Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Логистика военных грузов

Нюансы доставки
военных грузов

Поиск на сайте

ВТОРАЯ ПЛЕВНА

30 июля, в тот день, когда Передовой отряд начал бои, привед­шие к отходу из Забалканья, Западный отряд вторично потерпел под Плевной крупную неудачу, получившую название «Второй Плевны».

Обстановка в Западном отряде перед Второй Плевной склады­валась следующим образом. После первого неудачного наступления на Плевну у Криденера создалось паническое настроение. Насчи­тав в Плевне у Османа-паши до 60 000 человек, Криденер ожидал со стороны турок самого скорого перехода в наступление, а потому деятельно занялся укреплением бресляницких позиций.

До главнокомандующего Дунайской армией и до штаба армии эти настроения в ту пору еще не докатились — там еще находились всецело под впечатлением первых побед. Поэтому Николай Нико­лаевич и его штаб не допускали даже мысли о сколько-нибудь дли­тельной обороне. Задержка в движении главных сил за Балканы считалась кратковременной. Правда, этому движению мешала за­севшая на правом фланге, у Плевны, армия Османа-паши, но ее рассматривали лишь как неприятную занозу, выдернуть которую не составит особого труда.

Русский главнокомандующий и его штаб правильно полагали, что в Плевне вдвое меньше турецких войск, чем считал Криденер; действительно, Осман-паша лишь перед началом Второй Плевны довел численность своей армии до 30 000 человек, причем из этого числа еще отправил до 6000—8000 человек в Ловчу. Однако из этой верной оценки главнокомандующий и его штаб делали невер-выводы. Они считали, что достаточно противопоставить войскам Османа-паши более крупные силы, чем это было при Первой Плевне, — примерно равные силы пехоты и несколько превосходя­щие конницы и артиллерии, — и его армия будет разгромлена.

При такой оценке своих возможностей русский главнокомандую­щий и его штаб упускали из виду одно очень важное обстоятель­ство. Обстановка после 20 июля с каждым днем изменялась и при­том не в пользу русских войск. 20 июля одно равенство сил русских и турецких войск под Плевной могло принести русским победу. После 20 июля турецкая оборона приобрела новую дополнительную силу в виде укреплений. Это обстоятельство требовало нового под­хода к вопросу о соотношении сил и совершенно новой организации наступления.

Всего этого русское главное командование не понимало. Непо­койчицкий писал Коиденеру 25 июля: «...в отряде, собираемом про­тив Плевны, будет ...более 150 орудий. Кроме того, вы будете иметь массу кавалерии... Действие ее против фланга, даже тыла неприя­теля, может заставить противника оставить даже самые сильные позиции»(1). Непокойчицкий совершенно упускал при этом из виду, что одно - численное превосходство артиллерии не могло само по себе решить вопрос в пользу русских войск. Даже большое количе­ство полевой артиллерии того времени не давало полной уверенно­сти в успехе против неприятельской пехоты, если последняя была хорошо укрыта в земляных укреплениях, так как снаряды были маломощны и обладали весьма малой действенностью против зем­ляных насыпей. Точно так же не могли обеспечить успеха и дей­ствия значительных масс кавалерии на неприятельском фланге и в тылу, если только эти пункты были достаточно прикрыты окопав­шейся пехотой противника. Таким образом, решение главнокоман­дующего Дунайской армией и оценки штаба армии таили в себе глубокие, коренные ошибки.

Решение на организацию штурма Плевны складывалось посте­пенно. Войска Западного отряда были усилены 30-й пехотной диви­зией и 1-й бригадой 32-й пехотной дивизии с их артиллерией, а также бригадой 11-й кавалерийской дивизии. Всего для наступле­ния на Плевну предназначалось 24 000 штыков, 2 200 сабель и 140 орудий. Организация и руководство наступлением были возло­жены на Криденера.

Криденер не верил в успех предпринимаемого наступления, так как считал, что с 26 000 человек нечего и думать о победе над 60 000 турок, находившихся, по его мнению, в Плевне. Как и при Первой Плевне, Криденер пытался свалить с себя всю вину и пере­ложить ее на штаб армии.

Рекогносцировка неприятельских позиций была произведена в течение 28 и 29 июля весьма поверхностно. В «Записке о действиях 2-й батареи 31-й артиллерийской бригады» говорится: «Рекогносци­ровка 29 июля выяснила, что место, где на другой день оказалась позиция турок и гибельный и грозный Гривицкий редут заняты турецкой пехотой, но как заняты и какие там укрепления, узнать не удалось»(2).

В эти дни были произведены и две разведки боем конницы. Первая, произведенная полковником Макшеевым-Мошоновым, «подтвердила» ранее имевшиеся у Криденера ошибочные сведения о наличии в Плевне 60 000 человек турецких войск. Вторая, произ­веденная Скобелевым, несколько снизила эти данные, но все же явно завысила количество имевшихся в Плевне турецких войск, определив его в 45 000 человек при 40—102 орудиях. Обе эти раз­ведки своими дутыми данными могли, конечно, только утвердить Криденера в его пораженческих настроениях. Но, кроме того, Ско­белев установил также, что к западу от реки Тученицы у турок не имелось укреплений фронтом на юг и на запад. Эти данные, есте­ственно, наводили на мысль о нанесении главного удара по Плев-ненскому укрепленному лагерю с юга и запада, западнее реки Ту­ченицы. При таком направлении главного удара русские вынудили бы неприятеля выйти для его отражения из укреплений в поле. Это было бы крайне выгодно для русских войск, так как при наличии простого равенства сил уравновесило бы шансы русской стороны на победу: в открытом поле наступательные возможности русских войск превосходили турецкие.

Но Криденер не придавал значения этим данным, которые были ему известны, еще до разведки Скобелева, от местных болгарских жителей. Он всецело находился под гипнозом огромной якобы чис­ленности турецкого гарнизона Плевны и потому при организации наступления помышлял не о том, чтобы разгромить армию Османа-паши, а о том, чтобы сохранить за собой путь отступления на восток после неизбежной, по его мнению, неудачи и перехода Османа-паши в контрнаступление. Сыграло свою роль и нахождение при Дунай­ской армии императорской главной квартиры. В случае неудачи только при сосредоточении главных русских сил восточнее Плевны можно было бы обеспечить своевременный отход главной квартиры царя. Именно по этим причинам Криденер и принял решение нано­сить главный удар на Плевненский укрепленный лагерь с востока, а вспомогательный — с юго-востока. Нанесение удара на Плевну с юго-запада или запада казалось Криденеру не только «делом риско­ванным», но и прямо невозможным. В последнем его убедило также еще одно донесение Скобелева, который сообщал, что в Ловче стоит шесть таборов с шестью орудиями, но что число это «будто будет доведено до 45 000»(3). Конечно, если бы это было верно, то наступать на Плевну с юго-запада и запада, имея при этом в тылу 45 000 турецких войск, было невозможно.

Приняв решение наносить удары по Плевне с востока и юго-во­стока, Криденер отказался уравнять шансы русских и турецких войск на победу и этим совершил грубую ошибку.

Получив согласие главнокомандующего, Криденер назначил на­ступление на 30 июля. В ночь с 29 на 30 июля войскам была разо­слана заранее подготовленная диспозиция; кроме того, еще днем 29 июля Криденер «инструктировал командиров частей о способе ведения боя; он рекомендовал не открывать ружейного огня с даль­ней дистанции, беречь патроны до близких расстояний, сходиться на штыки и пр.»(4), чем еще больше затруднил русским войскам дости­жение победы. Впрочем, несмотря на наличие диспозиции и произ­водство «инструктажа», у Криденера по существу не было твердого плана действий. «План предстоящего штурма не только не был раз­работан и изложен определенно, но даже все время неясно рисо­вался и самому творцу этого плана генералу Криденеру»(5).

Что же представлял собой противник, на которого собирались наступать русские войска?

Войска Османа-паши к 30 июля значительно усилились за счет прибывших к ним подкреплений. За вычетом 8 000 человек, отправ­ленных для обороны Ловчи, в его распоряжении в Плевненском укрепленном лагере оставались 22 000 человек при 58 орудиях. Эти силы были распределены между двумя дивизиями по 12 таборов в каждой. Первая дивизия под командованием Адиль-паши распола­галась в укреплениях севернее Гривицкого ручья, вторая под коман­дованием Гассана-Сабри-паши — в укреплениях к югу от этого ручья, Кроме того, имелся общий резерв в составе 9 таборов и 34 орудий, частично также распределенный по укреплениям в городе и западнее Плевны; кавалерии насчитывалось до 7 регулярных эскадронов и нескольких сотен черкесов.

Силами болгарского населения и при помощи английских ин­структоров турецкие позиции были значительно укреплены. Был построен ряд редутов с высокими насыпями, глубокими рвами и крутыми эскарпами; устроено немало укреплений для батарей; мно­гие укрепления связывались траншеями; в большинстве случаев перед основными укреплениями имелись окопы, иногда устроенные в несколько линий. Наиболее сильны были позиции Янык-Баира, особенно два редута на его восточных склонах («Гривицкие»). Укрепления на высотах южнее р. Гривицы были частично еще не закончены. Слабые стороны укреплений Плевненского лагеря со­стояли в их малом артиллерийском вооружении, в неразвитости укреплений южного фаса и в полном отсутствии их на западном, от которого отходил единственный путь сообщения турецкого гарни­зона.

Диспозиция, отданная Криденером, так намечала план боя. Глав­ный удар наносили войска правого фланга; номинально ими коман­довал начальник 31-й пехотной дивизии Вельяминов, фактически — Криденер. В состав войск правого фланга входили три полка 31-й и три полка 5-й пехотных дивизий. На правом фланге располагался также и общий резерв Западного отряда, состоявший из 2-й бригады 30-й пехотной дивизии; вместе с общим резервом в войсках правого фланга было 24 батальона с 104 орудиями. В задачу войск правого фланга входила бомбардировка и атака Гривицких редутов с во­стока. Атака должна была начаться силами полков 31-й дивизии, состоявшей под начальством генерал-майора Белокопытова, но лишь с особого разрешения Криденера.


Схема 20. Вторая Плевна (30 июля 1877г.). Положение сторон к 15:00, 16:00 и 18:00 30 июля.

Вспомогательный удар наносился войсками левого фланга, кото­рыми командовал командир 11-го корпуса генерал-лейтенант Ша­ховской (всего 12 батальонов и 48 орудий), по более слабым турец­ким укреплениям южного фаса. Эти войска имели задачей выйти на высоты севернее Радишево и занять такие артиллерийские позиции, с которых поражались бы во фланг и тыл турецкие укрепления на высотах Янык-Баира, в том числе и Гривицкие редуты; дальнейшие свои действия войска левого фланга должны были сообразовать с ходом боя у Вельяминова.

Правый фланг общего расположения Западного отряда прикры­вался постами Это Бугского уланского и 9-го Донского казачьих полков с 9-й Донской казачьей батареей под командованием гене­рал-майора Лошкарева. Левый фланг Западного отряда обеспечи­вал генерал Скобелев во главе Кавказской казачьей бригады с 1-й конно-горной и 8-й Донской батареями; Скобелеву ставилось зада­чей «стараться пересечь сообщения между Плевной и Ловчей»(6).

Сражение протекало следующим образом. В 9.00 30 июля войска правого фланга открыли огонь по Гривицким редутам. До 12.30 этот огонь не дал заметно благоприятных результатов. Причина этого заключалась не только в маломощности снаряда русской полевой пушки, но и в том, что огонь велся всего четырьмя батареями из тринадцати, причем эти батареи стреляли на 2200 м, то есть на предельные и сверхпредельные для 9-фунтовой пушки дистанции. Видя такие слабые результаты артиллерийской подготовки, Криде­нер решил узнать, как обстоит дело на левом фланге. В 12.30 Ша­ховской был запрошен о том, сбиты ли батареи, стоявшие сзади Радишево, и признает ли он атаку достаточно подготовленной ар­тиллерийским огнем.

Артиллерия отряда Шаховского в это время с высоты севернее и северо-западнее Радишево обстреливала укрепления южного ту­рецкого фаса: так как эти укрепления были недостроены, то рус­ской артиллерии удалось подбить 11 орудий и нанести довольно чувствительные потери турецкой пехоте. Но обстреливать укрепле­ния на высотах Янык-Баира, как это требовалось диспозицией, ар­тиллерия левого фланга не могла из-за дальности расстояния.

В этих условиях Шаховской мог понять запрос Криденера именно как побуждение к скорейшему занятию позиции для об­стрела Янык-Баира или, иными словами, как побуждение к атаке турецких укреплений севернее оврага Сулуклия-дол. Результаты артиллерийской подготовки сулили, казалось, успех этой атаке. Исходя из этих соображений, Шаховской в 14.00 донес Криденеру: «Неприятельские батареи на противоположной командующей вы­соте... Надо идти для атаки следующих высот, на которых именно и стоят неприятельские орудия»(7). Несколько времени спустя Ша­ховской перешел в атаку(8).

Донесение Шаховского было получено Криденером около 15.00. Криденер был далек от мысли, что атака войск левого фланга вызвана его же запросом к Шаховскому. Криденер решил, что раз Шаховской перешел в атаку, не соображаясь с действиями войск правого фланга, то объяснить это можно тем лишь, что «такое по­спешное и независимое решение начальника левой колонны могло вызваться полным успехом на его фланге и желанием не пропустить удобного для успеха дела момента»(9). Эти соображения заставили Криденера отдать в свою очередь приказание начать атаку вой­сками правого фланга в целях оказания содействия войскам Ша­ховского.

Наступление на правом фланге начал 121-й Пензенский полк. Наступать ему пришлось по совершенно открытому месту, под силь­ным ружейным огнем турецкой пехоты. Ротные колонны, в которых наступал полк, начали нести серьезные потери еще в 1800 шагах от турецкой позиции; к тому же полк наступал без ружейного огня и турецкая пехота в окружавших редут окопах никем не подавлялась. За полчаса полк потерял до 1000 человек. Полку удалось все же в героическом порыве занять передовые турецкие ложементы, но дойти до цели атаки, Гривицкого редута № 7, полк не смог и залег в 100 шагах от. него. Уступом вправо и назад за пензенцами шли козловцы. Они также понесли значительные потери, выдохлись и за­легли рядом с пензенцами перед редутом № 7. Та же участь по­стигла и наступавших левее тамбовцев; они залегли в 300 шагах от редута № 8. Из-за отсутствия шанцевого инструмента все залегшие полки принялись окапываться при помощи штыков и манерок. Не­однократные попытки всех трех полков перейти в атаку турки отра­зили сильнейшим трехъярусным огнем из редутов.

Наблюдая бой, Криденер обнаружил огромные потери полков 31-й дивизии. Для него стало ясно, что потери и неудача этих пол­ков в значительной степени зависели от совершенно неудовлетвори­тельной артиллерийской подготовки. В этих условиях долгом Кри­денера являлся отказ от дальнейшего наступления на этом направ­лении и высылка всех резервов к Шаховскому, на участке которого Коиденер предполагал крупный успех. Но вместо всего этого Кри-денер двинул в наступление на те же Гривицкие редуты полки 5-й дивизии; хотя при этом 1-я бригада была направлена на редуты не в лоб, а в охват редута с северо-востока и Галицкий полк — в охват редута № 8 с юго-востока, но результатов боя это не изме­нило. Да и трудно было рассчитывать на иные результаты при том способе, которым Криденер организовал наступление. Очевидец так писал об этом наступлении: «Идем, куда? Сами не знаем... Вот подъезжает корпусный. Генералы к нему за приказаниями: «Что делать?» — «Идти и атаковать», — было приказание. — «Да ведь и местность вовсе не расследована; как атаковать без рекогносци­ровки?» — заметил было один из генералов. — «С богом, ваше пре­восходительство, идите и атакуйте»,— был ответ корпусного»(10).

Архангелогородцам и вологодцам пришлось наступать по кустам, по высокой кукурузе, пересечь два оврага, поэтому потери у них были меньшими, чем в полках 31-й дивизии, хотя наступали они тоже в ротных колоннах. Зато, двигаясь по закрытой и пересе­ченной местности, они сильно перемешались. Лишь отдельным лю­дям из этих полков удалось добраться до редута № 7 и укрепиться в его рву, большинство же залегло в ложементах перед редутом. Все попытки русских атаковать редут отбивались сильным ружей­ным огнем турок, вал же был так высок, что, не пробив в нем бреши, через него нельзя было перебраться. Была затребована артиллерия, прибыли две батареи, но из-за темноты пробивку бреши отложили до утра. Так же неудачны были и попытки атаковать ре­дут № 8. К темноте бой затих. Наступление войск правого фланга Западного отряда потерпело неудачу.

Наступление войск левого фланга началось около 15.00. Сигнал «наступление» на рожке был подан ровно в 14.00 командиром бригады 32-й пехотной дивизии генерал-майором Горшковым. При этом сигнале командиры частей пришли в полное недоумение, так как понятия не имели не только о диспозиции, но даже о том, что и когда надо атаковать. Сигнал «наступление» повторился, однако, во второй, а затем и в третий раз. Командир 125-го Курского полка полковник Ракуза помчался за разъяснениями на батарею, откуда раздавался сигнал. На батарее находился Горшков, и Ра­куза обратился к нему с вопросом, в каком направлении полку двигаться и какой пункт атаковать. В ответ на этот вопрос Горшков лаконично ответил: «Двигаться прямо перед собой и побить по до­роге всю сволочь, какая встретится на пути»(11). Несмотря на пол­ную неясность этого краткого «приказа», только им и пришлось курянам (Курскому полку) руководствоваться во время своего наступления. Куряне и рыльцы (по имени города Рыльска) перешли в наступление и к 16.00 выбили турецкую пехоту из ложементов южнее оврага Сулуклия-дол, перешли через овраг, овладели укреплением № 14, причем захватили там два орудия, и даже временно ворвались в укрепления № 9, № 10 и № 11, но за­тем стали выдыхаться. Резервная бригада 30-й пехотной дивизии во­время их не поддержала, так как к моменту атаки находилась еще в 1 1/2 км от турецких укреплений, а Шаховской не хотел ее вводить в дело до прибытия подкрепления от Криденера, который был об этом запрошен.

Лишь в 17.00, получив сообщение от Криденера о высылке к нему на поддержку из общего резерва Коломенского полка с ба­тареей, Шаховской двинул на помощь курянам и рыльцам свой ре­зервный Шуйский полк. Но момент для развития успеха был упу­щен — уже после 16.00 начались сперва частные, а затем, с 17.00, и общие турецкие контратаки. Осман-паша, обеспокоенный успе­хами русских на своем южном фронте, перебросил туда не только свой общий резерв, но и частные резервы с северного фронта. При­ход Шуйского полка дал возможность отбить первые общие контр­атаки турок, а высланные затем Шаховским 117-й Ярославский из частного резерва и 119-й Коломенский из общего резерва полки по­могли отбить и прочие турецкие контратаки. Во время их отраже­ния войсками левого фланга не только были удержаны занятые позиции, но также захвачено и укрепление № 10. Все это было, однако, ни к чему, так как резервы и боеприпасы иссякли, разви­вать успех было нечем, потери были очень велики. В 18.15 Шахов­ской донес Криденеру: «Шесть часов боя; все патроны истощены; раненых больше четверти всего состава; уже начинается беспоря­док; может легко случиться, что будет еще хуже. Прошу поддержа­ния»(12). В 19.00, когда Криденер получил донесение Шаховского, в резерве войск правого крыла остался всего один батальон. Узнав из донесения, что у Шаховского также нет успеха, Криденер решил начать отступление.

Фланговые конные русские отряды в бою 30 июля вели себя по-разному. Правофланговый отряд Лашкарева бездействовал в тече­ние всего боя. Левофланговый отряд Скобелева, которому Шахов­ской придал, в целях заслона со стороны Ловчи, один батальон 125-го пехотного Курского полка с четырьмя орудиями, действовал активно. В 12.00 отряд перешел в наступление на турецкие заслоны юго-западнее Плевны, занял Зеленые горы и пытался наступать на Плевну, но атака его была отбита. Тем не менее отряд Скобелева своими действиями отвлек на себя часть турецких войск и несколько облегчил наступление Шаховского.

Отход Западного отряда вечером 30 июля начался с отвода на исходные позиции 5-й дивизии; в 23.00 Криденер отдал распоряже­ние на отвод войск Вельяминова и Шаховского. К вечеру следую­щего дня эти войска сосредоточились у Сгаловца, Порадима, Тур-ского, Трастеника и Болгарени, но часть их еще до 11.00 следую­щего дня оставалась во рвах Гривицких редутов в укреплении № 14.

Осман-паша не преследовал русских по причине полной деморали-зации своих войск в результате больших потерь и героической доблести русских войск. Более того: к утру 31 июля турки очистили укрепление № 4, 5 и 6, так как были уверены в возобновлении рус­скими наступления.

Потери турок в бою 30 июля достигали 3 800 человек. Русские потеряли вдвое больше — до 7 000 человек убитыми и ранеными; подавляющее большинство потерь выпало на долю пехоты — она потеряла 25°/о офицерского состава и 23% солдат. Русские войска честно выполнили свой долг, но дорогой ценой заплатили за про­счеты своего главного и высшего командования.

Достаточно ограничиться лишь кратким перечислением главней­ших ошибок командования. Это: отсутствие тщательной рекогносци­ровки, неправильный выбор направления главного удара, путаная диспозиция, отсутствие должной артиллерийской и ружейной под­готовки атаки, нелепые наступательные построения, слабое взаимо­действие войск первой линии между собой и с резервами, ввод в бой войск пакетами, бездействие конницы, неумение перестроиться в ходе боя в зависимости от обозначавшегося успеха и т. п.

Основной причиной большинства этих ошибок было непонимание русским главным и высшим командованием особенностей боя того времени, который, благодаря массовому ружейному огню и поле­вым укреплениям оборонявшегося, принял совсем иной, чем прежде, характер. Между тем имелся относительно свежий опыт Крымской войны, когда 18 июня 1855 года слабые русские полки, вооруженные гладкоствольными ружьями, отбили в Севастопольских укреплениях 3-го бастиона девятитысячную английскую дивизию, штурмовавшую этот бастион с 300 шагов после сильнейшей бомбар­дировки. Этот и подобные ему примеры Севастопольской кампании уже показали, что будет значить в войне 1877 года атака полевого укрепления, занятого пехотой с заряжающимися с казны ружьями.

Как можно было бы избежать Второй Плевны? Возможно, путем ночного штурма, как сделали это в отношении крепости Карса в эту же войну на Кавказе. Возможно, путем удара с тыла или фланга, где 30 июля укрепления еще отсутствовали. Возможно, выставлением одного лишь заслона в сторону Плевны и действием конницы на сообщениях. Способов было много, но косный и без­дарный главный и высший командный состав русской армии не на­шел их 30 июля и пошел по наиболее легкому и проторенному пути — подавить сопротивление противника одним количеством, не считаясь с жертвами и не заботясь о приложении к силе и доблести Русских войск еще и своего искусства.

Русский генералитет показал себя отрицательно не только в организации сражения, но и в руководстве войсками во время самого сражения. Криденер думал не о победе, а лишь о том, как бы избежать поражения. Между Криденером и Шаховским были круп­ные нелады на почве того, кто кому должен подчиняться; виновен был в этом Левицкий, который в диспозиции не указал порядка подчинения и разъяснил его лишь после запроса об этом Криде­нера.

Конечно, не все русские генералы плохо и бездарно действовали при Второй Плевне. Толково руководил своим небольшим отрядом и проявил большую личную храбрость генерал Скобелев и некото­рые командиры полков, умело и отважно вели в бой свои подраз­деления многие офицеры. Но это были в общем масштабе сраже­ния не руководители, а лишь исполнители.

Русские солдаты и многие строевые офицеры не только проявили свою высокую доблесть и прекрасный боевой порыв в ходе наступ­ления, но не потерялись и тогда, когда бой стал неудачным. Отходя от турецких позиций, солдаты отстреливались и выносили своих ра­неных, проявляя при этом большое самоотвержение; так, например, когда капитан Шуйского полка Буткевич, раненный двумя пулями и осколком, не мог сам отползти, его подхватил солдат его роты и стал вытаскивать из-под огня. Пули сыпались градом; Буткевич, потеряв надежду на спасение, попросил солдата бросить его на произвол судьбы и спасаться самому; солдат ответил: «Хоть сейчас и мне умереть, а я вас не оставлю»(13) — и действительно вынес Буткевича. Многие солдаты, не узнавшие во-время о приказании на отход, всю ночь оставались возле самых турецких укреплений и вели с турками перестрелку.

Сравнивая русского солдата и генерала, Боткин писал: «Будем надеяться на русского человека, на его мощь, на его звезду в буду­щем. Может быть, он со своей несокрушимой силой сумеет вы­браться из беды, несмотря на стратегов, интендантов и тому подоб­ное. Ведь надо ближе посмотреть на русского солдата, чтобы со злобой относиться к тем, которые не умеют руководить им. Ты ви­дишь в нем силу, и смысл, и покорность. Всякая неудача должна позором ложиться на тех, которые не сумели пользоваться этой си­лой; вглядываясь в наших военных, особенно старших, так редко встречаешь человека с специальными сведениями, любящего свое постоянное дело; большая часть из них знакома только с внешней стороной своего дела — проскакать бойко верхом, скомандовать «направо, налево», да и баста!.. Много ли у нас таких, которые с любовью занимаются своей специальностью? Они все наперечет»(14).

В другом месте Боткин писал об этом же еще определеннее: «Вопрос: кто же виноват во всех неудачах? Недостаток культуры, по-моему, лежит в основе всего развернувшегося перед нами... надо трудиться, надо учиться, надо иметь больше знаний и тогда не при­дется получать уроков ни от османов, ни от сулейманов».

Боткин правильно ставил вопрос о слабости царского военного руководства, но он как либерал был далек от того, чтобы взгля­нуть в корень вещей, понять, что причина этой слабости — загнивание русского царизма, без уничтожения которого все благие поже­лания большей культурности оставались только пустыми словами, либеральной маниловщиной.

Военный министр Милютин, находившийся 30 июля при Алек­сандре II недалеко от поля сражения, не смог равнодушно смотреть на все те безобразия, которые творились в армии. В записке, подан­ной Милютиным Александру II 2 августа, он так оценил роль выс­шего и главного русского командования во Второй Плевне: «Если будем попрежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотвер­жение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию»(16).

Вторая Плевна оказала значительное влияние на весь дальней­ший ход войны. Сильно повлиял второй неудачный штурм Плевны и на русское общество. «Вестник Европы» в сентябре так оценивал с этой точки зрения значение Второй Плевны: «сражение это вызвало большую перемену в настроении общества, сменив чрез­мерную уверенность, порожденную первыми успехами, на преувели­ченное разочарование»(17).

Результаты сражения заставили главное русское командование отбросить всякую мысль о немедленном переходе Балкан главными силами Дунайской армии. В связи с этим родилась мысль о вре­менном переходе Дунайской армии к обороне. В цитированной уже выше записке Милютина были сформулированы основы плана обо­роны. Милютин указывал, что русское главное командование недооценило возможности турецких войск, обладавших хорошим оружием и довольно упорно дравшихся на укрепленных позициях. Милютин считал, что необходимо изменить образ действий против турецких войск как в тактическом, так и в стратегическом отноше­нии. Он писал, что в тактическом отношении «мы не можем всегда вести бой, бросаясь открыто, смело, прямо на противника, даже несомненно превосходного в силах, особенно когда он успел укре­питься»(18). Милютин требовал «бережливости на русскую кровь». В стратегическом же отношении, «очевидно, нельзя уже надеяться на то, чтобы одним быстрым, смелым набегом вперед за Балканы (а в Азии за Саганлуг) произвести страх в неприятельском войске и народе, и через несколько недель времени под стенами самой сто­лицы его предписать ему мирные условия»(19).

Положение Дунайской армии на 30 июля Милютин расценивал резко отрицательно. «При отсутствии общего резерва,— писал он,— вся армия разбита на малые части по обширному полукружью, за­мыкающему занятое пространство края. Полукружье это имеет не менее 320 верст протяжения, и ни в одном пункте этого полукружья нет сил более двух, трех пехотных бригад с несколькими полками кавалерии»(20).

Далее Милютин в своей записке писал: «Поправить такое невы­годное, даже опасное положение наше можно не иначе, как отка­завшись на время от предприятий наступательных до прибытия бо­лее сильных подкреплений, стянуть разбросанные силы в небольшое число пунктов, занять выгодные позиции и где нужно укрепиться»(21). «Сильные подкрепления», о которых писал Милютин, могли при­быть, как видно будет из дальнейшего, только поздней осенью; та­ким образом, Милютин предлагал перейти к обороне на период до трех месяцев. Предложив подтянуть сильные подкрепления, Милю­тин тем самым исправлял коренную ошибку плана войны, в кото­рой сам был частично виновен: заниженную численность войск Ду­найской армии. Вторая Плевна открыла ему глаза и окончательно заставила его прийти к выводу, что, особенно при бездарном глав­ном командовании, сил Дунайской армии для успешного окончания войны явно недостаточно.

Анализ допущенных ошибок и серьезное и добросовестное осу­ществление предложений Милютина в значительной мере улучшили бы состояние Дунайской армии, дав возможность всесторонне под­готовиться к возобновлению наступления поздней осенью. Но ни Ни­колай Николаевич, ни его штаб к такой серьезной работе не были пригодны.

Лишь в одном направлении главнокомандующий, его штаб и даже верховное командование развили бурную деятельность — они стремились увеличить численность армии. До конца августа — се­редины сентября в Дунайскую армию могли прибыть ранее мобили­зованные 2, 3 и 26-я пехотные дивизии, 3-я стрелковая бригада и 2-я Донская казачья дивизия. Все эти части вместе с поступав­шими в августе пополнениями в общей сложности составляли около 50 000 человек, то есть могли образовать лишь один общий резерв Дунайской армии, но для перехода в наступление были недоста­точны. Поэтому были мобилизованы гвардия (кроме кирасиров), 1-я гренадерская, 24-я и 26-я пехотные дивизии, а несколько позже - 2-я и 3-я гренадерские и 1-я кавалерийская дивизии. Все эти соединения (кроме 1-й гренадерской дивизии, предназначенной для Кавказского театра) могли в основной массе прибыть лишь в середине — конце октября; это мероприятие давало еще до 90 000—100 000 человек свежих войск.

Были также начаты переговоры с Румынией по вопросу о при­влечении ее к активному участию в войне. В сентябре румынская армия приготовилась к войне. Участие Румынии в войне дало еще 41 000 человек.

Что касается других важнейших предложений Милютина, то в подготовительной работе они нашли весьма слабое отражение. В Болгарии русские войска были попрежнему разбросаны, опера­тивного резерва выделено не было, об укреплении позиций указания сверху были даны, но на местах проводились слабо. А о сохранении крови русского солдата, к чему призывал Милютин, высшее русское начальство в своей массе думало меньше всего.

В районе Плевны Осман-паша после 30 июля начал лихора­дочно восстанавливать разрушенные и создавать новые укрепле­ния. Войска Западного отряда заняли позиции по линии Турский Трестеник, Болгарский Караагач, Порадим, Пелишат и взялись за строительство укреплений.

(1) ЦГВИА, ВУА, д. 7827, т. II, лл. 81—83.

(2) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балкан­ском полуострове, вып. 20, ОПБ, 1901, стр. 473.

(3) ЦГВИА, ВУА, д. 7832. т 4. л. 9.

(4) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балкан­ском полуострове, выи. 91, ч. I, СПБ, 1911, стр. 91.

(5) Симанекий П. Записки генерала К. К. Бискупского, «Варшавский военный журнал», 1903, № 2.

(6) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балкан­ском полуострове, выи. 3, СПБ, 1898, стр. 45.

(7) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балкан­ском полуострове, вып. 3, СПБ, 1898, стр. 52.

(8) Впрочем, начальник штаба Шаховского Бискупский утверждал, что в 14.30 от Криденера пришло приказание: «Пора начинать, нуждаетесь ли в под­креплении», но что эта записка впоследствии пропала. Если это было действи­тельно так, то и начало атаки Шаховским и последующие действия Криденера получают, конечно, совершенно иное освещение.

(9) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балкан­ском полуострове, вып. 3, СПБ, 1898, стр. 52.

(10) Мещерский В. (издатель). Сборник военных рассказов, составленных офицерами—участниками войны 1877—1878 гг., т. II, СПБ, 1881, стр. 557.

(11) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балкан­ском полуострове, вып. 91, СПБ, 1911, стр. 354—355.

(12) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-4878 гг. на Балкан­ском полуострове, вып. 26, СПБ, 1899, стр. 110.

(13) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 тт. на Балкан­ском полуострове, вып. 13, ч. I, СПБ, 1901, стр 423.

(14) Боткин С. О. Письма из Болгарии, 1877, СПБ, 1893, стр. 139.

(15) Там же, стр. 349.

(16) ЦГВИА, ВИА, д. 7165, лл. 72-79.

(17) Вестник Европы», 1877, №9. Обозрение военных действий, стр. 447.

(18) ЦГВИА, ВУА, д. 7165, лл, 72—79.

(19) Там же.

(20) Там же.

(21) ЦГВИА, ВУА, д. 7165, лл. 72—79.

Вперед
Оглавление
Назад


Главное за неделю