Важное
Испытания МРК "Буря" вышли на финишную прямую
Альтернатива электродвигателям 
|
«Курск» был лучшим «батоном» Северного флотаСвое обиходное прозвище «батон» атомные подводные ракетные крейсера (АПРК) проекта 949А «Антей» получили за схожесть конфигурации корпуса в надводном положении с известным хлебобулочным изделием. Кому из флотских остряков первому пришло на ум так соригинальничать по поводу АПРК третьего поколения, не скажу. Не знаю. Однако это наименование на Северном флоте прижилось, что называется, влет и стало расхожим. В любом разговоре не нужно было утруждать память цифрами, модификациями «корпусов» и прочим, а просто сказал - «батон» и всем понятно: «батон» и на ТОФе «батон», и в Кольском Заполярье. Поэтому когда в разговоре прозвучало: «Даже то, что увидел через год, после морской воды в отсеках погибшего АПРК, свидетельствует об одном: «Курск» был лучшим из «батонов», которые есть на Северном флоте», нам всем стало понятно, о чем речь. У «Курска» - самое лучшее техническое состояние. Даже сейчас... «Зачет экипажу. Капитан 1 ранга Лячин сплотил его, у него были лучшие...»
 «Курск» всплывает в доке С осени 2001 до весны 2002 года два моих собеседника входили в состав оперативно-следственной бригады Генеральной прокуратуры России, которая в течение длительного времени в плавдоке ПД-50 82-го Росляковского судоремонтного завода работала в прочном корпусе «Курска». К сожалению, много времени уделить мне офицеры не смогли, но главное - речь шла о мужестве подводников, которые остались до последнего вздоха верными присяге о профессионализме и специальной подготовке людей, выполнявших на «мертвой» субмарине свой долг. Мне рассказывали правду, и мы говорили о правде, которую имел право и обязан был знать каждый гражданин России. Словом, как это было... Первый мой собеседник, военный следователь, узнал о своем «назначении» в состав специальной - «курской» - бригады Генпрокуратуры РФ весной 2001 года. В отдел пришел приказ: «В связи с предстоящим подъемом «Курска» из каждой прокуратуры назначить по нескольку специалистов в следственную группу...» Причем эти люди должны были прослужить в органах военной прокуратуры более трех лет, то есть с опытом работы. Однако, когда группу собрали вместе, в ней оказались и лейтенанты юстиции, и «старлеи». Хотя, как выяснилось позже, это им совершенно не помешало быть профессионалами. - Дело двигалось уже непосредственно к подъему лодки, - рассказывал следователь, - и в конце сентября, числа где-то 24-го, нас, кто должен был работать в прочном корпусе «Курска» и госпитале на опознании тел подводников, наконец-то свели воедино. В течение трех недель мы тренировались: через день, а когда и чаще ездили на однопроектный с «Курском» АПРК «Орел», изучали его отсеки, оборудование в них, проходы, составляли учебные протоколы осмотра. Словом, все делали для того, чтобы впоследствии проще на «Курске» было ориентироваться. По мере получения оперативно-следственной группой спецсредств индивидуальной защиты тренировки на «Орле» стали проводиться уже предметнее. Военные прокуроры облачались в изолирующие костюмы, надевали противогазы либо дыхательные аппараты АП-93К и пробовали: смогут пролезть в них в отсеки или нет? Кстати, одна из таких тренировок прошла даже в абсолютной темноте, насколько это вообще возможно было устроить на «живой» подлодке. - Номинально-то свет отключили, - говорил следователь, - но одно дело - ходить в темноте на «Орле», где все убрано, находится на штатных местах. Совершенно было иное на «Курске»... Инструктировали группу Генпрокуратуры специалисты из Управления связи Северного флота - как общаться друг с другом по связи; из службы радиационной и химической защиты - где на «Курске» зоны особого режима. В Управлении поисковых и аварийно-спасательных работ преподали урок обращения с дыхательными аппаратами, а в одном из отделов штаба СФ - по поводу секретных документов: как изымать, кого вызывать при их обнаружении. Словом, все в таком духе. Тренировались также с видеокамерами: проводили съемку в отсеках. Технологические схемы «Курска» изучали. В конце концов прошли военно-врачебную комиссию на годность к работе с радиоактивными веществами. Кстати, некоторых сотрудников в процессе подготовки отсеяли. - Возили в морг, - рассказывал следователь, - где мы описывали трупы, а также проверяли нашу моральную готовность работать с телами погибших «курян». Второму моему собеседнику, подводнику, в начале сентября 2001 года просто объявили, что он «вбит» в именной приказ, убывающих на... «Курск». Пришел психолог соединения АПЛ, собрал всех и на полном серьезе спросил: «Психопаты есть?» Ему ответили, мол, «не дождетесь». Чуть позже встретились со следователем по особо важным делам Главной военной прокуратуры РФ, которого в первую очередь интересовало: «Кто-нибудь из подводников проходит свидетелем по делу «Курска»?» Ответили: «Нет!» «Тогда сможете быть специалистами либо понятыми», - резюмировал «важняк». - Служа в подплаве, - говорил мне североморец, - до сих пор не могу осознать действительность: что такая подлодка могла утонуть. Каждый день видел «мертвый» «Курск» - и все равно не верил... Где-то к 11.30 12 августа 2000 года лодка всплыла на перископную глубину, и Лячин доложил, что экипаж готов к выполнению торпедной стрельбы. Что же произошло в промежуток времени между докладом и погружением лодки? Когда водолазы обследовали АПРК, выдвижные устройства «Курска» оказались поднятыми. Но трудно было сделать какие-то определенные выводы. По системе «Молибден» все выдвижные устройства опускаются автоматически на глубине тридцать метров. Однако фактически их опускают раньше. Так на какой конкретно глубине АПРК был в момент первого взрыва? Следователи пошли не во все отсеки сразу. Первым стал девятый. Затем восьмой, седьмой отсеки: по мере их осушения. И то, к примеру, когда осматривали в них первую палубу, вторая еще была под водой. Через день-два осушали уже ее, трюмы. Лезли туда. Но зачастую все равно работали по пояс в воде. А тут еще «букет» запахов: гари, масла, затхлости, ила. Словом, все вместе и одновременно. Дышать было проблематично. И во рту - такой противный привкус. - Когда впервые попали в «свой» отсек, - рассказывал следователь, - не до впечатлений было: нужно работать. При свете фонарей, без завтрака и обеда, от заката и до упора. А «упоры», как известно, на флоте раздвижные. Усталость падала на плечи уже по окончании рабочего «дня». И в сознании именно тогда начинало что-то всплывать. Первоначальная задача: нужно было искать документы и тела членов экипажа, если они находились в отсеке. После этого - детальный осмотр самого отсека. - На эвакуации тел «курян» работали круглосуточно, - говорил подводник, - так как чем дольше труп пребывал на свежем воздухе, тем быстрее он разлагался. «Курян» опознавали в Североморском военно-морском госпитале. И не только, как водится, по лицу. Хотя в соленой воде тела сохранились достаточно хорошо, многих опознавали по характерным признакам: родинкам в определенных местах, послеоперационным шрамам, татуировкам, медальонам. На некоторых была рабочая одежда, где на кармане - обязательный для подплава «боевой номер». Одна мама узнала сына по ногам. На руки посмотрела - вроде не он. А на ноги: «Все, это мой сын, даже лицо смотреть не буду». Находила группа в отсеках и личные вещи, помогавшие в опознании: записные книжки, фотографии, портмоне. В одном из отсеков даже нашли телеграмму, адресованную кому-то из подводников: «Приезжай, родился сын». Датирована весной 2000 года. Просто хранилась на лодке. Возможно, подводник успел увидеть наследника. В другом отсеке обнаружили книгу... «По следам подводных катастроф»... А документации из прочного корпуса изымали много. Но той, которая имела бы непосредственное отношение к расследованию причин трагической гибели АПРК, было значительно меньше. Чисто техническая документация: различные формуляры, паспорта и так далее. Еще водолазы до подъема подлодки мешков сорок повытаскивали аналогичной «литературы». - Для нас работа в отсеках «Курска», - рассказывал следователь, - это был вопрос профессиональной чести: поднять тело либо «вещдок», которые хоть на йоту, но приблизили бы к разгадке тайны трагедии. Вначале в прочном корпусе работали минут по 25: что успевали, делали. Затем - наверх: полная, где-то минут сорок, перезарядка дыхательного аппарата. И снова вниз. После всего увиденного в прочном корпусе не выворачивало наизнанку? - Нет, - отвечали собеседники. - Мы же были не простыми обывателями, которые пришли на «экскурсию» пощекотать себе нервы. Это работа. Но от нагрузок все равно было тяжело: перенапряжение сильно сказывалось. Но не столько от самого «де-факто», увиденного в отсеках погибшей лодки, «клинило» сознание. И не потому, что их работа - сама по себе объемная - имела большой резонанс: общественный и даже политический. Давило души и сердца военных следователей и приданных им флотских специалистов собственные выводы, что у «курян», в частности в кормовом отсеке, возможно, все-таки был шанс спастись. Они пытались выйти через аварийно-спасательный люк, однако, видимо, «споткнулись» на третьей строчке инструкции: «пристегнуть карабины стопор-фалов». - Сказать честно, до «Курска» я и сам толком не знал, как аварийно-спасательным люком правильно пользоваться, - с горечью заключил подводник. - Так, только в общих чертах. А в его системе - 32 клапана! И, чтобы выйти из прочного корпуса, их нужно открывать - закрывать в определенной последовательности: к примеру, первые два клапана открыл, третий - закрыл, после - открыл четвертый и пятый клапаны, закрыл первый и второй, затем открыл шестой и седьмой... Словом, положение воздушных клапанов в девятом отсеке показывало, что «куряне» выполнили лишь две ступени алгоритма выхода... Однако на глубине, на которой находился АПРК «Курск», использовать карабины стопор-фалов, как сказали специалисты, и не нужно. Можно было выходить по буй-репу, не используя блок подачи воздуха и другие специальные системы, которые предназначены для выхода с глубины более 120 метров. Кстати, инструкция в виде таблички располагалась рядом с АСЛ. В ней было все изложено в сжатой форме: что и как крутить, без всяких подразделений на «если так, то...» Однако, судя по положению арматуры, «куряне» с точностью выполнили первые две строчки инструкции, а потом - третья, и у них, вероятно, опустились руки: «Карабинов стопор-фалов нет, значит, выйти не сможем...» Это ли им помешало? Или у них со временем закончился кислород и они просто уснули? Может быть, и так... Что же еще увидела оперативно-следственная группа в почерневших от разыгравшейся трагедии кормовых отсеках «Курска»? В них боролись за живучесть: и в седьмом, и в восьмом, и в девятом. Подводники обесточили щиты высокого напряжения. Уходя в корму, они забрали с собой патроны и пластины регенерации, индивидуальные дыхательные аппараты. Все передавали штатно в девятый отсек. Без паники, суеты, понимая ужас произошедшего, уже не ожидая услышать по онемевшей в миг трансляции «голос» центрального поста, но, теряясь в догадках: как могло произойти это? - Вероятнее всего, - говорил подводник, - при выходе в торпедную атаку, чтобы при стрельбе снять давление с первого отсека, на «Курске» его сравнивали между отсеками передней части лодки: носовое кольцо вентиляции - таких «колец» три на АПРК - оказалось открытым. Соответственно отсеки с первого по пятый «бис» как бы сообщались. Так вот, в них ударная волна от второго взрыва и прошла по вентиляции. И все, кто находились в четвертом, пятом и пятом «бис», погибли от нее. Хотя подводники в четвертом и пятом отсеках после первого взрыва успели быстро надеть на себя средства защиты и пытались пройти в кормовые отсеки. Но в пятый «бис» по непреложному закону подплава, основанному на «Руководстве по БЗЖ» и многочисленных инструкциях: «Аварийный отсек сам борется за свою живучесть», - их не пустили. И как стояли в четвертом отсеке «куряне» - человек десять - один за другим, так они и остались лежать у кормовой переборки. Один подводник только и успел ногу в СГП засунуть, а рядом «идашка». В этот момент парня и накрыла вторая «волна»... В корме же как такового, объемного, как говорили, пожара не было. Электрические щиты, может, и «коротили»: вспыхивали маленькими возгораниями. Однако сказать, что вообще кормовые отсеки выгорели или еще что-нибудь в таком духе - этого не было. В 2000 году только четверых «курян» вытащили из девятого отсека обгоревшими. Причем горение было химическим. Оно продолжалось даже под водой. А это может устроить только регенерация. А может, все произошло после того, когда отсек затопило и все уже погибли: всплыло компрессорное масло из цистерны, попало на РДУ... Не менее трагичной оказалась судьба и лодочных «управленцев», заведовавших в пятом отсеке пультом управления главной энергетической установкой АПРК. Их выгородка - это своего рода «отсек в отсеке». По «боевой» она всегда задраена. И вообще, лишних людей на пульте ГЭУ не бывает - пост режимный. На третьем поколении АПРК, аналогичных «Курску», при обесточивании, что и произошло после первого взрыва, реактор глушится сам. Стержни аварийной защиты при исчезновении электропитания на блоке управления электромагнитами самопроизвольно падают, а компенсирующие решетки при исчезновении напряжения в «шаговых» двигателях опускаются в реактор под тяжестью собственного веса. Вероятно, «управленцы» отследили, что реактор заглушен, что-либо еще сделать дистанционно с пульта уже невозможно, и начали покидать пульт ГЭУ. Во время второго взрыва они так и «сложились» друг на друга. У последнего подводника коленки еще были на пороге «управленческой» выгородки... Может быть, поднятые из пятого отсека так называемые самописцы в конечном итоге пролили хоть какую-то правду о последних минутах или мгновениях жизни «курян»? - Имеете ввиду МАЦП, машину алфавитоцифропечатающую? - иронично заметил подводник. - Так это самописец, еще тот самописец, который в основном работает с помощью зубила, кувалды и такой-то матери; который все время «киповец» чинит и этот самописец один раз в полчаса, такие уж у него возможности, распечатывает на бумаге основные параметры ГЭУ. Вот это называли в прессе «самописцем» или что? На «Антеях» нет, как на самолетах, «черных ящиков». В третьем отсеке, правда, есть магнитофонная система «Снегирь»: если ее включат, то она лишь запишет переговоры в центральном посту, но чаще всего ее не включают. Да и за первым взрывом на «Курске» последовало обесточивание отсеков, и все... А по МАЦП можно было только узнать, к примеру, на какой мощности был реактор на 11.30 12 августа 2000 года, какими были давление в его контурах, расход и напор питательной воды. Однако это оказались абсолютно типичные параметры для того хода. Больше никаких самописцев на лодках не предусмотрено. Тогда, после трагедии «Курска», один из моих собеседников, подводник, уже выходил в море. Спросил его: «Не было страшно?» Ответил, мол, такое развитие катастрофы - это «один вариант на миллион». С «Курском» произошло неимоверное! По всей теории вероятности такой совокупности случайностей просто не могло быть: и то, что носовое кольцо вентиляции оказалось открытым, - ударная волна пошла «гулять» внутри прочного корпуса, круша и перемалывая все на своем пути, и то что... Ну просто не могло все это произойти... ...Согласно записи в извлеченном из прочного корпуса «Курска» журнале вахтенного пятого отсека в 11.30 12 августа 2000 года, когда атомоход находился на перископной - 16 метров - глубине, «отсек осмотрен, замечаний нет». Через несколько минут 24-тысячетонное «тело» субмарины содрогнулось от первого взрыва... Источник: , автор: Сергей ВАСИЛЬЕВ. Фото Сергея СИДОРОВА. 12.08.09
|
