Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
нагреватели нового поколения для транспорта и оборудования

нагреватели нового поколения для транспорта и оборудования

Поиск на сайте

Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Мурад Мамедов. Опережая смерть, пришло бессмертье...

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Второго января Гусейн был дома. Джавад Алиев это хорошо помнит. Джавад — зять Гусейна, муж его сестры.

Гусейн был оживлен, рассказывал об училище, шу­тил с сестрами.

— Представляете,— рассказывал он сестрам,— чуть свет — подъем. Две минуты на сборы, и бегом на физ­зарядку во двор. В любую погоду форма одежды од­на — трусы и ботинки. Даже зимой... А потом под хо­лодный душ. И все время расписано по минутам. Уж если опоздал куда-нибудь, так весь день и будешь опаздывать. А на вечерней поверке, перед отбоем, по­лучишь замечание от старшины...

Сестры сокрушенно качали головами и, конечно, жалели его. А он смеялся.

— Ну, теперь все позади. Теперь я и сам командир, лейтенант. Вот видите — на рукаве две золотые полоски. Одна средняя, другая узкая — это лейтенант. Послужу немного, и сменят мне узкую полоску на среднюю. Стану старшим лейтенантом. Потом приба­вят еще одну узкую — капитан.

— Ну, а если война? — перебила кто-то из сестер. Лицо Гусейна стало серьезным:

— Что ж... Ведь я для войны и учился...

Казалось, что в тот день он не хотел думать о ве­щах серьезных. Ему хотелось шутить и смеяться. Да­же когда старший брат Бала Ага уже за столом спро­сил его серьезно:

— Как думаешь, Гусейн, будет война?

Он ответил не сразу. Словно нарочно помедлил с ответом. Отпил глоток кислого вина, поставил осто­рожно бокал и только тогда сказал:

— Обязательно будет. Ты же и без меня это зна­ешь. Зачем спрашиваешь?

Больше об этом они не говорили. Женщины вози­лись на кухне, готовили для Гусейна любимую его долму — голубцы в виноградных листьях. А мужчи­ны — старший брат Бала Ага, Гусейн и зять Джавад — сидели за столом и говорили.

Стол был праздничным, хотя и очень скромным — зелень: кресс-салат, тархун, лук и редиска (за всем этим Гусейн уже успел соскучиться!), брынза, хлеб и бутылка вина.

Гусейну хотелось веселиться. Он поставил на стол патефон и стал слушать свои любимые пластинки.

Потом брат встал и ушел в соседнюю комнату за фотоаппаратом. Он увлекался фотографией и решил сфотографировать Гусейна перед отъездом.

Притащил треногу, установил на ней аппарат. Долго возился с кассетами и пластинками. Кассеты за­едали...

Так появилась эта фотография: стол с закуской, за столом Гусейн и Джавад. Рядом с Гусейном патефон. На диске вертится пластинка. О чем она тогда пела? В руках у Гусейна бокал с вином, в глазах хитринка. Он словно говорит брату:

— Скорее... Все вино с Джавадом выпьем... Пока ты возишься...

В тот день Бала Ага действительно возился очень долго. Он не был уверен в успехе и сделал повторный снимок. Когда потом проявил пластинки, одна из них оказалась засвеченной...

Так по счастливой случайности осталась фотогра­фия, на которой можно увидеть Гусейна за домашним столом.

Каждая из сестер старалась как-то по-своему уде­лить Гусейну внимание. Одна выстирала и выгладила его рубахи. Другая угощала специально для него при­готовленным блюдом. Третья вышила ему носовой платок.

Каждой из них хотелось что-нибудь для него сде­лать... Ведь он уезжал из Баку в далекий Ленинград-Ленинград манил его и притягивал. Он торопил время, хотя и без того дни отпуска летели очень быстро.

После строго размеренной училищной жизни все домашнее казалось особенно дорогим: и давно знако­мые комнаты, и домашняя постель, и еда.

Странно, раньше, до училища, он как-то и не обра­щал на еду внимания. А в училище понял цену и до­машним обедам и зелени...

Кормили в Ейске хорошо и вкусно. Но ему не хватало той специфической остроты, тех пряностей, которые отличают кавказские блюда.

И тогда он добавлял в училищные щи огромную порцию горчицы, и тогда он перчил макароны... Иногда ему вдруг безумно хотелось отведать тархуна или зеленого лука. Хотелось похрустеть свеженькой молодой редиской. Ведь в Баку такие вещи подаются на стол круглый год. А в училище этого не было...

Он знал, что и в Ленинграде этого не будет, но ведь запасов из дому с собой не захватишь...

Он гулял по городу, лихо козырял встречным ко­мандирам, с удовольствием отвечал на приветствия младших. И считал про себя дни, остающиеся до отъезда.

Почему он спешил уехать из дому, из Баку? Ему не терпелось прибыть в часть, не терпелось сесть в кабину боевой машины, «его машины», не терпелось подняться в небо...

А потом пришло время укладывать чемодан. Гу­сейн собирал вещи неторопливо и обстоятельно. Время от времени переругивался с сестрами, которые все норовили подложить ему чего-нибудь еще домашнего.

Пришел день отъезда. Он уезжал с хорошим на­строением, мечтая через год приехать в очередной от­пуск.

Поезд уходил вечером. Родные долго прощались с ним, обнимались поочередно. А он все искал глазами кого-то...

Может быть, ему хотелось увидеть любимую де­вушку, с которой он попрощался заранее? Может быть, она тоже была в тот вечер на перроне? Может быть, это ей одной улыбнулся Гусейн со ступеньки вагона, когда поезд уже пошел? Улыбнулся и помахал рукой...

Вперед
Оглавление
Назад

Главное за неделю