Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Импортозамещение теплообменного оборудования

Найдено решение
для замены импортных
теплообменников

Поиск на сайте

Александр Ткачев. Охота на "Тирпица"

«Тирпиц» — один из наиболее мощных линкоров фашистской Германии. По­строен в Вильгельмсхафене. Вступил в строй в 1941 году. Водоизмещение 52 600 т, скорость до SO узлов. Вооружение: восемь 381-мм, двенадцать 150-мм, шестнадцать 105-мм, шестнадцать 37-мм орудий; двенадцать 20-мм автоматов, 2 трехтрубных торпедных аппарата, 4 гидросамолета. Экипаж 1 600 человек».
Военный энциклопедический словарь.

«Конвой «PQ-17» — один из союзных конвоев во время 2-й мировой войны, понесший в июле 1942 года самые крупные потери (23 из 35 транспортов). Глав­ная причина — неоправданное решение английского адмиралтейства оставить транспорты в море без кораблей охранения. Факт разгрома каравана английские и американские правящие круги использовали в качестве предлога для прекраще­ния отправки стратегических грузов в СССР в наиболее напряженный период Сталинградской битвы».
Военный энциклопедический словарь.

КОНВОЙ, КОТОРЫЙ ПРЕДАЛИ

Страницы этого документа побиты осенней желтизной, но старая бумага жжет пальцы, а строки опаляют душу... До­кумент составлен командиром конвоя «PQ-17» коммодором Даудингом и датирован 13 июля 1942 года. В своем докладе о движении конвоя от Исландии до мо­мента сигнала «Рассредоточиться» Даудинг писал, что 27 ию­ня в 15 часов тридцать восемь транспортов снялись с якоря и покинули стоянку в Хваль-фьорде, близ Рейкьявика. Око­ло Тротто, при низкой видимости, повернули на север, построившись в две колонны... Погода туманная, сопутствовал самолет.

Около 02 часов в тумане встретили тяжелые льды. По звуковому сигналу скорость уменьшили до 5 узлов. Американский транспорт «Эшфорд» сообщил по радио о тяжелом повреждении, запросив разреше­ние вернуться в порт. (Из-за повреждений вернулись еще два судна. — А. Т.)

28 июня в 12 часов встретили «Кеппела» (так назывался флаг­манский эсминец эскорта, на котором находился командир эскорта ка­питан третьего ранга Брум. — А. Т.), оба судна ПВО и океанский эскорт.

1 и 2 июля — спокойное море. Много сообщений о подводных лод­ках. Порядок в строю и сигнализация судов были очень хорошие.

3 июля несколько Хе-115... сбрасывали торпеды на большой дальности без всякого успеха.

4 июля. В 02.40, при низкой видимости, самолет противника тор­педировал американский транспорт «Христофер-Ньюпорт». Команда была подобрана спасательным эскортом, отставшее судно расстреляно...

18.30. Двадцать или больше Хе-111 или Хе-117 (что не определе­но) совершили сильную торпедную атаку...

№ 42 «Наварино» получил попадание в правый борт.

№ 14 «Вильям Хупер» получил попадание в правый борт.

№ 64 «Азербайджан» — СССР, танкер, получил попадание в пра­вый борт. На нем образовался пожар.

Торпедирование трех транспортов, из которых в результате погиб­ло только два, для 46 торпед (по меньшей мере), которые были сбро­шены, едва ли можно считать успешной атакой для противника.

Донесения об уничтоженных самолетах до крайности противоре­чивы, но кажется верным, что по крайней мере видели сбитых четыре самолета, в то время как многие другие улетали с видимыми сильными повреждениями...

Напомним события, важные для понимания обстановки, которую описывал Даудинг. Первый союзный конвой прибыл в Мурманск и Архангельск в августе сорок первого. Противодействуя перевозкам, фа­шистская Германия поначалу ограничивалась малыми силами авиаций и подводных лодок. Гитлер полагал, что выполнение плана «Барбарос­са» поставит точку в арктической эпопее. Но поражение под Москвой, крах планов войны «молниеносной» и перспектива войны затяжной, на истощение ресурсов, заставили Берлин по-иному взглянуть на конвои. В январе 1942 года Гитлер заявил адмиралу Редеру, что «любой ко­рабль, не находящийся в Норвегии, находится не там, где надо». Это был приказ покончить с конвоями. В том же январе Редер перебази­ровал в норвежские порты и фьорды самые мощные надводные кораб­ли германского флота: линкоры «Адмирал Тирпиц» и «Адмирал Шеер», тяжелые крейсеры «Лютцов», «Адмирал Хиппер», «Принц Ойген», лег­кий крейсер «Кельн». В Норвегии образовался мощный надводный флот, какого Германия не концентрировала со времен Ютландского морского сражения. Была резко увеличена численность авиации и под­водных лодок.

Тем не менее на протяжении полугода Редеру похвалиться было нечем. Конвои проскальзывали через Арктику без потерь или с малы­ми потерями. Первым конвоем, по которому удалось нанести ощутимый удар, стал «PQ-16». Это случилось в конце мая 1942 года.

Стало ясно, что Редер «пристрелялся».

Сознавая угрозу, британское адмиралтейство снабдило конвой «PQ-17» самым мощным охранением. Боевая мощь эскорта и двух от­рядов прикрытия значительно превышала мощь германской эскадры, способной выйти на перехват конвоя. Шансы на конечный успех про­водки считались вполне достаточными. И вдруг...

Из доклада Даудинга


«4 июля. «Кеппел» передал мне сигнал отдать распоряже­ние транспортам рассредоточиться и следовать в русские порты само­стоятельно. Я просил, чтобы это приказание было мне подтверждено. «Кеппел» подтвердил. Был дан сигнал рассредоточиться... Миноносцы на большой скорости повернули на юг... Конвой рассредоточился в хо­рошем порядке, как изложено в морских сигналах.

Я передал «Кеппелу»: «До свидания и хорошей охоты». Он от­ветил: «Мрачное дело оставлять вас здесь».

Случилось это за сотни миль от советских берегов на траверзе мыса Нордкап, в самой близкой точке к аэродромам и военно-мор­ским базам противника. Более выгодных условий для истребления транспортов создать было невозможно. Для гитлеровских самолетов-торпедоносцев и субмарин Арктика стала гигантским тиром, где вмес­то мишеней чья-то могущественная услужливая рука расставила боль­шие тихоходные суда. На эти суда гитлеровцы охотились, ничем не рискуя.

До Мурманска и Архангельска добрались двенадцать транспортов. Потеря военных грузов оказалась огромной. В трюмах затонувших два­дцати трех судов пошли ко дну 3 350 автомобилей, 430 танков, 210 са­молетов, 99 316 тонн стального листа, боеприпасов, каучука... Погибли 153 человека.

Победу на море в Берлине расценили как выигрыш крупного сра­жения на суше, эквивалентный разгрому стотысячной армии.

Кому же Гитлер был обязан этой незавоеванной победой? Ломая голову над причиной столь постыдного и таинственного бегства боевых кораблей, один из гитлеровских адмиралов назвал действия британ­ского адмиралтейства «непостижимыми». Военной логики в таких дей­ствиях не было.

...Моряки с транспортных судов кричали убегающим от них кораб­лям охранения: «Предатели!» Обреченные на гибель, они не знали, что предательство совершилось не на борту кораблей, а в тысячах миль от конвоя, в Лондоне. Кем?..

ОХОТА ПО-АДМИРАЛТЕЙСКИ

1 августа 1942 года британский кабинет министров слушал сооб­щение о действиях своего адмиралтейства в связи с трагедией, разыг­равшейся в северных водах. Итоги официального расследования док­ладывал первый морской лорд адмиралтейства адмирал Паунд. Он же проводил и расследование.

Основным мотивом, побудившим адмирала Паунда действовать на свой страх и риск, было желание спасти боевые корабли как наи­более ценную часть конвоя. Приказ был отдан им, первым морским лордом, на основании разведдонесения, поступившего в ночь на 4 июля. Разведка сообщала, что линкор «Тирпиц» покинул свою стоянку и вы­шел в море, ускользнув от английских подводных лодок, расставлен­ных у мыса Нордкап для прикрытия конвоя «PQ-17». Следовательно, докладывал Паунд, уже 5 июля «Тирпиц» в сопровождении мощной эскадры мог быть в районе конвоя. Паунду «не оставалось ничего дру­гого», как спасать от фашистского линкора крейсеры охранения, что и удалось. Что касается отхода эсминцев эскорта, то их он не отзы­вал. Капитан третьего ранга Брум действовал по своему усмотрению, но в рамках инструкции адмиралтейства, которая предоставляла мор­ским начальникам право принимать самостоятельные решения, касаю­щиеся движения конвоя.

Таким образом, выходило, что адмиралтейство прямой ответствен­ности за разгром конвоя не несло. Виноватыми оказывались британ­ские подводники, проморгавшие «Тирпиц» у Нордкапа, превратности войны, а более всего виновато в позоре британского адмиралтейства германское командование, коварно вернувшее линкор на стоянку. Пос­леднее весьма огорчало первого морского лорда: ведь доберись «Тир­пиц» до конвоя, дай хоть один залп из своих чудовищных 381-милли­метровых орудий, у Паунда было бы безупречное алиби.

Но британские министры поспешили удовлетвориться и небезуп­речным алиби. История конвоя «PQ-17» на том и замерла до конца войны. В печати и по радио упоминать о нем категорически запреща­лось — цензоры вымарывали малейшие подробности о его гибели из писем тех, кто уцелел. Власти Англии и США полагали, что время со­трет из памяти людей сам индекс «PQ», для чего всем конвоям, начи­ная с девятнадцатого, присваивали другой — «JW».

Однако у памяти и совести свои законы. После войны трагедией конвоя «PQ-17» занялись уже не министры — историки. Они-то, дотош­ные собиратели фактов, и установили, что краеугольного камня, на котором держалась версия адмирала Паунда, в действительности не существовало. Ибо не существовало того самого развед-донесения о выходе «Тирпица» в море из Альтен-фьорда, которое якобы спровоцировало первого морского лорда ото­звать охранение. Паунд отозвал охранение конвоя задолго до момен­та, когда «Тирпиц» стал поднимать якоря в Альтен-фьорде. События 4 июля прослежены по минутам. Известно, что в 20 часов 30 минут Паунд спустился в бетонный адмиралтейский бункер, где располага­лись помещения оперативного разведывательного центра.

— Вышел ли «Тирпиц» из Альтен-фьорда?

— Если бы это случилось, я бы знал об этом, — отвечал дежур­ный майор Дэннинг, удивившись вопросу Паунда. Было чему удивить­ся: информация о таких важных вещах, как передвижения крупней­шего фашистского линкора, незамедлительно докладывалась руковод­ству адмиралтейства. Вопрос Паунда был равносилен косвенному уп­реку или подозрению в том, что от него утаиваются важнейшие сведе­ния.

Но Паунд то ли не понял подтекста в ответе Дэннинга, то ли счел ниже собственного достоинства среагировать на него.

— В таком случае, можете ли вы с уверенностью сказать, что «Тирпиц» все еще находится в Альтен-фьорде?

Это был слегка переиначенный вопрос о том же самом.

— Агенты обязаны доносить о выходе линкора в море, а не о том, что он по-прежнему стоит на якоре, сэр! Пока что во всяком случае признаков того, что в ближайшие часы «Тирпиц» покинет стоянку, нет.

Каким образом из столь недвусмысленного ответа можно было заключить, что «Тирпиц» и возглавляемая им эскадра «вышли в мо­ре», — тайна адмирала Паунда. Для нас диалог Паунда с Дэннингом важен тем, что он разоблачает умышленную фальсификацию всей предыстории радиограмм в докладе первого морского лорда кабинету министров. Иначе, как должностным преступлением, подобную утайку информации от правительства и назвать-то нельзя, в особенности в во­енное время!

Больше того. Историки П. Кемп и Д. Ирвинг сообщают о том, что офицеры разведслужбы адмиралтейства дважды сделали попытку пре­дотвратить отправку панических шифровок Паунда, заверяя адмирала, что о выходе «Тирпица» на перехват конвоя они получат сообщение незамедлительно, если такой выход состоится. И такое сообщение по­ступило на самом деле, но только не четвертого, а пятого июля. Обра­щает на себя внимание и такая странность: за всю войну не было слу­чая, ни раньше, ни позже 4 июля 1942 года, чтобы первый морской лорд остался глух к рекомендациям своей разведслужбы. А тут упор­ство и твердость необъяснимые, противоречащие всему, что известно о нерешительном и даже пугливом характере первого морского лорда...

4 июля в 21.11 Паунд радировал: «Весьма срочно. Крейсерам на полной скорости отойти на запад».

В 21.23 новое распоряжение: «Срочно. Ввиду угрозы надводных кораблей конвою рассредоточиться и следовать в советские порты».

Словно боясь, что этот губительный для конвоя приказ не будет исполнен, в 21.36 Паунд дублирует его: «Весьма срочно. Согласно мо­ей радиограмме 21.23 от 4-го конвою рассредоточиться».

Переживал первый морской лорд напрасно: в 21.30, как указано в отчете Даудинга, то есть через семь минут после получения приказа и за шесть минут до повторной радиограммы Паунда, «Кеппел» про­дублировал его командиру конвоя.

Трагический и необратимый момент!

Характерно, что «Тирпиц» в радиограммах не упомянут, хотя в мифическом разведдонесении он уже вышел в море почти сутки назад. Но донесения такого в действительности не было, сочинять его Паунду придется позже, поэтому первый морской лорд указывает на неоп­ределенную угрозу от «надводных кораблей», а «Тирпиц» появится в радиограммах адмиралтейства только через сутки, когда подлинное разведдонесение о фактическом выходе линкора ляжет перед Паундом. в

«Я передал «Кепеллу», — сообщал в своем докладе Даудинг,—«До свидания и хорошей охоты». Он ответил: «Мрачное дело оставлять вас здесь».

Многое проясняет этот короткий прощальный диалог... Даудинг заведомо знал, что «Кеппел» с эсминцами эскорта уходит вслед за крейсерами на какую-то «охоту», а не просто исполняет неожиданный, как гром среди ясного неба, приказ адмиралтейства. Посвятить британских офицеров в общий замысел охоты командование могло только до выхода конвоя из Исландии. Такое совещание команд­ного состава и впрямь имело место 25 июня на борту флагманского крейсера «Уичита» в Хваль-фьорде. Те должностные лица, кто непос­редственно распоряжался конвоем и его охранением, не знали, выхо­дя из Исландии, только одной подробности плана: когда именно на- станет время «Ч». Этот момент должен был указать лично лорд Паунд.

Не будем преуменьшать душевной тревоги, пережитой Паундом: он многим рисковал, ставя под удар конвой «PQ-17». Останься «Тирпиц» на стоянке, репутация первого морского лорда погибла бы даже в глазах снисходительного кабинета министров. И какое же облегче­ние сквозит в радиограмме от шестого июля, когда Паунд уже распо­лагал фактическим донесением о нахождении «Тирпица» в море.

«Весьма срочно. Атака надводными силами противника вероятна в течение ближайших нескольких часов. Ваша основная задача — из­бежать гибели, с тем чтобы возвратиться в район атаки после отхода сил противника и подобрать пострадавших».

Этой радиограммой Паунд отзывал остатки эскорта, те несколько кораблей противовоздушной и противолодочной обороны, которые про­должали следовать на восток. Смысл приказа донельзя омерзителен: боевым кораблям предлагается искать спасения, спрятавшись в безо­пасном уголке океана, а потом подбирать пострадавших — тех моряков, кто уцелеет после залпов германской эскадры. На транспортах Паунд окончательно и бесповоротно ставит крест.

Охота по-адмиралтейски, вся ее суть, заключалась в том, чтобы выманить линкор в открытое море богатой приманкой — конвоем без охранения. В случае конечного успеха операции, задуманной адмирал­тейством, самый мощный корабль германского флота был бы уничто­жен. Пока «Тирпиц» гонялся бы по океану за транспортами, мощное ударное соединение под флагом командующего флотом метрополии ад­мирала Тови должно было отрезать линкор от баз Норвегии, прину­дить его к бою и, располагая превосходством в средствах атаки, одер­жать блестящую победу. При этом число погибших транспортов адми­ралтейство не интересовало: за уничтожение «Тирпица» оно готово было заплатить всем конвоем, до последнего судна.

Таков был замысел комбинации в своей цинической наготе.

Но адмиралу Паунду решительно не везло. В те минуты, когда он благословлял остатки эскорта на бегство от «Тирпица», линкор в действительности возвращался на свою стоянку в Альтен-фьорде. Германское командование сочло излишним рисковать им: оставленный без охраны конвой можно было разгромить малыми силами. Арктическая гекатомба «PQ-17» в честь «Тирпица» оказалась бессмысленной жертвой — на этом сходятся западные историки Д. Ирвинг, С. Морисон, С. Роскилл, П. Кемп и другие.

Вывод совершенно справедливый, но он не может быть принят за окончательный — в комбинации Паунда имелся вариант и на слу­чай неудачной охоты на «Тирпица». Этот вариант и был проведен в жизнь. Западные историки его упорно замалчивают, поскольку в бума­гах британского адмиралтейства улик для данной версии нет. Но так ли это?

ДУПЛЕТ ПО СОЮЗНИКУ

Свой доклад коммодор Даудинг заканчивает выводами на будущее: «Советую не задерживать суда в Исландии так долго, в некоторых случаях по два-три месяца, без отпусков на берег, так как... их коман­ды начинают думать все больше и больше о том, что их ждет впереди. Советую также каждый транспорт обеспечивать большим количест­вом боеприпасов на случай повторения таких «сражений» в будущем».

У дисциплинированного британца не повернулось перо, чтобы на­писать — «истребление» конвоя, — весь допустимый в его официаль­ном положении сарказм он упаковал в кавычки при слове «сражения». На берегах Северной Двины Даудинг вновь обрел присутствие духа. В море же, когда конвой был рассредоточен, коммодор предался ми­нутной слабости: сулил механику все награды за каждый дополни­тельный узел хода. Транспорт «Ривер Афтон» первым мчался к Архан­гельску — ив числе первых был торпедирован немецкой субмариной. Но, пережив пожар и гибель судна, отчаяние, а затем чудо спасения, Даудинг считает, что конвои могут идти, если их получше снабдить хотя бы средствами самообороны.

Это свидетельство британского мужества датировано 13 июля 1942 года. А 18 июля 1942 года в Кремле было получено очередное послание У. Черчилля к И. В. Сталину — самое объемистое и прост­ранное из всех отправленных из Лондона в Москву с начала личной переписки глав правительств Великобритании и СССР.

Ссылаясь на разгром конвоя «PQ-17», Черчилль пишет: «Я дол­жен объяснить опасности и трудности этих операций с конвоями, ког­да эскадра противника базируется на Крайнем Севере. Мы не счита­ем правильным рисковать нашим флотом метрополии к востоку от острова Медвежий или там, где он может подвергнуться нападению немецких самолетов, базирующихся на побережье. Если один или два из наших весьма немногочисленных мощных судов погибли бы или хотя бы были серьезно повреждены, в то время как «Тирпиц» и сопро­вождающие его корабли, к которым скоро должен присоединиться «Шарнхорст», остались бы в действии, то все господство в Атлантике было бы потеряно. Помимо того, что это отразилось бы на поставках нам продовольствия, за счет которых мы существуем, это подорвало бы наши военные усилия и прежде всего помешало бы отправке через океан больших конвоев судов с американскими войсками, ежемесячно доставляемые контингенты которых скоро достигнут приблизительно 80 000 человек, и сделало бы невозможным создание действительно сильного второго фронта в 1943 году».

Далее Черчилль пишет о невозможности «при данных обстоятель­ствах» продолжать проводку конвоев в Арктике. А чтобы подсластить пилюлю, выдвигает план наращивания поставок военных грузов через Иран. Если отбросить этот камуфляж, останется суть:

1. Никаких поставок по кратчайшей арктической коммуникации не будет, покуда «Тирпиц» не уничтожен.

2. В битве с Германией рассчитывайте по-прежнему на собственные силы, поскольку мы, Англия и США, не расположены к открытию второго фронта и в 1943 году.

Приписка в конце послания — «Я показал эту телеграмму Прези­денту» — означала, что президент США незримо поставил под ним и свою подпись.

Это был дуплет по союзнику.

Послание Черчилля примечательно не только своим содержанием, но и той высшей степенью политической поспешности, с какой разгром одного арктического конвоя используется двумя великими державами для радикального нарушения своих союзнических обязательств перед СССР и глобального поворота всей своей стратегии.

Факты неотразимы: не прошло и двух недель со времени трагиче­ских событий в Арктике — не расследованы обстоятельства трагедии, не установлены виновники, неизвестны даже окончательные потери в судах конвоя, — а выводы, совершенно ломающие согласованные пла­ны ведения войны странами антигитлеровской коалиции, уже сделаны. В них нет и намека на то, что Лондон изыскивает военные средства для усиления защиты конвоев. Невозможно отделаться от ощущения, что разгром конвоя послужил Лондону в высшей степени удобным и даже более того — в высшей степени необходимым поводом для перемены военно-политического курса.

Секреты Черчилля раскрыты событиями истории. «После трагедии с конвоем «PQ-17» в июле посылка арктических конвоев была при­остановлена, — сообщает британский историк С. Роскилл, — и значи­тельная часть флота метрополии, таким образом, могла принять учас­тие в намечаемой операции по обеспечению конвоя на остров Мальту».

Конвой на Мальту, разумеется, частность. Боевые корабли, при­влекавшиеся к охране арктических конвоев, теперь, с отказом Лондо­на от их проводки, высвободились для операций в Атлантике и на Сре­диземном море. Но это была всего лишь оперативная потребность ад­миралтейства, далеко не главная в глазах Черчилля.

Главным же фактором был вступивший в фазу практической под­готовки сверхсекретный план операции «Торч» — любимейшее дитя черчиллевской стратегии, выношенное им в величайшей тайне от Моск­вы. Операция «Торч» предусматривала высадку англо-американцев в Северной Африке в 1943 году. Тем самым открытие второго фронта в Европе в 1942 году, как это предусматривали союзнические коммюнике от 12 июня 1942 года, опубликованные в печати, делалось невозмож­ным. И если адмирал Паунд раздраженно называл арктические конвои «камнем на шее» у британского адмиралтейства, то Черчилль мог бы сравнить их еще и с гирями на ногах, которые мешали британскому льву прыгнуть в Африку.

Теперь, когда дуплет по союзнику прозвучал, камень был срезан, а гири сброшены.

Если верить Черчиллю, все эти стратегические повороты происходи­ли оттого, что лорд Паунд не чаял, как управиться с одним гитлеров­ским линкором! Факты же дают основания усомниться в том, что ле­том 1942 года Лондон действительно стремился найти управу на «Тир­пица». И это принципиальное обстоятельство проливает свет на тре­тье, самое потаенное дно всей задуманной в Лондоне комбинации. При­чем свидетельства тому, что Черчилль не просто воспользовался, как ловкий политикан, вовремя подвернувшимся разгромом конвоя «PQ-17», но и приложил руку к тому, чтобы разгром этот состоялся,—такие свидетельства есть.

По словам Черчилля, жаловавшегося своему помощнику, капитану первого ранга Аллену на «секретность приказов, посылаемых с ведома первого морского лорда», он, британский премьер, только после войны узнал, что Паунд отозвал охрану конвоя, пытаясь таким образом вы­манить «Тирпица» из фьордов Норвегии.

Но защита эта разлетается вдребезги под ударами фактов. Как нельзя более кстати для себя британский премьер забыл, оказывается, что по его личному распоряжению 28 июля 1942 года и по требова­нию советской стороны состоялось первое расследование обстоятельств разгрома конвоя. Советскую сторону представляли посол И. Майский и руководитель советской военной миссии адмирал Н. Харламов, бри­танскую — министр иностранных дел Идеи, морской министр Александер и первый морской лорд адмирал Паунд. Забыл Черчилль и о за­седании британского совета министров первого августа того же года, на котором он лично присутствовал и слушал сообщение Паунда. За­был, что как в первом, так и во втором случае Паунд признал, что приказ об отходе охранения он отдавал сам лично. Такие провалы в памяти у человека случайными быть не могут.

Но самый убийственный для Черчилля факт сообщает в книге «Раз­гром конвоя «PQ-17» британский историк Д. Ирвинг. «Имеются неко­торые основания предполагать, — пишет он, — что, отправив последнюю радиограмму о рассредоточении конвоя, Паунд звонил по теле­фону Черчиллю и доложил ему о принятом решении...». Именно потому, считает историк, что о своем решении Паунд доложил главе кабинета, он и остался глух к доводам офицеров раз­ведцентра, которые настойчиво пытались склонить Паунда к отмене безосновательного приказа. То есть из боязни передоложить главе ка­бинета о допущенной ошибке Паунд уперся на своем и пожертвовал конвоем... Трактовка Д. Ирвинга выгораживает Черчилля и обеляет Паунда: «благоговейный страх, который испытывал первый морской лорд перед Черчиллем, общеизвестен».

Но истинная причина упрямства Паунда не в особенностях его психики, равно как истинная причина «забывчивости» Черчилля не в его беспамятстве. Есть веские основания полагать, что истинным авто­ром всей комбинации с конвоем «PQ-17» являлся не кто иной, как сам Уинстон Черчилль. Самый масштаб и характер замысла при любом из возможных исходов идеально согласуется с политическим почерком и личностью Черчилля. Нельзя исключить, что Паунд даже и не знал всех ходов своего могущественного патрона и был им использован «втемную», исполнив отведенную ему роль неудачливого охотника.

Во время первой мировой войны Черчилль, являясь морским ми­нистром Великобритании, уже проделывал нечто похожее. Вспомним август 1914 года и темную историю с германскими крейсерами «Гебен» и «Бреслау». Весь мир был поражен тогда беспрепятственным прохо­дом этих крейсеров через Средиземное море в Константинополь. Дос­тигнув Турции, корабли спустили кайзеровские флаги, подняли турец­кие и принялись пиратствовать на Черном море, подвергая обстрелам русские города и нарушая судоходство. Английская эскадра имела все возможности уничтожить корабли противника в Средиземном море. Но она вдруг самым необъяснимым образом прекратила преследование, отпустив восвояси пойманные было в ловушку корабли кайзера — опять «непостижимое» решение!

Тайна обнаружилась впоследствии в самом скандальном виде. Оказывается, начиная войну с Германией, британский кабинет счел первым долгом предать своего русского союзника. Опасаясь, что Рос­сия захватит черноморские проливы, англичане и «упустили» в Тур­цию крейсеры «Гебен» и «Бреслау». По Черчиллю, эти бронированные псы кайзера должны были охранять на Босфоре интересы британской империи.

Как видим, почерки комбинаций поразительно совпадают. Корабли противника, то есть государства, с которым Англия воюет, в обоих случаях используются против своего союзника. В обоих случаях гер­манский флот обслуживает нужды высшей британской политики про­тив России.

Русофобия Черчилля в доказательствах не нуждается. Перемены в социальном строе России только удесятерили ненависть потомка гер­цогов Мальборо. Очутившись в 1941 году в роли, которая, надо пола­гать, и в страшном сне не снилась Черчиллю, — в роли союзника СССР по антигитлеровской коалиции, он все силы своего изворотливого и ци­ничного ума положил на то, чтобы вопреки любым обязательствам и договоренностям проводить свой политический курс. Суть его: Герма­ния и СССР взаимно истощают друг друга в смертельном единоборст­ве, после чего США и Великобритания, сохранившие свой потенциал, диктуют миру свою волю.

Теперь понятно, какие события произошли в действительности. 4 июля 1942 года, когда над Лондоном начинали сгущаться первые су­мерки, совершилось тщательно обдуманное и подготовленное преда­тельство. Сэр Уинстон Черчилль делал «хорошую мировую политику» — политику по-британски.

ТАЙНА ЛУНИНСКОЙ АТАКИ

Когда рейхсмаршал Геринг докладывал Гитлеру о том, что из сос­тава конвоя «PQ-17» уцелело не более шести судов, он для пущего эф­фекта приврал. Уцелело двенадцать транспортов, то есть одна треть судов и грузов все-таки прибыла по назначению. Решающая роль в этом принадлежала Северному флоту, сделавшему все возможное и даже невозможное для спасения людей и судов. На острие событий пя­того июля оказалась советская подводная лодка под командованием Героя Советского Союза капитана второго ранга Н. Лунина.

...Пройдя стокилометровый Альтен-фьорд и запутанный шхерный лабиринт, «Тирпиц» в сопровождении мощного эскорта вышел около 15 часов в открытое море.

Из отчета командира подводной лодки К-21 Николая Александровича Лунина


«5 июля усилилась интенсивность полетов самолетов противника, освещающих район подлодки. Командир получил извещение по радио о выходе в море немецкой эскадры, произвел зарядку батареи и в 16.00 погрузился, имея установки глубин хода носовых торпед в 1, 2, 5, 6-м торпедных аппаратах — 5 метров, а в 3, 4-м — 2 метра. В корме все четыре торпеды остались с двухметровой установкой глубины ввиду того, что одна торпеда сильно травила воздух и на нее командир не рассчитывал, а у двух надстроечных торпед глубину хода изменить в море нельзя.

В 16.33 вахтенному командиру было акустиком доложено о шумах справа по носу. Лодка легла на курс сближения, в перископ ничего не обнаружено. Со вторым подъемом перископа вахтенный командир об­наружил прямо по носу на дистанции 40—50 кабельтовых подлодку противника в надводном положении. Командир подводной лодки, взяв на себя управление кораблем, стал маневрировать для атаки.

В 17.12 командир обнаружил два миноносца. То, что принималось за подлодку, оказалось головным миноносцем, которому рефракция приподняла кончик трубы и мостика. Командир продолжал атаку по 2-му миноносцу, идущему в уступе первым.

В 17.18 командир подводной лодки обнаружил верхушки мачт больших кораблей, идущих строем фронта в сопровождении минонос­цев. Головные миноносцы энергично обследовали район. Сблизившись с К-21 до дистанции 15—20 кабельтовых, миноносцы повернули обрат­но и пошли на сближение с эскадрой.

В 17.25 командир опознал состав и ордер эскадры противника: линкоры «Тирпиц» и «Шеер» в охранении 8 миноносцев типа «Карл Галстер», идущих сложным зигзагом. Командир принял решение ата­ковать носовыми аппаратами линкор «Тирпиц».

В 17.36 эскадра повернула «все вдруг» влево на 90—100 градусов и выстроилась в кильватер с дистанцией между линкорами 20—30 ка­бельтовых. Подлодка оказалась относительно линкоров противника на расходящихся контркурсах. Командир подводной лодки развернулся вправо, стремясь выйти в атаку носовыми аппаратами.

В 17.50 эскадра повернула «все вдруг» вправо, линкор «Тирпиц» показал левый борт, курсовой угол 5—7 градусов. Опасаясь срыва ата­ки, командир подводной лодки развернулся на кормовые, торпедные аппараты и в 18.01 произвел 4-торпедный залп...

В момент залпа подводная лодка находилась внутри строя эскад­ры, линкор «Шеер» справа по носу уже прошел угол упреждения, внутри зигзагировали 4 миноносца, головной миноносец охранения лин­кора «Тирпиц» резко ворочал влево на обратный курс, и у командира подводной лодки имелось опасение, что он идет прямо на лодку.

С выпуском первой торпеды был опущен перископ, а с выходом четвертой лодка, дав полный ход, погрузилась на глубину.

Через 2 минуты 15 секунд по секундомеру из отсеков, а также акустиком доложено было о взрыве двух торпед. Шумы миноносцев то приближались, то удалялись, атаки глубинными бомбами не последо­вало. И только в 18.31 по корме лодки, при постепенно уменьшающих­ся шумах кораблей, послышался раскатистый взрыв продолжитель­ностью до 20 секунд и затем, последовательно в 18.32 и в 18.33, также раскатистые взрывы, не похожие на взрывы отдельных глубинных бомб.

В 19.09 командир подводной лодки осмотрел горизонт, всплыл под среднюю группу и донес по радио об атаке линкора «Тирпиц» и курсе отхода эскадры.

Состояние погоды благоприятствовало атаке: сплошная облачность с чистым небом на горизонте, видимость полная, зыбь с барашками 2—3 балла, ветер 3—4 балла.

Выводы командира подводной лодки


...6. Попадание 2-х торпед при атаке по линкору «Тирпиц» досто­верно. Возможно, что головной миноносец, повернувший в момент вы­стрела на контркурс с линкором, перехватил одну торпеду на себя и затонул. Об этом свидетельствуют последующие большие раскатистые взрывы, очевидно, последовательные взрывы серии глубинных бомб.

7. В достоверности названия 2-го линкора не уверен, ибо, опознав точно линкор «Тирпиц» и ставя задачу атаковать его во что бы то ни стало, особого внимания на опознание 2-го линкора не употреблял.

8. Непонятным остается поведение судов охраны, которые не пре­следовали лодку после 4-торпедного залпа. Остается предположить, что, не сумев обнаружить лодку до залпа и опасаясь завесы из лодок, ми­ноносцам не разрешено было отходить от линейных кораблей.

Выводы командира бригады подводных лодок


...IV. Есть основания считать непосредственными результатами атаки:

1. Попадание одной торпеды в линкор «Тирпиц» и нанесение ему повреждения, снижающего его маневренность.

2. Попадание одной торпеды в миноносец охранения и гибель это­го миноносца.

3. Отказ эскадры от дальнейшего следования на ост к конвою со­юзников из опасения дальнейших встреч с нашими и английскими под­лодками.

...После войны в руки союзникоз попали судовые документы «Тирпи­ца». Никаких записей в корабельном журнале за 5 июля 1942 года, фиксирующих попадание лунинской торпеды, не оказалось. На этом основании западные историки стали загулять, что Лунин промахнулся, что его действия не сыграли никакой роли в срыве рейда «Тирпица». Аргументы? Их несколько. То, что «Тирпиц» продолжал движение на перехват конвоя в течение нескольких часов. То, что по возвращении не заходил в док, а при повреждении подводной части корабля этого не избежать. Ну и, разумеется, корабельный журнал...

Из этих аргументов два отвести нетрудно. Попадание одной торпеды, если она не повреждала уязвимые точки конструкции (винты, руль, нефтяные ямы), не могло существенно снизить боевые возможности «Тирпица». При его спуске на воду во всеуслышание было заявлено, что. конструкция корабля рассчитана на попадание пятнадцати-двадцати торпед. Обычное для рейха пристрастие к блефу сказалось и тут: когда англичане уничтожили однотипный «Тирпицу» «Бисмарк», — последний выдержал взрывы восьми торпед. К их поражающему воздействию нужно добавить те сотни крупнокалиберных снарядов, которые были всажены в прекративший сопротивление линкор.

Одна лунинская торпеда остановить «Тирпиц» не могла. А тут еще, мягко выражаясь, шкурная заинтересованность командующего не­мецким флотом на Севере контр-адмирала Шнивинда, которому не­выгодно было докладывать о повреждениях «Тирпица». Дело в том, что после гибели «Бисмарка» всякий выход линкора в море совершал­ся не иначе как по личному разрешению фюрера. О каждой малости, связанной с обстановкой на «Тирпице» и вокруг него, личный предста­витель адмирала Редера в ставке обязан был тотчас докладывать Гит­леру.

А неудачи, как назло, преследовали в эти дни Шнивинда и его флот. Три сопровождавших «Тирпица» эсминца повредили винты и гребные валы, наскочив на подводную скалу в Вест-фьорде. Тяжелый крейсер «Лютцов» пропорол себе днище в проливе Тьелд-саунд. Та­ким образом, еще не сосредоточив эскадру, Шнивннд успел лишиться четырех боевых кораблей.

И вот «Тирпиц»... Шнивинд не мог прервать рейд, не исчерпав всех возможностей достичь успеха. Установив, что повреждение лин­кора незначительно, он, скорее всего, продолжил движение на пере­хват конвоя. Ну а что касается нежелательных записей в корабельном журнале — их попросту не занесли. Это тем более вероятно, что фаль­сификация корабельных документов была обычным явлением во флоте фашистской Германии. Повреждения кораблей портили репутацию ко­мандиров и начальников, поэтому в отчетности их стремились не ука­зывать.

Вот какие поразительные строки отыскались в редкой книге «Бое­вые повреждения надводных кораблей», выпущенной в 1960 году «Суд-промгизом»: «В июле 1942 года линкор («Тирпиц». — А. Т.) был тор­педирован советской подводной лодкой К-21 и после этого долгое вре­мя находился в своей ремонтной базе в Альтен-фьорде, где на плаву при помощи кессонов были заделаны пробоины в подводной части корпуса».

Кессон — это устройство для частичного осушения подводной час­ти судна. Оно позволяет обойтись без постановки корабля в док.

В пользу «кессонного варианта», как мне кажется, говорит и одна техническая подробность из лунинского отчета. Лунин вынужден был стрелять кормовыми торпедными аппаратами, где глубина установки хода торпед была два метра. При таком углублении торпеда могла попасть только в бортовую броню толщиной 320 мм, опущенную почти на три метра ниже ватерлинии «Тирпица». Классической торпедной про­боины, в которую въедет пара паровозов, в этом случае и быть не могло. Обрыв нескольких броневых плит, вмятина борта, расхождение сварных швов — такие повреждения от взрыва одиночной торпеды из­вестны в годы второй мировой войны. Док для их исправления не тре­буется...

Выждав, когда шумы эскадры удалятся, Лунин всплыл и в 19.09 передал в эфир: «Весьма срочно. По флоту. Два линейных корабля и восемь эсминцев в точке 71°24' с. ш. и 23°40' в. д.» (В книге Д. Ир­винга временем передачи этой радиограммы указано 17.00. Такого не могло быть, поскольку в семнадцать часов Лунин еще не обнаружил ордер.)

Часом ранее, в 18.16, английский разведывательный самолет, пат­рулировавший в районе Нордкапа, сообщил по радио: «Весьма срочно. По флоту. Одиннадцать неопознанных кораблей в точке 71°34' с. ш. и 23°10' в. д. Курс 65°, скорость 10 узлов».

Сообщение английского летчика в высшей степени заслуживает внимания. Обнаружив германскую эскадру спустя пятнадцать минут после лунинской атаки, он сообщает, что ход ее всего десять узлов, тогда как Лунин определил ход «Тирпица» в двадцать два узла. Лу­нин был слишком опытным командиром, чтобы ошибиться настолько грубо, на целых 12 узлов, да и Шнивинд должен был держать высокий ход, чтобы затруднить действия подводных лодок противника. Только крайняя необходимость могла заставить Шнивинда снизить ход линкора до малого.

Но тогда, может быть, ошибся летчик, а не подводник? Такое пред­положение еще менее вероятно. Ошибка на три узла при определении хода корабля в воздушной разведке Северного флота считалась суще­ственной, а на пять-шесть узлов — грубой. Ошибки сразу на двенадцать узлов ветераны воздушной разведки не помнят.

Как бы то ни было, обе эти радиограммы немецкая радиоразвед­ка перехватила и расшифровала. Командование в Берлине пришло в ужас: потеря скрытности на первых же милях рейда грозила герман­ской эскадре большими неприятностями. Не зная, разумеется, о двой­ных и тройных планах лондонских комбинаций, в Берлине рассудили так: если оперативное соединение адмирала Тови отважится пойти на перехват «Тирпица», у него будет для этого достаточно времени.

В 21.15 Шнивинд получил кодированный сигнал «КР — КР» и слово «дробь».

В 21.50 германская эскадра повернула на обратный курс.

Так радиограммы, образно говоря, отвели беду от двенадцати тран­спортов, которым при ином обороте событий трудно было бы спастись.

ЛЕТАВШИЙ БЕЗ ОРУЖИЯ

В книге бельгийца В. Бру «Подводные диверсанты» есть строки: «В начале сентября 1943 года английские самолеты типа «спитфайр», действовавшие с советской территории, обнаружили в норвежских фьор­дах крупные военно-морские силы немцев. На основании данных аэро­фотосъемки, которые периодически направлялись в Лондон, англичане могли заключить, что немецкие корабли в течение долгого времени не покидали своей якорной стоянки... По данным разведки на 12 сен­тября 1943 года, линейный корабль «Тирпиц»... находился в глу­бине Альтен-фьорда. Будучи прикрыт надежной системой противовоз­душной обороны и не менее надежной системой противолодочных се­тей, «Тирпиц», вероятно, намеревался зимовать в названном районе».

Текст скроен таким образом, что у читателя и сомнения не возни­кает: 12 сентября 1943 года английская авиаразведка доставила из Альтен-фьорда бесценные сведения о месте базирования и системе за­щиты линкора «Тирпиц». Эта развединформация, повествуется далее, легла в основу крупной подводной диверсии против «Тирпица». И мно­го-много страниц про то, как диверсия эта совершилась.

В действительности для проведения операции «Брон» английское командование использовало данные, полученные в исключительно тя­желой обстановке летчиком-североморцем Леонидом Ильичом Ельки-ным, Героем Советского Союза. Имя этого выдающегося воздушного разведчика замалчивается в трудах западных историков. К сожалению, оно мало известно и в нашей стране.

В конце августа 1943 года из Англии в СССР, в порт Мурманск, на эскадренном миноносце прибыло подразделение британской воздуш­ной разведки. Тройка «спитфайров» вскоре приземлилась на аэродро­ме под Мурманском. Операцией «Брон» руководил из Лондона контр­адмирал Барри, командующий подводными силами британского флота. На сей раз охота затевалась всерьез: к операции привлекались шесть океанских подводных лодок и шесть карликовых субмарин типа «Мид-жет», которые в оперативных документах именовались «кораблями «X». Большие лодки должны были буксировать «иксы» до горловины Альтен-фьорда, а затем ожидать их возвращения за кромкой минных полей. Каждая сверхмалая субмарина транспортировала отделяющийся двухтонный заряд взрывчатки.

«Иксы» нуждались в совершенно точном знании местонахождения «Тирпица», поскольку вести поиск линкора им не позволяли ограни­ченные энергоресурсы, и в столь же точном знании системы его проти­володочной защиты на стоянке. Но в день выхода в море — цитирую С. Роскилла — «они еще не знали, в какой базе им придется атако­вать».

Спецгруппа британской авиаразведки никак не могла выполнить поставленную задачу и доставить снимки Альтен-фьорда. Все вылеты оказались безрезультатными. 12 сентября, когда подводные лодки с «иксами» на буксире начали уже свой путь к Норвегии, «спитфайры» с английскими летчиками опять дважды взлетали, но возвращались ввиду плохих метеоусловий. Операция оказалась на грани провала. В Лондоне решили перешагнуть через гордыню: британская военная миссия в Полярном обратилась за помощью к командованию Северно­го флота.

В 14.30 на разведку Альтен-фьорда вылетел капитан Елькин. Ниж­няя кромка облачности висела на высоте двести-триста метров, места­ми ниже. Вершины сопок скрывались за сплошным пологом туч. Что­бы не потерять ориентировку, летчику приходилось вести самолет на бреющем. Снежные заряды вызывали обледенение самолета. Множе­ство раз летчик рисковал разбиться о склоны гор.

Спустя два часа сорок пять минут разведчик достиг цели.

Акватория Альтен-фьорда была закрыта мощным зарядом дождя и мокрого снега. Елькин снизился до высоты пятидесяти метров и пря­мо по мачтам прошел над кораблями, чтобы определить, кто где сто­ит. Разглядеть не удалось, фотографировать — бесполезно.

Капитан Елькин мог улететь с чистой совестью: кто бы его упрек­нул? Он достиг Альтен-фьорда... не его вина, что над фьордом бушует заряд! Но Елькин не улетал, продолжал крутиться над кораблями. Самое поразительное — по нему не стреляли. Единственное объясне­ние этой странности: гитлеровцы не могли определить, что за самолет носится в непроницаемой мгле над самыми головами зенитчиков.

Спустя двадцать пять минут (!) заряд ослабел, видимость улуч­шилась. Береговые зенитки и корабельные орудия немедля открыли огонь — звезды на крыльях самолета теперь хорошо были видны. Что Елькин? Он трижды на бреющем прошел над фьордом, засняв сто­янки всех крупных кораблей, и только после этого ушел из видимо­сти. Когда фотографии отпечатают, на них будет видна каждая пуш­ка, стрелявшая по самолету-разведчику почти в упор... На аэродроме прикрытия стояли истребители, но ни один гитлеровский летчик не рискнул подняться в воздух в такую погоду. Елькин пробыл в возду­хе шесть часов и совершил практически невозможное. «Когда Елькин представил фотографии, — говорится в отчете, который удалось разыс­кать в архиве, — англичане были до крайности удивлены и откровен­но признавались, что в такую погоду у них не найдется охотников на столь сложный полет. Англичане ниже 5000 метров на раз­ведку не летают».

Радиошифровка о местонахождении «Тирпица» ушла в штаб контр­адмирала Барри, а фотоснимки Альтен-фьорда срочным порядком вы­летели в Лондон на гидросамолете «Каталина»...

Мне посчастливилось встречаться с бывшим летчиком 118-го раз­ведывательного авиаполка ВВС Северного флота Героем Совет­ского Союза полковником в отставке Петром Ива­новичем Селезневым. Привожу его рассказ:

— Все правильно, среди англичан не было охотников летать на «спитфайрах» на высоте менее чем пять тысяч метров. На высотах свыше пяти километров «спитфайр»-разведчик уходил от любого фа­шистского истребителя — такая у него была аэродинамика. А на мень­ших высотах «мессершмитты» его догоняли. Вот и отгадка, почему 12 сентября 1943 года Елькин выполнил задание, а англичане нет. Ле­тали мы с ними в одном небе, да только по-разному...

Леонид Ильич Елькин был бесстрашный и в высшей степени та­лантливый летчик. Летал на семи или восьми типах самолетов-развед­чиков.... Каждый новый самолет осваивал быстрее всех в полку. Вое­вать он начинал как летчик-истребитель, еще в финскую кампанию. В Великую Отечественную воевал с первых дней, имел награды за сби­тые самолеты противника. В разведку переходил с великой неохотой, подчиняясь приказу командования. Потом, я думаю, он и сам понял, что характер его как нельзя лучше подходил именно для воздушной разведки: выдержка, самостоятельность, мгновенная реакция. Мы, раз­ведка, летали так, как, пожалуй, никто больше и не летал в те време­на на Севере. На бреющем, огибая, как сейчас принято говорить, рель­еф местности, на брюхе по ущельям пролезали... Простая вещь: чих­нуть понадобилось. На высоте километр-два чихай на здоровье. А на ста метрах... на секунду потерял ориентировку — покойник...

И еще скажу то, что знали немногие: летал-то Леонид, ничего не видя левым глазом. 27 июля 1942 года он был ранен осколком сна­ряда в голову. Произошло это на Новой Земле, в губе Белушья. Его гидросамолет был расстрелян на стоянке всплывшей гитлеровской суб­мариной. Леонид выжил, но в госпитале ему запретили и думать об авиации. За баранку автомобиля с одним глазом не пускают, про са­молет и говорить нечего.

О своих мытарствах с медиками и хождениях по инстанциям Ель­кин никому не рассказывал, поэтому я даже не знаю, кто поверил в него и кем дано было разрешение о допуске к полетам. Видели мы только: вернется Леонид с очередного приема, мрачный, молчит—не подходи. А потом сидит в уголке и на тумбочке очередное «прошение» пишет. Когда выпустили его в первый самостоятельный полет, все сбе­жались смотреть. Летал осторожно, «блинчиком», словно ходить зано­во учился, ни одной «бочки» не крутанул, ни одной «горки» не сделал, а уж высший пилотаж обожал. Если видишь, что кто-то жаворонком в небе кувыркается, можно не проверять — Елькин... Характер был кре­мень!

Как-то летом сорок третьего Елькину был отведен так называе­мый второй сектор. Сюда входил и Альтен-фьорд. Разведка фьорда бы­ла особо тяжелым и опасным делом. Гитлеровцы берегли его секреты крепко. Несколько самолетов, посланных туда, на аэродром не верну­лись. Самолет-разведчик, которому первому удалось вернуться из Альтен-фьорда, был высотный разведчик Пе-3. Пилотировал его капитан Вербицкий—командир экипажа, а штурманом и летным наблюдателем был я.

Сейчас рассказывать — все вроде бы просто. Вызвали в штаб, по­ставили задачу: «Произвести воздушную разведку военно-морской ба­зы Альтен, установить тип и количество базирующихся на ней кораблей противника». Приказ есть приказ. Готовимся к вылету, изучаем а карту, силуэты кораблей, а на душе неспокойно: отчего никто оттуда не возвращается? Секретное оружие прикрытия?..

Приступили к разработке маршрута полета и решили посмотреть, кто и как туда летал. Прикинули на карте и опешили. Все до одного шли одним примерно маршрутом. Сначала над морем и вдоль норвежского побережья, затем разворот на юг и выход на объект раз- ведки с северного сектора. А на побережье у гитлеровцев целая сеть наблюдательных постов! Все самолеты засекались еще над морем, ПВО приводилась в готовность, с аэродрома прикрытия взлетали истребите- ли... Сегодня, конечно, в уме не укладывается, как можно было раз за разом повторять одну и ту же ошибку, но в начале войны у нас не было боевого опыта и самые простые истины приходилось покупать кровью.

От северного маршрута мы с Вербицким отказались. Над морем шли на бреющем только до траверза порта Барде, потом набрали вы- соту, пересекли горную цепь на побережье и за несколько сот кило- метров до Альтен-фьорда углубились в пространство над сушей. Этот маневр не позволял противнику определить цель нашего полета, тем более что курс полета мы несколько раз изменяли, запутывая наблюдателей. Гитлеровцы подняли истребители, это мы слышали по радио, по их переговорам в эфире, но навести на наш Пе-3 так и не сумели. На Альтен-фьорд мы вышли с юга, откуда никогда еще самолеты-разведчики не появлялись. С кораблей и с суши нас стали запрашивать огнями, кто мы такие. Я отвечал миганием посадочной фары какую-то абракадабру, лишь бы выиграть секунды. Этих секунд оказалось немного. Противник открыл мощный зенитный огонь, а поднятые с бли­жайшего аэродрома истребители вышли в атаку. Но разведка базы была уже закончена. Командир увел самолет в облака, изменил курс полета. Я передал по радио наши данные: обнаружен линкор «Тир­пиц», крейсеры «Лютцов» и «Хиппер», восемнадцать других кораблей. При пробеге после посадки у самолета заглохли моторы: кончилось горючее. Его поставили в ремонт, штопать пробоины от пуль и оскол­ков.

Почти год мы разведывали второй сектор, пока Елькин не «принял» его от нас вместе с Альтен-фьордом. Не было случая, чтобы он не спра­вился с поставленной задачей. 22 января 1944 года ему и Михаилу Константиновичу Вербицкому одним указом было присвоено звание Героя Советского Союза. Это были первые Герои в нашем 118-м раз­ведывательном авиационном полку. А через месяц с небольшим, 29 фев­раля, Елькин не вернулся с разведки порта Нарвик. Перед этим Лео­нид дважды летал в Альтен-фьорд, из второго полета вернулся с не­исправным мотором. Такой подвох со стороны техники разозлил его. Но он не пушил механиков, не рассказывал, каково ему пришлось, а как бы окаменевал лицом и молчал. Вот так же, стиснув зубы, мол­ча, летал он, наверное, и над мачтами «Тирпица», дожидаясь в сен­тябре сорок третьего года, скоро ли пройдет проклятый заряд и улуч­шится видимость.

...Штаб контр-адмирала Барри передал на свои подводные лодки полученные от советского союзника данные. Из шести сверхмалых суб­марин двум удалось добраться до цели. Лейтенанты Камерон и Плейс, командиры «Х-6» и «Х-7», сбросили четыре тонны взрывчатки на дно фьорда под днищем линкора. Мощный взрыв повредил главные тур­бины линкора.

Камерон и Плейе удостоились высших наград за военное отли­чие — Креста Виктории.

Капитану Елькину за полет 12 сентября 1943 года была объявле­на благодарность перед строем.

В отчете о боевой деятельности 118-го разведывательного авиапол­ка за первый квартал 1944 года есть строка о гибели отважного лет­чика:

«29.02.44 г. «Спитфайр», вылетевший на разведку порта Нарвик, с задания не вернулся».

Такова эпитафия на несуществующей могиле капитана.

«Спитфайр» был действительно хорошим самолетом для высот свы­ше пяти тысяч метров. Мало у кого, наверное, повернется язык уко­рить британских пилотов в нехватке храбрости, если знать, что они не могли даже вступить в бой с истребителями противника. Бортового оружия на «спитфайре»-разведчике не было.

ОПЕРГРУППА «СЕВЕР-3»

Тирпиц» в феврале 1944 года. На худой конец меня бы устроили документы с подробностями операции. Но ожидания не оправ­дались, хотя отправной пункт поиска был на виду. В книге И. Козло­ва и В. Шломина «Северный флот» в «Хронологии важнейших собы­тий...» за 1944 год, в частности, проставлено:

«11 февраля — удар североморской авиации по линейному кораблю «Тирпиц» в Альтен-фьорде».

А в тексте одной из глав сообщается: «В ночь на 11 февраля 1944 года самолеты ИЛ-4 36-й авиадивизии нанесли удар по линейно­му кораблю «Тирпиц» в Альтен-фьорде. Из-за плохих метеорологи­ческих условий часть самолетов сбросила свои бомбы на запасные це­ли: порты Гаммерфест, Киркенес и аэродромы противника».

Все.

Но довольно и этого, чтобы обратиться в Совет ветеранов Крас­нознаменного Северного флота за адресами летчиков 36-й авиадиви­зии. Адресов Совету не жалко, да нужных нет. Потому что никакой 36-й авиадивизии на Северном флоте не существовало. «Был тридцать шестой минно-торпедный авиаполк, вы, — говорит очень вежливый голос, — наверное, их перепутали».

Старые североморцы, к которым пришлось обратиться за про­веркой полученной справки, подтвердили: все верно, никакой 36-й авиадивизии в составе ВВС флота не было. Хорошо, пусть будет полк... Но ветераны 36-го авиаполка решительно отрицали наличие та­кого эпизода, как бомбежка «Тирпица». «Какие же из торпедоносцев бомбардировщики, сами посудите...».

Первая ниточка потянулась из фондов Центрального военно-мор­ского архива. 11 февраля 1944 года (запомним дату!) командующий Северным флотом вице-адмирал А. Головко доносил наркому ВМФ адмиралу Н. Кузнецову: командиром 36-й авиадивизии получено от Ставки Верховного Главнокомандования распоряжение о переподчи­нении дивизии Карельскому фронту. Командующий флотом испраши­вал добро оставить дивизию до конца февраля в своем подчинении ввиду ожидавшегося прихода конвоя и необходимости в связи с этим событием вести интенсивные бомбардировки баз и аэродромов про­тивника.

Это была зацепка. По крайней мере, теперь не вызывал сомнения тот факт, что 36-я авиадивизия вела боевые действия на Севере. Спу­стя несколько месяцев я записал рассказ Героя Советского Союза генерал-лейтенанта в отставке Серафима Кирилловича Бирюкова, который в феврале 1944 года ко­мандовал 108-м авиаполком дальнего действия: — Полк входил в состав 36-й Смоленской Краснознаменной авиа­ционной дивизии дальнего действия 8-го авиакорпуса дальнебомбар-дировочной авиации. Корпус подчинялся непосредственно Ставке Вер­ховного Главнокомандования, входя в состав ее резерва. Отдельные соединения из состава корпуса при необходимости выделялись в опе­ративное подчинение фронтам или флотам. Срок подчинения опреде­лялся Ставкой. Так что считать нас «североморской авиацией» можно только с большой натяжкой.

Осенью сорок третьего года дивизия выделила оперативную груп­пу бомбардировщиков Ил-4 (модификация ДБ-Зф) для работы на те­атре боевых действий Северного флота. Такая группа выделялась в третий раз за войну, поэтому она получила условное наименование «Север-3». Наш полк целиком был включен в состав опергруппы, бази­ровался на аэродроме под Мурманском. Главной задачей опергруппы являлась бомбардировка военных объектов противника на террито­рии, захваченной гитлеровцами. Выбор целей определял штаб Север­ного флота.

— Давайте заглянем в документы и посмотрим, чем занимался полк 10 февраля 1944 года, — предлагает Бирюков. — У меня есть копии, собирался было браться за мемуары, да так руки и не дошли. Вот это выписки из «Боевых донесений и распоряжений опергруппы 8-го авиакорпуса дальнего действия».

Пухлая папка снимается с полки и ложится на стол.

— Смотрим... Всего за ночь совершено тридцать два самолето­вылета на бомбежки военных объектов в Киркенесе, Гаммерфесте, Хебуктене, Лиинахамари, Лаксельвене. Это много, каждый самолет, можно считать, совершил за ночь по три боевых вылета. А вот и то, что вас интересует...

«Цель — линкор «Тирпиц» в Кофьорде бомбардировался 2 само­летами в период 21.05—21.25 с высоты 4000—4100 метров. На цель сброшено бомб... (перечислены типы бомб). Всего весом 3730 кг. При освещении цели экипаж Платонов — Владимиров наблюдал 1 боль­шой военный корабль («Тирпиц») ближе к западному берегу фьорда, 3 корабля меньших размеров (примерно в 3 раза) и 2 корабля еще меньших размеров (примерно в 5 раз), рассредоточенных по фьорду».

Каков результат — Бирюков не упомнит. Надо спрашивать у тех, кто сам летал на бомбежку в Альтен-фьорд.

Герой Советского Союза Алексей Николаевич Прокудин отыскал­ся в подмосковной Ивантеевке. В феврале 1944 года был капитаном, штурманом бомбардировщика Ил-4 (ДБ-Зф).

Герой Советского Союза Василий Васильевич Осипов проживает в Москве. Был капитаном, командиром экипажа бомбардировщика Ил-4 (ДБ-Зф).

Герой Советского Союза Иван Семенович Зуенко сообщил свои воспоминания письмом из города Энгельс Саратовской области. Был старшим лейтенантом, штурманом в экипаже Осипова.

Герой Советского Союза Михаил Григорьевич Владимиров сооб­щил свои воспоминания из города Новоалександровска Ставрополь­ского края. Был старшим лейтенантом, штурманом в экипаже Плато­нова.

Герой Советского Союза Константин Петрович Платонов был старшим лейтенантом, командиром бомбардировщика Ил-4 (ДБ-Зф). Пал смертью храбрых в 1944 году.

Герой Советского Союза Петр Иванович Романов, капитан, командир бомбардировщика Ил-4 (ДБ-Зф), в экипаже которого штур­маном был Прокудин, погиб в 1945 году над Берлином накануне По­беды.

Не буду скрывать: тот факт, что сразу шесть Героев Советского Союза оказались участниками событий десятого февраля, был для меня едва ли не самым ошеломляющим моментом поиска. Впрочем, иного, пожалуй, и быть не могло: кого же еще посылать на такое зада­ние, как не лучших из лучших?

Это объяснение удобно расположилось в сознании, пока не пришло время изучить даты указов о награждениях. Оказывается, в феврале 1944 года ни один из шестерых еще не был удостоен звания Героя... Сама собой отпала подкупавшая своей ясностью и простотой мотиви­ровка об отборе экипажей по сиянию Золотых Звезд.

Тут-то по-настоящему и заинтриговало: почему именно они, эти шестеро молодых летчиков, были посланы на особо важное задание? И что в этих людях было такое, что привело их к высшим наградам, каждого в свое время?

Да, я связался с теми, кто остался в живых, кое с кем из них встречался лично. И мне теперь ясно, почему тогда, в феврале сорок четвертого, выбор пал именно на этих людей. Но это — особый рас­сказ: о человеческих качествах и боевых подвигах каждого из них пи­сать можно много. Они были теми чудо-богатырями, которые, как же­лезо в крови, растворены в нашем народе до лихого часа. И когда та­кой час настал, они проявились...

«ВИЖУ «ТИРПИЦА»! СБРОС!..»

...Вторую неделю бушует Север. Аэродромная команда валится с ног, замучившись расчищать от снега взлетные полосы и рулежные дорожки к самолетным стоянкам.

В штабном домике, стены которого растрескались под ударами взрывных волн (память о сорок первом — сорок втором годах, когда немецкая авиация господствовала в воздухе), собраны лучшие экипа­жи опергруппы «Север-3». По картам скользит и тычется в важные точки указка. На первой карте — путаница фьордов Северной Нор­вегии, на второй — разведсхема стоянки «Тирпица», по данным на 20 января 1944 года. Воздушную разведку Альтен-фьорда в этот день выполнял все тот же капитан Елькин.

Офицер в черной флотской одежде рассказывает о системе ПВО военно-морской базы Альтен, отмечает места пяти известных зенитных батарей, называет число зенитных орудий на «Тирпице» и других ко­раблях. Обстановка не из благоприятных. Утешительнее другое: на аэродроме Альтен истребителей не ожидается. Несколько суток назад радиоразведка отметила посадку одиночного «юнкерса», а двадцатого января летное поле было пустым. Боевая задача — нанести бомбовый удар по линкору «Тирпиц».

— Вопросы?

Вопросов не было... Многие годы спустя отмечать это приходится с сожалением. Никто не посчитал нужным спросить о причинах налета на «Тирпиц». Впрочем, война отучала людей от необязательных вопро­сов; никто не знал, что после войны они могут оказаться далеко не лишними,

Летная погода установилась десятого февраля. Опергруппа бом­била завод в Петсамо, порт в Лиинахамари — это цели близлежащие. В 18.00 закончился, согласно графику освещенности, период сумерек, вступила в права ночь. В 18.01 самолет старшего лейтенанта Платоно­ва, назначенный осветителем цели, взлетел с предельной бомбовой нагрузкой на внутренней и внешней подвесках. Выдерживая трехми­нутный интервал, подняли в воздух свои машины капитан Романов и старший лейтенант Осипов. Еще тройка «Илов» взлетела вслед за ними.

Группа взяла курс на норд, на малой высоте ушла от берега да­леко в море и только тогда повернула к весту. Этот маневр позволил обойти зону наблюдения радиолокационных станций «Визбург-1» и «Визбург-2», размещенных гитлеровцами в районе Киркенес — Варде. Теперь путь к Альтен-фьорду был открыт.

Первая неожиданность подстерегла в воздухе экипаж Осипова. На траверзе Киркенеса левый двигатель самолета стал давать перебои. Винт шел рывками, мотор натужно захлебывался воздушными струя­ми. Послушав его минуту-другую, Осипов крикнул своему штурману: «Пожадничали! Перегруз!..». Ил-4 был надежной, практически без­отказной машиной, но его расчетной боевой нагрузкой была тонна — полторы тонны бомб. Лучшим экипажем разрешалось брать до двух тонн. На вылет в Альтен-фьорд Осипов добился разрешения взять предельую норму бронебойных и фугасных бомб — так хотелось угостить «Тирпица» полной порцией гремучих гостинцев. И на тебе...

Тряска крыла усиливалась. Нужно было возвращаться. И нужно было избавляться от бомб. Штурману достаточно было нажать для этого кнопку «сброс». Зуенко ждал одной команды, получил другую:

— Давай, Иван, курс на Хебуктен! Разгрузимся по аэродрому!

Аэродром Хебуктен лежал на кратчайшем возвратном курсе. Идти на бомбежку такой защищенной цели, как военный аэродром, в оди­ночку — все равно что дразнить смерть. Ни один аэродром гитлеров­цев в Заполярье не прикрывался более мощной ПВО, чем Хебуктен.

Они знали это и продолжали лететь. По штурманскому расчету легли на боевой курс. Впереди—кромешная тьма. Но Осипов верил: аэродром появится там, где ему положено быть. Зуенко не ошибался... Истекали последние минуты расчетного времени. Однако зенитки мол­чали, и прожекторы бездействовали. Это была обычная уловка фа­шистов. Летчики знали: на земле хорошо слышен звук их моторов.

Зуенко различил, наконец, стоянку самолетов Ю-88 и произвел прицеливание... Оставалось четверть минуты. И в это мгновение деся­ток прожекторов разом взорвались ослепительными снопами. Мощное световое поле ударило по глазам.

Первые залпы легли близко и плотно. Через пробоины в фюзеля­же кабины заполнились взрывной гарью. От взрывов самолет трясло и подбрасывало. Чтобы выйти в расчетную точку сброса бомб, они лете­ли, не маневрируя и не уклоняясь. Это называлось: «лежать на бое­вом курсе». Так они и лежали четверть минуты.

Когда же бомбы были сброшены, каждый продолжал выполнять свои обязанности. Осипов, чтобы вырваться из клубка разрывов, сва­лил самолет на крыло, заскользил вниз и вбок, а Зуенко продолжал неотрывно наблюдать за стоянкой Ю-88, чтобы видеть, как лягут бом­бы. И легли они вроде бы хорошо—спустя несколько суток поступило подтверждение: уничтожено два вражеских бомбардировщика. Но по­ка что им не до радости. Надрывая битые моторы, самолет из послед­них сил тянул домой...

А группа «Илов» шла своим курсом... Гаммерфест — заполярный норвежский городок, расположенный на острове у горловины Альтен-фьорда, — открылся в ошеломляющем, позабытом сиянии электриче­ских огней. Долгое ненастье, видимо, разнежило гитлеровский гарни­зон до беспечности. Для штурманов эта иллюминация была истинным подарком судьбы. Полет над морем протекал без визуальных ориенти­ров, и за два часа ошибка в исчислении места могла накопиться солид­ная. Теперь гора с плеч...

Тройка «Илов» отвернула, чтобы сбросить бомбы на порт. Эти три самолета отвлекли на себя внимание и постов воздушного наблю­дения. Воспользовавшись переполохом в Гаммерфесте — там возникли сильные пожары, последние два «Ила» проникли в воздушное прост­ранство над Альтен-фьордом. Гористые его берега тянулись с севера на юг на сто с лишним километров. Высокие и крутые, они как ножны облегали скошенное лезвие фьорда, храня покой его стылых вод.

На берегу Ко-фьорда, ответвления от могучего ствола Альтен-фьорда, до войны ютилась рыбацкая деревушка, самым заметным строением которой была каменная церковь. Ко-фьорд и стал берлогой для «Тирпица» и эскадры надводных кораблей. Более удобной стоян­ки для линкора отыскать было невозможно. Стоянки в Тронхейме и Нарвике считались опасными. Тяжелые английские бомбардировщики типа «Ланкастер», взлетев где-нибудь в Шотландии, способны были нанести удар по ним и вернуться на свои аэродромы. До Альтен-фьор­да же их боевой радиус не дотягивался, что вполне устраивало Реде-ра и сменившего его Деница. От аэродромов советского Северного фло­та Ко-фьорд отстоял на четыреста пятьдесят — пятьсот километров, но наш флот не располагал собственной бомбардировочной авиацией дальнего действия...

Ночь выдалась без луны, темная. Летчики недолюбливают такие ночи: в течение долгого времени пилотировать машину приходится по приборам. Возникают иллюзии крена, показания кажутся подозритель­ными. Но старший лейтенант Платонов, командир головного бомбарди­ровщика, хорошо владел и собственными нервами, и самолетом.

Штурман старший лейтенант Владимиров работал лежа ничком в своей прозрачной носовой кабине. Так было удобнее различать сливав­шиеся в тускло-темную мглу сушу и воду. Фьорд, проплывая внизу, дробился на острова, заливы, протоки, ветвился в обе стороны бухта­ми — как ни сличай эту путаницу с картой, все равно что-то не совпа­дает.

Время шло, никаких целей никто не наблюдал, и в глубине души Владимиров начал даже сомневаться, а по тому ли фьорду они проле­тают, хотя допустить такой ошибки он вроде бы и не мог.

«Мысленно и по карте снова и снова сверял я очертания берегов и вновь, и вновь убеждался, что ошибки быть не должно, — напишет об этих минутах спустя сорок лет Михаил Григорьевич Владимиров. — И тут впереди я заметил изменение тона окраски и какие-то пунктирные линии на воде, а потом несколько слабых огоньков. Спустя минуту я различил довольно солидную веретенообразную фигуру.

— Радисты, что видите впереди под собой? Они подтвердили: корабль.

— Командир, вижу цель!

Все расчетные данные уже были введены в прицел. Теперь нужно было выдержать исходные...

После нескольких доворотов самолета цель пошла по курсовой черте прицела. «Так держать!» Костя «зажал» самолет так, чтобы он летел не шелохнувшись. Я нажал кнопку «сброс» — САБы полетели к цели. Дело сделано. Ждем, идем по прямой. Цель ведет себя тихо, два огонька горят по концам «веретена». Корабль стоял метрах в 40—50 от западного берега в направлении север—юг. С трех сторон по морю он был окаймлен пунктирной линией, отстоящей от корабля пример­но на 60—70 метров. Видимо, это были боносетевые заграждения, Кроме крупного корабля, под берегом стояли еще два или три корабля меньших размеров.

Как только осветительные бомбы сработали, сразу погасли на корабле огни, а сам он стал прекрасно видимой целью.

Вторым заходом я сбросил бомбы по освещенной цели. Первые две взорвались не долетев, остальные перелетели... Кораблю повезло: он оказался между разрывами двух бомб, из которых одна взорвалась вплотную у левого, а вторая также вплотную у правого борта. Интер­вал оказался чуть больше, чем ширина корабля... об этом и доложили на КП командиру полка. Так хотелось слетать вторично на эту цель, но были другие задания...»

САБы горят недолго. Сброшенные Платоновым «люстры» экипаж второго бомбардировщика увидел, когда выскочил из облака. При­бавлять скорость было поздно. «Тирпица» опять накрыла тьма, Прицеливание по нему штурман старший лейтенант Прокудин производил, больше угадывая, чем различая местонахождение линкора. Пос­ле режущего света САБов глаза не сразу привыкли к темноте. Далеко или близко от «Тирпица» взорвались бронебойные бомбы и тысячеки­лограммовая фугаска, экипаж не знал... Обидно было, что из ударной тройки выбыл бомбардировщик Осипова.

И все же надежда теплилась... Через несколько суток в полк поз­вонили из штаба флота: имеются данные о попаданиях в линкор, тя­жесть повреждений уточняется...

«ТИРПИЦ»: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Уинстон Черчилль, заявлявший неоднократно, что с уничтожением «Тирпица» стратегическая ситуация изменится в мировом масштабе, остался верен себе до конца. Явно завышенная и аффектированная оценка британского премьера оказалась эталонной для западной исто­риографии. В трехтомной монографии С. Роскилла «Флот и война» она приведена едва ли не дословно, а сам «Тирпиц» упоминается автором свыше ста раз. Ни один английский или американский корабль не удо­стоился такой чести.

Однотипные линкоры «Бисмарк» и «Тирпиц» Германия начала строить в 1936 году. Дизель-моторы для них еще только проектирова­лись. Но фюрер не собирался ждать. Он приказал установить на лин­корах уже освоенные промышленностью паросиловые двигатели на нефтяном топливе. Такое решение ухудшило тактико-технические дан­ные линкоров. Дальность плавания их существенно снизилась, а рас­ход топлива на милю возрос. Участие линкоров в океанской войне в качестве рейдеров, как это предполагалось изначально, оказалось под вопросом. Морской штаб находил, что теперь автономность линкоров будет недостаточной для продолжительных операций.

Отражая эту новую точку зрения Редера, оперативный план мор­ского штаба, разработанный на случай войны с Великобританией, от­водил «линкорам класса «Тирпица» и «Шарнхорста» скромную роль бронированного подвижного щита в Северном море, прикрывающего фатерланд от покушений британского флота. В океан же, для пресече­ния судоходства противника и завоевания господства, Редер мысленно отправлял сверхдредноуты водоизмещением 64—68 тысяч тонн. В ударную группу сводились три таких суперлинкора и авианосец. Групп должно было быть не меньше трех. Такому флоту, по Редеру, Велико­британия не смогла бы ничего противопоставить и должна была капи­тулировать. Произойти это приятное для рейха событие должно было в 1948 году, поскольку создать флот авианосцев и сверхдредноутов германская индустрия раньше не могла.

Таким образом, чтобы ублаготворить свой морокой штаб, Гитлеру пришлось бы на десять лет отложить развязывание мировой войны. Из этого затруднения фюрера вывел Геринг. Он уверял, что поставит Анг­лию на колени одной авиацией, без участия флота. Редеру пришлось сдать в архив красивый оперативный план и начинать войну теми ко­раблями, какими располагал.

В мае 1941 года в Атлантику вышел новопостроенный «Бисмарк» в сопровождении тяжелого крейсера «Принц Ойген». «Бисмарк» пос­ле ожесточенного сопротивления был уничтожен англичанами. «Принц Ойген» бежал в Брест. Этот шустрый крейсер уцелел, чтобы найти бесславный конец у атолла Бикини при испытаниях американского атомного оружия.

Гибель «Бисмарка» подорвала надежды фюрера на успех океан­ской войны с помощью рейдеров и вселила недоверие к боевым возмож­ностям «Тирпица». Забыв собственные преувеличенные хвалы, Гитлер стал считать, что класс линкоров «ввиду развития авиации потерял всякое значение». Так совершился переход от одной крайности к дру­гой.

Свою службу «Тирпицу» пришлось начинать с мелких поручений. Конец августа 1941 года он проводит на позиции у Аландских островов в Балтийском море. Задача: не допустить бегства в Швецию советских кораблей, базирующихся в Таллине. В конце сентября линкор снова «в той же позиции» — сторожит в Аландском море советские корабли, которые с падением Ленинграда и Кронштадта «должны», по мнению Гитлера, побежать в Швецию. Это была мания фюрера...

В январе 1942 года «Тирпиц» присоединяется к германской эскад­ре тяжелых кораблей в Норвегии.

В марте выходит на перехват конвоя «PQ-12», но из-за шторма и тумана не обнаруживает его.

В июле пытается настичь конвой «PQ-17»...

В январе 1943 года фюрер заменяет главнокомандующего военно-морским флотом и требует от Деница отправить на слом большие над­водные корабли. Гитлера бесит дороговизна их содержания и скуд­ность боевой отдачи. Бронированные детища Редера пожирают эшело­ны дефицитной нефти, их команды исчисляются тысячами, еще тыся­чи людей их обслуживают, снабжают, охраняют, а толку... Дениц не без труда отстаивает «Тирпицу» право на существование.

Наверное, в сентябре он горько сожалеет об этом. Приходится до­кладывать фюреру о восстании части команды на самом крупном ко­рабле рейха. Восставшими убито восемь офицеров. Восстание подавле­но силой оружия. Расстреляно тридцать человек.

Для поднятия духа команды и укрепления дисциплины на затро­нутой «разложением» эскадре Дениц стремительно планирует и осу­ществляет операцию «Зитронелла». Линкоры «Тирпиц» и «Шарнхорст» в сопровождении десяти эсминцев достигают острова Шпицберген. Эс­кадра обстреливает поселок англичан и норвежцев, высаживает десант, который минирует угольные шахты, взрывает жилье, метеопост и сви­нарник. Все это «сокрушение противника» с таким же успехом могло быть произведено одним эсминцем. Бессмысленная и ничтожная по ре­зультатам операция раздувается геббельсовской пропагандой до раз­меров крупной победы. Победа выдается за сокрушительный ответ рейха на неудачу под Курском и Орлом.

На Шпицбергене «Тирпиц» первый и последний раз за войну дей­ствует главным калибром — своими 381-миллиметровыми орудиями. Англичане наносят ответный удар, проведя операцию «Брон». Британ­ские сверхмалые подводные лодки повреждают «Тирпиц» на стоянке в Альтен-фьорде. Никаких активных действий «Тирпиц» больше не про­изводит вплоть до своей гибели 12 ноября 1944 года.

Таковы факты. Из них трудно заключить, чтобы «Тирпиц» являлся владыкой океанов. Зато нетрудно доказать, что в годы второй мировой войны он не являлся даже крупнейшим боевым кораблем своего клас­са. Те сверхдредноуты, о которых мечтал Редер, водоизмещением 64 тысячи тонн и с артиллерией калибра 460 миллиметров, находились в строю японского флота — союзника Германии. Это были линкоры «Мусаси» и «Ямато». Японские моряки сочинили по поводу этих монст­ров примечательную загадку. Вопрос: «Какие три самые большие и самые бесполезные вещи созданы человечеством?» Ответ: «Великая китайская стена, египетские пирамиды и линкоры типа «Ямато». В самом деле, никакого заметного влияния на ход войны эти громадины не оказали.

Так какую же цель преследовал Черчилль, создавая свой миф об океанском бронированном Голиафе новейших времен? Цель очевидна: получение военно-политической сверхприбыли во всем, что касается успехов в борьбе с «Тирпицем», а также легкого отпущения грехов во всем, что не проходит по первой графе.

На театре боевых действий советского Северного флота «Тирпиц» базировался два с половиной года. Командование флота расценивало этот корабль противника как мощную боевую единицу, но в «тирпице-манию» не впадало. Адмирал А. Головко считал, что британское адми­ралтейство располагает достаточными возможностями для защиты кон­воев от «Тирпица», но политические спекуляции вокруг линкора эти возможности блокируют. Насколько А. Головко был прав, убеждает трагический пример с конвоем «PQ-17».

Располагал ли Северный флот собственными возможностями для борьбы с «Тирпицем»? Ни авианосцев, ни линкоров сопоставимой мо­щи, ни даже крейсеров в составе флота не было. И все же некоторые, пусть скромные, возможности у флота имелись. И адмирал Головко ис­пользовал их энергично, изобретательно и всегда корректно по отноше­нию к союзникам. Факты дают все основания утверждать, что вклад Северного флота в противоборство с флагманом гитлеровского флота весьма весом.

В томах переписки хранятся, например, такие документы:

«Срочно. Секретно. Штаб
Старшего Британского Морского Офицера в Кольском заливе
Начальнику штаба Северного флота
26 апреля 1943 т.

Адмиралтейство срочно запросило аэрофотоснимки Альтен-фьорда, Ко-фьорда и Ланг-фьорда для того, чтобы было возможно изучить якорные стоянки и места базирования тяжелых германских кораблей.

Я был бы благодарен, Адмирал, если бы перечисленные и хорошие фотографии этих районов могли быть переданы мне. Я бы послал их в Адмиралтейство с самолетом «Каталина», который прибудет с Адми­ралом Арчером.

Коммодор САНДЕРС»,

Судя по дате, в британском адмиралтействе в это время начинали обдумывать идею операции «Брон». Союзник на протяжении всей войны, широко пользовался советской информацией о «Тирпице», о чем свиде­тельствуют десятки запросов британской морской миссии в Полярном. Это доказывает, что Северный флот осуществлял систематическое наб­людение за линкором, используя возможности разведки. Сохранились сотни информационных бланков штаба Северного флота, предостав­лявшихся в распоряжение англичан. Нет сомнения, что многие акции британского адмиралтейства против «Тирпица» основывались на этой бесценной информации, которую советские люди добывали с величай­шим мужеством, искусством, терпением и подчас с боевыми потерями. Это первое.

Второе. Английские оперативные соединения неоднократно пыта­лись нанести удар по «Тирпицу» на его якорной стоянке или же на выходе в море. Базировались они в Кольском заливе, а обеспечивал базирование этих соединений Северный флот. В условиях ведения бое­вых действий базирование — это не только предоставление места для стоянки и пополнения запасов воды, топлива, боеприпасов. В самую первую очередь — это обеспечение безопасности и сохранение боеспо­собности оперативного соединения всеми силами противоминной, про­тиволодочной и противовоздушной обороны флота.

Третье. В своей операционной зоне, начинавшейся от двадцатого меридиана, Северный флот обеспечивал проводку союзных конвоев, высылая для их прикрытия надводные корабли и истребительную авиа­цию. Против «Тирпица» развертывались подводные лодки и держалась наготове торпедоносная авиация. Кстати заметить: 5 июля 1942 года группа торпедоносцев вылетала на перехват «Тирпица», но не смогла его атаковать из-за быстрого возвращения линкора в Альтен-фьорд.

Четвертое. Именно наступление войск Карельского фронта и сил Северного флота в северной Норвегии в 1944 году заставило «Тирпиц» покинуть свою стоянку в Альтен-фьорде с ее мощной ПВО. Тем самым были созданы наивыгоднейшие условия для его уничтожения ударом авиации, чем и воспользовались союзники. Славу этого удара они за­писали на себя, а тех, кто проделывал «черновую работу», вспоминать не находят нужным.

Считаться с ними славой и до миллиграмма взвешивать, чьих именно и сколько заслуг в каждом боевом эпизоде, мы не собираемся: мелочиться нам, советским людям, негоже. Но и совершённого сооте­чественниками замалчивать нельзя.

Факты должны говорить сами за себя...

В таком ряду, какой у нас выстроился, бомбежка «Тирпица» 10 февраля 1944 года не выглядит случайностью. Плохо, однако, то, что нет пока ответа на совершенно естественный вопрос: в связи с какими обстоятельствами был нанесен этот удар? Почему именно в это время?

К сожалению, в архивах не сохранилось ни утвержденного плана операции, ни боевого приказа с постановкой задачи. Обстановку во всей полноте знал очень узкий круг лиц, занимавших на Северном флоте высшие должности, но все эти люди из жизни ушли. Что касается испол­нителей, то приказы, естественно, до них доводились только «в части касающейся».

И все же, думается, для построения рабочей гипотезы материал существует. Об этом говорят данные, некогда ложившиеся на стол перед адмиралом Головко, из которых явствует, что до конца 1943 года на «Тирпице» производился ремонт. После заделки пробоин цементом лин­кор восстановил нормальную осадку и стоял на ровном киле.

В январе 1944 года «Тирпиц» провел испытательные стрельбы - течь в заделанных пробоинах восстановилась. 13 января 1944 года на линкоре продолжались работы по устранению повреждений. А вот строка, которую адмирал Головко не мог оставить без внимания. В на- чале марта 1944 года предполагалось перевести линкор «Тирпиц» из Альтен-фьорда в Киль. 7 января в Альтен-фьорд (откуда, не установлено) вышло 2 морских мощных буксира с целью буксировки линкора «Тирпиц» в неустановленный порт Германии.

Таким образом, стало известно о подготовке «Тирпица» к буксировке в Германию. Буксировку должны осуществлять два мощных буксира, которые были обнаружены уже в Альтен-фьорде 20 января 1944 года капитаном Елькиным.

Итак, у адмирала Головко были основания предположить, что противник готовится к переводу поврежденного линкора на Балтику, в мощным верфям, которые быстро восстановят боевые качества «Тирпица». По-видимому, Арсений Григорьевич Головко счел долгом помешать этим планам, хотя лично ему, командующему флотом, избавление oт географического соседства с «Тирпицем» могло принести только облегчение.

В это время комфлот располагал небольшим количеством дальних бомбардировщиков в составе опергруппы «Север-3». И в эти же дни поступает распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования о пе-реподчинении 36-й авиадивизии дальнего действия Карельскому фронту Мешкать было нельзя. Командующий флотом, пока он еще властен рас поряжаться дивизией, ставит задачу — нанести удар по «Тирпицу». 10 февраля наконец установилась летная погода, которой не было уже десять суток. Примечательно то, что бомбардировщики посылаются в Альтен-фьорд без доразведки — это свидетельство спешки. («Нас ориен-тировали на то, что «Тирпица» в Альтен-фьорде может и не оказать ся»,— сообщил М. Владимиров. Значит, у командования были основания считать, что буксировка «Тирпица» вот-вот начнется.) Спешили не зря: уже 11 февраля погода снова нелетная, пуржит четверо суток.

Как только появляется возможность, в Альтен-фьорд в очередной раз вылетает капитан Елькин. Это последний его успешный вылет—че­рез две недели он погибнет. Елькин фотографирует все корабельные стоянки Альтен-фьорда. Их дешифровка дает интереснейшую картину «Тирпиц» по-прежнему находится внутри боносетевого заграждения, рядом стоят два ранее не наблюдавшихся корабля ПВО, на рейде по­одаль — пять эсминцев, два тральщика, плавмастерская, три транс­порта крупных и два помельче. А вот буксиров нет! Буксиры исчезли!

В дополнение к этому поступают данные о том, что на побере­жье Ко-фьорда и далее на норд-вест, до селения Боссекоп, устанавли­ваются «туманометы» (приборы для постановки дымовых завес), а на восточном берегу Ко-фьорда устанавливается новая зенитная батарея крупного калибра.

Такое лихорадочное укрепление ПВО базы в сочетании с уходом буксиров могло означать одно: планы противника рухнули. От буксиров­ки «Тирпица» на Балтику гитлеровцы вынуждены отказаться, что может быть объяснено только налетом десятого февраля, его резуль­татом.

Не все последствия того или иного военного действия сказываются сразу, во всей полноте. Их значение раскрывается позже. Отказавшись от перевода «Тирпица» на Балтику, германское командование не подоз­ревало, что теперь линкор оказался в стратегической ловушке. Грозный ход событий не позволил «Тирпицу» выбраться из нее.

Траурной драпировкой лежит мрачная тень «Тирпица» на мосту времени, соединяющем прошлое и настоящее. Мне подарили фотогра­фию, на которой «Тирпиц» снят килем кверху; у его огромной перевер­нутой туши, как у раздувшегося китового трупа, толкутся спасательные суда, которым уже ничего не спасти, не поправить. В гротескной судь­бе этого линкора — символ судеб самой фашистской Германии.

Косая конвульсивная тень фюрера соседствует на этом мосту с непроницаемо-черной глыбой мрака. В зловещем объеме мрака таится дух великого веролома Уинстона Черчилля. Эти две тени, надо пола­гать, немало посокрушались о том, что рок истории не дал им объеди­ниться против Страны Советов.

На этом мосту тени моряков, погибших на судах трагического кон­воя «PQ-17», сторожат стальные тени загубленной британским адмирал­тейством боевой техники, которая так и не увидела фронта.

Тени зловещие и тени скорбные...

Но есть на мосту межа, за которой мы видим лагерь мира и правды. Здесь по-товарищески перемешались флаги кораблей Северного флота и союзных транспортов; здесь люди разных стран, ненавидящие войну и фашизм, объединены горячим чувством боевого братства. Здесь на поверке истории звучат светлые имена Победителей.

Вперед
Оглавление


Главное за неделю