В отличие от надводных кораблей лодочная команда по
приходе в базу сходит на берег, где для них уготованы
казармы. Их по обычаю называют «кубриками», офицеры же
свои комнаты-каютами. Но весь уклад остаётся прежним -
лодочным. Разве что вахты «четыре через четыре» - нету. Но
не всё вписывается без шероховатостей в «штатскую» жизнь
на берегу, особенно речь…
А основой общения подводников на борту-их речь. Она
должна быть предельно понятной и «выразительной».
Иначе, сквозь вой турбин или шум дизелей чёрта лысого чего
поймёшь. И чем экстремальней служба, тем больше
применим в ней несловарный лексикон, а проще-мат во всех
мыслимых и не очень ипостасях.
К примеру, говорит начальник подчинённому: «Если
хочешь со мной разговаривать, то стой и молчи!». Далее идёт
прямая речь из хитросплетений начальственного монолога:
«Ты мне бл… не пучь глаза, как обоссаный налим на
сковородке!». Штурману: «От вида твоих сексуальных
выдвижных устройств бакланы с испуга дрищут!». А
переговорное устройство «Каштан» коробит так, что видно
изнанку: «Центральный, твою в душу! В шестом из
контура…капает. Это тебе что, - не х…на бл..! Боцман, твоя
хитрость висит на 15 сантиметров из-под альпака!».
Бывали случаи из ряда вон выходящие. Это когда
непотребный говор априори неуместен. Судите сами: вам,
закоренелому фанату матерка, поручили зачитать
праздничный приказ Министра обороны СССР (как это принято в бытность службы Игоря Ивановича на нашей
лодке). Приоритет в оглашении таких приказов
принадлежал исключительно командирам субмарин.
Засорённость их речи «эдакими словечками» в процентном
отношении была предельно недопустимой и учёту не
поддавалась. Плюс к общепринятым извращениям лексики
каждый командир имел ещё и эксклюзивные слова-паразиты. Например: «Грёбаный в ухо», «Понть б.. ясно»,
«Не в лом вам х..» и тому подобное.
В 60-е годы на Камчатке женского персонала было не
просто мало, а очень мало. И, тем не менее офицеры, а
морские в особенности, в присутствии дам с трудом, но
обходились хотя и скудным, но всё-таки, словарным
запасом. На зависть даже заслуженным артистам они
изощрялись в применении спасительных пауз.
Перед праздничным построением всех экипажей мы
интересовались, кто из командиров будет зачитывать приказ.
А узнав, предвкушали: «Да-а, это же «грёбаный в ухо!».
Место построения оформлялось красочно, по-праздничному.
На возвышении водружалась трибуна с огромными
киношными репродукторами. И вот, наступает кульминация
момента: читка приказа капитаном 1 ранга Ивановым
(изменено). Сразу оговоримся, что ничегошеньки из
произносимого оратором, им САМИМ не слышится напрочь:
рёв динамиков перекрывает все мыслимые децибелы.
- Товарищи матросы и старшины!!! Грёбаный в ухо!…, -
эхо отражается от сопочки напротив и хлёстко разлетается
над гладью бухты: «Шины, ыны…банный в ухо…ухо…!».
- Поздравляю вас с великим праздником Октября!!!
Гребаный в ухо! Бря…бря…бануха…, - беспрепятственно
летело по водной глади до жилого поселка Приморский на
берегу справа от нашего плаца. Так что жители его, где
случались и женщины безошибочно заключали: «Слышь-ка!
Нынче Иванов читает. Ну, умора!».
Случалось и капитану 1 ранга Вереникину оглашать
приказы с высокой трибуны. Но его «включения» в официоз
были настолько виртуозными и почти неприметными, что
суммарный «текст» являл собой некий шедевр.
И при его выступлениях на плацу стояла гробовая
тишина, время от времени прерываемая громовым
матросским хохотом. Позже его выражения становились
крылатыми. Но воспроизвести сегодня его слоганы вряд ли
возможно в точности. А в изложении кого-либо будет так же
несуразно, как если бы мне спеть вместо Карузо. Так что и
стараться нет смысла. Но любили Игоря Ивановича,
пожалуй, более, чем своих родителей. Ко всему вряд ли кто
толком мог сформулировать, объяснить эту любовь. Скорее
это было то самое безграничное уважение к бескорыстным
гениям, полубогам.
Если и можно сравнить с кем моего командира, так это с
артистом Кузнецовым в фильме «Максимка»: то же обаяние
и простота при исключительно русской внешности и небесно
голубыми глазами. Но когда нужно было отчитать
подчинённого за провинность, то Вереникин старался
препоручить эту экзекуцию своему старпому капитану 2
ранга Хайтарову. Кстати, мастеру спорта по боксу. И бокс он
пропагандировал ежедневно и с умением превеликим. В
самой команде чаще поощряли, нежели наказывали. Так что
сами понимаете, что эту миссию с поощрением не без
удовольствия вершил командир лично.
А почти враждовали мы, подводники, чаще всего со
штабными офицерами и их же сверхсрочниками. Случалось
даже, хотя и весьма редко, на уровне ЧП недомолвки с
особистами. Надо сказать, что мы их не выискивали, да и не
знали вовсе, пока кого из них невзначай подчивали втихаря
матом. Поводом служило наше внешнее ухарство как в
отдании чести, так и в форме одежды. Даже служившие
второй год подводники ушивали себе как робу, так и парадку.
А шинели укорачивали так, что из-под полы виднелись
карманы. Штабникам и прочим «штатским» (штабным)
честь если и отдавали, то не ниже капитана 3 ранга и
исключительно небрежно. Вроде и придраться трудно
(честь-то отдана!), но вроде как нехотя и более походило на
отмашку: «А пошёл бы ты..!».
Чаще других почему-то по этой части влетал я. Скорее
всего именно поэтому через год я имел второй разряд по
боксу. Тренировал-то старпом! Так что вместо «на ковёр»
ходили на ринг. Шеф тренировал по-честному: одной
левой. Но попадал часто и больно. Морали были не в ходу.
Зато команда держала прочно первое место по боксу на
Камчатской флотилии.
Хотя гауптвахта, а проще-«губа» не пустовала опять же
благодаря мне и подобным «острякам- самоучкам». Но
отсиживать срок полностью не приходилось: у меня был 1
класс мастера дозаппаратуры, а спецов на «утюгах» (так
звали наши проекты лодок) недоставало. С «губы»
отпускали запросто: оброк в 5 литров спирта брали за
каждого «губаря» сразу же. Даже по прошествии более 30
лет Игорь Иванович признал меня раньше, нежели я его:
«Я на тебя, мил человек, извёл море спирта. Как же не
упомнить такое!».
Но всё, здесь приведённое-чистой воды обиход.
Случается, что мат приводит в чувство растерявшегося
перед внезапностью. А удар в ухо выводит из оцепенения
даже перед смертельной ситуацией. Не до сантиментов
тут! Всё решают секунды. А ситуации в современном
флоте зачастую ставят на кон ядерную войну фактически.
Вот тут и проявляются все чувства и качества. Таких
прецедентов адмирал повидал немало и принимал
решения едва не мгновенно.
Вот лишь коротенькая запись в журнал одного из
командиров АПЛ, коими командовал командир дивизии
контрадмирал Вереникин: «9 мая 1972 года (разгар войны во
Вьетнаме, противостояния флотов США и СССР).
Перевели ТОФ на повышенную БОЕВУЮ готовность.
Приказываю ввести ГЭУ (реакторы) обеих бортов. Идёте в
составе… Корабл ей в Южно-Китайское море
поддерживать братский Вьетнам. Задачу выполнять
совместно с ПЛА К-45 и К-57 командир ДиПЛ 26
контрадмирал Вереникин».
Вот так. Предельно коротко и ясно: мир на волоске. А в
стране играли свадьбы, рожали детей, играли в хоккей и
варили сталь. А наши подводники просто берегли и берегут
мир. Под водой не видно: кто и откуда пустил торпеду, либо
ракету с ядерным боезарядом. И не дай бог - случайно… До
чего же хрупкий мир! И какими должны быть люди,
берегущие его!