Крен, шторм, шквал, гром На пути форштевня встал И сломался девятый вал. Океан изнемог, устал Швырять на борт за шквалом шквал. В небе путч Разбушевавшихся туч. Ветров поднебесный клич Натягивает струны вант. Над пеной - солнце апельсиновый диск. Болтается по небу вверх-вниз.
* * *
Я вернусь, когда сгорят зарницы, Чтобы по утру опять проститься И уйти туда, где стонет ветер, Расставляя штормовые сети. Ты не плачь и не смотри так строго, Милый друг - родная недотрога, Я моряк - в морях мои пути Не свернуть, не встать, не обойти.
* * *
Город словно огромная чаша, Наполненная до краев Светлым солнечным сном и даже Запахом первых цветов.
Северная Пальмира Проснулась от зимнего сна, Кажется, что полмира В себе уместила она.
* * *
Был шторм, трещали паруса, Стонали мачты и ломались реи, Канаты рвались и крушили черепа, А волны бились и хрипели словно звери. На мостике мальчишка-капитан, Но в двадцать лет азартней жить на свете, Тверда рука и не дрожит штурвал. Гортанный крик перекрывает ветер. Команда верила, что капитан - не трус, Корабль их выйдет победителем из шторма. Истерзанный фрегат на риф несет, Минуты сочтены... Как смерть проворна!
* * *
Прости - прощай. Я ухожу, Последний час настал. Перед разлукой расскажу О том, о чём мечтал. О том, что жил как в сладком сне, Что потерял покой, Забвению предав друзей, Был счастлив лишь с тобой. О том, как засветился вдруг Звездой в кромешной тьме, Как преданный и верный друг, Огонь в твоём окне, Предвидев неизбежность бед, Почувствовал разлуки час...
Да, флотский дух во мне живет И будет жить, надеюсь, долго. Но из всего, что дал мне флот, Я выделяю чувство долга. Пускай по юности скорблю — Она пропелась в ритме скором, Но из всего, что я люблю, Предпочитаю рокот моря И зыбкий профиль корабля Невдалеке, в нейтральных водах. И вечно верная земля, Как продолжение похода. Судьба одна. И жизнь одна. На сердце радостно и горько... И бескозыркою луна Висит на звездной переборке.
* * *
На Балтике, на флоте, в ноябре, На крейсере, в бессоннице каютной Приснилась ты мне в желтом серебре В своем тбилисском дворике уютном. Ты как цветок была в кругу ребят. Ловила солнца серебро в ладони... Ах, как я разглядел тогда тебя Из-за седых папах Кавкасиони! Ты в мяч играла в маленьком дворе. А мяч был красный, с голубой полоской. Такие сны бывают в ноябре, Наверное, от службы нашей флотской. На Балтике туманы, холода, И новый шторм опять пророчит вечер... Ах, как я разглядел тебя тогда, За десять лет до нашей первой встречи.
ДОМОЙ
Проходим створные огни. Еще один маневр - и дома. Подкова пирса, как магнит, И силой мы его влекомы. Стальное тело корабля Дрожит, как чуткая мембрана. Уже встречает нас земля Забытым шелестом каштана... Бессонны лица у ребят - Лишила сна со штормом схватка. ...Я на ладонях у тебя читаю линии прокладки.
* * *
То ли рассветные, то ли закатные Сумерки, словно вино... Время пришло, и долги неоплатные Надо платить все равно. Жили с пороками, жили с замашками, Жажду спеша утолить... Время пришло - и грехи наши тяжкие... Как их теперь замолить? Что же молчишь ты, судьба окаянная, Льстить надоело и врать? Время стоит у черты покаяния - Камни пора собирать.
* * * Я люблю тебя море, когда ты глядишь мне в глаза - и глаза мои в плен тобой взяты. И заливы люблю, что утесами сжаты, и волненье, когда ты в тревоге не спишь, и красивое имя твое и накаты, белой грудью которых теснишь берега ты в дни норд-остовых бурь и в сентябрьскую тишь. Приношу тебе вечную, море, любовь. Все люблю, - это в сердце вселило не ты ли? - и медуз голубую, тягучую кровь, и прибоя седую, веселую бровь, ветрогневные штормы и сонные штили. Помню все, что вдвоем передумано нами. Все храню, что тобой мне навеки дано. Это счастье омыто большими волнами, - ураган это счастье не бросит на дно! Пусть же пенится крепче хранимое нами драгоценное синее моря вино!
ПОСЛЕВОЕННЫЙ ФАРВАТЕР
Не знает шкипер, на каких глубинах, на зюйде, норде, весте или осте, стоят в воде, покачиваясь, мины, уже позеленевшие от злости. Стоят, обросшие морскими мхами, молчат и ждут, и стерегут добычу, с угрюмой зоркостью следя за нами, насторожив рога с упрямством бычьим. Так мы идем фарватером намеченным. На море - штиль, хоть уходи в каюту. ... Еще «рогатых» на пути не встречено, но - неизвестно, что через минуту. Дорога к нашей гавани такая: на гладкой зыби вдруг вскипает вал. И мы идем, бинокль не опуская: на море - штиль, за горизонтом - шквал.
* * *
Нам уже не открыть океанов, черным ромом сердца веселя; нам уже не будить капитанов восклицанием с мачты «Земля!». Нас не гонит пассат, надувая паруса голубых каравелл. Не идут на Гавайи трамваи. Магелланов пролив обмелел. Грубый холст не полощет на рее, не гудит и не рвется. А жаль! Паруса доносили быстрее моряков на Гавайи, чем сталь. Далеко от Арбата Таити. Но хоть на три коротеньких дня только в гости к Таити пустите, на Таити пустите меня! Не сорвет адмиралов угрюмых с койки пробковой возглас: «Земля!». Ну, так что же... Послушаем в трюмах, как работают там дизеля.
По Ладоге живым зигзагом Тек автотранспортный поток. Один - на запад - к Ленинграду, Другой - в Кобону - на восток. Лед повидал и кровь, и муки. Врагом и другом был мороз. Из-за него болели руки И застывали капли слез. Не раз машины друг за другом, Врезая колеи в снега, Застряв в сугробах в злую вьюгу, В час проползали три шага. Под ними часто, у воронок, Треща, проваливался лед - И люди гибли, но вдоль кромок Другие двигались вперед.
ДРУЖБА
Нелегка, товарищ, служба. Дисциплина, как репей. Но зато морская дружба Крепче якорных цепей. Смерть друзей ее спаяла, Как расплавленный свинец. Мать-волна ее качала. Ветер строгий был отец.
БАНКЕТ
Мы в ночь везли из Ленинграда Сто двадцать первый детский сад. Худые, бледные - блокада Уже отметила ребят. Их подкормить бы было нужно. Но как? Задача нелегка! И моряки решили дружно Свои отдать им полпайка. Едва зашло на небосклоне За горизонт светило дня, Накрыли все столы в салоне, Пошла на камбузе стряпня - Решили срочно сделать ужин, Пока покой на корабле... Прибор нехитрый был им нужен. И разместились на столе Глубокая тарелка, ложка, Кусочек хлеба, как листок, В бумажке сахара немножко И кружка с якорем - восторг! Пустив пластинку - марш играли, Включили полный яркий свет. По мерке кашу раздавали... И это был - большой банкет.
В МОРЕ
Убираем тенты. Идем в поход. Золотом на лентах: «Балтийский флот». Солнце потонуло. Скрылись берега. Может быть, уснула та, что дорога? Но поет знакомо ветер в снастях: - В море - это - дома. Дома - в гостях.
Шуршит ли ветер в хвое, Гудят ли провода - Знакомый шум прибоя Мне чудится всегда. Я слышу крики чаек, Шум ветра и волны, И сердцем ощущаю Безмолвье глубины. Я видел море черным Под низким сводом туч, Я видел после шторма Рассвета робкий луч. Я видел море ясным, Во власти тишины.... Я помню море красным От зарева войны! Оно со мной повсюду: В полях и на лугах, Где в пене незабудок Лесные берега, Где ели и рябинки, Чабрец и зверобой, Где плещет на тропинки Ромашковый прибой.
МНОГОЦВЕТЬЕ
Все краски порождает свет. Бесцветного в природе нет. Я видел синие снега И фиолетовые тени, И пену белую сирени, И красные в цвету луга, И чудо северных ночей Прозрачных, в дымке лиловатой!.. Разнообразна и богата Палитра солнечных лучей. Она источник красоты. И в мире красочном, цветущем, Всему свои тона присущи. Не потому ли и мечты, Заветное, что очень ждал, Я в детстве видел голубыми?! И позже этот цвет любимый Во мне надежды пробуждал. Не потому ль тоска черна, Как ночь черна и беспросветна?! И даже скука не бесцветна - Гнетуще серая она. А грусть, как на закате мгла, Она сиреневого цвета. А радость, как заря рассвета, Как утро алое, светла. И только лишь любовь одна И многоцветна, и сложна.
Вот и нам на погоны приколото По созвездью из лунного золота. Уходя, от ворот оглянулись: Вот и кончилась строгая юность. На курсантов уже не похожи. Мы вдруг стали взрослее и строже. Не домашним уютом взлелеяны, Петергофскими бродим аллеями. Пиво пьем. И в распахнутый вечер Троекратно бросаем «Ура». ...Государственным взглядом на вещи Посмотрели - прощаться пора... Не у всех будет путь безупречен, Как нам видится издалека. Но впервые на женские плечи Опускалась мужская рука. Этот день нам, конечно, приснится. А пока, улыбнувшись светло, Лейтенант свою Синюю Птицу Запускает над Розой Ветров!
ПОДОЖДИТЕ МЕНЯ, КОРАБЛИ
Днем приморского города правил Озорной, как мальчишка, прибой. Флот мой! С бухты в скалистой оправе Началась наша дружба с тобой. Будет утро малиновым кантом Опираться на сонный залив. Я вернусь молодым лейтенантом Под растущие мачты твои. И меня по-приятельски встретят Корабельная строгость кают, Вымпелов беспорядочный трепет, Острый бак и приплюснутый ют. Но пока меня жизнь не качала. Но пока я - крупинка земли. Вы постойте еще у причала. Подождите меня, корабли!
ГОРОД В ОКЕАНЕ
Полгода в море. Но нескоро Земные встретят нас ветра. Вновь снится город мне, в котором Я - гость незримый до утра. И снова память будоражит Калейдоскоп родных картин: Вот я брожу по Эрмитажу И в залах остаюсь один. Вот я смотрю в окно трамвая: Молотит дождь - не переждешь! И я смеюсь, осознавая, Что это - ленинградский дождь! Бот осень бегло рассорила Над Мойкой раннюю листву. Облокотившись о перила На Поцелуевом мосту Я провожу с привычной грустью Эскадру листьев сентября. ... А утром сон меня опустит В железный панцирь корабля! И вот уже форштевнем вспорот Невидимый меридиан. В Атлантике нам снится город, А в Ленинграде - океан...
СОЛНЕЧНЫЕ ЧАСЫ
Трап скрипел: нас море ожидало. Ты, проплакав сутки напролет, Провожая, долго обнимала. На полгода, может быть, вперед. Но не вечно женское объятье! ... Солнце, оседлавшее зенит, Завернуло тень на циферблате К времени, что нас разъединит. И не мог свидания продлить я. И, вздохнув который раз в тоске, Я считал секунды до отплытья По дрожащей жилке на виске...
НА ВНЕШНЕМ РЕЙДЕ
В пейзаж Севастополя - врезка: За береговой полосой Эсминец на рейде Стрелецкой И белая рябь парусов. Воскресные гонки яхт-клуба Плетут парусиновый плед. И шапками дыма на трубах Эсминец кивает им вслед. Сегодня противник условный. А завтра - гарантию дашь? Готовность - то жесткое слово, Что держит в руках экипаж. А яхты несутся все дальше, В простор, в увлекательный мир. ... Свободный от вахты сигнальщик Украдкой их ловит в визир.
В ОЖИДАНИИ ШТОРМА
Дело худо - хмарь да пасмурь. Голос штурмана скрипуч: На луну налеплен пластырь Из лиловых липких туч. Небо влагу жадно копит Под опущенным крылом. Высоко взметнувшись, клотик Стынет в облаке сыром. Дождевые нити свисли Полотном гигантских штор ... Грянул гром, как близкий выстрел, Обещая людям шторм!
* * *
Памяти Вадима Валунского
В воображении паря, Потом пером на ощупь двигая, Стихи бросают якоря В моря, зовущиеся книгами.
Искринки радости живой В них зажигаются рубинами. Моря блистают красотой. Но измеряются глубинами.
Как много мне расскажут корабли, И штурманские старые секстаны, И дымкою зашторенный залив, И голос, и походка капитана, У обелиска в сопках якоря, И лодка, выходящая из базы, И в сумерках над бухтою заря, И рокот отдаленного баркаса, И утреннего неба чистота, И звезды, что в ночи взойдут над морем, И горизонта резкая черта, И огонек на самом дальнем створе, И горна корабельного сигнал, И синий гюйс на форменке матросской, Тельняшка в сине-белую полоску, Которую в походах застирал...
* * *
Уходим под дрейфующие льды. Цистерны тяжелеют от балласта. Проверен курс по высоте звезды, И штормовой волне мы неподвластны.
Сжимает океан тиски глубин. В сердцах - сопротивляемость металла. В отсеках океанских субмарин Нам прочности земной сегодня мало.
Посылки эхолота бьют по дну, И в каждом взгляде - воля человека. Мы, погружаясь, слушаем волну, Которая стучит нам пульсом века...
* * *
Друзьям-подводникам
Мы уходим на сушу, Покидая отсеки. Службы ритм не нарушив - Он дан ей навеки. Время вносит порою Скупые поправки: Мы от первого строя Идем до отставки.
КООРДИНАТЫ МУЖЕСТВА
Заботливо возьмет венок волна В холодные зеленые ладони. И память, как гитарная струна, Нам гордость и печаль в сердца уронит.
И на минуту стихнет все вокруг. А море, словно мать, нам будет близким. И флотской бескозырки черный круг В цветах венка качнется обелиском...
О СЕБЕ
Засыпал в неуюте вокзалов, Добираясь на полюс ветров. Жизнь упрямо характер ломала, А характер, скажу, будь здоров!
То замкнусь - и неделю ни слова, То нахлынет порою печаль. Но душа прояснится - и снова Будет чистой, как горный хрусталь.
Над развернутой картой плечо с плечом Штурман и командир. - Сперва Восточным каналом. Потом Берегом проведи. Неприятель дозор несет У Золотой косы. Атакуем с рассветом. Все - И посмотрел на часы. - Вернемся завтра к вечеру. Здесь Будем часов в шесть. - Трос пополз по скользкой воде И по борту шлепнул: - Есть! Уходит пристань, стелется дым, Мол загибается серой дугой, И клокочет тугой столб воды За срезанною кормой. Адмирал знает в судах толк. Знает, кого послать. Быстрым ходом бежит «Волк». Быстрая волчья стать. Шесть вентиляторов - по два в ряд - Густо, по-волчьему, рычат, И глаза людей, глаза волчат, Смотрят вперед и молчат. Стекло бинокля протер, смотри: Впереди, на самом краю воды, Пятном в золотой полосе зари Плавает черный дым. А за дымом тонкая мачта встает. Правильно, - командир сказал. - Боевая тревога! Полный вперед! - И через минуту: Залп! Эй! Волчьи упругие прыжки, Только вода кругом свистит. Стальными зубами стучат замки. Залп за залпом летит. А противник медленно повернул, Блеснул коротким огнем, И горячий град по лицу хлестнул, А в сердце рванул гром. Тишина. Только руки еще дрожат. Светится золотая мгла. В воздухе неподвижно висят Деревья из тонкого стекла. Застыли длинные спины волн, Вдали голоса протяжно поют. Эскадренный миноносец «Волк» Отдал якорь в раю.
ЛУНА
В стеклах луна встает. Черные стулья застыли. Лег на полу налет Сине-серебряной пыли. Тихо иду. Под ногой Поскрипывают половицы. А сзади кто-то другой, Которому тоже не спится. Стынет моя голова. Синеют вздутые вены, И капает синева На полосатые стены. Лестница еле видна, Остановились звуки. Всасывает луна Вытянутые руки.