На главную страницу


Вскормлённые с копья


  • Архив

    «   Июнь 2025   »
    Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
                1
    2 3 4 5 6 7 8
    9 10 11 12 13 14 15
    16 17 18 19 20 21 22
    23 24 25 26 27 28 29
    30            

Контр-адмирал Наумов Владлен Васильевич.



Панихида состоится 01 июня в Морском Корпусе Петра Великого. Начало в 12 часов. Вход со стороны 12-й линии.
В 13.00  автобус тронется на Серафимовское кладбище.


Похороны: Серафимовское кладбище, Коммунистическая площадка (за Мемориальным комплексом морякам-подводникам АПРК "Курск".
Начало церемонии: 13.30 - 14.00.


Галеев М.Х..

Владимир Мигачев «След на перилах Ленинградского Нахимовского Военно-морского училища». 14 выпуск (1956-1962). - СПб, 2012. Часть 1.



Вместо введения

Я давно не был в Нахимовском училище. Приглашение принять участие в открытой научно-практической конференции III Нахимовские образовательные чтения прозвучало как-то неожиданно. Времени для размышления не было.
Последние десять лет я работал преподавателем на Радиотехническом цикле в Ломоносовском морском колледже ВМФ и, как мне казалось, у нас были общие проблемы в подготовке молодых специалистов для ВМФ.
Первое впечатление было положительным. Здание стояло на месте и крейсер «Аврора» тоже. Внутри все изменилось. Рубку дежурного снесли и сделали раздевалку. Кабинет директора (начальника) училища остался на месте. Нас встретили доброжелательно и любезно. Несмотря на изменения, остался запах пятидесятилетней давности, который манил словно духи любимой женщины через многие годы после первой встречи.
Советское время нельзя убрать и уничтожить. Мы, ровесники этого учебного заведения, прекрасно помним чему и как нас учили. Нас учили защищать свою Родину, но не в условиях капитализма.
Отбор был жестким. На первое место были поставлены два критерия: учеба и дисциплина. Именно эти два качества свидетельствовали о способности выпускников стать курсантами военно-морских учебных заведений. К этому мы стремились и готовились.




В нахимовском строю. А.А.Раздолгин. Нахимовское военно-морское училище. — СПб.: Издательско-художественный центр «Штандарт», Издательский дом «Морской Петербург», 2009.

Благодаря хорошей морской практике мы получили хорошую профессиональную ориентацию и выбрали то учебное заведение, которое нас подготовило к несению нелегкой военной службы.
Знание английского языка являлось элементом культуры общения с зарубежными гостями. Мы проводили экскурсии по крейсеру «Аврора», принимали участие в общении с моряками кораблей, которые приходили в Ленинград с дружественным визитом. Уровень подготовки был очень высоким и соответствовал третьему курсу института иностранных языков. В этом была огромная заслуга преподавательского коллектива училища под руководством подполковника Д.И.Эльянова. Несомненно, что в формировании общеобразовательной программы принимали участие и преподаватели других дисциплин. О том как это происходило, мне и хочется рассказать.
Работа секций удалась. Огромное спасибо Ф.В.Еленину, И,П.Богаченко, В.В.Щепкину и К.П.Державину.
На ваше рассмотрение предлагается фрагмент воспоминаний о той прекрасной эпохе, в которой мы жили.


С уважением, выпускник ЛНВМУ 1962 года, капитан 1 ранга в отставке, кандидат технических наук, мастер спорта РФ по парусу Мигачев Владимир Васильевич.

Глава I. 3-й взвод четвертой роты

1. Солнышко светит ясное…


Остриженные наголо пацаны стояли навытяжку перед зданием Ленинградского Нахимовского училища. Строй юных моряков вытянулся вдоль Петровской набережной. С Невы дул прохладный ветер. Он заползал за шиворот и неприятно холодил спину. Перед строем стоял начальник строевого отдела подполковник Ляшок, блистая золотыми погонами.
- Равняйсь! Смирно! – прозвучала команда. – Товарищ контр-адмирал! Личный состав Ленинградского Нахимовского училища по случаю начала нового учебного года для парада построен, - последовал четкий доклад.
Щупленький контр-адмирал Грищенко обходил длинный строй и здоровался с каждой ротой. Наша рота по счету была четвертой. За нами стояла пятая, шестая и седьмая роты младших классов. 3-й взвод 4-й роты выделялся тем, что на бескозырках не было ленточек. Грищенко поздоровался с нами, хитрым взглядом просверлил каждого мальчишку и что-то шепнул подполковнику. До наших ушей долетело только короткое слово «Есть!».




Ляшок Николай Лазаревич Грищенко Григорий Евтеевич

«Товарищи нахимовцы, старшины и офицеры! Сегодня у нас торжественное событие. Мы начинаем новый учебный год. В наших рядах пополнение. Кроме младших классов четвертая рота увеличена на один взвод. Я считаю, что эти ребята будут хорошо учиться и в будущем станут курсантами высших военно-морских учебных заведений. Мы принимаем их в наши ряды…».
Нахимовцы выпускного курса вручили нам долгожданные ленточки, которые мы тут же вставили в бескозырки. Официальная церемония завершилась прохождением торжественным маршем.
Я постепенно понимал, что Нахимовское училище и средняя школа – абсолютно разные учебные заведения. В средней школе давали образование, в училище учили и воспитывали будущих моряков, давая им хорошие знания. По результатам экзаменов за 7-й класс меня можно было считать «хорошистом», хотя трояк по геометрии явно снижал мои возможности. Геометрия мне почему-то не давалась. С углами треугольников все было в порядке, а вот синус с косинусом где-то явно не сходились в моей голове. Видимо, так объясняли учителя.
Глядя в окно учебного корпуса с видом на Неву и крейсер «Аврора» я вспоминал тот момент, когда для сдачи вступительных экзаменов мать отвезла меня из Петергофа в Ленинград и оставила в спальном корпусе на Пеньковой улице. Таких пацанов, как я, набралось не мало. Все хотели стать моряками. Разношерстную команду принял на себя мичман Бойко, который жил с семьей в этом же корпусе. Нас построили и объяснили правила поведения, затем разместили в одном из спальных помещений.




Флотская жизнь не оказалась раем. Кормили нас на крейсере «Аврора». Скромный завтрак, подготовка к экзаменам, медкомиссия. Есть хотелось ужасно. Сушеный картофель и селедка только усиливали аппетит молодых организмов, но не давали необходимых калорий. Выручали родители, которые приезжали к ребятам. Не все делились с другими. Более рослые и сильные организовали «Золотую орду», которая успешно очищала тумбочки от продуктов. Была настоящая проверка на выживаемость. Никто не роптал, считая, что может быть хуже. После каждого экзамена количество абитуриентов уменьшалось. Я сдавал экзамены хорошо и имел шансы на поступление. Выручала начитанность и кругозор, который я получил в результате общения с другими людьми. Подвела геометрия. Я получил заслуженный трояк. Меня не отчислили, а оставили в резерве. Возникло состояние неопределенности. На мандатную комиссию вызвали вместе с мамой. Отец почему-то устранился от решения моей судьбы и, сославшись на занятость по службе, не приехал. Адъютант пригласил нас в кабинет начальника училища контр-адмирала Грищенко. За старинным столом, покрытым зеленым сукном, сидел моложавый с виду военный моряк и изучал документы. Увидев нас, он вежливо попросил сесть мать, а я остался стоять на месте.
- Ваш сын сдал экзамены неплохо, только по геометрии он получил тройку. У него хорошие характеристики, поэтому мы решили зачислить его в училище, - произнес он и посмотрел на мать.
- Что вы, он у меня хороший парень и будет хорошим моряком. Ходит на шлюпке и швертботе, - запричитала мать.
- Я знаю. Мне звонил контр-адмирал Г.Г.Громов и дал вашему сыну хорошую оценку. Но все же он должен подтянуться.
Контр-адмирал встал из-за стола, протянул матери руку и поздравил с моим зачислением в Нахимовское училище.




Чуть позже, мандатная комиссия 1959 г. Контр-адмирал Г.Е.Грищенко знакомится с будущим нахимовцем Женей Бекреневым.

Осеннее солнце светило в окно второго этажа. Отсюда было видно, как у трапа крейсера «Аврора» толпились экскурсанты, желающие посетить борт исторического корабля, возвестившего всему миру о начале новой эры в эпохе развития человечества. Для меня то же начиналась новая эра в моей жизни, но, пока я ее не воспринимал, принимая игру в настоящих военных. Флотская форма ко многому обязывала. Следовало научиться отдавать «честь», уважать старших по званию, подчиняться приказам и многим другим уставным требованиям. Самым главным оказалось умение вести себя в мальчишеском коллективе, не обижаться на шутки товарищей и оставаться самим собой независимо от обстоятельств.
День тянулся ужасно долго. Вице-старшина нашего класса Володя Бабкин приносил из канцелярии роты разные указания: принести книжный шкаф, сходить в шкиперский отдел и получить приборочный материал, заправить вешалки с одеждой, получить книги в библиотеке. Работу распределяли командиры отделений. На этой почве возникали локальные разногласия, как и положено в неотработанном коллективе. Мутил воду Валерий Путилин, который попал в наш класс из суворовского училища и считал себя полноправным хозяином. Мы ему не верили. Что-то подленькое звучало в его фразах, вызывая недоумение у бывших школяров. Путилин явно претендовал на лидера в коллективе. Ему фартил Витя Турук, брат которого служил на Каспийской флотилии и Володя Смирнов - быстрорастущий парень с непонятными для многих из нас замашками. Остальные ребята соблюдали нейтралитет и выполняли все команды.
Распорядок дня жесткий. Подъем в 07.00, физзарядка, заправка коек, личная гигиена, построение на утренний осмотр и переход на завтрак по улице Пеньковая в учебный корпус. Затем занятия по расписанию, обед и «свободное» время.
Кормят очень хорошо. Столовая или как мы стали ее называть – камбуз на последнем этаже. Нас водят туда строем. Белые скатерти, салфетки в красивой металлической оправе требуют знания этикета поведения за столом. Никакой кампанейщины и «золотой орды», сушеная картошка и селедка остались в прошлом.




Так питались в конце 1940-х. Позже сидели за столиками по четыре человека, к салфеткам прибавились подставки ля столовых приборов, кольца для салфеток. Бачки и блюда развозили официантки.

2. Становление

Становление. Что это такое? Мальчишка сделал свой выбор и решил стать военным моряком. Может ли он отступить от своего решения в четырнадцать лет? Вряд ли, если он не слабак. Сейчас можно капризничать и менять свои решения. В то, наше время, было совсем иначе. В четырнадцать лет парень был обязан отвечать за свои поступки. От этого зависит не только его будущее, но и жизнь родителей, живущих на скромную заработную плату и мечтающих о том, чтобы их сын получил образование и путевку в новую жизнь. Все ребята были из разных семей, но мечтали об одном – стать офицерами военно-морского флота.
После экзаменов я вернулся домой на две недели. Ребят, которые поступали из других городов, отправили в лагерь на озеро Нахимовское. Мне было приятно, что я скоро надену военную форму. Отец ходил с гордо поднятой головой и принимал поздравления от сослуживцев. Мать грустила, а я проводил время на родной шлюпочной базе. Навигация подходила к стадии завершения, погода портилась и выходить в море нам не всегда разрешали.
Нас набрали 28 человек, из которых составили 3-й взвод 4-й роты. Офицером-воспитателем в наш взвод назначили капитан-лейтенанта В.Кутина, а его помощником мичмана Бойко. Вначале нас нарядили в рабочее платье, выдали бескозырки без ленточек. В этой форме мы впервые постигали азы военной науки: занимались строевой подготовкой, учились ходить в строю, готовили помещения класса и роты к новому учебному году. Ежедневно на сутки назначался наряд на службу в составе дежурного и трех дневальных. Домой больше не отпускали, только разрешали совершать прогулки в районе домика Петра I.




Основной состав роты находился в отпуске и должен был прибыть в училище к 25 августа. Мичман Бойко сказал, что нашим командиром роты будет капитан 2 ранга Владимир Иванович Туркин. Первым взводом командовал майор Жабриков и мичман Буденков, вторым – капитан Карташов и мичман Барков. Классы находились на четвертом этаже основного здания.
Перед началом учебного года нас разделили на отделения по росту, остригли наголо и сводили на вещевой склад, где выдали настоящую морскую форму. В то время в моде были брюки клеш и мальчишки хотели походить на настоящих «морских волков». Поэтому брюки выбирали по принципу: чем шире, тем лучше. Тех, кому форма не подходила по размеру, отправляли в швейную мастерскую, где ее подгоняли по фигуре.
Командир роты назначил время смотра ротного помещения, классов и нас. Офицеры внимательно осматривали заправку коек, тумбочки, состояние столов, классных досок и тому подобное. Дошла очередь и до нас.
В морской форме, остриженные наголо, мы выглядели комично. Уши торчали из-под бескозырок без ленточек, брюки и форменки сидели мешком, ботинок из-под широченных клешей не было видно. Владимир Иванович Туркин обходил строй и давился от смеха. Голова Пуханова явно не соответствовала размеру бескозырки. Клеш Путилина походил на брюки героев «Оптимистической трагедии». Вова Адуевский больше был похож на дохлого эмигранта послереволюционной эпохи, но не на флотского пацана. Следом за командиром роты с виноватым видом следовали офицер-воспитатель и его помощник. Им смеяться не полагалось. Смотр закончился тем, что к нам пригласили начальника швейной мастерской. Тот покачал головой и пообещал за три дня устранить замечания.




Николай Прокофьевич Бойко в бытность в Тбилисском НВМУ и в 1975 г.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Страницы жизни. В.Карасев. Часть 34.

НОСЯЩИЕ ИМЯ

Несколько раз я уже берусь за эту главу. Пытаюсь начать свой рассказ. И откладываю. И не могу приступить.
Так трудно перешагнуть через этот порог. Но и после землетрясения разверзшаяся земля смыкает страшные щели, а над рвами вырастают деревья, селятся люди. Самые глубокие раны рубцуются и затягиваются. Надо ли трогать? Нужно ли вспоминать о том, что война поглотила?
Если бы можно было не вспоминать!
Я тогда редко, но еще все же бывал на Фонарном. Нет-нет да и, бывало, по дороге заскочишь. Первое время, когда из ДЛАНО в середине сентября я был откомандирован в распоряжение парткома завода, даже здесь жил. Наши соседи по дому — мать, маленькая девочка и мальчик постарше — вернулись с вещами домой. Они просидели на вокзале несколько суток в ожидании отправки и не уехали. 29 августа ушли два последних поезда на Большую землю. С 30 августа после взятия немцами Мги последняя нитка железнодорожной связи со страной была перерезана.
У знакомых поселилась семья беженцев из Таллина — бабушка и трое внуков. В городе застряло много бежавших из Прибалтийских республик.




Большинству жителей и оказавшихся в Ленинграде беженцев не удалось покинуть блокадный город. В декабре 1941 началась массовая гибель от голода, достигшая своего пика к марту 1942 г.

Уже ощущалась нехватка продуктов, и все старались припасти еду для ребятишек. Стало свежо, а потом сыро и холодно. Но уголь уже экономили и комнаты еле подтапливали.
Позже я сюда не приезжал. В дом на Фонарном упала бомба.
Работал я в ту пору на Васильевском острове. С тех пор как немцы начали артиллерийский обстрел города, они уже не прекращали его. Усилились и массированные налеты авиации. Первый крупный налет на Кировский был 10 сентября, потом завод стали методически обстреливать из крупнокалиберных орудий. Последовал приказ перебазироваться из угрожаемой полосы, рассредоточить целый ряд производств по районам, менее опасным. Оборудование принимали другие предприятия, создавались филиалы Кировского.
Мне было поручено организовать переезд и создать цех на Васильевском острове — филиалом имени Калинина назывался он отныне. Не позже чем через десять дней мы должны были приступить к работе. Несмотря на жесткие сроки и трудные условия переезда, при демонтаже и перевозке ни одной гайки, ни одного болта, ни одного установочного клина не потеряли. И первую продукцию дали уже через девять дней.
Здесь, на Васильевском, мы действительно работали почти в нормальных условиях: нас еще ни разу не обстреливали. Но людям тяжелее стало добираться до работы, многие жили на другом конце города, а трамвайные маршруты сократились, их сняли из-за недостатка электроэнергии. Иной раз полдня уходило на дорогу, пока пережидали артиллерийский обстрел и воздушную тревогу. Отделение целиком перешло на казарменное положение.
Недостаток в продовольствии чувствовался уже ощутимо. В карточках появились совсем малые — в несколько граммов — талоны. Их теперь засчитывают и в столовой. Вслед за первым сокращением норм выдачи населению хлеба, мяса, крупы 1 октября последовало второе. Сократилась норма довольствия в войсках... Бадаевские склады продовольствия немец сжег еще летом. Тогда до самого неба несколько часов горой шло пламя -— не падало, не гасло...
В домах и на работе осенью было совсем холодно, отсутствие топлива сказывалось на производстве — город до войны не имел своего топлива и.жил на привозном. Переправы и порт, где был уголь, фашисты бомбили.
Они рассчитали все точно и методически, с немецкой пунктуальностью осуществляли свой план.




Тогда мы, конечно, не знали всего, многое стало известно и было обнародовано в ходе войны. Но полностью картина чудовищного злоумышления предстала на Нюрнбергском процессе, когда обвинением были представлены суду документы фашистской ставки и оперативных отделов.
Все было предусмотрено. Во всех документах Ленинград они называли — «этот город», и он безусловно подлежал уничтожению. Солдатам и офицерам предписывалось отгонять население, если оно начнет покидать город, не принимать капитуляцию, даже если она будет предложена.
План был разработан деловито и тщательно, пункт за пунктом:
«Сначала мы блокируем Ленинград (герметически) и разрушаем город... артиллерией и авиацией...
Когда террор и голод сделают в городе свое дело, откроем отдельные ворота и выпустим безоружных людей...
Остатки «гарнизона крепости» останутся там на зиму. Весной мы проникнем в город... вывезем все, что осталось живое, в глубь России или возьмем в плен, сравняем Ленинград с землей...»
Так гласил оперативный документ генерального штаба, которому следовали фашисты.
«...Район подвергается артиллерийскому обстрелу. Движение на улицах прекратить. Населению укрыться...» — эти слова давно вошли в нашу жизнь.
Только отбой — и снова голос из репродуктора оповещает об этом.




Давид Трахтенберг. После первых артобстрелов. 1941 г.

Гитлеровцы бомбили и обстреливали город по нескольку раз в день, днем и ночью. По сигналу тревоги прекращались работы на предприятиях, останавливалось движение. На стенах домов появились написанные краской объявления: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».
Первое время мы тоже прятались, но налеты фашистов следовали один за другим, длились подолгу. Потом уж работу не прекращали. Только когда опасность непосредственно грозила нашему сектору, уходили в убежище, тут же рядом, в ров на заводской территории.
Сейчас трудно выделить в памяти дни: они шли чередой, входили один в другой. В городе уже не было птиц, и животные были съедены. Я не помню точно, когда это произошло, но мы уже не освещали цехи. Горели лишь самые необходимые лампы — на рабочем месте. Завод давно не отапливался, люди стояли у станков в том, что у кого было, — в шапках, ватниках, платках. Мало у кого оказались валенки, и женщины приноровились шить «шубенки», стеганную на вате или теплых тряпках матерчатую обувку. Ноги уже начинали отекать, было очень холодно, отогревались только у печек-буржуек.
Потом подача электричества совсем прекратилась. В цехах горели «летучие мыши» и коптилки. Настал день, когда, опухшая от голода, не дойдя до завода, скончалась одна работница. Ее нашли замерзшей. Не вернулась после артиллерийского обстрела дружинница-девочка. Потом в цехе на койке умер первый человек от дистрофии. Люди уже знали, что это такое. Пришел день, который уже не кончался, — все время хотелось есть. Ели биточки из дрожжей и студень из клея. На рабочую карточку полагалось хлеба в сутки 250 граммов, но и он не имел вкуса хлеба. Иждивенцы и служащие получали 125 граммов. Люди испытывали приступы страшной слабости. Мы уже знали приметы неизбежного — когда человека скоро не станет.




На Васильевском острове есть кладбище. Туда в сухие ясные дни октября все везли покойников. В снежные ноябрьские сумерки гробы тащили прямо по земле, везли на санках: в городе встали машины. Позже мертвые, зашитые в одеяла, простыни, завернутые в газеты, лежали у дорог, у фонарей.
Сохранились списки. В ноябре от алиментарной дистрофии погибло в городе 11 085 человек, в декабре — 52 881. Это равнялось годовой смертности 1940 года. В Музее истории Ленинграда есть фотография девочки с большими глазами. Рядом — записная алфавитная книжка, все что осталось людям: детские крупные, бегущие наискось, неровно шагающие буквы:


«Женя умерла 28 декабря в 12 ч. 30 м. утра 1941 г.
Бабушка умерла 25 января 1942 г.
Лена умерла 17 марта 1942 г.
Дядя Леша — 10 мая в 4 ч. дня.
13 мая в 7 ч. 30 м. утра умерла мамочка.
Савичевы умерли.
Умерли все».




Это на отдельном листочке последняя запись ленинградской школьницы Тани Савичевой.
...Прямых попаданий снарядов в ту пору в наше отделение не было, но из 42 человек, работавших в отделении, к концу декабря скончалось шесть.
Было трудно, очень трудно. И все же в борьбе за жизнь людей принимались меры, доступные силам человеческим, — шла отчаянная и организованная борьба.
Суп из дрожжей. На 150 литров закладывали полкило дрожжей — было такое время. Но готовить его продолжали, называли супом, и каждый знал, что горячую тарелку этого супа он получит и никто не получит вместо него. .Человек знал: он не предоставлен самому себе, не должен действовать на свой страх и риск, добывая пропитание, — коллектив, руководство предприятия и района принимали героические уеилия, чтобы как-то прокормить людей. Везде — это было распоряжение по городу — на общее питание передавали все, что только могло быть использовано, чтобы спасти людей и утолить хотя бы на время мучительное чувство голода. В еду шло все, что допустимо: технический крахмал, олифа. Научились применять целлюлозу. Приказом по Кировскому заводу отданы на питание техническая мука, растительное масло, которое прежде шло для литейного дела, запрещено употребление льняного масла при шлифовке деталей. Объявлена благодарность начальнику механического цеха инженеру Хижняку, группе рационализаторов, сумевших создать надежный заменитель из малодефицитных материалов и высвободить драгоценное масло.
По решению Военного совета несколько сот коммунистов получили задание искать продукты во всех щелях огромного города. Вскрыты полы в столовых, на пивоваренных заводах, в солодовых. Осмотрены вагоны, железнодорожные подвалы, баржи, склады. На мельницах вытрясен каждый мешок. Мельничная пыль, наросшая на стенах и полах, тоже собрана и обрабатывается. Идет в ход проросшее зерно, рисовая лузга, кукурузные ростки, пена, оставшаяся от фильтрации, порошок какао и сахарная пыль, собранные в цехах кондитерских. По граммам набрана возможность прокормить город еще какое-то количество времени.




Во всех научно-исследовательских институтах ведут экспериментальные работы. Огромное количество предложений. Группа рабочих порта предложила применить хлопковый жмых, который шел в топки, и ученые добились, что при определенной температуре исчезли его ядовитые вещества. Заменили эмульсию на смазке хлебных форм — еще экономия. Нашли способ прибавки к травам и листьям никотиновой пыли, которая найдена под полами табачных цехов.
Думал ли я когда-нибудь, что из водорослей ламинария и анфельтии будут варить кисель, из водорослей, которые были в моем аквариуме?
Все силы брошены на преодоление тягчайших трудностей! Целый огромный фронт борьбы, великого сопротивления врагу, его планам.
Только теперь, когда читаешь документы, выкладки, сводки и таблицы тех лет (я не читал более волнующей книги, чем книга Д.Павлова, ведавшего в то время продовольственным снабжением города; книга редкой партийности, человечности, содержит только цифры и факты этой борьбы, сведенные воедино), только теперь, конечно, в полную меру понимаешь, какие героические усилия и организованность дали возможность продержаться до открытия «Ледовой дороги». Но и тогда мы догадывались, что нормы сокращаются гораздо медленнее, чем таяли ресурсы. Мы знали, что снят с кораблей и роздан НЗ — неприкосновенный запас, израсходованы сухари, оставленные для армии. Мы прошли четыре ступени, страшные ступени вниз, когда последовательно снижались нормы на продукты, и последнее — 20 ноября. 8 ноября снижение было только по армии, чтобы дать возможность еще хоть чуть, самую малость продержаться героическому, обессилевшему населению города.
Человек знал: он не предоставлен самому себе. Общество, государство продолжали думать, заботиться о нем, делали все возможное, чтобы спасти ему жизнь. Карточка теряла и теряла нормы, ее купюры равнялись уже граммам. Но никогда она не потеряла своего морального веса в глазах измученных голодом людей. Она была документом государственным, советским, полноценным.




Экспонаты из музея блокады Ленинграда

Ленинградцы, пережившие блокаду, хорошо помнят обычные меню того времени. В истории партийной организации Кировского завода есть страница, рассказывающая об этом: «Печенье из жмыха, соус из рыбной костной муки, оладьи из казеина и целлюлозы». И более поздние: «Пюре из крапивы и щавеля, шницель из свекольной ботвы, печенье из лебеды». Таковы лишь некоторые из блюд, входивших в обычный блокадный рацион. Конечно, ничего, даже отдаленно похожего на биточки, шницель, торт в обычном их понимании не было. Но эти «вкусные» названия употреблялись не только в официальных документах, но и в обиходе, и уж обязательно в карточках-меню столовых. Можно было увидеть при входе такое объявление: «Суп из древесных опилок. Цена 4 копейки». Еда без имени имела название! И это тоже было формой сопротивления, шло от того же безмерного желания — победить, не сдаться!
Проглотив мутную горячую воду, заглушив на минуты голод, люди возвращались в цехи, продолжали работать, так работать, как никогда не работали раньше.
Кого назвать мне сейчас, много лет спустя, когда пишутся строки этой книги? Негероев я не знал; героями были все.
«Кажется, уж и придумать ничего больше нельзя. Но не возьмут нас немцы, не сломят», — так писал в своем дневнике наш кировец Балясников. Свято было мужество людей. Освободить от обязанностей могла только смерть, последний разводящий. Выжить — это не было чувством самосохранения, умереть было легче, выжить — это было сопротивлением! И вставали голодные и опухшие, шли за водой, кололи лед, несли в чайниках воду из реки и каналов. И чтобы натопить печку, тащили на себе доски из старых домов, топили мебелью, — дров давно уже не было. Но деревьев в парках и садах не тронули. Замерзали, но не тронули ни одного! Да и как могли это сделать в городе, за который каплю по капле отдавали жизнь. «Сильные духом — непобедимы», запомнился мне эпиграф одной книги. «Носящие имя»... — писал А.Фадеев. Имя рабочего советского человека, коммуниста, ленинградца, имя завода нашего — Кировского.
Духовно люди оказывались выше своей слабой плоти. Физических сил уже не было, — благородства, мужества, человеческого достоинства не теряли до последнего вздоха. Духовные силы оказались неизбывными.




Фадеев Александр Александрович (1901 - 1956).

Продолжение следует

Одесситы.

Уважаемые товарищи и друзья, офицеры, воспитатели и преподаватели Санкт-Петербургского Нахимовского военно-морского училища! Уважаемые нахимовцы-ветераны Ленинградского и нахимовцы Санкт-Петербургского Нахимовского военно-морского училища!
В эти торжественные дни празднования славного 70- летнего Юбилея создания Суворовских и Нахимовских училищ мы с особым волнением и сердечно поздравляем всех Вас с 70-десятилетием со дня основания Ленинградского, а ныне Санкт-Петербургского, Нахимовского военно-морского училища!
Длительный путь Училища не был усеян розами, но зато увенчан целой плеядой имён уважаемых и знаменитых военачальников Военно-морского Флота СССР и независимой России!
Из стен Училища выпущено значительное количество питомцев, ставших достойными продолжателями славных дел Петра Великого, полководцев и флотоводцев российских на военном и других государственных поприщах!
Искренно желаем Вам доброго здоровья, успешного совершенствования выучки и достижения новых высот на профессиональном пути во Славу и Процветание России!


С уважением



Максимов Валентин Владимирович (ТНВМУ - 1952 год) Соколов Валентин Евгеньевич (ТНВМУ – 1953 год)




Таякин Игорь Андреевич (ЛНВМУ – 1953 год) Никитин Геннадий Анатольевич (ТНВМУ- 1955 год)




Попов Сергей Павлович (ЛНВМУ – 1971 год)

«29» мая 2014 года

Читая «Войну и мир»... - Я ЛЮБЛЮ РОССИЮ. ЛИТЕРАТУРНО-ПАТРИОТИЧЕСКИЙ АЛЬМАНАХ. Выпуск № 1. Санкт-Петербург, 2014.

«Войну и мир» читали мы
В десятом классе, где-то в марте.
Толстой нам бередил умы,
Но сердце было лишь на старте.
Балы: мазурка, котильон,
Язык изысканно-французский…
Но вдруг — война, Наполеон,
И каждый вспомнил, что он русский!
Что Родина его звала,
Просила от врага защиты,
А кони грызли удила,
Ведь для врага пути открыты!


Мы отступали, наконец
Должно произойти сраженье.
Кутузов был всем как отец,
Принявший за детей решенье.
Пусть иногда он «засыпал»,
И пусть его критиковали,
Но был он мудр и ясно знал
То, что другие не видали.
Вот впереди Багратион,
А вот заступница-икона…


…Представить всё нам не легко,
Но в книге многое дано нам.
Дано почувствовать ту стать,
Ту доблесть, жертвенность, отвагу,
Готовность жизнь свою отдать
За Родину, раз это надо.
И жертвы, жертвы без числа
За веру, дом, за честь Отчизны.
И пролита та кровь была,
За торжество добра и жизни.




Олег Петряков воспитанник Нахимовского ВМУ (выпуск 2013 г.)
Страницы: Пред. | 1 | ... | 169 | 170 | 171 | 172 | 173 | ... | 863 | След.


Copyright © 1998-2025 Центральный Военно-Морской Портал. Использование материалов портала разрешено только при условии указания источника: при публикации в Интернете необходимо размещение прямой гипертекстовой ссылки, не запрещенной к индексированию для хотя бы одной из поисковых систем: Google, Yandex; при публикации вне Интернета - указание адреса сайта. Редакция портала, его концепция и условия сотрудничества. Сайт создан компанией ProLabs. English version.