При проезде через Москву опять увидал своих родных. Мама опять напекла пирож-ков, которые мы все съели, не доезжая даже до Бологого. Время между поездами позво-лило нам даже пообедать в привокзальном ресторане. Повидаться приехали школьный друг Дима с женой Мариной. Приехала моя знакомая - Лариса, но у неё были дела и она быстро уехала.
Питер есть Питер. Экипаж располагался в Петровских казармах на канале Грибоедова. Казармы назывались Петровскими наверно потому, что они стояли здесь с Петровских времён. Но с тех пор они видимо несколько раз перестраивались. Лестничные марши уже были железобетонные. Ступени цемент с мраморной крошкой. Это был огромный четы-рёхэтажный кирпичный мрачный дом, построенный в каре. Внутри двор с небольшим плацем для развода (инструктажа вахтенных и караульных перед заступлением в наряд). На этажах огромные коридоры длиной метров по сто, а то и больше, шириной метров семь. Коридоры допускали построение команды в два ряда, да ещё оставалось место для выхода матросов из строя на два а, то и три шага. Полы - асфальт. По одну сторону кори-дора жилые помещения, по другую хозяйственно-бытовые. На нашу команду – семьдесят человек, было два больших смежных зала. Приятно было, что койки стояли одноярусные. Я устроился во втором зале – подальше от проёма – разделяющего залы в углу. Учебные классы находились этажом ниже. Они ни чем не отличались от школьных. В здании были большие окна. Чтобы помыть верхнюю фрамугу приходилось вставать на табурет. Офи-церские комнаты находились этажом ниже. Это были просторные помещения, но офице-ры в Питере жили в городе. Я помню большой зал с паркетным полом цвета спелой виш-ни, старинной мебелью – большим овальным столом и стульями с резными ножками и спинками, обтянутые кожзаменителем. Это была кают-компания, в которой собирались офицеры, для обсуждения поставленных задач, или для других их нужд.
По прибытии нас: меня - специалиста по управлению крылатыми ракетами с подводных лодок, Гену Ерохова - специалиста по настройке и управлению автопилотом этих ракет и Ваню Смагина - специалиста по предстартовой подготовке всех механизмов свя-занных с ракетой, вызвали к командиру подводной лодки – капитану второго ранга Грибкову.
Слева направо - Я, Ваня Смагин, Гена Ерохов. Здесь мы уже старшины, когда мы прибыли в экипаж, конечно, мы были ещё матросами (салагами).
То, что он сказал, повергло нас в шок. Мы вошли в просторный кабинет с очень про-стой казённой обстановкой, состоявшей из старинного письменного большого стола, по-крытого зелёным сукном, нескольких стульев в том же стиле для приглашенных офице-ров, кресло было одно - командирское. Командир сидел за совещательным столом. Он встал. Мы доложились: «Товарищ капитан второго ранга матросы ……. по вашему при-казанию прибыли». Командир сел и произнёс: «Ну, что, пушкарики, командоры. Вы при-были в боевой экипаж. Лодка, на которой вам предстоит служить вооружена ракетным оружием. Никто из команды этого оружия не знает. Офицеры - специалисты по навига-ции, лоции, мореплаванию, дизелям, торпедам, а вот ракетная техника на вас троих. Так, что вы отвечаете пред страной за использование и применение ракетного щита родины». Всё, больше он ничего не сказал. Мы ещё не понимали, что нам доведется служить на подводном ракетоносном крейсере К-85.
Потекли служебные будни: подъём, зарядка с голым торсом в любое время года, зав-трак, учебные занятия по изучению устройства уже конкретного корабля, военно-морского устава и других дисциплин.
Эскиз устройства крейсерского подводного ракетоносца 651 проекта
Правда, видимо, чтобы матросу в голову не лезли дурные мысли, пять раз в день была сухая и мокрая приборки помещений. Перед завтраком в казарме. После завтрака в офи-церской кают-компании. Перед обедом сухая, перед ужином мокрая в казарме. После ужина на улице на канале Грибоедова. Хозяйственными работами в экипаже командовал помощник командира капитан третьего ранга Малолетов. Направление на уборку на на-бережной канала Грибоедова у него звучало так: «И чтобы у меня на набережной всю зиму не одной снежинки не было». И мы скребли снег лопатами, сбивали лёд скребками и ломами, приспособили саночки с ящиком, чтобы свозить снег к парапету, чтобы потом сбросить его в канал Грибоедова.
Канал Грибоедова 133. Здание построено в 1875 г. для Гвардейского Экипажа.
Через сорок лет я прошел канал Грибоедова почти весь. Некоторые места похожи, но с полной уверенностью сказать где находились Петровские казармы так и не смог. К ка-зарме я убирал коридор четвёртого этажа. Конечно не один. Напарником у меня был наш корабельный кок Альфред Каспаранс. Это был крупный матрос, он работал шваброй, а я бегал за вёдрами с водой. Уборка происходила так. Я броском выливал ведро воды на асфальтовый пол. Альфред, размахивая шваброй, размывал эту воду по коридору. Потом надо было швабру отжать в ведро. Я держал конец верёвочной метлы, а Альфред крутил ручку швабры. Потом я с ведром с грязной водой нёсся в туалет выливать воду и напол-нять ведро чистой водой, и всё повторялось сначала. Через двадцать минут стометровый коридор сиял мокрым асфальтом. Другое дело – уборка в офицерской кают-компании. Там убирались ежедневно, а паркетные полы натирали по субботам. Натирка полов - это искусство. В руке восковая паста, на ноге жесткая щётка. Надо так размазать пасту, что-бы пол блестел как у кота яйца.
Однажды во время уборки в кают-компании был такой случай. Одному из офицеров стало плохо, да так плохо, что пришлось вызывать скорую помощь. Санитары положили его на носилки и понесли. Вдруг в полной тишине этот офицер как закричит: «Куда несё-те вперёд ногами в дверь!» Кому смешно, а кому не очень.
Приходилось и окна мыть. Мыли по-старинному. Оконные стёкла намазывались ме-лом, размешанным в воде, а потом протирались насухо и до блеска. Я с юмором гордил-ся: «Мне доверили мыть окна в каюте командующего ЛенВМБ (Ленинградской военно-морской базой)». Самого командующего я так и не видел, а может быть и не запомнил.
Конечно, в экипаже нельзя без спорта. Кроме утренней зарядки, можно было заняться спортом, которым ты занимался на гражданке. В школьные годы я занимался классиче-ской борьбой. Был устроен поединок между мной и матросом Кузнецовым, крепким пар-нем, который стал впоследствии старшиной команды корабля. Поединок был страннова-тый. Мы долго ходили, приноравливаясь друг к другу. Получили замечание за пассив-ность. У меня совсем не было злости, и я проиграл. Обидно не было. Но через несколько лет, когда командование корабля решало, кого поставить старшиной команды корабля, выбор пал на Кузнецова.
Вечерняя прогулка. Мы строем, чеканя шаг, выходим через ворота нашего каре Пет-ровских казарм на канал Грибоедова. Светят Питерские фонари, идёт снег. «Запевай!» - кричит старшина роты. Мы пели или «Ладогу» или «Варяг». К тому моменту, когда про-гулка заканчивалась и мы должны были войти на территорию и скрыться за воротами Петровских казарм, мы во всю глотку орали: «Прощайте, товарищи, с богом. Ура!» По-мощник командира капитан третьего ранга Малолетов пытался научить нас песне «Когда усталая подлодка из глубины идёт домой», но песня не заладилась. С большим удоволь-ствием мы пели: «Расстаётся с берегом лодка боевая». На прогулке был такой случай. Выгуливал нас командир БЧ-4 капитан-лейтенант Крикун. Он же был на корабле вне-штатным контрразведчиком. И вот, Валерий Петрович заметил, что нас кто-то фотогра-фирует. Он поручил нас старшине, сам, переодевшись в гражданское платье, двинулся за фотографами. Потом рассказывали, что он их поймал, они выбросили кассету с плёнкой, а он её подобрал. Вызвал оперативников. В результате расследования у них оказалась карта Ленинграда с маршрутами следования матросов на завод.
Караульная служба заключалась в том, чтобы стоять, закутавшись в тулуп, на люке из которого валил тёплый пар и делать вид, что ты не замечаешь матросов, возвращавшихся из самоволки, лезущих через забор. В этом каре все-таки был забор слева от основной ка-зармы.
В части была традиция. Перед тем, как уволиться в запас, старослужащие квасили ка-пусту для остающихся. На камбузе был огромный чан из нержавеющей стали. Под руко-водством кока одна команда нарезала капусту, другая сбрасывала её в бак и каждый ряд пересыпала солью и специями. В капусту добавлялась клюква, виноград, и даже арбузы. Третья команда в белых сапогах-штанах по пояс находилась в чане и укладывала, утап-тывала капусту. Зато за столом это было очень вкусно.
Ленинград давал возможность замполиту вести культурно-политическую работу с экипажем. Мы посещали музеи, выставки, бывали в театрах, конечно с военно-прикладной или политической тематикой.
Мы в музее-мемориале Ленин в Разливе. Перед нами Ленинский шалаш.
Слева направо ст. матрос Фёдоров С.И.; не помню; ст. матрос Саша Добыш; ст. матрос Кузнецов А.Е.; я.
Увольнение. Для того, чтобы пойти в увольнение, надо получить увольнительную за-писку, которую выдаёт помощник командира капитан третьего ранга Малолетов. Первое, что спрашивал Малолетов, были не правила поведения в городе, хотя и это мы учили, он спрашивал устройство подводной лодки. Вот сдашь раздел устройства п/л, можешь наде-яться, что пойдёшь в город. В дальнейшей нашей судьбе это не раз сыграло огромную роль. Спасибо Вам, товарищ капитан третьего ранга. Я стою перед Малолетовым, уст-ройство третьего отсека сдал, пуговицы и ботинки начищены, блестят, форма выглажена, подворотничёк пришит чистый. «Так, матрос Вольнов. В город собрались. Снять правый ботинок», - я послушно снимаю правый ботинок, - «Хорошо, носок не дырявый. А то придете в гости к девушке из хорошей семьи. Снимете обувь, а там дырявый носок. По-зор на весь Военно-морской флот». Матросы, идущие в увольнение, построены. Малоле-тов напутствует их перед строем: «Знаете, как вести себя в городе? Хотите развлечься. Сходите с девушкой из хорошей семьи в кино. В базовом морском клубе делать нечего. Он весь пропах женским потом. Да и женский персонал там далеко не свежий, некоторые так изношены, что одна нога деревянная, а один глаз соломой заткнут». Наконец, все на-ставления даны. Мы прошли КПП. Мы в городе. Для меня это город Пушкина. Неужели по этим мостовым из гранитного камня ходил сам Александр Сергеевич. Было приятно просто гулять по этому городу – музею и впитывать в себя красоту его дворцов и статуй. В остальном увольнения не оставили ярких воспоминаний. Несколько раз заходил в гос-ти к маминой сестре и двоюродной бабушке. Бабушка – тётя Лёля, в те дни, когда мы с мамой приезжали в Ленинград, с раннего детства рассказывала мне о Санкт-Петербурге. Когда она была маленькой, волею судеб, она вместе со своей сестрой (моей бабушкой по маминой линии) Екатериной Васильевной были пожалованы в пажи к императрице, - же-не императора Николая II – Александре Фёдоровне (Алекс). Поэтому она досконально знала этот город, его историю, архитектуру, традиции и нравы. Тётя Лёля пережила в Ле-нинграде блокаду, поэтому знала этот город ещё и с этой стороны. Её рассказы заложили во мне огромное чувство любви и уважения к этому городу. Я, к сожалению, не помню её рассказов, но чувство, как и память о ней остались. Её дочь Тамара была за мужем за сы-ном известного тенора Мариинского театра Николая Николаевича Середы. Так, что куль-турная программа моего пребывания в городе была обеспечена. На практике у всех была своя жизнь, а частый гость не большая радость. Музеи это была моя отдушина, но трудно разделить музеи в гражданской и военной жизни.
Пару раз в Ленинград приезжали мама с сестрой. Мы встречались у Тамары. Гуляли по городу. Эти встречи мне были очень дороги, особенно встречи с сестрой, которая бы-ла мне очень близким человеком.
Я в увольнении в Питере рядом сестра Аня далее двоюродная сестра Мила, её мама тётя Тамара.
Наконец, нас пустили на завод. Лодка строилась на «Балтийском» заводе. Огромные стапеля, мощь и грандиозность завода производили неизгладимое впечатление.
Балтийский завод
Особая гордость завода это работающие на нём люди. Нас привозили на завод до проходной. По территории завода до стапелей мы шли вместе с его работниками. Каж-дый раз я, проходя через территорию завода, чувствовал себя частицей чего-то главного, значительного. Вспоминалась песня о заводской проходной, что в люди вывела меня. Простые люди, скромно одетые ленинградцы. Но какие это были монтажники, сварщики, электрики, да всех профессий не перечесть.
Смена идёт на Балтийский завод
Стапель - открытая площадка для постройки и спуска судна на воду. Стапель пред-ставляет собой бетонный фундамент, на котором: - располагаются опоры судна (кильб-локи); и установлено крановое оборудование для погрузки секций и блоков строящегося судна. Судно, стоящее на стапеле обычно ограждено строительными лесами для наруж-ных работ на корпусе корабля.
Рядом с лодкой строились два танкера - «Мориз Торез» и «Пальмиро Тольятти». Для тех, кто не знает - это два генеральных секретаря коммунистических партий, первый - французской, второй - итальянской. К моменту закладки двух танкеров оба уже сконча-лась, поэтому рабочие называли эти стапеля стапелями с покойниками. Мне это не нра-вилось. Как-то это было не хорошо.
На лодку надо было забираться по металлическим лесам с металлическими лестница-ми.
Я впервые увидел свой отсек, свой боевой пост, на котором придется жить и служить. Представьте себе железную бочку метров восемь в диаметре. Она разделена по горизон-тали на три этажа. Торцы бочки заварены, только на уровне третьего этажа в каждой пе-реборке есть маленькая, круглая, сантиметров восемьдесят, дверь, которая закрывается (задраивается) на кремальеру – герметичный затвор.
Переборочная дверь из первого во второй отсек
Вдоль стен, нет, это трудно назвать стенами, это свод. Вдоль свода проходят малень-кие и большие трубы, весь свод увешан приборными ящиками и опутан кабелями, иногда из пучка кабелей, между приборов торчит клапан. С подволока (потолка) свисают боль-шие механизмы клапанов погружения-всплытия. Весь свод оклеен пробкой, защитой от отпотевания и теплозащитой. Среди этой массы приборов кабелей и труб ещё умещаются каюта командира и каюта командира БЧ-2. Посередине приводные механизмы антенны «Аргумент». Средняя палуба – приборный отсек ракетного управления. Вокруг приёмни-ки и передатчики управления полётом ракеты, фазовые синхронизаторы, пульты управ-ления полётом. Всё скомпоновано очень грамотно, на приборной палубе не тесно, а даже комфортно, уютно. Пока в отсеке ещё идёт монтаж. С подволока свисают лианы кабелей, часть распаянных коробок открыты, от этого впечатление технических джунглей. Но скоро умелые руки питерских рабочих всё приведут в порядок, малярши всё покрасят, и будет наш корабль как новенький.
Внутри отсека подводной лодки. Фотография сделана на лодке – музее. Но очень по-хоже.
На завод ездим регулярно. Крытый грузовик подают к КПП, и мы с шумом и гамом влезаем в кузов, накрытый брезентовым тентом, рассаживаемся по лавкам. Несколько раз в это время к КПП приходила моя двоюродная бабушка – тётя Лёля, и приносила корзину пирожков. Пустячок, а приятно. Пирожков всем хватало.
Меня вызвал корабельный доктор капитан-лейтенант Николай Николаевич Король. Это был очень достойный офицер. Стройный, высокий, с правильными чертами лица. Характер мягкий, я никогда не видел Николая Николаевича раздраженным или вспы-лившим. Он, как и большинство корабельных докторов, был универсальным, грамотным врачом. За автономку он сделал две операции. А сколько матросских и офицерских неду-гов он предупредил - ни счесть. Он строго следил за качеством пищи, санитарией и по этой части был главным контролером над коками, как на корабле, так и на плавбазе или в казарме. Физзарядка, закаливание – это тоже были его заботы. У меня с ним были хоро-шие отношения. «Слушай, - сказал Николай Николаевич, – твоя мама написала письмо, что ты в детстве часто болел, что у тебя в четвёртом классе было сотрясение мозга (упал, выполняя на асфальте акробатический кульбит) Что будем отвечать?» Я улыбнулся, мама всегда была самым заботливым человеком на земле. «Настоящих людей так немного, на планете - совсем ерунда, а на Россию - одна моя мама, только, что она может одна» - это про неё. Коля тоже улыбнулся - о чём говорить? И так всё понятно.
Удивительно, но между людьми независимо от их желания устанавливаются опреде-лённые отношения. В команде был старослужащий старшина, не помню его фамилию. Он был круглолицый, крепко сложенный и рыжий. Узкие губы и сверлящий взгляд не сулили ничего хорошего. Он преподавал элекроустройства корабля. Я, кончивший ра-диотехнический техникум, конечно, знал предмет лучше него. И надо же такому слу-читься, что я сделал старшине замечание на уроке, да ещё в присутствии всей команды. И началось, не так пришитая пуговица - наряд вне очереди, чуть замаранный подворотни-чёк – наряд вне очереди и т.д. и т.п. Вторым антиподом был непосредственный мой на-чальник - старшина команды БЧ-2 Ленивцев. Я не мог понять, почему старшина хвастает тем, что он сын мимо проходящего немца. Я никогда не воспитывался националистом, но видимо потому, что мой отец был в фашистском плену в Германии, у меня были свои счёты к этой нации. Скорее не к нации, а к тем её представителям, которые с мечом при-шли на нашу землю. С Ленивцевым отношения не сложились. Как-то корабельный ра-дист матрос Володя Чашин – москвич - после ужина шепнул мне: « Хочешь поговорить по телефону с Москвой? Мы подключились к прямому проводу Адмиралтейства и запро-сто говорим с Москвой». Конечно, побежали на телефонную станцию. Провозились дол-го, но с Москвой поговорили. Опоздали на вечернее построение и отбой. Около казармы, с издевательской улыбкой, ждал старшина Ленивцев. «Каждому наряд вне очереди. От-драить до блеска этажный матросский гальюн. Доложить дежурному по роте. Только по-сле этого спать». Пришлось драить, слава Господу, что я морально легко переносил эти наказания. Во-первых, я понимал своё превосходство, и издевательства меня мало заде-вали. Во вторых я не был белоручкой, и любая работа меня не пугала. В арсенале наказа-ний у старшин было и такое упражнение – мыть трап (лестничный пролёт) зубной щет-кой и снизу вверх.
В остальном служба удалась. Наконец стапельные работы закончены. Корабль готов к спуску на воду.
