Прощайте, товарищи, с богом - ура!
Кипящее море под нами.
Не думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага...
Наступил день 14 мая эскадра (Состав эскадры накануне боя: эскадренные броненосцы «Князь Суворов» (флаг вице-адмирала Рожественского, командир капитан 1 ранга Игнациус), «Император Александр III» (капитан 1 ранга Бухвостов), «Бородино» (капитан 1 ранга Серебренников), «Орел» (капитан 1 ранга Юнг), «Ослябя» (флаг умершего контр-адмирала Фелькерзама, капитан 1 ранга Бэр), «Сисой Великий» (капитан 1 ранга Озеров), «Николай I» (флаг контр-адмирала Небогатова, капитан 1 ранга Смирнов); броненосцы береговой обороны: «Генерал-адмирал Апраксин» (капитан 1 ранга Лишин), «Адмирал Сенявин» (капитан 1 ранга Григорьев), «Адмирал Ушаков» (капитан 1 ранга Миклухо-Маклай); броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» (капитан 1 ранга Родионов 1-й); крейсера «Олег» (флаг контр-адмирала Энквиста, капитан 1 ранга Добротворский), «Аврора» (капитан 1 ранга Егорьев), «Дмитрий Донской» (капитан 1 ранга Лебедев), «Владимир Мономах» (капитан 1 ранга Попов), «Светлана» (капитан 1 ранга Шеин), «Изумруд» (капитан 2 ранга Ферзен), «Жемчуг» (капитан 2 ранга Левицкий), «Алмаз», (капитан 2 ранга Чагин); вспомогательный крейсер «Урал» (капитан 2 ранга Панферов); эскадренные миноносцы: 1-й отряд - «Бедовый» (капитан 2 ранга Баранов), «Быстрый» (лейте-нант Рихтер), «Буйный» (капитан 2 ранга Коломейцев), «Бравый» (лейтенант Дурново); 2-й отряд - «Громкий» (капитан 2 ранга Керн), «Грозный» (капитан 2 ранга Андржеевский), «Блестящий» (капитан 2 ранга Шамов), «Безупречный» (капитан 2 ранга Матусевич), «Бодрый» (капитан 2 ранга Иванов); транспорты «Анадырь» (капитан 2 ранга Пономарев), «Иртыш» (капитан 2 ранга Ергомышев), «Камчатка» (капитан 2 ранга Степанов), «Корея» (капитан Баканов), буксирные пароходы «Русь» и «Свирь» (прапорщик флота Розенфельд) и госпитальные суда «Орел» и «Кострома»), разделенная на две колонны, шла девятиузловым ходом по курсу норд-ост 50°, направляясь в Цусимский пролив. Строй ее был тот же, что и накануне. Правую колонну возглавлял броненосец «Суворов» Под флагом вице-адмирала Рожественского, левую - броненосец «Николай I» под флагом контр-адмирала Небогатова. Между которыми шел отряд транспортов, имея в охране с обеих сторон 1-й и 2-й отряды миноносцев. Впереди строем клина двигались разведочные крейсеры: «Светлана», «Алмаз» и «Урал». Сзади эскадры шли оба госпитальных судна.
Около семи часов с правой стороны, дымя двумя трубами, показался еще корабль, шедший сближающимся курсом. Когда расстояние до него уменьшилось до пятидесяти кабельтовых, то в нем опознали легкий неприятельский крейсер «Идзуми». Целый час он шел с экадрой одним курсом. По радиостанции передавая донесения адмиралу Того, извещавшие его, из каких судов состоит эскадра, где она находится, с какой скоростью и каким курсом идет, как построена эскадра. Адмирал Рожественский сигналом приказал судам правой колонны навести орудия правого борта и кормовых башен на «Идзуми». Но тем только и ограничились, что взяли его на прицел. В десятом часу слева, впереди траверза, на растоянии около шести кабельтвых показалось уже четыре неприятельских корабля: «Хасидате», «Мацусима», «Ицукусима» (однотрубные) и «Чин-Иен» (двухтрубный). Это были броненосцы второго класса, старые, с малым ходом, водоизмещением от четырех до семи тысяч тонн. На наших судах пробили боевую тревогу. Орудия левого борта и двенадцатидюймовых носовых башен были направлены на отряд противника. Но адмирал Рожественский опять воздержался от решительных действий. Постепенно неприятельские v броненосцы удалились от эскадры настолько, что едва стали видны.
Сейчас же на смену им появились с той же левой стороны еще четыре легких и быстроходных крейсера. В них опознали: «Читосе» «Кассаги», «Нийтака» и «Отава». Четыре крейсера, как и предыдущие суда, пошли одним курсом, понемногу сближаясь с эскадрой. На них также лежала обязанность извещать своего командующего о движении нашего флота. На вспомогательном крейсере «Урал» был усовершенствованный аппарат беспроволочного телеграфа, способный принимать и отправлять телеграммы на расстояние до семисот миль. С помощью такого аппарата можно было перебить донесения японских крейсеров. С «Урала» по семафору просили на это разрешения у Рожественского. Но он ответил:
- Не мешайте японцам телеграфировать.
На «Урале» вынуждены были отказаться от своего весьма разумного намерения.
Не смотря на то, что со всех сторон собираются неприятельские силы с «Суворова» эскадра была оповещена, что сегодня - величайший праздник, день коронования их императорских величеств. На кораблях команды были собраны на праздничный молебен. К этому времени эскадра перестроилась по-новому. Первый и второй броненосные отряды, увеличив ход, обогнали левую колонну и приняли ее себе в кильватер. Транспорты держались справа, у хвоста эскадры, вне боевой линии, под прикрытием крейсеров. Там же находились и пять миноносцев второго отряда. «Владимиру Мономаху» было при¬казано перейти на правую сторону транспортов для защиты их от «Идзуми». Легкие крейсеры «Жемчуг» и «Изумруд», исполняющие роль репетичных судов, тоже перешли на-право и вместе с четырьмя миноносцами первого отряда держались недалеко от кильватерной колонны новейших броненосцев. Таким образом, походный строй изменил¬ся в боевой.
До этого целых два часа эскадра шла походным строем на виду у неприятельских разведочных судов. И никто из нас не знал, где находится противник со своими главными сила¬ми. Он мог быть далеко, мог быть и близко, и тогда бы пришлjсь перестраиваться под огнем противника из походного п-рядка в боевой. Четыре неприятельских крейсера продолжали идти слева, на виду у русской эскадры. Расстояние до них уменьшилось до со¬рока кабельтовых. Эти крейсеры все время находились под прицелом наших орудий. Многие волновались, почему командующий не отдает приказа открыть огонь. Вдруг с броненосца «Орел», из левой средней шестидюймовой башни, раздался выстрел, сделанный нечаянно наводчиком. Все вздрогнули. Снаряд с гулом полетел по назначению и упал недалеко от носа второго японского корабля. На других судах, поняв наш выстрел за начало сражения, открыли огонь. Противник стал отстреливаться. Его снаряды ложились отлично, они разрывались от падения в море и вместе с фонтаном воды поднимали клубы черного дыма. Очевидно, такие снаряды предназначались специально для пристрелки.
Однако, не располагая пока достаточными силами, японцы вынуждены были отступить и круто повернули влево. Бой длился около десяти минут без единого попадания с той к другой стороны. На «Суворове» подняли сигнал.
- «Не бросать даром снаряды»
Набежавший туман па некоторое время скрыл от нас японские разведочные суда. Командующий, желая, очевидно, воспользоваться этим, начал перестраивать свои линейные корабли в какой-то новый порядок. Зачем, для какой цели - никто не знал.
По сигналу командующего первый и второй броненосные отряды должны были, увеличив ход до одиннадцати узлов, повернуть последовательно вправо на восемь румбов. Приказ этот выполнялся так: сначала повернул вправо под прямым углом флагманский корабль, а затем, дойдя до места его поворота то же самое проделали «Александр», «Бородино» и «Орел». Иначе говоря, все эти корабли, выполняя поворот последовательно, шли по струе головного. В это время снова показались из мглы японские разведчики. Чтобы не обнаружить перед ними своего замысла, Рожественский первый свой приказ в отношении второго отряда отменил, и этот отряд по-прежнему следовал киль¬ватерной колонной. Многие из офицеров полагали, что четыре лучших броненосца будут посредством поворота «все вдруг» влево развернуты в строй фронта. Но этого пе случилось. Когда эти корабли с остальной частью эскадры образовали прямой угол, командующий отдал приказ:
«Первому броненосному отряду повернуть последовательно на восемь румбов влево».
Произошла путаница. «Александр» пошел в кильватер «Суворову», а «Бородино», не поняв сигнала, сделал пово¬рот влево одновременно с флагманским кораблем. В конце концов первый отряд выстроился в кильватерную колонну. Эта колонна, выдвинувшись вперед и образовав уступ, шла отдельно от остальной части эскадры параллельным с нею курсом. Опять эскадра оказалась в двух колоннах, из которых правую вел «Суворов», левую - «Ослябя». Расстояние между этими двумя параллельными колоннами было тринадцать кабельтовых. В 13 часов 25 минут справа по курсу смутно начали вы¬рисовываться на горизонте главные силы японцев. Головным шел броненосец «Микаса» под флагом адмирала Того. За ним следовали броненосцы «Сикисима», «Фудзи», «Асахи» и броненосные крейсеры «Кассуга» и «Ниссин». Вслед за этими кораблями выступили еще шесть броненосных крейсеров: «Идзумо» под флагом адмирала Камимура, «Якумо», «Асама», «Адзума», «Токива» и «Ивате». Неприятельская эскадра пересекала курс русской эскадры справа на лево. Бросалось в глаза, что все неприятельские корабли, как и раньше появлявшиеся разведочные суда, были выкрашены в серо-оливковый цвет и потому великолепно сливались с поверхностью моря, тогда как русские корабли были черные с желтыми трубами. Словно нарочно сделали их такими, чтобы они как можно отчетливее выделялись на серой морской глади. Русская эскадра по прежнему шла двумя колоннами в правой колонне «Суворов», «Александр III», «Бородино», «Орел», в левой колонне все остальные корабли и суда, возглавлял колонну броненосец «Ослябя». Такой строй оказался для русской эскадры невыгодным. Адмирал Рожественский решил принять к себе в кильватер вторую линию судов, но для этого нужно было ему продвинуться влево на тринадцать кабельтовых. Времени для размышления оставалось слишком мало. В 13 час 40 минут «Суворов» повернул на четыре румба влево. За ним начали последовательно поворачиваться остальные три броненосца первого отряда. Но это перестроение, совершаемое вблизи неприятеля, на его глазах, только привело эскадру в полное замешательство.
Первый отряд, направляясь по диагонали на линию левой колонны, увеличил в сравнении с последней ход только на два узла. Однако с такой скоростью нельзя было успеть своевременно продвинуться вперед и занять свое место во главе эскадры. Только «Суворову» и «Александру III» уда¬лось достигнуть намеченной цели. Но, придя на линию левой колонны и повернув на прежний курс норд-ост 23°, они сейчас же сбавили ход и не подумали о том, что за ними следуют еще два броненосца-«Бородино» и «Орел». Последние, чтобы не налезть на передние корабли, тоже уменьшили ход до девяти узлов. Начался кавардак: второй и третий отряды, не предупрежденные командующим заблаговременно об уменьшении хода, продолжали напирать: «Бородино» и «Орел», не успевшие занять своего места в кильватерной колонне, оказались под страхом остаться вне строя. Тогда, чтобы пропустить их вперед, броненосец «Ослябя», возглавлявший левую колонну, сначала вынужден был уменьшить ход до самого малого, а потом, боясь столкнуться с «Орлом», совсем застопорил машину и в знак этого поднял черные шары на нижнем рее своей фок-мачты. Что оставалось делать остальным кораблям, шедшим за «Ослябей»? Они уменьшили ход и выходили из строя - одни вправо, другие влево. Эскадра частично смешалась, скучилась, представляя собой грандиозную мишень.
В это время неприятельский броненосец «Микаса», ведший свою эскадру, находился приблизительно на расстоянии около сорока кабельтовых. Создалось впечатление, что японцы, расходясь с наши кораблями контркурсами, хотят напасть на арьергард. Но «Микаса» неожиданно повернул в сторону русской эскадры, а затем, продолжая описывать циркуляцию, лег почти на обратный курс и пошел с ней в одном направлении. Следуя движению флагманского корабля, начали последовательный поворот и другие неприятельские суда. Выходило это у них неплохо. Однако в этом маневре заключался большой риск. Кильватерный строй неприятельской эскадры, образовав петлю, на время сдвоился.
Казалось, Рожественскому единственный раз улыбнулась судьба. Представилась возможность хоть отчасти смыть свои позорные ошибки. Японская эскадра описывала петлю в течение пятнадцати минут. За это время четыре лучших броненосца первого отряда и «Ослябя» из второго отряда, если бы со всей стремительностью ринулись строем фронта на голову противника, успели бы приблизиться к нему почти вплотную, как говорится, на пистолетный выстрел. В каком чрезвычайно скверном положении оказался бы адмирал Того! Раз начатый им маневр не мог быть прекращен, пока не был бы доведен до конца. В противном случае его эскадра сбилась бы в кучу. При этом его кораблям, находившимся на задней линии петли, нельзя было бы стрелять через переднюю. Но Рожественский не испольpовал возможность если не победить противника то хотя бы нанести ему чувствительный урон, не повезло русской эскадре с командующим, на «Суворове» поднялся сигнал-«Бить по головному». Прошла еще одна минута, прежде чем адмирал Того сделал на своем броненосце «Микаса» полный поворот на шестнадцать румбов. Выстрел по нему раздался с тридцати двух кабельтовых. Снаряд сделал перелет. Другие наши суда тоже открыли огонь. Но эффект сосредоточения артиллерийской стрельбы сразу же получился отрицательный. Всплески снарядов разных кораблей путались -друг с другом. Около «Микаса» море кипело от поднимавшихся столбов воды. Но ни один корабль не мог отличить своих всплесков от чужих и не имел возможности корректировать свою стрельбу.
Неприятель стал отвечать двумя минутами позже. И тут же вскрылось, как велико преимущество его эскадры благодаря ее тренировке. Пристрелку вел один корабль, а затем сигналом давал дистанцию остальным. И только после этого следовал ряд залпов, давая большой процент попаданий. Вихрь снарядов покрывал цель.
Сначала «Суворов» получал удары только с броненосца «Микаса». Но по мере того как японские корабли, делая поворот, ложились на обратный параллельный курс, иначе говоря, через каждую минуту или полторы, его последовательно начали осыпать снарядами и другие суда: «Фудзи», «Сикисима», «Асахи», «Кассуга» и «Ниссин».
Скоро на броненосце «Ослябя» сосредоточили свой огонь шесть японских крейсеров, а «Суворов» стал главной мишенью их четырех сильнейших броненосцев и двух броненосных крейсеров. Попадания в него походили на сплошной град стали. Снаряды были фугасные. При взрывах, разлетаясь на тысячи мелких осколков, они давали огромные огневые вспышки и клубы черного или ярко-желтого удушливого дыма. И все, что только могло гореть, даже краска на железе, немедленно воспламенялось. Залпы своих орудий, взрывы неприятельских снарядов и лязг разрушаемого железа смешались в сплошной грохот, потрясая корабль от киля до клотиков.
В боевую рубку на «Суворове» через просветы попадали мелкие осколки, щепки, дым, брызги воды. А снаружи, заслоняя все окружающее, хаотически колебалась стена из пламени, дыма и морских смерчей. Не было никакой возможности вести правильные наблюдения. Да и никому не хотелось этого. Все, кто находился в боевой рубке, были потрясены и деморализованы неожиданным бедствием. Ужас заставил их прятаться за вертикальной стеной брони, придавил их к палубе. Только матросы стояли на своих местах - на штурвале, у дальномера, переговорных труб и телефонов. Но они и не могли поступить иначе. А из командного состава одни присели на корточки, другие опустились на колени. И сам адмирал Рожественский, этот гордый и заносчивый человек, скрываясь от осколков, постепенно сгибался все ниже и ниже. Наконец, перед огнем своего противника он вынужден был стать на колени. Он первый подал такой пример другим. Сгорбившись, втянув голову в плечи, он скорее был похож на обескураженного пассажира, чем на командующего эскадрой. Лишь изредка кто-нибудь из молодых офицеров на момент выглядывал в прорези. Многие уже имели легкие ранения.
Оба флота шли на норд-ост примерно параллельными курсами, но японцы делали 16 узлов против русских 9-ти, и русских постепенно отжимали вправо. Дистанция в этой фазе боя колебалась, по большей части, от 28 до 32 кабельтовых, и не падала ниже 23 - 25 кабельтовых. К 14.15 Того находился на курсе истинный ост, к 14.23 - на курсе ESE, а через 4 минуты довернул чуть больше к югу, угрожая охватить голову русской колонны. Бурное море врывалось в орудийные порты наветренной стороны и сильно качало корабли, затрудняя наводку орудий. Однако японцы быстро пристрелялись и поддерживали в высшей степени точный, огонь. Стрельба русских кораблей в начальной фазе боя была также хорошей. Но русская эскадра могла в минуту произвести лишь около 134 выстрелов, а японский флот - 360 выстрелов. Японские корабли представляли собой однородный состав эскадры. У них не было большой разницы в скорости, в артиллерийском вооружении. У нас же толь¬ко четыре новейших броненосца были одинаковы, но и они, поставленные в общую колонну с разнотипными и устарелыми судами, как бы сравнялись с худшими из них. Во время сражения этот недочет сказался в полной мере. Русская эскадра имела ход девять узлов, японцы – пятнадцать-шестнадцать. А в соответствии с этими данными определилась и тактика противника. Неприятельская боевая колонна все время вы¬двигалась вперед нашей настолько, что ее шестой или седьмой корабль находился на траверзе «Суворова». Это давало ей возможность обрушивать сосредоточенный огонь на наши передние броненосцы. Очевидно, адмирал Того хотел сначала уничтожить ядро русской эскадры, а потом уже начать расправу с остальными судами. Русская эскадра не могла так поступить. Малый ход эскадры ставил ее в подчиненное положение. Расстояние до японского головного корабля было настолько велико, что даже «Суворов» имел немного шансов на попадания. Для каждого же последующего нашего мателота это расстояние все возрастало. Кроме того, неприятельская боевая колонна стремилась резать курс на¬шей эскадры, отжимая ее голову вправо. Благодаря такому маневру адмирал Того ставил свой флагманский корабль в положение наименьшей опасности, прикрываясь от сна¬рядов русскими же передними броненосцами. «Орел» шел четвертым номером, но и для его кормовой артиллерии «Микаса» находился вне угла обстрела. Что же говорить о концевых судах? Для них он был совсем недосягаем.
А между тем был приказ адмирала Рожественского - бить по неприятельскому головному кораблю. И многие наши командиры, не решаясь на самостоятельные действия, старались не нарушать боевого приказа своего командующего. Но в этом заключалась величайшая их ошибка. Снаряды с задних наших судов падали, не долетая до намеченной цели. Лучше было бы стрелять в те корабли, которые находились на траверзах.
Эскадренный броненосец «Ослябя»
С первого же момента, благодаря несуразным маневрам адмирала, «Ослябя», как мы знаем, был поставлен в такое положение, что вынужден был застопорить машины, чтобы не протаранить впереди идущее судно. Противник воспользовался этим и, делая последовательный по¬ворот на шестнадцать румбов и ложась на параллельный с нами курс, открыл по нему сильнейший огонь.
Попадания начались сразу же. Третий снаряд ударил в носовую часть броненосца и, целиком вырвав левый клюз, разворотил весь бак. Якорь вывалился за борт, а канат вытравился вниз и повис на жвакагалсовой скобе. Японцы быстро пристрелялись к стоячей мишени еще на повороте, и передние корабли передавали расстояние идущим сзади. Каждый новый корабль, делая поворот, посылал броненосцу «Ослябя» свой первый жестокий привет. Снаряды начали сыпаться градом, непрестанно разрываясь у ватерлинии, в носу. А броненосец покорно подставлял свои борта и ни¬чего не предпринимал, чтобы выйти из-под обстрела. Когда ему представилась возможность двинуться вперед и когда внутри его заколотились все три машины в четырнадцать тысяч пятьсот индикаторных сил, а за кормой забурлили все три винта, он уже имел несколько пробоин в носовой части, не защищенной броней. По кораблю пронесся призыв:
- Трюмно-пожарный дивизион, бегом в носовую жилую палубу!
Там примерно в 13.58 около первой переборки, у самой ватерлинии, разорвался снаряд крупного калибра и сделал в левом борту большую брешь. В нее хлынули потоки воды, заливая первый и второй отсеки жилой палубы. Через щели, образовавшиеся в палубе, через люк и в разбитые вентиляторные трубы вода пошла в левый носовой шестидюймовый погреб, и в подбашенное отделение. От дыма и газов в этих отсеках не было видно даже горящих электрических лампочек. Пробоина была полуподводная, но вследствие хода и сильной зыби не могла быть заделана. Разлив воды по жилой палубе был остановлен второй переборкой впереди носового траверза, а в трюмах она дошла до отделения носовых динамомашин и подводных минных аппаратов. Получился дифферент на нос. Кроме того, броненосец начал крениться на левый борт. Трюмные, руководимые инженером Успенским, работали энергично, но им лишь отчасти удалось устранить крен, искусственно затопив коридоры и патронные погреба правого борта. Главная электрическая магистраль, перебитая снарядом, перестала давать ток, вследствие чего носован десятидюймовая башня перестала работать. Она сделала только три выстрела. Хотя минеры и соединили перебитые концы магистрали, но было уже поздно. В башню попали два больших снаряда. Не выдержав их страшного взрыва, она соскочила с катков и перекосилась набок. Броневые плиты на ней разошлись, а дульные части десятидюймовых орудий, как два громадных сухих пня, торчали под разными углами в сторону неприятеля. Крыша с башни оказалась сорванной. По-видимому, один из снарядов разорвался в амбразуре. Внутри башни одному человеку оторвало голову, а всех остальных тяжело ранило. Послышались стоны, крики. Из башни вынесли комендора Бобкова с оторванной ногой. Лежа на носилках, по пути в операционный пункт, он, проклинал кого-то, ругался самыми отчаянными словами.
Верхний передний мостик был разбит. Там стоял дальномер, служивший для определения расстояния до неприятеля. При нем находилось несколько матросов и лейтенант Палецкий. Взрывом снаряда их разнесло в разные стороны и настолько изувечило, что никого нельзя было узнать, кроме офицера. Он лежал с растерзанной грудью, вращал обезумевшими глазами и, умирая, кричал неестественно громко:
«Идзумо»... Крейсер «Идзумо»... тридцать пять кабельтовых... «Идзумо» .. пять... тридцать...
Через минуту Палецкий был трупом.
Вскоре был разбит верхний носовой каземат шестидюймового орудия. В него попало два снаряда. Броневая плита, прикрывавшая его снаружи, сползла вниз и закрыла отверстие порта, а пушка вылетела из цапф. Затем замолчали еще две шестидюймовые пушки. Все мелкие орудия с левого борта вышли из строя за каких-нибудь двадцать минут. Большая часть прислуги при. них была выбита, а остальные вместе с батарейным командиром, не находя себе дела, скрылись в броневой палубе.
Разорвался снаряд около боевой рубки. От находившегося здесь барабанщика остался безобразный обрубок без голо¬вы и без ног. Осколки от снаряда влетели через прорези внутрь рубки. Кондуктор Прокюс, стоявший у штурвала, свалился мертвым. Были тяжело ранены старший флаг-офицер, лейтенант Косинский (морской писатель, автор книжек «Баковый вестник»), и судовые офицеры. Некоторые из них ушли в операционный пункт и больше сюда не воз¬вращались. Командир Бэр с бледным, обрызганным кровью лицом выскочил из рубки и, держа в руке дымящеюся папиросу, громко закричал:
- Позвать мне старшего офицера Похвиснева!
Кто-то из матросов побежал выполнять его поручение, а сам он, держа во рту папиросу, затянулся дымом и опять скрылся в боевой рубке, чтобы управлять погибающим кораблем.
В левом среднем каземате осколки попали в тележку с патронами. Взрывом здесь искрошило всю артиллерийскую прислугу, а шестидюймовую пушку привело в полную негодность. На этом борту остались только два шести-дюймовых орудия, но и те позднее были парализованы большим креном судна. Таким образом, артиллерии броненосца «Ослябя» пришлось действовать очень мало, да и снаряды выбрасывались скорее на ветер, чем в цель, так.как расстояние в это время никто не передавал.
Вся носовая часть судна была уже затоплена водою. Доступ к двум носовым динамомашинам оказался отрезанным. Находившимся при них людям пришлось, спасаясь от гибели, выбираться оттуда через носовую башню. Та же вода, служа хорошим проводником и соединив электрическую магистраль с корпусом корабля, была причиною того, что якоря двух кормовых динамомашин сгорели. В результате перестали работать турбины, служившие для выкачивания воды, остановились лебедки, поднимавшие снаряды, и отказались служить все механизмы, приводимые в движение электрическим током. На броненосце, внизу, под защитой брони, было два неревязочно-операционных пункта: один постоянный, а другой импровизированный, сделанный на время из бани. В первом работал старший врач Васильев, а во втором - младший, Бунтинг. Всюду виднелись кровь, бледные лица, помутившиеся дли лихорадочно-настороженные взгляды раненых. Вокруг операционного стола валялись ампутированные части человеческого тела. Вместе с живыми людьми лежали и мертвые. Одуряющий запах свежей крови вызывал тошноту. Слышались стоны и жалобы. Кто-то просил:
- Дайте скорее пить... Все внутренности мои горят...
Строевой унтер-офицер бредил:
- Не жалей колокола... Отбивай рынду! Видишь, какой туман...
Комендор с повязкой на выбитых глазах, сидя в углу, все спрашивал:
- Где мои глаза? Кому я слепой нужен?
На операционном столе лежал матрос и орал. Старший врач в халате, густо заалевшем от крови, рылся большим зондом в плечевой ране, выбирая из нее осколки. Число искалеченных все увеличивалось.
- Ребята, не напирайте. Мне нельзя работать, - упрашивал старший врач.
Его плохо слушали.
Каждый снаряд, попадая в броненосец, производил невообразимый грохот. Весь корпус судна содрогался, как будто с большой высоты сбрасывали на палубу сразу сотню рельсов. Раненые в такие моменты дергались и вопро-сительно смотрели на выход: конец или нет? Вот еще одного принесли на носилках. У него на боку было сорвано мясо, оголились ребра, из которых одно торчало в сторону, как обломанный сук на дереве. Раненый завопил:
- Ваше высокоблагородие, помогите скорей!
- У меня полно. К младшему врачу несите.
- Там тоже много. Он к вам послал. Броненосец сильно качнулся.
Слепой комендор вскочил и, вытянув вперед руки, крикнул:
- Тонем, братцы!
Раненые зашевелились, послышались стоны и предсмертный хрип. Но тревога оказалась ложной. Комендора с руганью усадили опять в угол. Однако крен судна на левый бок все увеличивался, и в ужасе расширялись зрачки у всех, кто находился в операционном пункте. Старший врач, невзирая на то, что минуты его были сочтены, продолжал работать на своем посту.
А наверху, не переставая, падали снаряды. По броненосцу стреляли не менее шести японских крейсеров. Море кипело вокруг. При попаданиях в ватерлинию по поясной броне, взъерошиваясь, вздымались вровень с трубами огромные столбы воды и затем обрушивались на борт, заливая верхнюю палубу и казематы. Стоны, предсмертные вопли, крики людей, искалеченных и обезумевших от ужаса, мешались с грохотом взрывов, завыванием огня и лязгом рвущегося железа. Вот артиллерия, выведенная из строя, совсем замолчала. Командир одного из плутонгов, лейтенант Недермиллер, отпустил орудийную прислугу, а сам, считая положение безнадежным, застрелился. Все верхние над-стройки корабля были охвачены огнем. Бушевал пожар под кормовым мостиком. На спардек из-под верхней палубы валил густой дым, а через люки и пробоины вырывались крутящиеся языки пламени. Горели офицерские и адмиральские помещения. Люди пожарного дивизиона- метались в облаках дыма, как призраки, но все их старания были напрасны (корабль горел настолько сильно, что в 14.20 «Сикисима» из-за дыма потерял цель). «Ослябя», зарывшись носом в море по самые клюзы, больше не мог отбиваться и, разбитый, изуродованный, продолжавший еще кое-как двигаться, беспомощно ждал окончательной своей гибели. Она не замедлила прийти вместе с новой, решающей пробоиной. Снаряд в двадцать пудов попал в борт в середине судна, по ватерлинии, между левым минным аппаратом и банею. Болты, прикреплявшие броневую плиту, настолько ослабли, что от следующего удара она отвалилась, как штукатурка от старого здания. В это место попал еще один снаряд и сделал в борту целые ворота, в которые могла бы проехать карета. Внутрь корабля хлынула вода, разливаясь по скосу броневой палубы и попадая в бомбовые погреба. Для заделки пробоины вызвали трюмный дивизион с инженером Змачинским. Напрасно люди старались закрыть дыру деревянными щитами, подпирая их упорами: волна вышибала брусья, и приходилось работать по пояс в воде. Запасная угольная яма оказалась затопленной. Крен начал быстро увеличиваться.
В 14.30 броненосец выкатился из строя вправо, и почти в это же время получил попадания по ватерлинии двумя большими снарядами, один из которых проделал вторую огромную пробоину рядом с первой опасной пробоиной.
По всем палубам, по всем многочисленным отделениям пронеслись отчаянные выкрики:
- Броненосец опрокидывается!
- Погибаем!
- Спасайся!
В это время на мостике находились лейтенант Саблин, старший артиллерийский офицер Генке и прапорщик Болдырев. К ним вышел из рубки командир Бэр, без фуражки, с кровавой раной на лысой голове, но с папиросой в зубах. Ухватившись за тентовую стойку и широко расставив ноги, он сказал своим офицерам:
- Да, тонем, прощайте.
Потом в последний раз затянулся дымом и громко скомандовал:
- Спасайтесь! За борт! Скорее за борт!
Но время уже было упущено. Корабль стал быстро валиться на левый борт. Все уже и без приказа командира поняли, что наступил момент катастрофы. Из погребов, кочегарок, отделений минных аппаратов по шахтам и скобам полезли люди, карабкаясь, хватаясь за что попало, срываясь вниз и снова цепляясь. Каждый стремился скорее выбраться на батарейную палубу, куда вели все выходы, и оттуда рассчитывал выскочить наружу, за борт.
Из перевязочных пунктов рванулись раненые, завопили. Те, которые сами не могли двигаться, умоляли помочь им выбраться на трап, но каждый думал только о самом себе. Нельзя было терять ни одной секунды. Вода потока¬ми шумела по нижней палубе, заполняя коридоры и заливая операционный пункт. Цепляясь друг за друга, лезли окровавленные люди по уцелевшему трапу на батарейную палубу. Отсюда удалось вырваться только тем, кто меньше пострадал от ран.
Но хуже произошло с людьми, находившимися в машинных отделениях. Выходы из них на время боя, чтобы не попадали вниз снаряды, были задраены броневыми плитами, открыть которые можно было только сверху. Назначенные для этой цели матросы от страха разбежались, бросив оставшихся внизу на произвол судьбы. Некоторые потом вернулись и, стремясь выручить товарищей, пытались поднять талями тяжелые броневые крышки, но судно уже настолько накренилось, что невозможно было работать. Машинисты вместе с механиками, бесполезно бросая дикие призывы о помощи, остались там, внизу, остались все без исключения, погребенные под броневой палубой, как под тяжелой могильной плитой.
Жуткая суматоха происходила и на верхней палубе. Одни прыгали в море, не успев захватить с собою спасательных средств, другие бросались за спасательными кругами и пробковыми нагрудниками. Люди сталкивались друг с другом, падали. Несколько смельчаков добрались до коечных сеток и начали оттуда выбрасывать утопающим койки, с помощью которых можно было держаться на воде.
На правом борту очутился священник, из монахов. Это был мужчина средних лет, сытый, тяжеловесный. С развевающимися клочьями волос па голове, с выкатившимися глазами, он напоминал человека, только что вырвавшегося из сумасшедшего дома. Видя гибель броненосца, он надрывно заголосил:
- Братья! Матросики! Я не умею плавать. Спасите меня!
Но тут же сорвался с борта, бестолково пошлепал руками по воде и скрылся под волнами.
Вокруг «Осляби», отплывая от него, барахтались в воде люди. Но многие из экипажа, словно не решаясь расстаться с судном, все еще находились на его палубе. Это продолжалось до тех пор, пока стальной гигант окончательно не свалился на левый борт. Плоскость палубы стала вертикально. Скользя по ней, люди повалились вниз, к левому борту, а вместе с ними покатились обломки дерева, куски железа, ящики, скамейки и другие неприкрепленные предметы. Ломались руки и ноги, разбивались головы. Бедствие усугублялось еще тем, что противник не прекратил огня по броненосцу. Вокруг все время падали снаряды, калеча и убивая тех, которые уже держались на воде. Мало того, из трех колоссальных труб, лежавших горизонтально на поверхности моря, не переставал выходить густой дым, клубами расстилаясь понизу и отравляя последние минуты утопающих. От шлюпок, разбитых еще в начале боя, всплывали теперь обломки, за которые хватались люди. Воздух оглашался призывами о помощи. И среди этой каши живых человеческих голов, колеблемой волнами, то в одном месте, то в другом вздымались от взрыва снарядов столбы воды.
Командир Бэр, несмотря на разгорающийся вокруг него пожар, не покидал своего мостика. Для всех стало ясно, что он решил погибнуть вместе с кораблем. Казалось, все его заботы теперь были направлены только к тому, чтобы правильно спасались его подчиненные. Держась руками за тентовую стойку, почти повиснув на ней, он командовал, стараясь перекричать вопли других:
- Дальше от бортов! Черт возьми, вас затянет водоворотом! Дальше отплывайте!
В этот момент, перед лицом смерти, он был великолепен.
Броненосец перевернулся вверх килем и, задирая корму, начал погружаться в море. Гребной винт правой машины, продолжая еще работать, сначала быстро вращался в воздухе, а потом, по мере погружения судна, забурлил воду. Это были последние судороги погибающего корабля.
Из машинистов и механиков ни один не выпрыгнул за борт. Все они, в числе двухсот человек, остались задраенными в своих отделениях.
За флагманом 2-го броненосного отряда был «закреплен» миноносец «Буйный» под командованием капитана 2 ранга Н.Н. Коломейцева. В своем донесении о бое 14-15 мая командир «Буйного» сообщал: «Около 3-х часов был замечен крен на левый борт у «Осляби», и я все время следил за ним, ожидая, что он выйдет из строя. Действительно, броненосец положил лево на борт и вышел из строя, причем крен его увеличивался. Я полным ходом пошел к нему и подойдя почти вплотную, дал задний ход, так как в этот момент «Ослябя» лег на левый борт, показал правый винт и дейдвуд и пошел ко дну носом книзу. На воде, среди всплывших обломков оставалось человек около 300. Часть из них плавала самостоятельно, другие ухватившись за всплывший разбитый вельбот и паровой катер и разные обломки. Все кричали о помощи и картина была потрясающая. Я спустил вельбот и послал на нем мичмана Храбро-Василевского подбирать далеко плавающих, а сам, держась под ветром, спасал всех, кто приближался на расстояние бросательного конца». На «Буйный» с «Осляби» были спасены флагманский штурман подполковник корпуса флотских штурманов А.И.Осипов, флаг - офицер мичман князь К.П. Ливен, мичманы князь С.В. Горчаков, Б.П. Казмичев, А.А.Бартенев, трое кондукторов и 196 нижних чинов (всего 204 человека). Все это время японцы продолжали обстреливать место гибели «Осляби», и вскоре снаряды стали рваться вблизи миноносца. По свидетельству Н.Н. Коломейцева, несколько человек было убито на воде у самого борта, а один из «ослябцев» погиб, уже будучи спасенным, на палубе миноносца.
Почти одновременно с «Буйным» к гибнущему броненосцу полным ходом подошел миноносец «Бравый» под командой лейтенанта П.П.Дурново. Впоследствии П.П.Дурново докладывал: ««Буйный», подойдя к месту гибели броненосца, спустил вельбот и спасал на нем людей, я же, как только броненосец скрылся под водой, вошел в его обломки, и начал вытаскивать тонущих людей прямо себе на борт, бросая им концы... Картина была ужасная: в куче обломков, коек и остатков разбитых шлюпок кишела масса людей, которые неистово кричали и перебивали друг у друга концы, подаваемые с борта. Неприятельские снаряды густо ложились и в этом месте и добивали плавающих людей... Между обломками держался на воде и минный катер с «Ослябя», но на него вскарабкалось столько людей, что он скоро потонул».
На борт «Бравого» прямо из воды были приняты лейтенант М.П.Саблин, мичман Б.П.Иванов и 163 нижних чина из команды «Осляби». Чуть позже с «Бравого» был спущен вельбот, который также принял участие в спасении людей. Но, как вспоминал П.П.Дурново: «Вельбот я очень скоро принужден был вернуть к борту, и даже пришлось самому к нему подойти, ибо его так облепили, что он сам не мог грести, а вследствие свежей погоды и большой волны я опасался, что его утопят. С него принял 16 человек команды и лейтенанта Павла Колокольцева и мичмана Петра Бочманова обоих легко раненных».
В спасении экипажа «Осляби» принял также участие миноносец «Блестящий» под командой капитана 2 ранга С.А.Шамова, получивший за несколько минут до этого тяжелые повреждения в результате прямого попадания снаряда крупного калибра, и миноносец «Быстрый». Первому удалось спасти 8 человек, после чего миноносец, оказалсяся под накрытиями японских крейсеров, пытаясь выйти из-под накрытия, и маневрируя среди плававших на поверхности мин, «Блестящий» получил еще одно прямое попадание в правый борт у ватерлинии в районе 2-го котла. Этим снарядом на правом шкафуте был убит командир, направлявшийся на ходовой мостик, чтобы оттуда смотреть за плавающими минами и руководить маневрированием миноносца, на второй подняли 10 человек, из них 4 раненых.
Таким образом, благодаря мужественным и решительным действиям командиров и экипажей миноносцев из почти 900 человек, находившихся в бою на борту броненосца «Ослябя», было спасено из воды 405 человек, включая двух офицеров штаба и семь офицеров корабля.
Между 13.50 и 14.30 «Микаса» получил попадания 6 12″ и 19 6″ снарядами, однако практически не пострадал. Из этих снарядов 5 12″ и 14 6″ попаданий были получены между 13.50 и 14.05. Остальные три броненосца получили несколько несущественных попаданий, а «Касуга» получил один 12″ снаряд в 14.13. В 14.20 ствол правого орудия в носовой башне «Ниссин» был перебит 12″ снарядом. Все броненосные крейсера отряда Камимуры получили попадания, и в 14.30 правое 8″ орудие в кормовой башне «Адзумы» было выведено из строя 12″ снарядом, однако серьезно пострадала только «Асама». В 14.08 12″ снаряд попал в корму по правому борту и от сотрясения временно вышло из строя рулевое управление. В это время «Асама» ворочала влево и поэтому вышла из линии. Повреждения были исправлены за 6 минут, но к этому времени остальные японские корабли скрылись в тумане, и «Асама» на полной скорости пошла на соединение с ними. В течение некоторого времени она подвергалась сильному обстрелу с русских кораблей, но до 14.40 не получила серьезных попаданий.
В 14. 00 шедшие сзади 2-й эскадры русские госпитальные суда были захвачены: «Орел» японским вспомогательным крейсером «Манджу-Мару» и «Кострома» - вспомогательным крейсером «Садо-Мару», чем была исключена возможность спасения экипажей с погибавших во время боя кораблей.
