Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Универсальный бронекатер

Быстроходный
бронекатер
для силовиков и спасателей

Поиск на сайте

В Амурском лимане и около него. Часть I

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

28.06.45 г. Осматривали николаевские достопримечательности - парк и японский памятник. Разгружали уголь.


Весь день, пока шла разгрузка угля, я был свободен, и командир разрешил мне уволиться в город. Так как город был мне совершенно неведом, то в качестве гида со мной отправился Захарьян, который уже бывал тут неоднократно и даже имел некоторые знакомства. Город, после Совгавани и Александровска, где я побывал курсантом, произвел на меня отрадное впечатление, может быть, отчасти потому, что было лето, все вокруг было зеленым и солнечным, люди улыбались, и у меня самого было прекрасное настроение. Мы шли по главной улице, которая пролегала вдоль реки, и Захарьян показывал мне здания, где размещались основные административные и, главным образом, флотские учреждения, расположение которых мне полезно было бы знать. Так мы дошли до парка - старинного и довольно дикого, побродили по его тенистым аллеям, заглянули в традиционный городок аттракционов с качелями и каруселями и на пустующую танцплощадку, накаленную солнцем - было еще очень рано, часов пять вечера. Одной из главных достопримечательностей города был, так называемый, японский памятник - памятник, сооруженный японцами в честь соотечественников, сложивших головы в Приамурье. Он представлял собой высокую пирамидальную гранитную стелу, поставленную на кубическое основание, грани которой были испещрены иероглифами. Памятник внушал уважение и некоторую гордость - вот, попытались японцы овладеть этими местами, да ничего не получилось; и хорошо, что стоит памятник - в назидание потомству. Стела была настолько высокой, что хорошо просматривалась с рейда и, впоследствии, мы не раз использовали ее в качестве ориентира для определения своего якорного места, записывая в вахтенный журнал, например, такие строки: “Отдали левый якорь под правым берегом реки Амур. Глубина - 21 м. На клюзе - 70 м. Грунт - песок. Японский памятник - 213о, труба завода - 180о...”

Обойдя несколько раз памятник вокруг, пытаясь разобраться, когда и по какому поводу он был установлен, но не осилив иероглифов, мы снова углубились в парк. У Захарьяна возникла мысль заглянуть в общежитие медицинского техникума, где у него были знакомые девушки. Я не воспротивился, и таким образом состоялось мое знакомство с Валей Зацепиной или Вахониной - фамилию запамятовал, имевшее очень короткое, но романтическое продолжение. Как и полагается галантным кавалерам, мы пригласили девушек в парк на танцы - больше, увы, пригласить было некуда, весь цвет николаевской молодежи собирался там. В сумерках парк выглядел сказочным, таинственным. Играл духовой оркестр. По танцплощадке двигались пары. Кавалеров явно недоставало, и девушкам приходилось танцевать друг с другом. Мы пользовались успехом, хотя я, откровенно говоря, танцевал отвратительно. Местные представители мужского пола посматривали на нас неодобрительно. Кое-кто из них находился в изрядном подпитии, поэтому, во избежание инцидентов, мы не слишком задержались на танцплощадке, и, проводив наших дам до общежития, по почти неосвещенным улицам, поспешили на причал, благо корабль стоял у него бортом.

Уже лежа на койке и осмысливая впечатления, я, вдруг, подумал о Невельском и о том, как быстро летит время. Ведь только недавно, 1 (13) августа 1850 года, он достиг мыса Куегда, и здесь, в присутствии собравшихся из окрестных деревень гиляков и при салюте из фальконета и ружей, поднял русский военный флаг, основав военный пост, названный Николаевским, то ли в честь императора Николая I, то ли Николая Николаевича Муравьева, бывшего тогда генерал-губернатором Восточной Сибири и, трудами Невельского и его соратников, после присоединения Приамурья к России, получившего титул графа Амурского. Конечно, одному Невельскому без поддержки Муравьева, вряд ли удалось бы положительно решить этот вопрос ... И вот сейчас, сто лет не прошло, стоит город, и мы плаваем здесь и не вспоминаем своих предшественников. А чаще всего и не знаем их: разве это справедливо, разве для этого они радели? 22-летний лейтенант Н.К. Бошняк был первым начальником Николаевского поста, а сколько он вскоре совершил еще открытий? И на Сахалине, и на материке ...

Лейтенант Бошняк


Собаки погибли.
Поломана нарта
и брошена где-то в гиляцком селеньи...
Он лезет на сопку по льдистому скату
и сил не хватает,
и ноют колени.
Одежда промокла от снега и пота,
но вот и вершина в прогалинах рваных.
На северо-запад
равниной - болото,
и в дымке -
замёрзшее русло Лимана.
Амур недалёко.
Миль сорок до дома.
И ветер попутный -
всё в спину да в спину -
но медленный спуск
тяжелее подъёма
по острому насту
хребтов Сахалина.
До Погоби-мыса добраться бы за ночь.
В посту Николаевском будут рассказы!
Он так и доложит:
- Геннадий Иваныч,
я в точности выполнил Ваши приказы.
Не ждёт лейтенант благодарных признаний,
хоть всё это будет.
И вот из котомки
он бусинки угля, волнуясь, достанет
и вынет листки путевой топосъёмки...
Амур беспокойный
торосами скован,
строгают в сарайчике новую нарту.
И за полночь долго
в избе Невельского
сидят моряки над разгаданной картой...

...Я карту кладу на прокладочный столик:
Маршрут - в Николаевск.
Простая работа.
И мне как-то нынче особенно дорог
тот путь лейтенанта
Российского флота.

Последующие два дня прошли в хлопотах. 29 июня ходили вверх по Амуру на рейд бухты Кахинской решать минные вопросы: предстояло выполнять учебную минную постановку. Там, при повороте, навалились на кромку фарватера и сели. Это была моя первая, но отнюдь не последняя посадка на мель в Амурском лимане. В этот раз нам повезло: поработали винтами, под кормой было довольно глубоко, сели носом и не сильно, сами снялись и пошли. 30 июня провели в слободе Иннокентиева, у топливного пирса. Получив инструкции у местного начальства и взяв на борт небольшой груз и нескольких пассажиров, 1 июля, в воскресенье, отбыли в Совгавань. Обратное плавание по Амуру и Амурскому лиману показалось проще: во всяком случае у меня уже не было такого волнения. Мы проходили те же створы и те же буи на южном фарватере. Ночь с 1-го на 2-е июля провели на якоре, у острова Пиламиф, и я достаточно детально рассмотрел его берега, обращенные к нам. Северная часть была высокой, поросшей лесом; склоны холмов - крутые, местами обрывистые. Южную часть было видно хуже, обращала на себя внимание только пологость южных склонов холмов. Рано утром снялись с якоря и продолжили движение по Южному фарватеру. Предстояло по пути в Совгавань зайти на Сахалин, в залив Виахту. Не помню, зачем нам понадобилось туда заходить, но меня это не обрадовало. Залив этот, очень мелководный, в своей вершине делится на две небольшие бухты, в одну из которых, северную, впадает речка Виахту, а в другую - две речки: Большая Кантаевка и Малая Кантаевка. Это я вычитал в лоции. А воочию увидел низкую песчаную косу, которая почти перекрывала вход. Было время малой воды. Командир, стоящий рядом на мостике, сказал: - Давай, попробуем пролезть, осторожненько; в случае чего - снимемся на большую воду. Мне, не скрою, это показалось авантюрой, но я не стал возражать. Попробовали пролезть. Получилось. Далеко не пошли. Завернули за косу, встали на якорь и спустили шлюпку.

В заливе Виахту


Мы встали на якорь
в заливе Виахту.
Я сдал ходовую
обычную вахту,

и как интенданту
то было ни грустно,
но он заступил
на ночное дежурство.

Я вахты стою
в нарушенье устава.
Я - штурман! И мог бы
качать своё право!

Но в море - не в песне,
где ладно поётся:
здесь разного дела
на всех достаётся,

и - просто нельзя здесь
от сих и до сих...
Попросят друзья -
так напишешь и стих.

Самое удивительное для меня то, что, простояв на якоре несколько часов, мы благополучно выбрались из залива, и больше я в него никогда не заходил. В более поздних лоциях я прочитал, что входить в залив можно на катерах в полную воду только при наличии опыта плавания в данном районе. У меня ( да и у командира) такого опыта, разумеется, не было. Но мы вошли. На малую воду. Последнее мы сделали преднамеренно, на случай возможной посадки.

3 июля благополучно прибыли в Совгавань. Командир отправился в штаб с докладом, а вернувшись, вызвал меня, механика и минера и сообщил, что мы снова должны идти на Сахалин за углем для Николаевской военно-морской базы, но прежде этого, в районе Александровска-на-Сахалине, нам следует выполнить учебную минную постановку.

4 июля промелькнуло за всякими текущими делами. Вечером я опять вспомнил лейтенанта Бошняка.

Стихи об адмирале и лейтенанте


23 мая 1853 года
при свежем восточном ветре
я подошёл к низменному перешейку,
перетащил через него лодку
и вошёл в бухту...
(Из донесения лейтенанта Н.К.Бошняка
капитану 1 ранга Г.И.Невельскому.)

Конечно, Крузенштерн - авторитет,
ведь, как-никак, а был он адмиралом...
Он утверждал, что гаваней здесь нет,
южней Де-Кастри их не наблюдал он.

Но верить в то, что есть последний шаг,
тем более - к открытиям - рисково...
Ушёл на юг вдоль берега Бошняк
с коротким предписаньем Невельского.

Бошняк имел к исследованьям вкус,
но был,увы,всего лишь лейтенантом.
На лодке два казака и тунгус,
бурдюк с водой, да ящик с провиантом.

Восточный ветер волны разводил,
насвистывал:
- Попробуй-ка, прошей-ка,
когда открылся справа впереди
песчаный низкий берег перешейка.

И лейтенантом было решено
не тратить сил, а к оному склоняться,
перетащиться всем через него,
всё осмотреть и малость отстояться.
Перетащились слаженно.
И - глядь -
за перешейком выстеклилась - ух ты! -
широкая сиреневая гладь
неведомой, на юг ведущей, бухты,

которая была здесь не одна...
Смотри и восторгайся новым дивом!
... Нет, всё-таки, Россия не бедна,
владея замечательным заливом...

Который раз, входя на рейд Хаджи,
на мысли я ловил себя на скверной:
ведь лейтенант - и что там ни скажи -
поправил адмирала Крузенштерна.

Залив всегда остался бы. Но - чей?
Какая мудрость им бы овладела?
Большое состоит из мелочей.
Чины не в счёт!
А славно - только дело!

Я думал о том, что, вот, какую прекрасную гавань открыл Бошняк. Теперь в ней главная база Северной Тихоокеанской флотилии. Но мне сегодня за день нужно было попасть в три места, расположенные в разных точках: в бухте Западной, в бухте Постовой и в бухте Маячной - и я потратил на это весь день, несмотря на то, что в Маячную ходил на корабельной шлюпке. Дороги, в том числе и морские, в том числе и местного значения - вот ахиллесова пята России. Была и долго, по-видимому, еще будет. Разобщенность территорий ведет к разобщенности людей, к огромным потерям физических и моральных сил, к потерям материальных средств, наконец. Сейчас из Совгавани ( точнее, из бухты Ванино) строится железная дорога на Комсомольск-на-Амуре, до правого берега Амура, где будет располагаться станция Пивань. Ее здесь так и зовут: от Вани до Пивани. Называется она “стройка 20”. А кто строители? Одни заключенные! Кругом лагеря. Мой отец тоже, наверное, где-нибудь в лагерях. Если жив. А в чем виноваты все эти люди? И виноваты ли? Что-то неладное происходит. Разве можно наладить жизнь при таком количестве лагерей? Нет, лучше не задумываться, это ни к чему хорошему не приводит. Лучше попытаться уснуть. К своим знакомым в Совгавани я, все-таки, успел заглянуть минут на двадцать, поздороваться и попрощаться... Да, надо попытаться уснуть.

* * *


Ручей под изгородью ветхой,
домишко - вылитый сарай,
деревья в желтеньких жакетках -
я покидаю этот край,

где жизнь на гладкости охоча,
как бухта мелкая - Окоча,
где ветер острый и шальной -
и тот смирился с тишиной.

С рассветом мне пора в дорогу.
Уже, вертясь, шумит компас,
но много сыщется предлогов
зайти сюда в последний раз,

пролезть вдоль изгороди хмурой,
ругнув ручей с водою бурой,
смутить спокойствие Окочи
и всем сказать:
- Спокойной ночи.

5 июля, четверг. В 16.15 опять выходим в Александровск-на-Сахалине и 6 июля, в 11.20, встаем на якорь на рейде Александровска.

На этот раз маяк Жонкиер, с помощью огня которого я недавно определялся по крюйс-пеленгу, виден отлично. Это старый маяк. И, что самое интересное, колокол этого маяка, которым нередко приходится подавать туманные сигналы, каким-то невероятным образом попал на Сахалин из Синезерской пустыни, упраздненной в 1764 г. Екатериной II.

Как это произошло? Кто это знает? Вот тема для историков, а, может быть, и для детективов.

Александровск-на-Сахалине


Как доброты моряцкой мера,
на берегу почти пустом,
белеет башня Жонкиера,
путь указующим перстом.

В тумане плыть не запрещая,
но чтя сохранности закон,
радушье колокол вещает
певучим медным языком.

Во славу или на позор свой,
или скрываясь от опал,
из летописной Синезёрской
сюда он пустыни попал.

Там целый век дивились все им.
Он был дарован для добра
Великим князем Алексеем,
отцом Великого Петра.

А, может, путь его далече?
И он, с узорчатых перил,
на новгородском славном вече
с народом русским говорил

И у людей крепчала вера,
воспламенялся жаркий дух?..

Нам семафорят с Жонкиера.
Огонь зажегся и - потух...

Встаём на якорь. Александровск.
До пирса - кабельтовых пять.
А где же город? Где он сам-то?
Но с рейда город не видать.

От ветров спрятанный отменно
он где-то ждёт нас, недалёк...
Навстречу, зарываясь в пену,
спешит рабочий катерок.

В субботу, 7 июля выполняем учебную минную постановку. Сначала мины ставим, потом их выбираем. На это уходит полдня. Остальные полдня занимаемся большой приборкой, благо погода хорошая.

Вперед
Содержание
Назад


Главное за неделю