Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Главный инструмент руководителя ОПК для продвижения продукции

Главный инструмент
руководителя ОПК
для продвижения продукции

Поиск на сайте

ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Русско-турецкая война 1877—1878 гг. по политическим целям русского царизма являлась войной захватнической и несправедливой. Такой же несправедливой являлась эта война и по целям, которые ставились перед ней правительством турецкого сул­тана, стремившимся к сохранению своего ига над славянскими на­родами Балканского полуострова. Но в то же время война являлась справедливой и прогрессивной по целям, ставившимся в ней рус­ским народом, желавшим освобождения болгар из-под турецкого ига.

По своему объективному результат у—освобождению болгарского народа и созданию независимого болгарского государ­ства, что сочеталось и с социальным освобождением болгарского крестьянства от ига турецких помещиков,— война 1877—1878 гг. являлась справедливой и прогрессивной. Освобождение русскими войсками болгарского народа от турецкого ига укрепило их тради­ционную дружбу, породило у болгарского народа чувство горячей признательности, благодарности и любви к русскому народу.

Результаты войны 1877—1878 гг. выявили несостоятельность царизма в военном и дипломатическом отношениях и тем самым со­действовали ослаблению положения царизма в стране. Буржуазные либералы пытались использовать это ослабление, чтобы выторговать у царизма конституцию. Революционные народники, переоценивая ослабление царизма, рассчитывали справиться с ним одним усилением террора. Такое внутреннее состояние страны, в связи с боль­шими людскими жертвами и материальными лишениями (война обошлась царской России в полтора миллиарда рублей), породило нарастание новой революционной ситуации.

Для султанской Турции результаты войны в основном свелись к тому, что она окончательно стала на путь превращения в полу­колонию иностранных держав.

Обладая огромными военными возможностями, царская Россия не могла их полностью использовать.

Высший и старший командный состав русской армии, косный и реакционный, в основном являвшийся еще выучеником николаевской школы, в большинстве своем тормозил подготовку армии к войне, а в ходе ее создавал для русских войск крайне невыгодные усло­вия борьбы с неприятелем. Среди высшего и старшего русского командования были, конечно, и исключения. Война выдвинула та­ких передовых генералов и офицеров, как Милютин, Обручев, Ла­зарев, Тергукасов, ряд начальников дивизий, бригад, полков, рот.

Имелись достижения и у русского генералитета, представлявшие значительный вклад в военное искусство. Таков был, например, обручевский стратегический план нанесения главного удара на Бал­канах в обход четырехугольника турецких крепостей с разделением предназначенных для этого сил на армию вторжения и армию обес­печения. Эта идея была весьма плодотворна и породила в будущем подражания —достаточно сопоставить ее хотя бы с шлиффеновским планом обхода французских крепостей через Бельгию. Стратегиче­ски правильны были предложенные Милютиным планы действий после Второй и Третьей Плевны. Блестящая стратегическая идея была заложена Милютиным и Обручевым в планы окончательного зимнего наступления за Балканы.

Но достижения эти были не велики, да к тому же при осуще­ствлении передовых стратегических идей приходилось порой безуспешно бороться с косностью и бездарностью царского глав­ного командования и большинства высшего царского генералитета. Это обстоятельство не дает возможности оценить стратегию царского командования в войне 1877—1878 гг. как передовую в це­лом. Таково же было примерно положение и в области тактики крупных соединений.

Иначе в русской армии развивалась тактика частей и подразделений. Много офицерской молодежи получило обра­зование в пореформенных военно-учебных заведениях, которым была свойственна относительно широкая и более глубокая подготовка к требованиям боевых действий. Это в значительной мере способ­ствовало исправлению недостатков официальной тактики и созда­нию новой.

В войне 1877—1878 гг. русские войска первыми в мире встрети­лись с совершенно новыми боевыми условиями.

В силу исторически сложившихся условий турецкие войска из различных видов боя особенно развивали оборону в укреплениях. Во время военных столкновений 60—70-х годов турецкие войска при­няли на вооружение ружья, заряжавшиеся с казны, и ознакомились с их свойствами и. действием при обороне укреплений. Низкий уро­вень стрелкового обучения турецкой пехоты заставил турецкое командование недостатки подготовки возмещать массой свинца. Для этого, во-первых, укрепления создавались так, чтобы можно было ввести в бой значительное количество стрелков, и, во-вторых, огонь велся так, чтобы наступавший находился возможно дольше под воздействием огня обороны. Первое достигалось устройством многоярусной ружейной обороны редутов и выделением части стрелков в прилегавшие к редутам траншеи, второе — выбором места для укреплений с таким расчетом, чтобы его со всех сторон окружала по возможности ровная и открытая местность, которая не создавала бы значительных мертвых пространств и не предостав­ляла укрытий наступавшим войскам на всю дальность ружейного огня обороны, начиная с 1800—2500 шагов. Огонь велся с пре­дельной частотой выстрелов; в результате вся площадь вокруг укреплений более или менее равномерно покрывалась пулями, причем, в зависимости от подготовки и морального состояния бойцов, наи­более густо покрывалась пулями площадь на дальних и средних ди­станциях ружейного огня. Все это требовало огромного по тому времени расхода патронов.

Для успешного преодоления турецкой обороны русским войскам требовалось основательно перестроить свою тактику наступления. Перестройка эта шла за счет сокращения потерь пехоты при наступлении, начиная с дистанции дальнего ружейного огня, и улуч­шения самой организации наступления. Сокращения потерь насту­павшей пехоты войска добивались двояким путем: с одной сто­роны, принятием расчлененных по фронту и в глубину строев и бое­вых порядков, а также применением целесообразных способов их передвижения на средних и дальних дистанциях ружейного огня обороны; с другой стороны, огневым подавлением неприятельской пехоты. Ни к тому, ни к другому русская пехота до войны в доста­точной мере подготовлена не была. Так же примерно обстояло дело и в русской артиллерии.

Уже первые случаи столкновения с турецкой обороной выявили удачные приемы действий русской пехоты и артиллерии, бравшие свое начало в передовых примерах подготовки мирного времени и в инициативе солдатских масс и их передовых начальников, рядо­вых офицеров. Однако потребовался кровавый опыт неудач трех Плевн и огромных потерь под Горным Дубняком и Телишем, чтобы новые приемы наступления — новые строи и боевые порядки, спо­собы их движения и ведения огня — получили широкое признание. Но и тогда, когда войска уже широко применяли эти новые приемы, высшее царское командование не пыталось возглавить инициативу низов, теоретически обобщить ее и в разработанном виде внедрять в войска.

Несмотря на это, к концу второго и на третьем этапе войны в обиход большинства русских пехотных частей вошло применение новых способов наступления (цепь как основа боевого порядка пе­хоты, начиная с дальних дистанций ружейного огня обороны; «тон­кие» строи резервов; расчлененные в глубину боевые порядки; пе­ребежки с дальних расстояний от укрытия к укрытию; применение в наступлении сильного ружейного огня, начиная с дальних дистан­ций, в сочетании с перебежками; усиленная подготовка атаки ружей­ным огнем в сочетании с переползанием; накапливание перед ата­кой и т. п.). В артиллерии применение новых методов ведения огня в наступлении (объединение управления огнем в руках одного на­чальника, массирование и фланкирование огня, поддержка наступ­ления пехоты огнем и колесами) нашло яркое выражение в целом ряде случаев. Надо, однако, заметить, что к концу войны пере­стройка тактики артиллерии по разным причинам была выражена менее ярко, чем перестройка наступательной тактики пехоты.

Организация наступательного боя крупных соединений в начале войны стояла в русских войсках, за редкими исключениями, на недостаточно высоком уровне.

Особенно плохо наступательный бой крупных соединений был организован у Плевны, под Горным Дубняком и в первом бою у Те­лиша на Балканском полуострове, а в Армении — под Зивином. Детальная разведка, обязательная при наступлении на укрепивше­гося противника, часто отсутствовала; на укрепления наступали так же, как во встречном бою. Организация взаимодействия отдель­ных групп наступавших войск, а также разных родов войск была в большинстве случаев слаба; почти до конца войны вся тяжесть наступательного боя падала на пехоту.

Очень часто маневр на фланги и в тыл, маневр резервами и ма­невр огнем были либо недостаточны даже в возможных для того времени пределах, либо вовсе отсутствовали. Управление войсками в наступлении зачастую было нечетко, путано как при постановке первоначальной задачи, так и при ориентировании и постановке дополнительных задач в ходе боя. Информация снизу вверх в основ­ном была удовлетворительна, но информация сверху вниз либо была недостаточна, либо вовсе отсутствовала. Связь далеко не всегда была налажена безупречно. Были случаи, когда управление вой­сками в ходе наступательного боя временами как бы вовсе пре­кращалось.

В период войны эти недостатки в той или иной степени выправ­лялись, но многие из них имели место вплоть до самого конца войны; достаточно вспомнить организацию наступления и управле­ние войсками со стороны Гурко и Радецкого при переходе Балкан зимой и после перехода. Недостатки организации наступления со стороны высшего командования во многих случаях, однако, исправ­лялись разумной инициативой частных начальников.

Деятельность рядовых русских начальников и солдатской массы дала во время войны 1877—1878 гг. очень много ценного материала для перестройки и создания новой передовой тактики и организации наступления.

Однако высший русский командный состав не сумел закрепить эти достижения русского опыта войны в послевоенных уставах, где были сохранены многие отжившие приемы наступления; так, в рус­ском строевом уставе 1881 года «осталась невозможная для выпол­нения форма атаки: наступление шагом, с дистанции 150—200 шагов, с барабанным боем»(1). Этим воспользовались иностранные армии, беззастенчиво копируя передовой русский военный опыт, вводи его в свои уставы и выдавая за опыт войны 1870—1871 гг. и других войн.

В отношении тактики разновидностей наступательного боя русский опыт войны как положительный, так и отрицательный дал также немало ценного материала.

В области применения обходов много положительного дали мел­кие бои первых месяцев войны и ее последнего этапа.

Блестящим примером на окружение являлось второе авлиар-аладжинское сражение; четкость и целеустремленность плана этого сражения, хорошее взаимодействие родов войск и отдельных частей боевого порядка оставили далеко позади все то, что дала в этом отношении война 1870—1871 гг. с ее Седаном.

Успешное форсирование русскими войсками такой крупной реч­ной преграды, как Дунай, дало более богатые выводы для органи­зации действий подобного рода в будущем, нежели форсирование рек западноевропейскими армиями в XVIII—XIX веках.

Ночные наступательные бои Дунайской армии у Кашик-Баира и Карагача являлись образцами трудного и успешного решения за­дачи организации и проведения боев подобного рода в условиях использования нарезного и заряжавшегося с казны оружия.

Наступательные действия в горах как Дунайской, так и Кав­казской армий в целом ряде случаев (Этрополь, Правец, Троянов перевал) являлись образцовыми по замыслу и способу выполнения; выводы из опыта этих русских наступательных боев дали много цен­ного для развития горной тактики и надолго сохранили свою дей­ственную силу.

Наступательные бои в крепостной войне блестяще были прове­дены русскими при штурме Карса.

Штурм Карса вместе с тем являлся и выдающимся примером ночного наступательного1 боя. Подобный штурм такой сильной и современной по понятиям того времени крепости, как Каре, не имел подобных себе примеров со времени Измаила (1790 год); этот штурм являл собой яркий пример русской самобытной тактики. Успех штурма был так неожидан для иностранных военных, что англичане, например, чтобы примирить с его фактом свои убогие военные теории, приписали падение Карса подкупу.

В сравнении с наступлением русский опыт тактической обо­роны являлся значительно менее ценным.

Успехи русской обороны на Шипке и Восточном фронте на про­тяжении первого и в начале второго этапа войны в значительной мере объяснялись не результатами полководческого руководства Ра­децкого, цесаревича Александра и т. п., а правильной инициативной деятельностью частных начальников и доблестью русских армейских низов. В русских войсках плохо обстояло дело как с применением полевых укреплений, так и с организацией огня в обороне. Чаще всего успех русской обороны достигался недостаточно подготовленной в огневом отношении контратакой, где главную роль играл штык и бесподобное мастерство русского солдата во владении им.

Только под конец второго этапа войны сражение под Мечкой дало ряд образцовых примеров ведения обороны (действия Санни-кова при первой Мечке, хорошие полевые укрепления, изматывание наступавших турецких войск огнем и последующий отброс их хо­рошо организованным контрударом при второй Мечке).

В тех условиях, в которых находилась русская армия в войну 1877—1878 гг., она не могла дать большего ни в смысле достижения военного успеха, ни в смысле внесения более ценного вклада в воен­ное искусство, ибо на пути этого прогресса стоял реакционный ца­ризм.

(1) Н. Михневич. Влияние новейших технических изобретений на тактику войск, СПБ, 1893, стр. 108.

Вперед
Оглавление
Назад


Главное за неделю