Важное
Для ледокола "Виктор Черномырдин" изготовили систему управления и машинное отделение главного крана
Как новое оборудование 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Грибовский В.Ю. Выборгское морское сражение. Трафальгар Балтики / Глава I. Обстановка и флоты противников накануне войны
Глава I. Обстановка и флоты противников накануне войны
Текст: Грибовский В.Ю. Выборгское морское сражение. "Трафальгар Балтики"
В 1771 г. на шведский престол вступил король Густав III, старший сын короля Адольфа-Фридерика и Луизы–Ульрики Прусской, сестры Фридриха Великого. Родившийся в 1746 г., Густав в 1766 г. женился на принцессе Софии–Магдалине, дочери короля Дании Фридерика V. Следовательно, новый шведский король находился в родственных отношениях с датским и прусским дворами, а через последний еще и с российской императрицей Екатериной II. Такие отношения в те времена играли немалую роль во внешней политике.
Поскольку Густав III фактически являлся главнокомандующим шведскими вооруженными силами в Выборгском сражении, он заслуживает здесь краткой характеристики. Король, несомненно, был фигурой яркой, но противоречивой. Свое правление он начал с государственного переворота (1772 г.), который резко ограничил права шведского парламента (ригсдага) в управлении страной, а ими последний пользовался со времен окончания Великой Северной войны. Получив почти неограниченную власть, Густав III провел ряд реформ и преобразований, связанных с экономикой, наукой и культурой. Некоторые из них носили прогрессивный характер, но внутреннее положение страны продолжало оставаться напряженным: доходы казны не соответствовали расходам, а часть дворянства находилась в скрытой оппозиции королю. Энергичный и не лишенный коварства, Густав III учредил тайную полицию, не стеснялся выпрашивать иностранные субсидии и вел дипломатические игры в поисках союзников. Король был храбрым человеком и, очевидно, хорошо владел личным оружием. Как показали последующие события, он лично возглавлял свои войска и флот и на месте мог принимать важнейшие решения. В этом было преимущество шведов перед русскими, которых не могла вести в бой женщина – императрица. Однако, как полководец, Густав III значительно уступал Карлу XII, Петру и Фридриху Великим, которые, как известно, также лично руководили войсками. Несмотря на финансовые трудности, шведский король проводил курс на укрепление вооруженных сил. Особое внимание он уделял флоту. Известно, что по закону 1761 г. состав флота предусматривал содержание 20-и линейных кораблей, но к 1765 г. он насчитывал всего 10 кораблей, пригодных к бою, и едва 6000 матросов для его укомплектования. Меры по усилению флота были предприняты еще отцом Густава III королем Адольфом–Фридериком, который также обратил внимание на плачевное состояние гребного флота (в 1753 г. только 17 галер). Преобразование гребного флота тогда было поручено полковнику артиллерии Эренсверду, который предложил образовать т.н. 'Армейский флот', по образцу русского, предназначенный для совместных действий с армией. Эренсверд же предложил и новые типы судов, а также возглавил строительство крепости Свеаборг. Густав III поставил во главе шведского кораблестроения талантливого мастера Фридерика Хенрика Чапмана (1721–1808), возведенного в 1772 г. в дворянское достоинство и известного своими достижениями в теории кораблестроения, в том числе трудом 'Архитектура навалис: меркатория'. В 1780 г. генерал-адмиралом флота был назначен энергичный Генрик аф Тролле, считавший необходимым ежегодное вооружение отряда (эскадры) судов для практического плавания. Недостаток средств не позволил в полной мере исполнить все амбициозные замыслы. Тем не менее, за 12 лет (1778–1785 гг.) в Карлскроне было спущено на воду 12 линейных кораблей и 10 фрегатов. Спроектированные и построенные Чапманом 64-пуш. корабли отличались удачной формой корпуса, рациональным (плотным) расположением артиллерии. При водоизмещении ок. 2160 т (длина по нижней палубе 49,6, ширина 13,6, осадка 5,8 м) они вооружались 26- ю 36-и-фунтовыми, 28-ю 24-х или 18-фунтовыми и 8-ю 6-фунтовыми орудиями (всего 62). Экипаж по штату составлял 567 человек. Ф. Чапман впервые в мире ввел также тип больших (иногда их называли 'линейными') фрегатов. Первым из них стал 40-пуш. фрегат 'Bellona' (спущен на воду в 1782 г.), который при водоизмещении около 1600 т (длина 46,3, ширина 11,9, осадка 5,2 м) был вооружен 26-ю 24-фунтовыми и 14- ю 6-фунтовыми орудиями. Штатный экипаж – 342 человека. В других флотах мира тогда таких фрегатов не было. Интересно – американцы считают, что именно они впервые ввели тип большого фрегата, в самом конце XVIII в. На самом же деле таковые впервые построили шведы (Чапман), потом в 1786–1791 гг. – русские на Черном море. 50-пушечные фрегаты строили французские мастера для османского флота (1-й – 'Хюмайзафар', 1793 г., Истанбул), и только потом за это дело взялись янки. Шведские корабли и фрегаты вместе с небольшими парусными посыльными судами составляли т.н. 'флот Орлогов'–'активный', в русском понимании – корабельный. К началу войны флот Орлогов насчитывал 26 кораблей и 11 фрегатов в хорошем состоянии. Из кораблей половина была 'моложе' 20-и лет, хотя были и 'старички'. В отличие от 'чапмановских', прочие имели на нижнем деке 24-фунтовые пушки. Для Армейского флота Ф. Чапман спроектировал новые типы судов, которые выгодно отличались от прежних галер, имевших большие команды (220 человек) при скромном артиллерийском вооружении. Самым массовым типом стали канонерские лодки – небольшие (длина 18-19 м) маневренные парусно-гребные суда с экипажем 50-60 человек и вооружением из двух орудий (18-фн. в корме и 12-фн. в носу), они имели 8 банок для гребцов. Более крупными и мощными являлись парусно-гребные хеммемы (длина 33 м, 18-12-фн. орудия), пойемы (до 20-и м, 4-24-фн.), удемы (30-36 м, 10-12-фн. пушки на поворотных станках), турумы (37,5 м, 2-18-фн., 22-12-фн.). Эти суда, странные наименования которых происходили от названий финляндских провинций, различались по конструкции корпуса, парусному вооружению, количеству банок для гребцов, размещением артиллерии. Они имели осадку от 1,8 до 3,3 м и экипажи от 115-и до 250-и человек. Самыми маленькими были канонерские иолы (12,5 м, 1-18-фн. или 24- фн. пушка), канонерские баркасы (ок. 14 м, 1-12-фн.), мортирные баркасы (10 м, 1-40-фн. мортира). Кроме них в состав Армейского флота входили традиционные галеры, а также гребные фрегаты, дубель - шлюпки и королевские яхты. Организационно флот подразделялся на шведскую и финляндскую эскадры, состоявшие из батальонов по 3 дивизиона в каждом. К началу войны обе эскадры имели всего 169 судов, в том числе 3 хеммемы, 8 турум, 3 удемы, 70 канонерских лодок и 28 галер. Проблемой шведских флотов, при хорошей оценке историками их состояния и снабжения, было комплектование личным составом. Количество матросов на службе в мирное время обычно не превышало 6 тыс. человек. Офицеров по состоянию на 1778 г. числилось всего 160. Очевидно, небольшого училища (Морского корпуса) численностью всего 50 учащихся не хватало для обеспечения потребности. Здесь необходимо упомянуть, что в 1771 г. Густав III изменил наименования офицерских чинов с 'морских' на 'сухопутные'. Для сопоставления их с чинами офицеров российского флота можно привести следующие данные:
Опыта дальних плаваний у шведских морских офицеров, за исключением тех, которые стажировались волонтерами в Англии, не было. Не было и боевого опыта, т.к. с 1743 г. шведский флот не воевал. В мирное время корабли стояли разоруженными в военных портах, вооружались только в случае необходимости или для весьма редких практических плаваний. Так, в 1779 г. для защиты морской торговли были вооружены 10 кораблей и 6 фрегатов, из которых 6 кораблей и 6 фрегатов совершили поход в Северное море. Когда в 1780 г. Швеция присоединилась к 'Декларации о вооруженном нейтралитете', для его поддержания были снаряжены 4 корабля и фрегат, кроме 6-и кораблей, уже бывших в кампании. Россия же тогда направила в Атлантику три эскадры в 15 кораблей и 4 фрегата. Дания вооружила 9 кораблей и 5 фрегатов. В 1781 г. шведский флот вступил в кампанию в числе 10-и кораблей, в 1782 г. –1 корабля и 4 фрегатов, в 1783 – 6 кораблей, не выходивших в море. С этого времени и до 1788 г. флот Орлогов и вовсе не вооружался, мирно почивая в гавани Карлскроны. Карлскрона (Карлскруна) являлась главным военным портом Швеции, где и базировался почти весь флот Орлогов. Кроме него имелись порты в Стокгольме, Гетеборге, Або и Свеаборге. Последний мог служить передовой базой для действий против российского флота. Дважды до этого захваченный русскими с суши (1713 и 1742 гг.), Свеаборг вместе с Гельсингфорсом вновь возвращался Швеции, и в 1746–1770 гг. был заново укреплен. Под защитой фортов островной крепости на Свеаборгском рейде могли помещаться более 20 линейных кораблей и фрегатов. На одном из островов Свеаборга имелась верфь для постройки гребных судов. Российский флот в правление Екатерины II получил значительное развитие. Во-первых, в ее царствование в 1768–1783 гг. усилиями князя Г.А. Потемкина и лучших российских моряков своего времени был основан второй флот России – Черноморский. Во-вторых, значительное усиление получил Балтийский флот, сыгравший решающую роль в борьбе со Швецией в 1788–1790 гг. По штатам 1776 г. в Балтийском флоте для мирного времени полагалось иметь всего 21 корабль, 4 фрегата, 1 бомбардирский корабль. Положение 1782 г. предусматривало для военного времени уже 48 кораблей: 8 – 100-пуш., 16 – 74-пуш., 24 – 66-пуш., 6 – 32-пуш. фрегатов, 4 бомбардирских корабля, 8 шебек, 16 посыльных судов, 6 прамов, 2 брандвахты. Всего за 8 (1779–1786) лет на верфях Архангельска, Адмиралтейства в Санкт-Петербурге и доках Кронштадта было построено 24 линейных корабля и 13 фрегатов. В числе линейных кораблей было четыре 100-пушечных, девять 74-пушечных и одиннадцать 66-пушечных. Почти все эти корабли и фрегаты к 1788 г. были вполне пригодны к службе. Кроме них имелись пригодные для вооружения ветераны – 66-пуш. 'Америка' (1773 г.), тимберованные 66-пуш. 'Дерись' (1772, 1782 гг.) и 78-пуш. 'Иезекииль' (1773, 1782 гг.). Резервом были спущенные на воду в Архангельске в 1787–1788 гг. 66-пуш. 'Северный Орел', 74-пуш. 'Александр Невский', 'Сисой Великий', 66-пуш. 'Прохор' и 74-пуш. 'Максим Исповедник', а также 100-пуш. 'Двенадцать Апостолов' (Дву-на-десять Апостолов') и 'Святой Равноапостольный Князь Владимир', спущенные на воду в 1788 г. в Санкт-Петербурге. Качество постройки кораблей на русских верфях вызывало критику многих отечественных историков (В.Ф. Головачев, Н.И. Дмитриев и др.). Отчасти они были правы: поспешная постройка из недостаточно высушенного леса, применение лиственницы и сосны вместо дуба, конечно, не способствовали продолжительной службе судов, которые были менее долговечны, чем большинство английских, французских или шведских. Не всегда были надежны и орудия, отливавшиеся на Олонецких заводах. Однако, было бы неверно утверждать, что корабли были благонадежны в течение всего 8-10 лет и вообще плохи. Например, 66-пуш. 'Болеслав', построенный в 1781–1783гг. в Архангельске мастером М.Д. Портновым, участвовал в четырех крупных морских сражениях 1788–1790 гг., при этом в Гогландском получил очень серьезные повреждения. В 1798 г. он ходил в Северное море, а после этого был тимберован, разобрали корабль только в 1808 г. 66-пуш. 'Иануарий', спущенный на воду тем же мастером в 1780 г., был разобран только в 1815 г., его ровесник 'Победоносец' (Кронштадт, А.С. Катасанов) состоял в списках до 1807 г. Нельзя было сказать, что наши корабли уступали большинству иностранных по ходовым качествам, в парусном вооружении и в качестве снабжения. Россия имела все известные тогда судостроительные производства (якоря, блоки, камбузы и т.п.), лесные ресурсы позволяли экспортировать лес, предметами экспорта были также железо, парусина и пенька, которая достигла даже американских берегов. Первые трехдечные 100-пуш. корабли по новому штату – 'Иоанн Креститель' (или 'Чесма') и 'Трех Иерархов' были построены в 1782–1783 гг. в Санкт-Петербурге. При водоизмещении ок. 3400 т (длина по нижней палубе – 56,7 м, ширина – 15,24 м, глубина интрюма 6,55 м), имели на гондеке 36-фн. пушки и пудовые единороги (см. таблицу). Артиллерийское вооружение кораблей по положению от 15 марта 1767 г. с изменениями, внесенными до 1788 г.
* Кроме орудий указанных калибров на кораблях устанавливались легкие малокалиберные ( 3 фунта – 76 мм) длинные пушки на вертлюгах – фальконеты. С 1787 г. на 100-пуш. кораблях появляются карронады – короткие легкие орудия сравнительно крупного калибра. Пудовые единороги (весом ствола более 2,7 т) могли стрелять 19-кг бомбами. 36-фн. пушки стреляли сплошными чугунными ядрами весом 17,6 кг, 30-фн. – 15,15 кг, 24-фн. – 11,9 кг, 18-фн. – 9 кг, 12-фн. – 6,1 кг, 8-фн. – 3,7 кг, 6-фн. – 2,86 кг соответственно. Кроме ядер для поражения парусов, рангоута и такелажа применялись книпеля – два полуядра, соединенные штангой или цепью. Впервые такие снаряды применили голландцы в середине XVII в. в войнах с англичанами и французами. Карронады стреляли также картечью. Применялись и зажигательные снаряды – брандскугели. Самым мощным нашим орудием было 36-фн. с длиной ствола в 19 калибров. Ствол весил более 3-х тонн и управлять такой пушкой мог расчет не менее , чем из 12 человек. Дистанции эффективной стрельбы составляли 2-3 кб. (1 кабельтов ок. 183 м), хотя при небольшом (ок. 5º) угле возвышения ядро можно было забросить и за 5-6 кб., но с такой дистанции было трудно попасть. Иногда ядра в бою шли рикошетом. Дистанция верного картечного выстрела была не более 100 м, пистолетного – 25. Подводная их часть, впервые в нашем флоте (за исключением опытов), была обшита медными листами для предотвращения обрастания, защиты дерева и приводила к сохранению ходовых качеств. Такой обшивки не было на шведских линейных кораблях. Не было на них и карронад. Карронады стреляли ядрами и картечью скорее длинных пушек и применялись в бою на коротких дистанциях. Они появились на наших кораблях во второй половине 80-х годов, и устанавливались на шканцах и баке. 74-пуш. корабли при водоизмещении ок. 2500 т (51,8х14,2х6,3) имели на гондеке 30-фн. пушки и единороги (см. таблицу). 66-пуш. – ок. 2000 т (48,7х13,6х5,8) – на гондеке – 24-фн. и единороги. 32-пуш. русские фрегаты Архангельской постройки были слабее 'линейных' шведских, хотя большинство из них несли по 38 пушек. При водоизмещении не более 1000 т (39,6х11х4,27 м ) калибр орудий на деке составлял всего 16 фунтов. В 1783 г., когда начали строить 44-пуш. фрегаты ('Мстиславец', свыше 1000 т, 45,8х12х3,3), на них поставили уже 18-фн. пушки, а на некоторых ставили по 2-24-фн., 20-18-фн., 2-12-фн. и 14-6-фн. Во время войны были спешно построены 8 мелкосидящих гребных фрегатов (номинально 38-пуш.), 6 из которых имели короткую жизнь и печальную участь – попали в руки шведов. Они были вооружены 20-8-фн. пушками и 2-6-фн. мортирами. В состав корабельного флота входили также бомбардирские корабли с тяжелыми мортирами и легкие двухмачтовые катера (коттеры), которые позднее трансформировались в бриги. Гребной флот России на Балтике к началу войны оказался в плачевном состоянии, он насчитывал всего 8 годных судов. Средства 'съедал' новый Черноморский флот. С открытием боевых действий началась усиленная работа по возрождению детища Петра Великого. Суда начали строить в столице, Кронштадте и Ревеле. Основные типы этих судов: прамы, бомбардирские корабли, плавучие батареи, шебеки, катера, шхуны, гребные фрегаты, о которых говорилось выше. Самыми многочисленными стали канонерские лодки, которые оттеснили на второй план прежние галеры. Самыми мощными по вооружению были прамы, но эти плоскодонные суда были немореходны и плохо управлялись, их приходилось буксировать. К началу кампании 1789 г. гребной флот насчитывал уже более 160 единиц. В морских войнах того времени большая роль отводилась брандерам – зажигательным судам. Это были небольшие, иногда старые кораблики, снаряженные для сцепления с кораблем противника и его поджога. Система комплектования и подготовки кадров личного состава в российском флоте отличалась от шведской, как, впрочем, от английской и французской. Ее основы были заложены Петром I, который установил для 'нижних чинов' (солдат и матросов) рекрутские наборы по выбору крестьянской или другой 'податной' общины и обязательную службу для дворян. Поскольку военно-морская служба требовала основательной специальной подготовки, царь в 1701 г. учредил в Москве Навигацкую школу, старшие классы которой в 1715 г. составили Академию морской гвардии (Морскую академию) в Санкт-Петербурге. Ее выпускники поступали в Гардемаринскую роту в Кронштадте, где проходили практическое обучение, в эту роту могли поступать и волонтеры из дворян и матросов (без Академии). 15 декабря 1752 г. Навигацкая школа и Гардемаринская рота были упразднены, а Морская академия преобразована в Морской шляхетный кадетский корпус. Новое название подчеркивало комплектование его исключительно лицами дворянского происхождения. Штат корпуса предусматривал обучение 360 человек, которые в строевом отношении подразделялись на 3 роты (по 120 человек в каждой), а в учебном – на 3 класса. Гардемаринами стали называть учеников старшего класса корпуса. Состав роты был смешанный в каждую входили по три учебные группы – гардемаринская (1-го класса), кадетские 2-го и 3-го классов. Из общего числа учащихся 30 человек готовили к службе морскими артиллеристами, а 30 – геодезистами. С 1762 г. в Морском корпусе для кадетов ввели единую форму одежды, однотипное вооружение – ружья и тесаки – и снаряжение. К этому времени подготовку геодезистов прекратили, а количество артиллеристов увеличили до 60 человек. Новым штатом в помощь директору корпуса назначался капитан 1 ранга – фактически его заместитель по строевой части. В непосредственном подчинении капитана 1 ранга находились старшие офицеры – командиры рот. В каждой роте было по 4 офицера. Все они привлекались к проведению занятий, в том числе и по иностранным языкам. Деятельностью преподавателей, которых стало более сорока, руководил профессор. Характерно, что по каждому предмету при учителях полагалось иметь 'подмастерьев', которые впоследствие становились преподавателями. В корпусе изучалось 28 наук, в том числе: арифметика, геометрия, тригонометрия, алгебра, механика, навигация, география, артиллерия, фортификация, генеалогия, история, политика, риторика, французский, английский и немецкий языки (по выбору), а также морские эволюции (тактическое маневрирование), морская практика, такелажное дело, 'архитектура членов и чертежей корабельных и галерных пропорций', фехтование, танцы. Переводы из класса в класс, а также производство гардемаринов в офицеры, осуществлялись только на открывшиеся вакансии (штатные места). Постоянного расписания не было, обычно каждый день проводилось до 8 часов классных занятий. Летом кадеты и гардемарины совершали практические плавания. До 1762 г. воспитанники корпуса и морские офицеры-выпускники, как и матросы, законом Петра I были обязаны служить пожизненно. 18 февраля 1762 г. манифестом Петра III 'О вольности дворянской' каждый дворянин получил право служить по своему усмотрению и мог выйти в отставку. Срок службы солдат и матросов в конце XVIII в. был сокращен до 25-и лет. В 1762–1802 гг. корпус возглавлял И.Л. Голенищев–Кутузов, который многое сделал для улучшения организации материально-технического обеспечения и учебного процесса. По его инициативе в 1764 г. учредили должность главного инспектора классов, отвечающего за постановку учебного, процесса. При первом инспекторе классов Г.А. Полетике был впервые строго регламентирован объем дисциплин, изучаемых в каждое полугодие, которое завершалось экзаменом, обязательными стали самостоятельные занятия. И.Л. Голенищев–Кутузов заново перевел труд профессора математики французского военно-морского училища П.Госта 'Искусство военных флотов, или сочинение о морских эволюциях', которое с 1764 г. приняли в качестве учебного пособия. В 1769 г. была основана библиотека Морского корпуса, которая непрерывно пополнялась оригинальными и переводными книгами и учебниками. Среди преподавателей выделялся Н.Г. Курганов, автор целого ряда научных трудов. Быстрый рост численности флота в последней четверти XVIII в. вызвал расширение Морского корпуса, штат которого в 1783 г. увеличили до 600 воспитанников, а в 1791 г. в нем фактически обучалось около тысячи человек. С 1753 по 1802 гг. корпусом было выпущено 3036 офицеров. Оценивая качество подготовки морских офицеров, выпускников XVIII в., необходимо отметить их основательные теоретические знания, хорошую практическую подготовку, достаточную для корабельной службы: В боях с врагом они проявляли храбрость и верность долгу, ставшие традиционными для офицерского корпуса. Штурманы в российском флоте с ХVIII в. не имели морских офицерских чинов и были как бы 'черной костью' на флоте. Начиная с 1734 г., их готовили в Штурманской роте в Кронштадте. По окончании теоретического курса и практических плаваний их производили в подштурманы, а после нескольких лет службы – в штурманы. И те и другие имели классные чины, приравненные к соответствующим офицерским, но не имели перспектив в службе, т.е. не могли выйти в командиры и адмиралы. Поступать в Штурманскую роту могли и не дворяне (в отличие от Морского шляхетного кадетского корпуса). Правда, известны и случаи производства штурманов в офицеры. Экипажи парусных кораблей, где требовалось управлять в бою многими парусами и орудиями, были многочисленными и включали 3 категории: матросскую команду, солдатскую команду и морских артиллеристов. Как видно из таблицы, самой многочисленной была матросская команда, куда входили матросы, разные специалисты (купор, конопатчик, плотник и т.п.), все флотские офицеры и штурмана. Не вдаваясь в подробности, изложенные в Морском уставе (петровском), можно сказать, что главные обязанности матросов включали управление парусами и прислуги у орудий. На солдатскую команду, формировавшуюся из специальных морских батальонов, в бою возлагалась стрельба из ружей (матросы ружей не имели), абордаж и участие в десанте. В морской артиллерии, помимо офицеров, главной фигурой был канонир, который наводил орудие и стрелял из него. Штатный состав экипажей кораблей (на май 1790 г.)
*- подштурманы могли быть унтер-офицерского звания До начала войны 1788–1790 гг. Балтийский флот комплектовался по штатам мирного времени. С мобилизацией флота и стремлением довести его состав до штатов военного времени пришлось пополнять экипажи офицерами гвардии и армии, солдатами и рекрутами. Большинство рекрутов, вследствие особенностей нашей географии, никогда не видели моря. Исключение составляло немногочисленное население Беломорья, т.к. даже из Петербурга настоящее море увидеть очень трудно. Все это вызывало много проблем, которые решались уже в ходе боевых действий. Интересно, что в кампании 1790 г. в состав экипажей были включены даже пленные турки. На сравнительно небольшом корабле (по современным меркам) помещались сотни людей. Если адмирал и командир в своих помещениях располагались с некоторым комфортом, то офицеры – в разбираемых на время боя каютах, а матросы – в тесных палубах, где спали на подвесных койках и прямо на настиле. Неслучайно, что заболевания, зачастую с летальным исходом, носили массовый характер.v Чем болели и от чего умирали моряки на рубеже XVIII–XIX вв.? Массовую смертность, конечно, вызывали эпидемии тифа, чумы и холеры. Эти болезни не щадили ни матросов, ни высших чинов флота. Но и когда эпидемий не было, смертность от заболеваний, приобретенных на корабельной службе была довольно высокой. В документах мы читаем: 'Умерло 38 человек лихораткою, горячкой, чехоткою, слабостью водяною…падучею…'. Современные названия этих болезней надо устанавливать специалистам, можно только предположить, что 'чехотка' – это туберкулез, а 'падучая' – эпилепсия. При этом нельзя говорить о равнодушии начальников к судьбе подчиненных, на кораблях велся учет больных, а тяжелых свозили в береговые госпитали и на госпитальные суда. На самих русских кораблях в штатах предусматривались специалисты для оказания медицинской помощи, на больших – несколько. Например, на двухдечном корабле полагалось иметь одного старшего, двух младших лекарей и двух фельдшеров. Очевидно, санитарное состояние судов, уровень медицины, гигиенических требований, условия корабельной жизни создавали предпосылки для массовых заболеваний. Здесь мы остановились на этом, поскольку болезни подчас оказывали большое влияние на боеспособность всех флотов. Первые успехи в преодолении этих бедствий были достигнуты в начале XIX в., но определенный перелом наметился только во 2-й его половине. Балтийское море – своеобразный закрытый морской театр, характерный малыми глубинами и достаточно суровым климатом. Средняя и южная части моря в навигационном отношении вполне благоприятны. Неслучайно, что большинство морских сражений между датским и шведским флотами в XVII–XVIII вв. проходили в его юго-западной части. Иное дело в войнах между Россией и Швецией, главные события которых происходили в Финском (9% площади всего бассейна) и отчасти в южной части Ботнического заливов. Только Эзельский бой 1719 г., Эландское сражение 1789 г. и отдельные бои крейсеров имели место в открытой части моря, где берега слабо изрезаны, а глубины (50-100 м) вполне безопасны для мореплавания. Финляндские шхеры, от Аландских островов до островов Бьёркского архипелага, и Стокгольмские шхеры, множество мелких островов, подводных камней и мелей – весьма опасны. При этом необходимо иметь в виду степень их изученности в XVIII в. В середине века талантливый и трудолюбивый русский моряк, будущий адмирал, А.И. Нагаев издал лоцию и атлас карт Балтийского моря (1751 г.). Это было достижением для своего времени, но, как видно из приведенных здесь фрагментов атласа, степень его подробности была на порядок (или два) ниже, чем подробность секретных карт советского периода, и недостаточна для плавания в шхерах. Достаточно сказать, что даже в конце XIX–начале XX вв. наши корабли терпели навигационные аварии в Финляндских шхерах. Эскадренный броненосец 'Гангут' даже погиб, ударившись о камень на Транзундском рейде в 1897 г. Корпус корабля до сих пор находится на дне рейда, через который проходил единственный путь для больших кораблей в глубину Выборгского залива (губы, бухты). Вход в самый залив, доступный через проходы южнее м. Крюйсерорт (Крестовый) или через Биорке-зунд, изобиловал подводными опасностями. Шведы располагали картами Балтийского моря печати 1780 г. (по А. Штенцелю), но шхер восточной части Финляндии на них не было, и они пользовались русским атласом и проводили контрольные промеры глубин. Подробное описание Балтийского морского театра не входит в задачи настоящей работы, но отдельные его черты необходимо отметить. Плавание в прибрежных водах моря не осложняется для моряков приливами и отливами, как у берегов Англии и Франции, но зато значительная часть моря зимой покрыта льдом, не доступным для деревянных кораблей XVIII в. Здесь природа была на стороне шведов: Карлскрона расположена в широте чуть более 56o, примерно в этой же широте расположен мелководный Зунд (min. глубина 22 фута 6,6 м), которым с оплатой пошлины тогда пользовались для выхода в Северное море русские корабли (мимо Копенгагена). Эти воды частично замерзали только в самые холодные зимы. Стокгольмские шхеры обычно замерзали в начале января в среднем на 70 дней. В то же время Невская губа и военные порты нашего Балтийского флота – Санкт-Петербург и Кронштадт с его доками, лежащие в широте около 60о– покрывались льдом в начале ноября на 160 дней, как и восточная часть Финляндских шхер. Иногда навигация в Невской губе начиналась в середине или даже в конце мая. Третья база – Ревель, где зимовать могли не более дюжины кораблей, замерзала в конце декабря и вскрывалась в апреле. В сочетании с преобладанием юго-западных ветров (20%) это давало шведам естественный выигрыш времени для вооружения флота и организации наступательных действий. Кроме этого, осенние и зимние бури (в среднем 35 бурь в году) делали практически невозможным плавание кораблей в эти времена года. Наиболее 'тихими' являются май и июнь. Лето было благоприятным и в смысле туманов (12%), зимой же туманов было до 34%. Напомним, что в те времена радиолокации и радиосвязи еще не было. А оборудование театра маяками и знаками оставляло желать лучшего. В заключение приводим краткие сведения о масштабах всего театра. А. Штенцель приводит в округленных цифрах следующую таблицу расстояний:
Учитывая, что большой парусный флот при благоприятных ветрах мог передвигаться со скоростью 4-6 узлов (96–144 мили в сутки), можно представить себе возможности для сближения противников. При изучении событий 1788–1790 гг. нельзя не остановиться на управлении Российским флотом и всеми Вооруженными силами, которое в это время было еще более запутанным, чем в Швеции. Петр Великий, утверждая в 1720 г. 'Книгу устав морской…', установил, что во время войны флот поведет в бой генерал-адмирал (чин 1-го класса табеля о рангах равный генерал-фельдмаршалу). Он же – президент Адмиралтейств–коллегии, высшего органа управления флотом. Таковым тогда являлся свойственник царя Ф.М. Апраксин. После смерти Великого Основателя его 'птенцам' явно не хватало известной в истории солидной палки. Появились всякого рода импровизации, вновь сформированные военные флотилии, а в 1768 г. начали возрождать флот на Черном море, что в 1783 г. завершилось основанием Севастополя и Черноморского (линейного) флота. В те же времена императрица Екатерина II назначила генерал-адмиралом своего малолетнего сына – будущего императора Павла Петровича, он же стал и президентом Адмиралтейств-коллегии. Однако, новоявленный Черноморский флот оказался в подчинении князя Г.А. Потемкина (потом генерал–фельдмаршала), который действовал независимо от коллегии. При Потемкине было создано Черноморское правление, уменьшенная копия Адмиралтейств-коллегии. В Санкт-Петербурге делами флота при мальчике Павле занимался назначенный вице-президентом коллегии граф И.Г. Чернышев, который также не мог вести флот в бой, поскольку не мог управлять даже одним кораблем, а возможно, даже шлюпкой. Граф был сугубо армейским начальником и политиком, хотя и, несомненно, способным человеком. Иван Григорьевич Чернышев (1726–1797) с юности посвятил себя дипломатической деятельности и в начале 1767 г. был назначен послом к Великобританскому двору. Правда, до этого, с 1763 г., он был членом Адмиралтейств-коллегии, а с 1765 г. – главным командиром галерного порта. В 1769 г. императрица пожаловала И.Г. Чернышева вице-президентом Адмиралтейств-коллегии. Командующего же Балтийским корабельным флотом и вовсе не существовало. Во время войны для цели сей можно было выбрать из трех штатных адмиралов – А.Н. Сенявина, В.Я. Чичагова и С.К. Грейга. Первый из них периодически болел и увольнялся, а двое других находились в щекотливом положении – оба равные в чине (по времени производства), но Чичагов был старше по возрасту. Командующего хилым гребным флотом тоже не было. Его предполагалось назначить во время войны и без подчинения командующему флотом корабельным. Если к этому добавить, что вполне самостоятельным начальником являлся и командующий войсками Армии на границе со Швецией в Финляндии, то становится понятным, почему разгром шведов не был доведен до логического конца. В 1787 г. в Санкт-Петербурге были достаточно хорошо осведомлены о военных приготовлениях Швеции. Однако, правительство Екатерины II надеялось избежать войны, учитывая финансовые затруднения Густава III. Главная угроза России исходила от Османской империи, которая также готовилась к войне. Избежать последней не удалось. Летом 1787 г., предъявив России последовательно два ультиматума и заключив (по традиции) русского посла в Семибашенный замок, османы начали военные действия. 21 августа турецкие корабли атаковали наш фрегат 'Скорый' и бот 'Битюг' у Кинбурнской косы. Первый удар противника был нацелен на Кинбурн. 7 сентября 1787 г. был опубликован манифест об объявлении Россией войны Турции. Это вдохновило Густава III, который в одиночку не мог рассчитывать сокрушить военную мощь могущественного соседа, на подготовку к реализации своих реваншистских замыслов. Шведский монарх вскоре заручился моральной поддержкой Франции, традиционной 'подругой' Османской империи, а также Англии и Пруссии, которые на сей раз заняли антирусскую позицию. В решении финансовой проблемы Густав III надеялся на обещанные ему английские и турецкие субсидии. Наш флот на Черном море пока численно значительно уступал турецкому. В составе же Балтийского флота имелось 29 линейных кораблей, пригодных к плаванию. Поэтому осенью 1787 г. было решено, по опыту 1769 г., послать сильную эскадру с десантом в Эгейское море. На кампанию 1788 г. было предположено:
Между тем, к весне 1788 г. Густав III принял окончательное решение начать войну с Россией. Интересно, что при этом он не знал о тайном русско-датском договоре 1773 г. об оборонительном военном союзе и имел хоть и подробные, но крайне искаженные сведения о действительной мощи российского флота. Кроме того, для начала войны король должен был получить одобрение ригсдага. Для этого требовалось, чтобы враг напал на Швецию. Тем не менее, он отдал приказ о вооружении застоявшегося в Карлскроне флота Орлогов и подготовке армии. Армейский флот он собрался возглавить лично. С ригсдагом Густав III надеялся разобраться в 'рабочем порядке', по ходу дела. В Санкт-Петербурге получили известие о воинственных намерениях шведского короля, но было решено не менять план кампании 1788 г. Архипелагская эскадра весной начала вооружение, все ее корабли уже были обшиты медью и вскоре были в достаточной степени укомплектованы и снабжены. Как выяснилось позже, это решение было достаточно рискованным, но в то же время спасло положение. Страницы 1 - 5 из 5
Оглавление Назад Оглавление От автора Глава I. Обстановка и флоты противников накануне войны Глава II. Начало войны. Кампании 1788–1789 гг. Глава III. Кампания 1790 г. Глава IV. Выборгское сражение Глава V. Цена оплошности принца Нассау-Зигена при Роченсальме 28 июня 1790 г. Заключение Комментарии Библиография
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
