушка сидит в саду, одинокая и задумавшаяся. «». Как это должно быть ужасно, когда все позади — корабли, бои, слава... все в прошлом и почти ничего впереди! До чего жаль моего старого деда! Захотелось постучаться к нему, броситься ему на шею, сказать, что я его очень люблю и у него есть и сыновья-офицеры, и я, и есть баба Ника, и любимая музыка, и книги, целый, огромный мир книг, моряки, которые часто приходят к нему за советом и его уважают и любят. Но пятки и подошвы ужасно отсырели в росе, и я собрался уже уходить, когда дед встал, подошел к окну и чуть было меня не увидел. Я вовремя отскочил в сторону. Мне стало стыдно. А дед стоял у окна и смотрел на освещенное луной море. И вдруг почти бесшумно — едва слышен был стук приглушенных моторов — в бухту, затормозив ход, вошли корабли — один, другой, третий; они по очереди пересекали лунную дорожку; на мачтах светились их ночные огни. И свет в окне вдруг погас. Я понял: дед погасил его, чтобы лучше видеть огни кораблей, и стоит в темноте, у окна, или радуется, или, может быть, плачет. Он рассказывал, что когда он вышел в отставку и, прощаясь с матросами, обходил корабли — он чуть было не прослезился. Но морякам не положено кукситься. Нет, и теперь дед не плачет. А я... Я все бы отдал (все, кроме Ингрид!), чтобы очутиться на палубе одного из этих трех кораблей и всматриваться в берега бухты Киви, залитые лунным светом, и видеть редкие огоньки в домах и гадать, что за люди живут за освещенными окнами и почему они ночью не спят. Хорошо быть моряком! Тут в саду залаяла Ингрид и побежала к забору, раздвигая кусты,— по кромке берега проходил пограничный патруль с фонарем; перед пограничниками шествовал серьезный и обстоятельный пес Курган, которому Ингрид страстно завидовала— ее-то ведь не берут ловить диверсантов! Я забрался в палатку, подозвал к себе Ингрид. Она легла и согрела меня. И мы заснули под тихий плеск моря и мерное дыхание кораблей, вставших на якорь.
* * *
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Благодаря успешной буксировке ТР «Шауляй», ТКА№ 74, ПМШ «Хийуранд» и БУК «Вента» к о. Гогланд были спасены более 1,1 тыс. человек (они вошли в число людей, высаженных непосредственно на о-ва Гогланд и Вайндло, указанное в табл. 82). Большему числу случаев успешных буксировок препятствовали обстоятельства, названные выше в пунктах 6-9. Именно их неучет привел к подрыву на минах и гибели лишенных противоминной обороны СС «Сатурн», пытавшегося буксировать ШК «Вирония», а также ЭМ «Скорый» при его попытке взять на буксир ЛД «Минск». Кроме того, из 22 потенциальных буксировщиков (табл. 76) к утру 29.08 восемь погибли, два были захвачены финнами (И-18 и «Палдиски»), еще два («Тасуя» и КП-12) буксировали поврежденные корабли БОБР, а остальные, как уже говорилось, были превращены в транспорты или обладали недостаточной мощностью. Наконец, нужно заметить, что командующий КБФ отдавал приказы о буксировке только «своих» кораблей (ЭМ «Гордый» и ШК «Вирония»). Никаких приказов о буксировке конкретных транспортов им не отдавалось.
Пароход ВТ № 581 «Лейк Люцерне»
Помощь в тушении пожаров требовалась транспортам «Казахстан», «Иван Папанин», «Лейк Люцерне», «Ярвамаа» и ПМ «Серп и Молот». Такую помощь пытались оказать некоторым из них СКР «Щорс», ЛЕД БУК «Тасуя» и БУК «Шквал», но безуспешно, так как они были вооружены малопроизводительными противопожарными средствами и короткими шлангами. Кроме того, к ТР «Иван Папанин» было невозможно подойти на близкое расстояние, поскольку на нем непрерывно взрывались находившиеся на палубе и в трюме автомашины с боеприпасами и баками, полными бензина. Горящий ТР «Иван Папанин» был потоплен повторными ударами авиации противника.
Помощник по политической части капитана ВТ № 505 «Иван Папанин» Новиков На транспорте «Казахстан» пожар был потушен пассажирами. ТР «Ярвамаа» затонул после полного выгорания и повторных бомбардировок немецкой авиацией. Полностью выгорели ТР «Лейк Люцерне» и ПМ «Серп и Молот», выбросившиеся на берег о. Гогланд. В результате описанных выше спасательных действий 4937 спасенных из вод Финского залива защитников и жителей Таллина были доставлены непосредственно в Кронштадт (табл. 74, 78,81), а на острова Гогланд, Вайндло и Лавенсаари были высажены 11 057 спасенных (табл. 78, 81, 82, примечание к табл. 84). Моряки-балтийцы в ходе Таллинского прорыва совершили бессмертный подвиг, вырвав из лап смерти 16 тыс. человек. Однако только после доставки в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград более 11 тыс. человек, оказавшихся на островах, операцию по эвакуации ГБ КБФ можно было считать завершенной. Решение этой задачи и стало содержанием третьего этапа Таллинского прорыва.
4.5. Третий этап операции — перевозка спасенных людей с островов Финского залива в Кронштадт, Ораниенбаум, Ленинград (с 13.00 30.08 до 18.00 7.09)
Сравнительно большая продолжительность третьего этапа Таллинского прорыва объясняется чрезвычайно сложной обстановкой под Ленинградом, сложившейся в описываемый период. 30.08.1941 г. немецкие войска вышли на левый берег р. Невы у Ивановских порогов, перерезав последнюю железную дорогу, связывавшую Ленинград с центром страны. 8.09 немецкие войска заняли г. Шлиссельбург, завершив тем самым окружение Ленинграда. В связи с отступлением наших войск на южных и северных подступах к Ленинграду корабли и суда КБФ в последние дни августа и первой декаде сентября эвакуировали с Карельского перешейка прижатые к берегу Финского залива войска 23А (15,8 тыс. человек). Одновременно была осуществлена эвакуация пунктов базирования сил флота, располагавшихся на южном берегу залива (Усть-Луга, Ручьи, Пейпия). Корабельные силы вместе с авиацией и береговой артиллерией флота оказывали непрерывную огневую поддержку обороняющим Ленинград войскам. Кроме того, спешно наращивались заграждения гогландской и тыловой минно-артилле-рийских позиций. К постановке мин привлекались ЛД, ЭМ, СКР, БТЩ и ЗС, а СКА и ТТЩ — к их охранению. В интересах безопасности было решено перевозить спасенных защитников Таллина с островов малыми кораблями и небольшими судами (СКР, СКА, БТЩ, ТТЩ, КАТЩ, ГИСУ и др.), но они, как сказано, участвовали также в минных постановках и эвакуационных перевозках с берегов Финского залива. Поэтому, несмотря на то что Ленинградский фронт очень нуждался в опытных и закаленных бойцах, а нахождение на островах большого количества посторонних людей отрицательно влияло на боеспособность ГУС БО КВМБ, перевозка их в Кронштадт, Ораниенбаум и Ленинград затянулась на девять дней (табл. 86). В 20.32 29.08 командир гогландского ОПР направил командующему КБФ донесение о том, что на о. Гогланд «высажено около 6000 человек» [док. № 1064]. Скорее всего, командир ОПР указал в своем донесении число только военнослужащих. А гражданских лиц в первые дни, когда они прятались от немецкой авиации в островных лесах, подсчитать не удалось. Тем не менее это донесение было дезинформацией, так как фактически на острове к этому времени находилось уже около 9000 человек, спасенных с прорывавшихся из Таллина кораблей и судов. 30.08, когда завершили перевозку на о. Гогланд раненых с ТР «Скрунда», число спасенных людей достигло 9,5 тыс. 31.08, после доставки с о. Вайндло 266 пассажиров ТР «Казахстан», общая численность спасенных людей, оказавшихся на о. Гогланд, составила 9,8 тыс. Кроме того, на острове находились на лечении еще около 900 раненых, снятых с поврежденных санитарных транспортов «Вячеслав Молотов» и «Сибирь» в середине августа. Однако названную командиром гогландского ОПР цифру - 6000 спасенных - подтвердили 30.08-1.09 начальник штаба ГУС БО КВМБ, военный комиссар и начальник отдела боевой подготовки штаба КБФ, направленные на о. Гогланд для изучения обстановки, уточнения характера и объема требуемой помощи в организации материального обеспечения и эвакуации людей с острова.
Военный комиссар штаба КБФ Л.В.Серебрянников
В последующем эта дезинформация нарушила плановость перевозок спасенных людей с островов в Кронштадт. Так, в 22.40 1.09 командир гогландского ОПР донес, что на острове осталось около 4000 человек спасенных. К этому времени в Кронштадт с о. Гогланд перевезли уже около 3500 человек. Естественно, командование КБФ было озадачено: перевозим-перевозим, а число людей на острове возрастает. К исходу 3.08, когда в Кронштадт с о. Гогланд были отправлены около 6200 спасенных, командир гогландского ОПР доложил, что на острове осталось все еще около 3500. Чтобы разобраться в обстановке, командующий КБФ был вынужден направить на о. Гогланд замначштаба флота, который в 13.31 4.09 доложил о том, что на острове «было около 9000 человек» [док. № 1237]. Число спасенных людей в несколько раз превышало численность гарнизона о. Гогланд. При этом более четверти из них представляли собой неорганизованные группы оставшихся без командиров военнослужащих, а также гражданских лиц. До 3000 человек были в нижнем белье и без обуви. Командование и личный состав ГУС оказал неоценимую помощь командиру ОПР в обеспечении нужд спасенных людей. Для лечения раненых были организованы 10 лазаретов, размещавшихся на артиллерийских батареях. Правда, не хватало медикаментов, особенно перевязочных материалов. Несмотря на ограниченные запасы продовольствия и отсутствие необходимого кухонного хозяйства, с 31.08 было налажено горячее питание людей один раз в сутки. Оперативность эвакуации обеспечивалась четкой работой гарнизонного автотранспорта по подвозу горючего для СКА «МО», вывозивших спасенных людей с острова. Гораздо хуже обстояло дело на о. Вайндло, к которому приткнулся поврежденный ТР «Казахстан». На этом острове к 12 человекам его гарнизона добавились 2281 пассажир и член экипажа «Казахстана». Основной проблемой здесь стало почти полное отсутствие продовольствия.
Пароход ВТ № 523 «Казахстан»
Командованию и личному составу ОВР КБФ (создана вместо КВМБ, которая к исходу 31.08 была расформирована) и тыла флота пришлось приложить огромные усилия для завершения последнего этапа Таллинского прорыва (табл. 85, 86). Некоторым кораблям и судам пришлось совершить по 2-4 похода к о. Гогланд.
Таблица 85. Корабли и суда, участвовавшие в перевозке с о-вов Гогланд, Вайндло и Лавенсаари спасенных участников Таллинского прорыва
Таблица 86. Сводка данных о доставке спасенных людей с о-вов Гогланд, Вайндло и Лавенсаарн в Кронштадт и Ораниенбаум с 30.08 по 7.09.1941 г.
Примечания: 1. 855 участников Таллинского прорыва, прибывших 2.09 в Кронштадт на ТР «Казахстан», вычтены из общего числа людей, доставленных с островов в Кронштадт и Ораниенбаум за первые четыре дня перевозок, так как они не высаживались с ТР на о. Вайндло и вошли в число 9646 человек, принятых на корабли и суда в Таллине и Палдиски (4709 человек), а также спасенных этими и другими кораблями и судами (4937 человек) в ходе прорыва, и доставленных ими непосредственно в Кронштадт (табл. 74). 2. 904 человека, высаженных на о. Гогланд 12.08 с ТР «Сибирь» (310 чел.) и 19.08 с ТР «Вячеслав Молотов» (594 чел.), вычтены из общего числа людей, доставленных с островов в Кронштадт за последние пять дней перевозок, так как они не являлись участниками Таллинского прорыва. 3. Спасенные с прорывавшихся судов люди оказались также на о. Родшер. Их число и способ доставки в Кронштадт не установлены. 4. В настоящую таблицу не включены СКА ПК-212 (из табл. 85), ПК-221 и МБ № 71, № 112 (из табл. 77 и 85), поскольку они привлекались к перевозке людей и продовольствия только между о. Вайндло и о. Гогланд, а также СКР ЛК-1,ТКА № 34, № 75, № 85, № 94, № 134, ПК-231, ТТЩ № 74 «Сергей Киров» (из табл. 77 и 100), ТКА№ 54, № 64, № 124, СКАМО № 217зав, № 218зав, № 220зав, № 221зав, ПК-224, ТТЩ «Балмашев», № 39 «Сиговец», № 46, № 55 «Мороз» (из табл. 100), ЛЕД «Октябрь» и БУК «Карин» (из табл. 104), которые в перевозках не участвовали.
Проверка правильности расчетов, результаты которых показаны в табл. 86, осуществлена тремя следующими способами. Первый. Сложение числа спасенных и высаженных на о-ва Гогланд, Вайндло и Лавенсаари участников Таллинского прорыва, показанных в табл. 81 (3591 и 111) и табл. 82 (7355), дает в итоге цифру «11 057». Близость чисел высаженных на острова и доставленных затем в Кронштадт людей (11 049 человек из табл. 86) свидетельствует о правильности проверяемых расчетов. Второй. В справке, подготовленной находившимся в Кронштадте начальником 2-го отдела ОУ ГМШ ВМФ капитаном 2 ранга Крыловым, указано, что в Кронштадт было доставлено «ко 2.09 (точнее, «на 2.09». - Р.3.) 15 492 человека» [док. № 1330]. В это число должны были войти, согласно выполненному ранее расчету, 9646 человек, доставленных кораблями и судами 29-30.08 и 2.09 непосредственно в Кронштадт: 4709 человек, принятых в Таллине и Палдиски, и 4937 человек, спасенных входе прорыва (табл. 74). Таким образом, по Крылову получается, что на 2.09 в Кронштадт с островов было доставлено 15 492-9646=5846 человек. Близость этой цифры с числом доставленных в Кронштадт за первые четыре дня перевозок (5836 человек, табл. 86) подтверждает правильность расчетов. А общее число спасенных, доставленных с островов, в этом случае составит 11 059 человек: 5846 человек, доставленных 30.08-2.09, плюс 6117-904=5213 человек, доставленных 3-7.09 (табл. 86). Почти полное совпадение числа людей, высаженных на острова, с числом доставленных затем в Кронштадт (11 059) также подтверждает правильность проверяемых расчетов. Третий. Среднее арифметическое из трех цифр, приведенных в табл. 81, 82 и 86, равно 11 055 и почти полностью совпадает с числом спасенных таллинцев, высаженных на острова Финского залива. Итак, с островов Финского залива в Кронштадт и Ораниенбаум было доставлено 11 055 участников Таллинского прорыва, спасенных с погибших кораблей и судов. Отличие этого числа от того, которое приведено в отчете КБФ о прорыве — 12 160 человек [док. Вместо введения], связано с тем, что в нем не учтены 855 человек, прибывших в Кронштадт на ТР «Казахстан», а также с различием в методиках и точности подсчета числа перевезенных с островов людей.
Таблица 87. Корабли и суда, вышедшие из Таллина 28.08.1941 г. и прибывшие в Кронштадт 31.08-6.09.1941 г.
Примечание: Еще один вышедший 28.08.1941 г. из Таллина корабль ТКА № 144 остался в б. Сууркюлян.
Отличие числа 11 055 от того, которое приведено в отчете КБФ о прорыве -12 160 человек [док. Вместо введения], связано с тем, что в первом не учтено 855 человек, прибывших в Кронштадт на ТР «Казахстан», а также с различием в методике и точности подсчета числа людей, перевезенных с островов. В течение 30.08-7.09 прикрытие перевозки спасенных таллинцев с островов и войск, эвакуировавшихся с Карельского перешейка, осуществляла истребительная авиация ВВС КБФ (табл. 88 ).
Таблица 88. Прикрытие ИА КБФ коммуникаций Гогланд — Кронштадт и Койвисто — Кронштадт 30.08-7.09.1941 г.
Памяти друга и однокашника по Ленинградскому военно-морскому подготовительному училищу, блестящего писателя-мариниста, одного из немногих настоящих романтиков моря - Льва Николаевича Скрягина посвящаю
В книгу включены рассказы известного моряка-подводника, командира подводной лодки об учебе в военно-морском училище, службе в Военно-Морском Флоте, о многих интересных людях, с которыми он учился и служил. Книга адресована читателям, любящим Военно-Морской Флот.
ПРОЛОГ
Жаркое лето 1935 года. Маленький пассажирский теплоходик совершает очередной рейс Севастополь — Ялта. Где-то, судя по характерным метелкообразным облакам, в центре Черного моря штормит. Здесь же, у южного берега Крымского полуострова о шторме напоминают лишь длинные, пологие волны. Это так называемая зыбь. Именно на ней теплоходик заметно покачивает. Впрочем, на прибрежном мелководье зыбь превращается в довольно крутую волну. Волна эта, сталкиваясь с лежащими на ее пути крупными камнями, красиво разбивается о них, образуя мириады хрустальных брызг. Набегая на пологие участки берега, волна увлекает за собой прибрежную гальку и с шумом, оставляя на берегу остатки водорослей, коричнево-белую пену и даже медузы, возвращается назад... Пляжи, однако, полны загорающими курортниками. Здесь и загоревшие почти до черноты женские и мужские фигуры, среди которых мелькают молочно-белые или излишне красные тела «новичков отдыха». Купальщиков почти не видно. Редкие смельчаки, красующиеся перед дамами мужчины, или подчеркивающие свое мнимое бесстрашие женщины — пытаются нырять в самые высокие волны, чтобы с криками восторга быть выброшенными ими на берег... Впрочем, непривычным к качке пассажирам теплоходика не до любования «живыми береговыми курортными картинками». Утомленные экскурсиями по курганам и паркам Севастополя, посещением знаменитой «Панорамы» и развалин Херсонеса, они пытаются унять шум в головах от укачивания с помощью самого простого способа — сна. Одна из пассажирок — красивая двадцатипятилетняя женщина — явно страдает от морской болезни. Вместе с сидящим и вертящимся на ее коленях трехлетним упитанным карапузом она почти лежит на лавочке верхней палубы у самого фальшборта, тщетно пытаясь бороться с приступами тошноты. Ее сынишку, впрочем, это нисколько не смущает. Он весело и с любопытством таращит свои серые глазенки то на море, то на берег. Неожиданно громко, неожиданно для дремлющих пассажиров, он раздельно произносит: «Мама, брось меня в море! Один из пассажиров, очнувшийся на мгновение, напророчил: «Моряком пацан будет!»
Так, или почти так, рассказывала мне и отцу моя мама об этом жизненном эпизоде. «Дама с карапузом» были она сама и я — автор этих строк. В этом, памятном 1935 году, и мама и я впервые увидели море. Меня — ребенка, болевшего несколько раз в году пневмонией и приступами ревматизма, вывезли в Крым на деньги, вырученные от продажи великолепного и такого престижного по тем временам велосипеда моего отца — слушателя одной из военных академий. По секрету мама рассказывала мне, что отец даже плакал, продав свою веломашину... Так это было, или не так, теперь, когда родители давно покинули этот мир, сказать трудно, но, видимо, большая доля правды в мамином рассказе есть. Во всяком случае сегодня, когда мне перевалило за семьдесят, когда, как говорится, я вышел на «финишную прямую», этот мамин рассказ и пророчество пассажира оказались правдой. Во всяком случае, с тех пор никогда мои легкие не воспалялись и ноги (на протяжение всей корабельной службы) не болели. А моряком я стал!
КУРСОМ К МОРЮ
НАЧАЛО
Плещут холодные волны, Бьются о берег морской. Носятся чайки над морем, Крики их полны тоской.
Дружный хор полуюношеских, полудетских голосов старается превратить эту отнюдь не строевую песню в нечто вроде марша. Исполняют этот «марш» мальчишки, тощие фигурки которых (идет второй послевоенный, голодный — 1947 год) облачены в синюю матросскую рабочую одежду — «робу». На плечах мальчишек еще не застиранные, синие, с трехбелополосной окантовкой, форменные воротнички — «гюйсы». Стриженные «под ноль» головы ребят спрятаны под тоже еще не обмятыми и не перешитыми по щегольской моде бескозырками без ленточек. Ленты с золотистой надписью «Подготовительное училище»будут украшать эти фуражки, именуемые почему-то «албанками», только с начала учебного года, после возвращения нынешних «албанцев»в стены здания бывшего приюта принца Ольденбургского, то есть в стены Ленинградского военно-морского подготовительного училища... Ноги, которыми новое поколение этого учебного заведения пытается четко «отбивать строевой шаг на месте», обуты в так называемые «рабочие» матросские ботинки. Башмаки эти с ременными шнурками — огромны. Как правило, они на один-два размера превышают размеры мальчишеских ступней. Называют их не совсем цензурно — «г...давами», или сокращенно — «гадами». Но это не беда. Полные энтузиазма ребячьи глотки выводят...
Мечутся белые чайки, Что-то встревожило их. Чу! Загремели раскаты Взрывов далеких, глухих...
Дирижированием песни и ротным строем командует подвижный, юркий, очень похожий на полководца Суворова майор со смешной украинской фамилией — Мочало. Несмотря на свою заурядную и даже немного гротескную внешность, человек этот неординарный. Храбрость и мужество позволили ему почти всю войну командовать лихими морскими пехотинцами и даже воевавшими до смерти или «до первой крови» штрафниками. Такая военная биография майора делала его умелым педагогом, воспитателем, настоящим патриотом. Совсем не случайно выбрал он в качестве строевой эту полузабытую песню, вытесненную из массовой народной памяти бравурным, тоже весьма патриотичным, но менее лиричным маршем: «Наверх вы, товарищи! Все по местам! Последний парад наступает!» Знал будущий тщедушный начальник кафедры общевойсковой подготовки Высшего военно-морского училища подводного плавания — полковник, а в то время начальник цикла той же подготовки Подготовительного училища майор Мочало, — чем тронуть патриотические струны ребят... И по команде майора мы (а в рядах роты был и автор) начинали движение, четко отбивая шаг по гаревой дорожке лагеря, продолжая песню:
Там, среди шумного моря, Вьется Андреевский флаг. Бьется с неравною силой Гордый красавец «Варяг».
Здесь, в лагере училища близ легендарно известного восстанием 1919 года форта Серая Лошадь мы, только что зачисленные воспитанники (было тогда такое официальное воинское звание для учащихся подготовительных, нахимовских и суворовских училищ) ЛВМПУ, проходили свой первый (облегченный) «Курс молодого бойца». Второй такой курс уже с боевыми стрельбами из винтовок, атаками учебных укреплений, окапыванием, хождением на шлюпках по озеру Суло-Ярви (ныне носящему название «Нахимовское озеро») мы прошли уже перед началом учебы в Высшем училище. Однако, это было впереди. В описываемый же отрезок времени здесь, в лагере у Серой Лошади, мы занимались не только отработкой строевых приемов «на месте и в движении». Нас усердно закаливали и физически готовили к будущей учебе и службе. В качестве примера могу привести процесс утреннего туалета. Умывались мы при любой погоде (!) не над пошлыми жестяными корытами армейских умывальников, а стоя по колено в холодной утренней или вечерней воде Графской бухты Финского залива. Благо вода этого участка Балтики с малой соленостью позволяла не только намыливать лицо и руки, но и чистить зубы. Ну а для физической подготовки, кроме традиционных забегов и кроссов, широко использовалось находящееся на территории лагеря небольшое, недовольно глубокое Горовалдайское озеро, оборудованное пятиметровой вышкой. С нее-то буквально сбрасывали в воду даже абсолютно не умевших плавать. В этих случаях будущего мореплавателя обвязывали шкертом (тонкой, но прочной веревкой), а затем, пользуясь этим концом, «выбирали»бедола-гу на берег. По мере привыкания к таким «водным процедурам», мальчишку, не умевшего плавать, уже не обвязывали концом, а просто совали барахтавшемуся после выныривания из воды юному ныряльщику специально приготовленный деревянный шест, за который и вытаскивали на берег. В конце-концов все новобранцы перестали бояться воды и плавали довольно прилично.
Так это выглядело в Рижском НВМУ.
Лагерь с трех сторон отделялся от залива густым лесом. В то памятное лето на полянах этого леса уродилось фантастическое количество малины. С этой сладкой ягодой связан один из смешных эпизодов, сопровождавших всю мою флотскую службу. Наверное, это был первый такой курьез... Дело в том, что немногочисленное командование лагеря состояло из двух-трех офицеров и около десятка старшин-сверхсрочников. Это были старшины рот и их помощники, работники столовой, инструкторы физподготовки и медицинские медбратья. Все они были недавними фронтовиками. Груди их украшали ордена и медали — предметы восхищения юных «подготов»(так называли нас вне стен училища, и так называли мы сами себя, не без гордости). Достаточно вспомнить одного из таких старшин — старшего сержанта с эстонской фамилией — Строд. Грудь его украшали аж два ордена Славы! Но были эти герои войны все-таки людьми. Были у них и семьи. Жены регулярно навещали своих мужей по выходным дням. А мужья отправляли их домой, в Ленинград, с корзинами, полными малины. Добывать эту малину выпадало нам, которым старшины давали соответствующие задания. Впрочем, это было нам скорее в радость, чем в тягость, ибо на каждую ягоду, падающую на дно ведра или корзины, приходились три-четыре ягоды, отправленные в ... рот. Сыграло в этом курьезе роль и еще одно обстоятельство. Входя в окружающий лагерь лес для выполнения очередного «малинно-оброчного»задания, я совершенно не 'представлял себе в каком месте этого леса скрыты позиции знаменитого форта, где эти самые казематы и многодюймовые орудия... Вот в тот раз я даже не заметил, как форсировал, используя, очевидно, навыки, приобретенные на уроках майора Мочалы, какие-то, как я считал, оставленные войной проволочные заграждения. Очень уж заманчиво выглядели красные за этим заграждением.
И вот в разгар лихорадочного сбора этих ягод я ощутил, что мои «гады»отделяются от земли, и я повисаю над травой! Треск «гюйса»заставил меня развернуть голову на 180' и вскинуть подбородок вверх. Надо мной стоял, как мне тогда казалось, громадный мужчина, одетый в белую брезентовую матросскую робу, с почти запорожскими усами и выглядевшей чепчиком на огромной голове бескозыркой. На ленточке «чепчика»можно было прочитать: «Береговая оборона КБФ». Это же матрос с форта! Но почему он меня — своего брата-моряка (таким я самонадеянно уже считал себя) так неучтиво и грубо хватает за воротник? Сомнения были развеяны этим самым громилой-матросом очень быстро: — Ты как сюда попал, салага? Здесь ходить нельзя! Вали отсюда живо! После этого он учтиво (на этот раз!) двумя огромными пальцами-сардельками, не обращая никакого внимания на проволочные колючки, приподнял ограждения. — Давай, давай, салага, двигай отсюда! Да ведро свое с ягодами не забудь! Иначе старшина тебе задницу намылит! Это был урок на осмотрительное ориентирование и бдительность! Получив отеческий пинок под свой тощий зад, я возвращаюсь в лагерь с полным ведром малины.
Наконец, лагерь позади, и та же шхуна «Учеба», которая доставила нас сюда, «привезла» нас в ставший уже родным Ленинград.
Я иду парком. Хлоп! Белочка сидит у меня на плече. Может быть, та самая, которую запихивал Валерка в карман? И все же не боится людей! Верит, что не все они — гады! Кругом — дубы. Их сажал, говорят, сам царь Петр. Тут и его сохранился, с большими окнами. С кроватью, на которой можно спать впятером. Представляю, как он выспался, умылся, поел, вышел к морю, посадил дубков сто или двести... Вот и выросли — какие красивые!
Длинная просека ведет к морю. Протянув руку вдаль, на гранитной скале стоит ангел. Там, в тумане, исчез броненосец «Русалка» со всем экипажем. Матросы и офицеры не вернулись домой. Случилось это еще при царе. При Николае последнем. Ангел — памятник тем, кто в море погиб. — Ну, беги, белочка. Мне пора... На Нарва-мантеэ в широкой витрине книжного магазина лежит книжка в голубом переплете: «Ромуальд Шиллер. Хирург в огне». Недавно Шиллер-старший читал во Дворце пионеров отрывки из своего сочинения. Выходило, что он храбрый, добрый, отличнейший человек. Мне не верится. Он вовсе не добрый. Отец говорил — он не сам писал, за него кто-то другой потрудился. Интересно знать, что бы в школе сказали, если бы за меня написал сочинение мой сосед?
Тетрадь вторая
КАНИКУЛЫ В КИВИРАНДЕ
КИВИРАНД
А вот и каникулы! Я еду к бабе Нике и деду, забрав с собой Ингрид. Они все лето живут в Кивиранде. Отец и мама присоединятся ко мне, когда пойдут в отпуск.
Кивиранд (эстонок.) — каменный берег. Киви — камень, ранд — берег. И верно: на берегу и даже в лесу и в садах полно валунов. (Прим. автора.)
Кивиранд — рыбачий поселок. Белые, красные и зеленые домики стоят возле самого моря. В море полно валунов. В проулках растянуты сети. У причала — рыбачьи суда. Над причалом — высокая пограничная вышка. С нее смотрят день и ночь часовые. Это не похоже на какой-нибудь зализанный пригород, где девчонки даже в будни ходят в нарядных платьицах, а парни на пляже щеголяют модными галстуками. Здесь — морская граница. А на мысу среди сосен стоит каменная белая башня. Маяк. Наверное, интересно служить на нем? Во время штормов он подвывает, как зверь: «У-у-у, у-у-у» — и посылает яркий свет в море, давая знать кораблям: «Осторожнее, не наткнитесь на камни». Эх, пожить бы там, на мысу, где море впереди, слева и справа, почти вокруг море! Но и у деда не хуже. Он снимает полдома у капитана дальнего плавания Юхана Раннику. Дом стоит у самой воды, и волны подкатываются под окна. Дом окружают сосны, сирень и камни, обросшие мохом. Юхан Раннику стар и не ходит уже по морям. Он рыбачит. Сети развешаны на заборе. Юхан первый встречает нас у калитки. ~— Ого, Макс приехал! Твоя овчарка меня не забыла? Она меня не порвет? Но Ингрид улыбается Юхану и виляет хвостом — целый год не видела, а все же узнала. Вдруг она взвизгивает и быстрее лани летит по дорожке — увидела деда. Скачет, радуется, подпрыгивает, пытается лизнуть его в лицо. Дед загорел и помолодел. Еще бы! Все дни проводит в лесу, на озере, в море. На нем белая сорочка с открытым воротом. Он, право, еще совсем молодец! — Здорово, тезка! — приветствует он меня.— А где же твои мушкетеры? Это он спрашивает о моих школьных друзьях. — Скоро приедут.
Баба Ника обнимает и целует меня. Говорит, что соскучилась. Ведет завтракать. Терраса — как корабельная рубка. Волны под окнами. Того и гляди, поплывет. Бежит рыбачий баркас — рыбаки ставят сети на камбалу; пробегает моторка. Виден лес на том берегу — он весь в белых пятнышках; это палатки пионерского лагеря. Приедут мои мушкетеры — мы тоже поставим палатку в саду под сиренью и будем жить по-походному, как морская пехота... - В Кивиранде чувствуешь себя рыбаком, моряком дальнего плавания. А в лесу — искателем кладов и тайн. Да, в лесу в Кивиранде скрываются тайны!
ПЕЩЕРА В ЛЕСУ
В лесу водятся змеи. В прошлом году гадюка хотела меня укусить, но Ингрид бросилась на нее, потрясла и — рраз! — откинула в сторону. Гадюка подохла. Мы выходим к бездонному озеру. Рыбаки говорят, что в нем бродит побелевшая от старости щука. В ней веса, наверное, двадцать килограммов. Ее видят часто, но никак не могут поймать. В прошлом году меня дед брал с собой на рыбалку. Но в лучшем случае попадались лини. Один только раз дед поймал щуку в шесть килограммов! До чего же лес красив! Он весь полосатый. Солнечные лучи пробиваются сквозь вершины деревьев и ложатся на мох и на вереск. И в лесу, как и в море, лежат валуны — и небольшие, и в два и в три человеческих роста. Одного люди называют «слоном», а другого — «китом». О «слоне» существует легенда: будто он непрерывно растет. Какие-то чудаки каждый год его измеряют. А к «киту» прибита чугунная дощечка. В прошлом году ее еще не было. На ней написано золотом: Здесь сын Советской Эстонии Яанус Хаас прятал от гитлеровцев балтийцев с погибшего «МО-205», чем спас им жизнь. Слава и честь ему. Моряки гвардейского дивизиона.
.
Под камнем когда-то существовала пещера. Она, говорят, обвалилась. Ингрид роет землю. Дурешка, да разве тебе подрыть такой большущий валун? Зря стараешься... Яануса Хааса я знаю. Он живет в зеленом доме возле приучала. Он не может ходить и сидит целыми днями в кресле-качалке. Когда в море шторм, волны подбираются под калитку и добегают до каменного крыльца. Я представляю себе, по рассказам деда, как «морской охотник», подбитый снарядами, скрывается под водой. Ночь, страшный дождь. Кивиранд занят гитлеровцами. Моряки доплывают до берега. Их могут встретить автоматные очереди. Но встречает эстонец в плаще с капюшоном: «Идите за мной». Моряки почему-то поверили незнакомому человеку. Поддерживая под руку своих раненых, они идут за ним в лес. Эстонец их прячет в пещере и приносит поесть; через несколько дней он выводит их на берег к лодке. Когда моряки уже отплыли, гитлеровцы пустили в ход автоматы. С перебитыми ногами Хаас (тогда он был еще молодой) уполз в пещеру. Чудом он уцелел, но ходить не смог. Через много лет моряки разыскали Хааса, который стал стариком, помогли колхозу построить для Яануса дом и подарили ему маленькую машину для инвалидов. Хорошо бы раскопать пещеру; она, наверное, большая. Приедут мои мушкетеры, мы сможем устроить в ней штаб. Заберемся под «кита», разведем в пещере костер и станем играть в моряков с «морского охотника». Это будет наша, мушкетерская, тайна. Я буду Яанусом Хаасом... — Ингрид, не трогай пичужку! Она хочет жить... Вдруг сразу темнеет. На лес надвигается туча. — Мы вымокнем, Ингрид! Вот если бы мы с тобой раскопали пещеру, мы бы в ней переждали, пока пройдет дождь. Смотри-ка, Ингрид, сколько зеленой малины! Мы снова придем, когда малина поспеет. И наедимся ее до отвала. А сколько тут будет грибов! Я знаю полянки, где водятся подосиновики. Они сидят целыми семействами. А боровички прячутся на просеках под песком. Увидишь холмик — пошевели его палкой, там их и найдешь! Гремит... Гроза нас застанет в лесу. Что же, еще одно приключение! Смотри, как стемнело. А вдруг из-за сосны выйдет к нам нарушитель границы?
. Я скомандую: «Ингрид, фас!» Ты прижмешь его к мокрой земле, и мы доставим его на заставу. Но диверсанты днем не высаживаются. Всегда глухой ночью. В прошлом году они ранили пограничника и убили собаку. Но их все же поймали. А однажды — вспомнить смешно, это днем было — я заподозрил в лесу одного старикашку. До чего же он был подозрительный: ходил по лесу приплясывая, с транзистором, в коротких штанишках, в майке без рукавов, ну совсем Валерка, а на голове паричок, руки-ноги в седых волосах. Лет восемьдесят ему или больше! Его забрали тогда на заставу; и начальник меня благодарил — старичишка бродил по запретной зоне без пропуска. А оказался он «королем гавайской гитары». Говорят, здорово он играл на ней, когда дед был еще совсем молодым. Подумайте, как давно это было! В книге Балтера («До свидания, мальчики!» описан «король» в своей молодости, он ужасно несимпатичный. Дед до слез хохотал: «Короля — и в кутузку! Вот здорово!..» Гроза прошла стороной. Снова светлеет — стволы деревьев покрыты золотистыми рябинками, и на ветках искрятся капли дождя. Кто-то успел и костер развести — поднимается дым от костра. А на деревцах огоньки загорелись. Как елочные свечи. Да это же солнце их зажгло на ветвях! Пора домой, Ингрид! Баба Ника наверняка уже ждет нас обедать. Дед наловил нынче камбалы — он ходил в море на лов с рыбаками. Меня не взял, хотя я и просился. Я обиделся: «А как же Хейно, Густав и Юлиус?» (Это эстонцы, мои однолетки.) «Они рыбаки и помогают отцам, — сказал дед. — Когда в море все заняты делом, самое несносное — пассажир; он всем только мешает... Я и на кораблях терпеть не мог пассажиров». — Ингрид, ты что?
Она грозно рычит. Шерсть вздыбливается горбом. С дерева скатывается и плюхается на землю что-то серое, довольно большое и исчезает, как . Ингрид — за ним. В прошлом году рысь спрыгнула с дерева прямо на женщину, собиравшую ягоды, и перегрызла ей шею. Рыбаки устроили облаву. Рысь отчаянно сопротивлялась. Ее застрелили. Она и мертвая, казалось, шевелила когтями, лежа с оскаленной мордой. — Ингрид, ко мне! . Много раз я зову свою Ингрид. Наконец овчарка моя появляется — сконфуженная. Упустила! Кустарник снова шевелится. Ингрид виляет хвостом. — Дядя Юхан, откуда ты взялся? Он вооружен топором. — Ты что, заблудился, Макс? Я рассказываю про зверя. Юхан мрачнеет. — Куррат! Значит, у прошлогодней гадины остались дочь или сын. Тебе повезло — уцелел. Идем домой, соберу охотников. А мне все-таки жаль, что Ингрид не догнала лесного зверя. То-то нас похвалили бы в Кивиранде! И рысь лежала бы с перегрызенным горлом. Теперь мне не страшно: Юхан вооружен! Попробуй-ка, рысь, спрыгни к нам с дерева, капитан Раннику мигом зарубит тебя топором! Дома меня давно ждут. Куррат (эстонск.) — черт. — Где пропадал? — Ильвес на него спрыгнул. Если бы не Ингрид, большая беда случиться могла,— говорит Юхан. Баба Ника ахает.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
Пробежал незаметно 2013 год. Разное в нём было, но привлёк он меня знаменательным событием 200-летней давности – 23 ноября (5 декабря) 1813 года, в усадьбе Дракино (вблизи деревни Солигалич), Костромской губернии, в семье потомственного морского офицера родился Геннадий Иванович Невельской.
С 3 декабря юбилейного года портал разместил на своих страницах повествование капитана 1 ранга в отставке Верюжского Николая Александровича под названием «АДМИРАЛ РУССКОГО ФЛОТА ГЕННАДИЙ ИВАНОВИЧ НЕВЕЛЬСКОЙ. К 200-летию со дня рождения». Написано достоверно, добросовестно, детально, образно и интересно. Читал с удовольствием! А мысль преследовала: «А ведь я тоже был в тех местах, которые открывал и исследовал Невельской…» В прошлые годы, в т.ч. и неюбилейные, об адмирале Геннадии Ивановиче Невельском тоже не забывали. О нём написаны книги, ему ставили памятники, его имя присваивали различным объектам, ему посвящены многие странички интернета. Главный его личный вклад в Историю – открытие пролива, названного впоследствии его именем – «Пролив Невельского», разделяющего евразийский материк и Сахалин. Он исследовал и описал северо-западное побережье острова Сахалин, открыл устье реки Амур, обследовал Амур в нижнем течении, подтвердил промерами глубин судоходность и основал сторожевой пост, ставший впоследствии городом Николаевск-на-Амуре. Мне довелось неподалёку от этих мест проживать и служить с сентября 1968 по декабрь 1972 года на западном побережье Татарского пролива, в городе Советская Гавань, а если быть более точным, в посёлке Заветы Ильича. Местные жители считают все населённые пункты вокруг Императорской Гавани (раннее название в честь императора Николая 1), вплоть до бухты Ванино, – «Совгаванью».
Там, в бухте Западная, сразу за мысом Сигнальный, в маленьком прибрежном изгибе – в бухте Постовая, базировалась 90-я Отдельная бригада подводных лодок. И в хорошую ясную погоду, прямо из окна квартиры, можно было видеть, даже не вооружёнными оптикой глазами, часть сопок острова Сахалин в окрестностях Углегорска, увенчанных пушистыми белыми облаками. Приходилось мне неоднократно бороздить воды центральной и южной части Татарского пролива – там находились наши полигоны боевой подготовки; ходить проливом Лаперуза; бывать в порту Корсаков – обеспечивать боевую подготовку родственных сил в заливе Анива. В более ранние («досовгаванские») годы ходил у восточных берегов острова, и к северу от него тоже бороздил воды Охотского моря. А вот всю проливную зону Татарского пролива до Сахалинского залива преодолевать не приходилось. До поры, до времени… Шёл сентябрь 1972 года, близился к концу летний сезон боевой подготовки, «подчищали хвосты» неоконченных дел, готовились к подведению его итогов. И вдруг «радостная» весть: на ТОФ прибыл Главнокомандующий ВМФ Адмирал Флота СССР Горшков Сергей Георгиевич. Сами понимаете, начальству мы всегда рады, но вот что от него ждать – всегда загадка со многими неизвестными. Первая вводная Главкома нас не обескуражила: он решил проверить боеготовность сил Флота – это его прямая забота и обязанность. В том числе, соединениям подводных лодок, базирующихся на побережье Японского моря, объявил повышенную готовность к применению практического оружия по надводным целям. Закипела береговая работа. В срочном порядке на подводных лодках постоянной готовности освободили от боевых торпед по одному торпедному аппарату (сведений о действиях на соединениях ракетных ПЛ у меня нет). Подготовили в береговой мастерской практические торпеды, загрузили в свободные аппараты лодок. Провели повсеместно тренировки торпедных расчётов и Главных командных пунктов по выходу в торпедные атаки. Вопросами боевой подготовки приходилось заниматься в плановом порядке повседневно, в т.ч. и торпедными стрельбами, но всё это по заранее составленным планам, по распорядку дня, со знанием по каким целям, в какое время будешь стрелять. А здесь – полная загадка. Единственное, что удалось выведать, – Главком пойдёт на крейсере! Их в ту пору на ходу было всего два – «Адмирал Сенявин» и «Дмитрий Пожарский». Нам неважно было знать, кто из них кто, они однотипны и их ТТХ идентичны. Все вопросы сводились к тому – будет ли охранение; какое маневрирование применит «противник»; будут ли использованы специальные технические средства противодействия атакующим? В назначенное время подводные лодки, подвергнутые проверке, заняли назначенные полигоны и приступили к поиску и учебной атаке обнаруженного «противника». А двумя днями позже, на подведении итогов в Доме офицеров ТОФ во Владивостоке, Главком подвёл итоги проверки Флота. По этим итогам моя подводная лодка С-240 получила оценку «удовлетворительно», но на лице командира 90-й Отдельной бригады ПЛ контр-адмирала Кандалинцева Виталия Александровича, который контролировал действия своих лодок с мостика крейсера, радость не отразилась – моя практическая торпеда прошла по корме крейсера, а начальникам нравится, когда торпеды проходят под мостиком цели, или, в крайнем случае, под первой дымовой трубой, и чтобы газовые пузырьки от торпеды оставляли след на водной поверхности. Кстати, учебные стрельбы выполняются одной практической торпедой, и в силу объективных и субъективных факторов – ошибок в определении элементов движения цели и дистанции до неё – прямое попадание в цель проблематично. Поэтому стрельба боевыми прямоходными торпедами для покрытия вероятных ошибок выполняется только залпом не менее 4-х торпед. Великая Отечественная война этому научила. Моя стрельба получила положительную оценку, т.к. в залповой стрельбе цель поражалась, как минимум, двумя торпедами. Некоторые «состязатели» и вовсе провалились. После дня, в который подводились итоги, Главком ещё 2 – 3 суток пребывал во Владивостоке. Не знаю, в какой момент и где это произошло, но у меня вырисовывается такая картина – позволю пофантазировать. Толчок мысли у Главкома, скорее всего, произошёл на КП Флота у карты зоны его оперативной ответственности. Наверное, глядя на эту карту, взор Главкома остановился на Татарском проливе, и он спросил у Командующего Тихоокеанским флотом: – А ваши подводные лодки здесь ходят? – Да-да-да!!! – поспешно заверил Командующий. – Вот завтра и пошлите парочку…
Естественно, самым близким к соединением подводных лодок являлась 90-я ОБПЛ – ей и карты в руки! Тут же командованием ТОФ был отдан соответствующий приказ командиру нашей бригады, который назначил к походу подводные лодки С-179 под командованием капитана 2 ранга Валентина Васильева и моей С-240. Сборы были недолги. Обе подводные лодки находились в полной боевой готовности, оставалось подобрать походные карты, крупномасштабные планы проливов и Амурского лимана, откорректировать их по последним данным «Извещений мореплавателя» и получить инструктаж командования. К вечеру текущих суток, в который был получен приказ, две подводные лодки доложили о готовности следовать по плану и, получив разрешение ОД ТОФ, начали движение по плану. Головной шла ПЛ С-179, на её борту находились: руководитель похода – заместитель командира бригады капитан 1 ранга Лезгинцев М.М. и флагманский штурман бригады капитан 3 ранга Тужилкин Владимир Иванович – выпускник РНВМУ 1950 г. Мою лодку, к счастью, начальственным составом обделили.
Капитан 1 ранга Капитан 2 ранга Васильев В. Погода на всё время похода выдалась благоприятная. При спокойном море и хорошей видимости плавание по Татарскому проливу трудностей не представляет. Левый (материковый) берег – вот он рядом, правый (островной), километров в 150-ти, в светлое время суток тоже просматривается, глубины достаточные, курс один – прямо на пролив Невельского. Средним ходом, уже часов через 20 после выхода из Совгаванского залива, ещё засветло, мы подошли к .
Там, в назначенной точке, нас поджидали в дрейфе два специальных судна – среднего тоннажа гидрографический корабль и ГПБ (гидрографический промерный бот), специально назначенные для обеспечения безопасной проводки подводных лодок через Амурский лиман. Безусловно, наши штурмана вполне и сами бы справились, но руководство флота подстраховалось, боясь допустить «ляп» перед Главкомом. Сблизившись с кораблями обеспечения, застопорили ход, погасили инерцию, установили голосовую связь с «гидрографами». Затем Лезгинцев и Тужилкин переправились шлюпкой на борт гидрографического корабля. По команде руководителя похода отряд построился в однокильватерный строй: гидрографический корабль – ПЛ С-179 – ГПБ – ПЛ С-240, и уже в приближении вечерних сумерек вошли в пролив Невельского, ширина которого всего-то 7,3 километра, глубина на фарватере более 7,2 метра, – более, чем достаточная для наших лодок, и протяжённость всего-то 30 с небольшим миль (56 км). Потребовалось немногим более 3-х часов, чтобы одолеть этот путь. И вот у нас с левого борта маяк материкового мыса Лазарев, справа мыс Погиби на острове Сахалин – самое узкое место пролива Невельского. Мы вошли в Амурский лиман.
Проложенные на наших путевых картах фарватеры можно было наблюдать и визуально с мостиков подводных лодок по обилию на водной поверхности пролива соответствующих бакенов и вешек. Глубина на фарватере составляла уже порядка 7-ми метров, и этого было вполне достаточно, чтобы продолжать движение со скоростью 6-8 узлов. Но вскоре постоянно работающий эхолот начал показывать уменьшение глубин: 2 метра, полтора, один метр… Снизили путевую скорость до 4-х узлов, перешли на режим электродвижения. Эхолот показывал под килём уже считанные сантиметры свободного пространства, по корме из-под винтов на водной поверхности образовался мутный след от ила и песка. Наступала ночь, и близилось уже начало суточного отлива. Найдя на карте ближайшую лагуну, корабли отряда встали на якоря, чтобы поутру, с началом прилива, продолжить движение по плану. Смолкли дизеля, вахта заступила «по-якорному». «А поутру они проснулись…» – как поётся в народной песне. Я поднялся на мостик в утренние сумерки, ещё до побудки команды. Вахтенный офицер доложил обстановку. В лимане был полный штиль и тишина, лёгкая дымка скрывала окрестности. В 2-х – 3-х кабельтовых стояли на якорях головной «гидрограф» и ПЛ С-179, а всего метров в 20–30-ти от нас находился ГПБ. Минут через 5-7, зевая, на мостике ГПБ появился его капитан. Поздоровались. Перекинулись парой фраз, типа того – «Как почивалось?», обменялись мнениями о погоде. И вдруг у меня мелькнула лукавая мысль: – А рыбалкой не баловались? – Да проверили один «ставничок», попался один малёк калуги, совсем небольшой, где-то килограмм на 80… – Так, может, поделитесь? – Сейчас спрошу у кока. Вчера готовили на ужин, если что-то осталось – отдадим! Прокричал и пропал в каком-то люке. Появился снова минуты через три, кричит: – Да, осталась! Килограмм с 50! Готовьте тару! Быстро вызвал на мостик боцмана и кока, обсудили проблему транспортировки груза. Боцман привлёк к операции ещё пару рулевых, в качестве тары использовали ёмкий алюминиевый лагун, подготовили бросательные концы. В удобный момент, при минимальном сближении, с помощью бросательных концов переправили пустой лагун на ГПБ, а обратно получили заполненным до краёв, уже разделанной в брикеты, калугой. Тут же с коком и корабельным врачом обсудили, как её использовать. Изменили обеденное меню, ответственность за которое возложена на врача, и решили в обед на второе всему экипажу приготовить жареную рыбу с гарниром. В обед все едоки урчали от удовольствия, поглощая деликатес. Каждому члену экипажа (почти 60 человек) досталось по шматку в полкило весом! Воды Татарского пролива богаты рыбой, здесь в большом количестве обитает сельдь, камбала, палтус, лососёвые. И не очень обильно – !
Дам маленькую справочку по калуге, почерпнутую из интернета. «Калуга (лат. Huso dauricus) – пресноводная рыба рода белуг, семейства осетровых. Длина до 5 – 6 метров (не исключено существование больших особей), весит до 1 тонны. Распространена калуга в бассейне Амура, встречается в Аргуни и Шилке, есть в Сунгари. В море за пределы Амурского лимана не выходит. Она достигает возраста 48—55 лет, а веса, зачастую, до 600 – 700 кг (вес выше не регистрирован), пределы до 1200 кг». У приамурских жителей живёт легенда, что в дореволюционные времена калугу в зимнее время облавливали и под ледовым покровом: вырубали полыньи, заводили подлёдный трал, впрягали в его оконечности лошадей и тащили с их помощью улов к берегу. Уж, как они умудрялись это делать – уму непостижимо. С восходом солнца утренняя дымка рассеялась, и взорам представилось чудное зрелище – Амурский лиман во всей его красе.
– северная часть Татарского пролива между материковой Азией и островом Сахалин. Соединяет Сахалинский залив Охотского моря с Татарским проливом через пролив Невельского. Длина около 185 км, наибольшая ширина около 40 км, средние глубины в пределах 3 – 4,5 м. В Амурский лиман впадает река Амур. К полудню уровень приливной воды достиг достаточных величин, позволивших продолжить наш поход к Охотскому морю. В принципе, на тот момент плавания, по состоянию фарватеров того времени, нам в походе помощь могла и не понадобиться. Но Амурский лиман не только красив, но и коварен, его фарватеры неустойчивы. Акватория лимана подвержена активному влиянию приливо-отливных течений, скоростью более 2-х узлов. К ним примешиваются воды Амура (вспомним хотя бы наводнение осени 2013 года, когда его уровень поднялся более 9 метров от ординара), или нагонные штормовые. Регион сотрясают и разрушительные землетрясения. Поэтому идёт постоянная подвижка грунтов – там, где ещё были впадины, лагуны, сегодня могут оказаться мели, и наоборот. Внутренний голос постоянно твердит: «Будь бдителен!» Мне, как штурману по образованию и достаточному практическому опыту, с сопереживанием представляется адский труд моряков-первопроходцев. Ни тебе навигационных карт с достоверными береговыми очертаниями, ни точно обозначенных береговых ориентиров, ни реальных глубин, ни надёжных измерительных инструментов (астронавигационных комплексов, радиотехнических средств пеленгования и измерения дистанций, не говоря, уж, о спутниковых системах GPS, ГЛОНАСС и др.). Даже хранение точного времени на судёнышках того времени и поверки хронометров представляли большую трудность. А без знания точного времени, астрономическим путём невозможно рассчитать по таблицам точное место корабля в море. Дальнейшее плавание прошло без осложнений, споро. К вечеру текущих суток мы подошли на траверз мыса Елизаветы (северная оконечность острова Сахалин) и, не имея других задач, отряд сделал последовательный разворот на 180 градусов. Теперь, уже без всяких ночёвок и других задержек, прошли снова Амурский лиман и пролив Невельского. На выходе из пролива все корабли застопорили ход, руководители мероприятия капитан 1 ранга Лезгинцев и капитан 3 ранга Тужилкин шлюпкой были доставлены на борт ПЛ С-179 и обе подводные лодки в кильватере проследовали в родную бухту Постовую, а корабли Гидрографической службы ВМФ – в Амурский лиман, к месту своих повседневных забот: наблюдения, промеры, корректировки данных, оповещение бюллетенями заинтересованных служб о выявленных изменениях на подответственных участках проливной зоны, оказание помощи в проводках судов и т.д. Да, Татарский пролив вместе с проливом Невельского и Амурским лиманом живы и худо-бедно работают. Только операции по переводу из Комсомольска-на-Амуре построенных там подводных атомных ракетных крейсеров в транспортных доках к местам достройки и испытаний чего стоят! Это и самый короткий водный путь из Японского моря к дельте Амура и в западную часть Охотского моря. В этом его главное достоинство. Но, и не единственное. Но вот для бесперебойной, надёжной связи материка с Сахалином – большая помеха: то он месяца на 4 (а иногда и больше) промерзает, то его штормит, то туманом закрывает. А основные грузоперевозки идут только по линии между портами Ванино – Холмск. И уже длительное время стоит, но очень медленно и болезненно решается проблема: рыть ли тоннель (его даже начинали), ставить ли железнодорожно-автомобильный мост? А может построить плотину? – есть и такая идея, только не додуманная до конца: а какие впоследствии произойдут региональные катаклизмы? А связь с островом нужна, очень нужна! И эта проблема будет решена. Хотелось, чтобы раньше. А давайте, гипотетически, предположим: приплыл Невельской на своём «Байкале» к Сахалину. Обследует, а он, Сахалин, никакой не остров, как думали некоторые прорицатели, а просто полуостров и соединён с материком перешейком. И что бы мы сейчас делали? Правильно, рыли бы канал! При всех нынешних затруднениях в сообщении с Сахалином, Татарский пролив – единственный дальневосточный водный путь между Приморьем и восточноазиатским побережьем страны, пролегающий в территориальных водах России. Случись, упаси Бог, «напряжёнка» международного масштаба в регионе, его значение становится стратегическим. Заслуги Геннадия Ивановича Невельского перед Родиной велики. За отличную и усердную службу Невельской был награждён орденами: Св. Станислава III степени (05.12.1838 ), Св. Анны III степени (05.12.1841), Св. Владимира IV степени (17.12.1850), Св. Анны II степени с Императорской короной (1853), Св. Владимира III степени (1853), Св. Станислава I степени (1855), Св. Анны I степени и пожизненным пенсионом в 2 тыс. рублей серебром в год (1858 ).
Скончался Геннадий Иванович 17 (29) апреля 1876 в Санкт-Петербурге, похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря. А благодарные потомки чтут память великого гражданина России вплоть до наших дней. Уверен, так будет и дальше. Спустя 15 лет после кончины Геннадия Ивановича Невельского, 17 мая 1891 года по проекту флотского инженер-механика А.Н.Антипенко во Владивостоке был установлен ему памятник.
. Памятник представлял собой усечённую пирамиду, увенчанную земным шар с двуглавым орлом на вершине. В нижней части обелиска со всех четырёх сторон, в полукруглых нишах, размещены бюст Г.И.Невельского и бронзовые доски с описаниями его открытий. Как свидетельствуют документы, «на закладке памятника присутствовал цесаревич Николай (будущий царь Николай II), возвращавшийся в Петербург после кругосветного путешествия, он собственноручно заложил в основание памятника серебряную дощечку и укрепил цементным раствором первый камень памятника». Документы и факты жизни так же свидетельствуют, что сам Геннадий Иванович Невельской во Владивостоке никогда не был. Позже, до Великой Октябрьской революции 1917 года, этот выглядел так:
В 20-е – 30-е годы XX столетия многие памятники прошлых эпох канули в вечность, с другими произошли странные метаморфозы: произвольно изменялись атрибутика и символика – вместо державных двуглавых орлов появились красные звёзды, бюсты героев царской эпохи низвергались, их замещали пролетарские вожди с их учениями, изречениями и мифологией. Так выглядит в наши дни:
Во Владивостоке мне довелось бывать ещё курсантом в 1955-56 годах во время стажировки, а с октября 1957-го до сентября 1968 года служил там на подводных лодках 19-й БПЛ на Малом Улиссе, приходилось многократно проходить или проезжать трамваем мимо этого памятника и любоваться ним.
.
. .
.
Именем Невельского названы географические объекты, к примеру: Залив Невельского – находится у западного берега острова Сахалин, со стороны Татарского пролива. На берегу залива расположены порты Холмск и Невельск; Пролив Невельского – расположен между материком Евразия и островом Сахалин. Соединяет Татарский пролив с Амурским лиманом. Улица Невельского – есть во многих городах России, включая Владивосток, Хабаровск, Новосибирск и другие. Имя Невельского носят Морской государственный университет Владивостока и Мореходное училище Холмска. И ещё есть город его имени. – город и порт на Дальнем Востоке России, административный центр Невельского городского округа Сахалинской области. Расположен на юго-западном побережье острова Сахалин, на берегу залива Невельского Татарского пролива Японского моря, в 127 км от Южно-Сахалинска. В черте города протекают реки Ловецкая, Невельская и Казачка. В городе расположено Сахалинское мореходное училище, а в 1946 году открыта Невельская центральная районная библиотека.
Есть большой десантный корабль – один из наиболее боеспособных на Тихоокеанском флоте. Он выполнял боевые задачи, участвовал в учениях, представлял военно-морской флаг России в различных уголках Тихого океана. Накануне Дня Военно-морского флота 24 июля 2011 года в торжественной обстановке БДК (большой десантный корабль), который нёс службу под номером 98, получил новое наименование – «».
А вот такой аэробус A320, произведенный Европейским Союзом, тоже носит имя Г.И.Невельского.
Это ближне-среднемагистральный пассажирский . Кроме Г.И.Невельского, аэробусы А320 носят имена и многих других известных 25-ти россиян, в том числе знаменитых мореплавателей, композиторов, художников, артистов, учёных, космонавтов. Невольно возникает вопрос: а где же наши прославленные самолёты, достойные носить имена наших заслуженных соотечественников? Как бы там ни было, Родина своих героев не забывает. Иногда, правда, получается «сикось-накось», но осознаём свои промахи и, хоть и с опозданием, но иногда исправляем их. Кстати, тогда, к осени 1972 года, моя подводная лодка С-240 по итогам боевой и политической подготовки была на хорошем уровне. И практические торпедные стрельбы были успешными, и за поход в Охотское море Татарским проливом похвалили. А Командующий ТОФ, тогда ещё вице-адмирал, Смирнов Николай Иванович распорядился представить ему к концу октября фамилии отличившихся офицеров для поощрения в итоговом приказе по флоту к 7 ноября – Дню Великой Октябрьской революции. Где-то числа 20 октября, после очередного вечернего доклада командиров подводных лодок 90-й ОБПЛ контр-адмиралу Кандалинцеву Виталию Александровичу о выполнении суточного плана и получения соответствующих указаний на ближайшую перспективу, командир бригады распорядился: – Товарищи командиры, свободны! – заскрипели освобождаемые стулья, офицеры потянулись к выходу из кабинета. – А вы, товарищ Калинин, задержитесь! Мы остались в кабинете вдвоём. При всей своей требовательности, Виталий Александрович был исключительно добрым и справедливым начальником, контактным, доступным. Он умел находить подход к подчинённым, и всегда после общения с ним ощущалась его искренность. Даже после «разноса» за допущенные провинности. Я был готов ко всему. – Вот пришла разнарядка с флота на поощрения к празднику. Что бы ты хотел, какое поощрение? Благодарность в приказе? Грамоту? Или ценный подарок?
Адмирал флота Смирнов Н.И. Контр-адмирал Кандалинцев В.А.
Мои раздумья были недолгими: «Благодарность» – в карман не положишь, «Грамотой» – сыт не будешь, а «Ценный подарок» – вiзьмешь в руки - маешь вещь, как утверждают знатоки из ныне «незалежного» государства. И я соблазнился «Ценным подарком» – авось, бинокль дадут, на стенку повешу. Пусть народ завидует! Официальное подведение итогов в масштабе бригады проводилось в торжественной обстановке, в гарнизонном Доме офицеров. Приказом Командующего Тихоокеанским флотом мне торжественно вручили ценный подарок – маленький транзисторный радиоприёмник УКВ в кожаном чехле на ремешке. Брал только радиостанцию «Маяк». Дети были довольны. Да, забыл про калугу. Так вот, после похода Татарским проливом возвратились в родную базу, ошвартовались. Спускаюсь по трапу на пирс, а меня догоняет кок и окликает: – Товарищ командир, товарищ командир! Останавливаюсь, поворачиваюсь. – Вот, это вам! – и суёт мне в руки свёрток. – Что это? – Это от рыбы, которой вы угостили нас в море. А этот кусок мы сберегли для вас, угостите семью! – и вручил мне свёрток с калугой килограмма на три. Изготовленные женой рыбные деликатесы были очень вкусны. Только старший четырнадцатилетний сын, скривив рот, «выдавил» негодующе: – Опять эта рыба… – Ешь! – настаивала жена, – Больше никогда такой не попробуешь! Так и вышло...
