Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Новые возможности комплекса наблюдения и разведки серии Пластун

Зоркий "Пластун"
на военной службе

Поиск на сайте

"Гады"

Мой друг недавно прислал мне фотографию - "Первое увольнение. 7.10.1961г." Два маленьких паренька в форме нахимовцев на фоне Иcакия. Пасмурная питерская погода, но лица, упрямо скрывающие радость, по-мужски сдержаны. Подогнанная форма и до зеркального блеска надраенные хромовые ботинки. Володя Догадов и Саша Дорофеев. Володя и раскопал где-то эту фотографию, сделав мне сказочный подарок, а Саша вот уже пять лет как ушёл от нас. Флагманский химик дивизии подводных лодок, он с первого до последнего дня боролся за живучесть России в Чернобыле. Лучевая болезнь и рак гортани - вот и всё, что получил этот человек, спасая нас с вами, но если бы нам господь Бог дал возможность спросить моего друга: повторил бы он то, что сделал? - я нисколько не сомневаюсь, что ответил бы мне Саша.

Рассматривая фотографию, я явственно представил рисунок Ван-Гога - "Башмаки". Но почему-то классифицируют его как натюрморт. В галереи Уфици, где висит этот натюрморт, огромное количество народу, рассматривающих полотна импрессионистов. Цвет и настроение доминируют во всём, очень много солнца даже в самый пасмурный день. А этот рисунок как-то в стороне и возле него никто не останавливается, поток людей проносится мимо. Когда мне довелось первый раз его увидеть, я остановился и не мог сдвинуться с места. Я не знаю, сколько я простоял, рассматривая простенькую на первый взгляд вещицу, меня вывел из ступора смотритель зала: "Сеньору нравится?" - спросил он меня и, не слушая моего ответа, продолжил: "Вот и мне нравится. Здесь мало кто останавливается, но в этих старых, дырявых башмаках вся наша жизнь, не правда ли?" То ли спрашивал, то ли утверждал. Разношенные, тщательно подшитые, стоптанные и латанные-перелатанные башмаки, почему они так любовно выписаны Ван-Гогом, - так изображены руки старика в "Возвращении блудного сына".

Вся моя жизнь была рядом с морем и в выборе профессии я нисколько не сомневался - она будет связана с морем. Об этом я никогда не задумывался, но всё это было заложено с момента рождения. Дальний Восток, залив Петра Великого, военный гарнизон морской авиации. В то время на вооружении морских лётчиков были американские самолёты «Каталина», которые и перегоняли из Штатов через Японию наши отцы, а потом обучали искусству управления американской техникой других. Детская память избирательна, но вот до сих пор я помню вкус американского шоколада из лётного пайка, остроту самурайского меча, которым мама разделывала мясо, да завывание духовых оркестров. И вот здесь, из далека прожитых лет, до меня до сих пор доносится эта музыка с воплем наших мам, неумирающая музыка похорон.

Мой отец погиб, когда мне был годик, а узнал я свою настоящую фамилию в поезде, когда нас, кандидатов на поступление в нахимовское училище собрали со всего Дальнего Востока на призывном пункте и под командованием сопровождающего капитана, погрузив в вагон, отправили в Ленинград. Было нас 43 человека и было нам от 11 до 12 лет. Разместив по купе, капитан провёл первую перекличку. Назвав мою фамилию - Богачёв и не получив ответа, он недоуменно уставился на меня: "Ты чего молчишь, Богачёв? В армии отвечают «Я!», запомнил?" "Да", - сказал я, поняв, что это моя настоящая фамилия, а не та, отчима, которую носил до сих пор. Смутно помню поездку, но старенький, разбитый автобус, который вёз нас, как мне казалось, бесконечно долго от Московского вокзала до Петровской набережной, старый спальный корпус на Пеньковой улице остался в памяти очень чётко. В нахимовском мы были разбиты на группы, но старались держаться своих, дальневосточников. Было 4 экзамена: русский язык - диктант, арифметика - устно и письменно, физкультура. После деревенской школы сдать экзамены при конкурсе 4 человека на место было проблематично, и многие из тех, с кем я приехал, не выдержав, маялись в ожидании обратной дороги. После последнего экзамена сопровождающий нас капитан подошёл ко мне и сказал: "Ты принят, но условно, до конца учебного года, так что держись, парень. Пиши письмо матери, мы завтра уезжаем, я передам". Так я поступил в Нахимовское, не знаю до сих пор, почему Господь Бог замолвил за меня словечко!

75 человек было принято в пятый класс Нахимовского военно-морского училища, нам предстояло семь лет учиться и жить вместе. И скорее жить, учась - сейчас я понимаю, что главное было далеко не учёба с её арифметикой, ботаникой и прочей казуистикой, а наука быть человеком. Семь лет отшлифовывались грани наших душ, прививалась интеллигентность и муштровалось сознание служения Отчизне.

Первое построение, затем баня и переодевание. Удивительно, но форму более-менее удавалось подогнать, а вот с обувью были проблемы. Мне с Володей Догадовым наш мичман, Александр Михайлович Альбинский, не смог ничего найти на наш маленький размер. А наше желание взять на два размера больше только вызвало усмешку - мы ведь тогда не знали, что предстоит пеший переход в нахимовский лагерь, где за месяц нам должны были вложить азы строевой подготовки и научить совместной жизни, что в армии называется сколачивание коллектива. Именно сколачивание, гвоздями понятия - надо. Не найдя ничего подходящего, мы были оставлены в домашней обувке: Володя в сандалиях, я в летних туфлях. Первый переход из учебного корпуса в спальный по Пеньковой улице нам было приказано шагать рядом, дабы не портить строй. У меня до настоящего времени жива память детской горькой обиды до слёз: рядом - не в строю.

Это уже потом, чуть повзрослев, мы узнали, что рабочие ботинки, которых нам не досталось в просторечии на всём великом российском флоте, называются «гадами». А называли их так, потому что сделаны они были из жесткой яловой кожи, которая пока её не разносишь, натирала ногу до кровавых пузырей: «гады» они и есть «гады». Странно, что первое, чего мне не досталось в армейской жизни, были «гады».


Главное за неделю