Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
КМЗ как многопрофильное предприятие

Новая "литейка"
Кингисеппского машзавода

Поиск на сайте

Гибель линейного корабля «Императрица Мария»*

Комиссия, сопоставив показания командира, офицеров и нижних чинов об обстоятельствах гибели линейного корабля «Императрица Мария», пришла к следующим заключениям.

I. Последовательность событий, сопровождавших эту гибель, устанавливается показаниями как экипажа самого корабля, так и записью в вахтенных журна­лах других судов.

7 октября (1916 г.), приблизительно через четверть часа после утренней по­будки, нижние чины, находившиеся поблизости с первой носовой башней, услы­шали особое шипение и заметили вырывавшиеся из люков и вентиляторов около башни, а также из амбразур башни дым, а местами и пламя.

Одни из них побежали докладывать вахтенному начальнику о начавшемся под башнею пожаре, другие, по распоряжению фельдфебеля, раскатали пожарные шланги и, открыв пожарные краны, стали лить воду в подбашенное отделение. Пробили пожарную тревогу. Но через 1'/2 или 2 минуты после начала пожара внезапно произошел сильный взрыв в районе носовых крюйт-камер, содержащих 12-дюй­мовые заряды, причем столб пламени и дыма взметнуло на высоту до 150 са­жен (300 м). Этим взрывом вырвало участок палуб позади первой башни, снес­ло переднюю трубу, носовую рубку и мачту. Множество нижних чинов, нахо­дившихся в носовой части корабля, было убито, обожжено и сброшено за борт силою газов. Паровая магистраль вспомогательных механизмов была перебита, электрическое освещение потухло, пожарные насосы прекратили работу.

В районе позади носовой башни образовался как бы провал, из которого било пламя и сильный дым, прекратившие сообщение с носовою частью кораб-ля. Взрыв этот отмечен в записях вахтенных журналов других судов и про­изошел в 6 ч 20 м утра.

По записи в журнале линкора «Евстафий» дальнейшее развитие пожара на линкоре «Императрица Мария» представляется так:

6 ч. 20 м. На линкоре «Императрица Мария» большой взрыв под носовой башней
6 ч. 25 м. Последовал второй взрыв, малый
6 ч. 27 м. Последовали два малых взрыва
6 ч. 30 м. Линкор «Императрица Екатерина» на буксире портовых катеров отошел от «Марии»
6 ч. 32 м. Три последовательных взрыва
6 ч. 34 м. Три последовательных взрыва
6 ч. 35 м. Последовал один взрыв. Спустили гребные суда и послали к «Марии»
6 ч. 37 м. Два последовательных взрыва
6 ч. 40 м. Один взрыв
6 ч. 45 м. Два малых взрыва
6 ч. 49 м. Один взрыв
6 ч. 51 м. Один взрыв
6 ч. 54 м. Один взрыв
7 ч. 00 м. Один взрыв. Портовые катера начали тушить пожар
7 ч. 01 м. Один взрыв. «Императрица Мария» начала погружаться носом
7 ч. 08 м. Один взрыв. Форштевень ушел в воду
7 ч. 12 м. Нос «Марии» сел на дно
7 ч. 16 м. «Мария» начала крениться и легла на правый борт

На линкоре «Императрица Екатерина» записано:

6 ч. 19 м. На линкоре «Императрица Мария» пробили пожарную тревогу
6 ч. 20 м. На линкоре «Императрица Мария» сильный взрыв в носовой части корабля. Команда начала бросать койки и бросаться в воду

В дальнейшем идет запись, отмечающая приблизительно те же моменты последовательных взрывов, как и на «Евстафий».

На самом корабле «Императрица Мария» в это время были приняты сле­дующие меры: сделано распоряжение и приведено в исполнение о затоплении погребов 2-й, 3-й и 4-й башен; приняты шланги с подошедших портовых бар­касов, и струи воды направлены в место главного пожара; подан буксир на портовый пароход и корабль повернут лагом к ветру; затушены небольшие пожары, возникшие в разных местах на верхней палубе от падавших горящих лент пороха, выбрасывавшихся отдельными взрывами из места главного пожа­ра. Около 7 часов утра пожар стал как бы стихать, корабль не имел ни заметного дифферента на нос, ни крена, и казалось, что он будет спасен, но в 7 ч 02 м раздался взрыв значительно более сильный, нежели предыдущие; после этого корабль стал быстро садиться носом и крениться на правый борт.

Носовые пушечные порта, а затем носовая часть верхней палубы ушли под воду; корабль, утратив остойчивость, стал медленно опрокидываться и, перевер­нувшись вверх килем, затонул на глубине 10 сажен (18 м) в носу, 8 сажен (14,5 м) в корме, причем носовая его оконечность ушла в ил на 25 футов (7,6 м), кормовая — 3-4 фута (0,9-1,2 м), и корабль лежит на дне, с неболь­шим креном в указанном положении.

Из экипажа корабля погибли: инженер-механик, мичман Игнатьев, два кондук­тора и 225 нижних чинов; кроме того, было спасено 85 ранеными и обожжен­ными. Остальные офицеры и нижние чины были спасены портовыми катера­ми и шлюпками с других судов флота.

Таким образом, причиною гибели корабля служит пожар, возникший в но­совой крюйт-камере 12-дюймовых зарядов, повлекший за собою взрыв пороха, находившегося в этой крюйт-камере, а затем и взрывы боевых запасов, т. е. пороха и частью снарядов в расположенных в смежности с указанной крюйт-камерой погребах 130-миллиметровых орудий.

По-видимому, взрывом одного из этих погребов был или поврежден наруж­ный борт корабля, или им сорваны клинкеты минных аппаратов, или же про­изошел взрыв зарядных отделений мин Уайтхеда, или сорваны кингстоны, слу­жащие для затопления погребов; корабль, имея разрушенные на значительном протяжении палубы и переборки, этого повреждения уже вынести не мог и быс­тро затонул, опрокинувшись от утраты остойчивости.

При разрушенных на значительном протяжении палубах и переборках, пос­ле повреждения наружного борта, гибель корабля была неизбежна, и выравни­ванием крена и дифферента, затопляя другие отсеки, что совершается медленно, предотвратить ее было невозможно.

II. Переходя к рассмотрению возможных причин возникновения пожара в крюйт-камере, комиссия остановилась на следующих трех:

1) самовозгорание пороха,

2) небрежность в обращении с огнем или порохом,

3) злой умысел.

Здесь прийти к точному и доказательно обоснованному выводу не представ­ляется возможным, приходится лишь оценивать вероятность этих предложений, сопоставляя выяснившиеся при следствии обстоятельства.

1. Самовозгорание пороха представляется маловероятным, и возможность его почти отпадает по следующим соображениям.

а) Порох был свежей выделки 1914 и 1915 гг., ленточный для боевых за­рядов и макаронный для практических, с содержанием дифениламина в каче­стве реактива, которым обнаруживается по появляющимся на лентах пятнам малейшее начавшееся разложение пороха. Между тем в зарядах, сдававшихся с корабля на склады и лаборатории при Сухарной балке для замены попор­ченных картузов и для перевязки зарядов, на такую порчу пороха не указы­вается. Других исследований пороха, кроме наружного осмотра, лабораторией Су­харной балки до сих пор не производится за отсутствием соответствующих устройств.

б) Насколько известно, изготовление пороха и затем зарядов из него ведет­ся весьма тщательно и приняты всякие меры для исключения возможности даже случайного пользования лентою с пороками; до сих пор случаев разложения пороха, принятого для флота, не наблюдалось.

в) Температура в погребах все время была весьма умеренная, достигнув лишь один раз на несколько часов 36° при нагревшейся от продувания в нее пара килевой балки. Нагревание балки не могло быть свыше 60-70°; произошло оно в апреле 1916 г. и вредно на порох повлиять по своей непродолжительности (1-1 1/2 часа), а также и потому, что заряды непосредственно к балке не при­легали, не могло.

Таким образом, обстоятельств, при которых известно, что может произойти самовозгорание пороха, не обнаружено.

Свойства нашего бездымного пороха за двадцать лет пользования им изуче­ны столь хорошо, что представляется маловероятным, чтобы могла существо­вать какая-либо доселе не известная причина, могущая вызвать его самовозго­рание при тех условиях хранения, которые имели место на линейном корабле «Императрица Мария».

Таким образом, предположение о самовозгорании пороха маловероятно.

2. Небрежность в обращении с огнем и неосмотрительность в обращении с порохом представляются также маловероятными причинами возникновения пожара.

Крюйт-камеры вентилируются, и в них не скопляется столько паров эфира и спирта, чтобы могла образоваться гремучая смесь, способная воспламениться от пламени свечи или спички и т. п.

Даже при полном отсутствии вентиляции и полном высыхании растворите­ля количество воздуха в крюйт-камере значительно превосходит то, при кото­ром могла бы образоваться гремучая смесь.

Таким образом, если в крюйт-камеру зайти с зажженной свечой или зажечь спичку, заронить огонь и оставить гореть какую-нибудь тряпку, ветошь или пучок пакли, то это еще не вызовет возгорания паров эфира и спирта, хотя бы их запах и чувствовался.

Чтобы загорелся снаряд, надо, чтобы самое пламя проникло в закрытый футляр и достигло или лент, или воспламенителя, или надо, чтобы воспламени­тель, состоящий из шашек черного пороха, совершенно рассыпался, в виде мякоти проник через неплотно завернутую крышку, подвергся касанию с пламенем и, вспыхнув, передал горение заряду, находящемуся в футляре.

Как видно, необходимо сочетание целого ряда случайностей, каждая из кото­рых сама по себе маловероятна.

Крюйт-камеры всегда освещены, ходить туда должны для измерения темпера­туры; дневальные, назначаемые из комендоров данной башни, в сопровождении унтер-офицеров, т. е. люди, обученные и знающие правила и свои обязанности; поэтому маловероятно, чтобы они допустили себя до какой-либо небрежности в обращении с огнем в крюйт-камере или даже до входа в крюйт-камеру с огнем вообще.

Но время возникновения пожара как раз тогда, когда в крюйт-камеру дол­жен был идти дневальный для измерения температуры, а также и то, что в этот день после полудня предстояла приборка крюйт-камер и погребов, ряд извест­ных случаев предотвращенных или совершившихся взрывов от грубой неосмот­рительности низшего персонала при работах или надзоре за взрывчатыми ве­ществами на заводах или лабораториях, — суть обстоятельства, которые дают некоторую допустимость предположению о возможности возникновения пожара от небрежности или грубой неосторожности со стороны бывшего в крюйт-камере, не только без злого умысла, но, может быть, от излишнего усердия.

Из всей прислуги, находившейся в первой башне, спасся тяжело обожжен­ным лишь один человек, и, значит, высказанное допущение остается лишь ма­ловероятным предположением, причем нельзя даже утверждать, был ли кто-либо в это время в крюйт-камере или нет.

III. Комиссия не может не отметить на линкоре «Императрица Мария» су­щественных отступлений от требований устава по отношению к доступу в крюйт-камеры.

На линкоре «Императрица Мария» имелось два комплекта ключей от крюйт-камеры, причем один комплект хранился, как полагается по уставу, а второй, так сказать, расходный, хранился у старшего офицера и утром разносился де­журным по погребам артиллерийским унтер-офицером и выдавался на руки старшинам башен или дневальным у погребов, у которых и находился весь день до 7 часов вечера или до окончания работ, после чего вновь сдавался дежур­ному по погребам унтер-офицеру, а этим последним — старшему офицеру.

Первый же комплект, как уже сказано, хранился «под часами» и считался неприкосновенным.

Порядок этот был установлен как бы обычаем, ибо о нем не было отдано приказа по кораблю, и в показаниях относительно него бывших командира корабля, старшего офицера, старшего артиллерийского офицера, башенных коман­диров и старшин башен есть разногласие, указывающее на то, что в этом отношении не было твердо установленных правил применительно к современ­ным требованиям судовой жизни.

По отношению к самому устройству крюйт-камер существовал ряд отступ­лений, делавших возможным доступ в крюйт-камеры даже без всяких ключей, во всякое время.

Люки бомбовых погребов снабжены крышками, которые должны быть все­гда заперты на замок. Между тем на линкоре «Императрица Мария» эти крышки не только не запирались, но они были сняты совсем, под тем предлогом, что для удобства ручной подачи над люками были поставлены деревянные столы с отверстием, через которое подавались картузы.

Таким образом, бомбовые погреба были в постоянном открытом сообще­нии с крюйт-камерами.

В бомбовые же погреба можно было проникнуть помимо запертого люка из самой башни.

Но, кроме этого, в башне сделаны лазы, через которые можно пройти к ее нижнему штыру. Штыр этот окружен кожухом, которым помещение штыра отделяется от крюйт-камеры; в этом кожухе имеется горловина из крюйт-ка­меры, закрываемая дверцей.

На линкоре «Императрица Мария» эта дверца не только не имела замка, но была снята совсем во всех башнях, так что из помещения штыра был откры­тый ход в крюйт-камеру, а в помещение штыра — открытый ход из самой башни как через боевое, так и через рабочее и перегрузочное ее отделение.

Старший артиллерийский офицер корабля, старший лейтенант князь Урусов, опрошенный по этому поводу, в своем показании высказывается так: «Люк в крюйт-камере из бомбового погреба не запирался. Я не помню, была ли сде­лана крышка и, следовательно, предполагалось ли запирать ее, но предполагаю, что или я просил не делать ее, или, вернее, сам приказал ее снять, так как через этот люк производилась ручная подача и для облегчения оной над люка­ми были поделаны деревянные столы с отверстиями для подачи. В кожухе штыра башни было отверстие; двери и заслонки, кажется, не имелось. Тому об­стоятельству, что можно было проникнуть внутри башни, помимо закрывавше­гося люка, в бомбовый погреб и в крюйт-камеру, я не придавал значения. Помню, что на линкоре «Евстафий» были устранены заслонки, запиравшиеся на замок, и проникнуть из башни в погреба нельзя было».

Такой взгляд на невозможность точного использования требований устава на современных судах не является единичным.

Так, старший офицер, капитан 2-го ранга Городысский с своем показании говорит: «Требования устава находились совершенно в другой плоскости, чем требования, предъявляемые каждой минутой жизни корабля. Всегдашние или, вернее, частые попытки совместить эти плоскости были почти всегда болезнен­ными и производили часто впечатление тормозящего дело педантизма».

Наряду со старшими чинами и младшие офицеры относились к требовани­ям устава или утвержденным инструкциям без должного внимания.

Так, мичман Успенский, командир 1-й башни, между прочим, показывает: «В крюйт-камеру можно было проникнуть помимо дверей; можно было проник­нуть через элеватор. В кожухе вокруг штырового основания была дверь в крюйт-камеру; иногда эта дверь была заперта, иногда нет».

Отсюда видно, что командир башни не знал, что эта дверь снята, и не счи­тался с необходимостью точного исполнения статей устава.

Эти выдержки из показаний показывают, что неисполнение требований уста­ва и пренебрежительное к ним отношение, при котором личное мнение стави­лось выше даже положительных и определенных указаний закона, составляло явление заурядное. В этом отношении младшие офицеры не имели в старших примеров должного уважения к закону.

IV. На линкоре «Императрица Мария» при стоянке его на якоре произво­дился ряд работ, причем общее число мастеровых, бывавших на корабле, дохо­дило до 150 человек, разделенных на небольшие партии от разных заводов.

Работы производились и по артиллерийской части; между прочим, и в бом­бовом погребе 1-й башни работало 4 человека мастеровых Путиловского заво­да по установке лебедок.

Мастеровые являлись на корабль около 7 1/2 часов утра и кончали рабо­ту в 4 ч дня, кроме тех, которые оставались для экстренных работ, продолжав­шихся до 9 ч 45 м вечера, или даже на ночные работы.

Проверка мастеровых, приезжавших на корабль и съезжавших с него, была организована так, что она не давала полной уверенности в том, не остался ли кто из мастеровых на корабле и не прибыл ли кто на корабль самовольно под видом мастерового, ибо правильной поименной проверки на берегу масте­ровых, отправляющихся на корабль и возвращающихся с корабля, не велось, вся проверка возлагалась главным образом на судовой состав.

При прибытии мастеровых на корабль им правильной переклички не дела­лось, а проверялось лишь общее число людей каждой партии и по вахте сда­валось общее число мастеровых, считавшихся на корабле; поименные же их списки представлялись старшим из мастеровых в каждой партии каждый день вновь при входе на корабль.

Таким образом, показание мичмана Мечникова, на вахте которого съехали последние четыре мастеровых с Путиловского завода, работавшие в бомбовом погребе 1-й башни, находится в противоречии с показаниями нескольких ниж­них чинов, которые утверждают, что в ночь с 6 на 7 октября после 10 часов вечера они видели двух мастеровых. Установить в точности справедливость этого показания или опровергнуть его не представляется возможным.

V. Отметив, таким образом, недостаток проверки мастеровых, несоблюдение требований по отношению к доступу в крюйт-камеры. Комиссия считает необ­ходимым разобрать и третье предположение о возможной причине возникно­вения пожара, повлекшего за собой гибель корабля, а именно злой умысел; — вероятность предположения не может быть оцениваема по каким-либо точно установленным обстоятельствам. Комиссия считает лишь необходимым указать на сравнительно легкую возможность приведения злого умысла в исполнение при той организации службы, которая имела место на погибшем корабле.

а) Крюйт-камеры заперты не были, ибо в них всегда был открыт доступ из самой башни.

б) Башня вместе с зарядным отделением служила жилым помещением для ее прислуги в числе около 90 человек; следовательно, вход и выход из башни кого-либо, особенно в форменной одежде, не мог привлечь ничьего внимания.

в) Чтобы поджечь заряд так, чтобы он загорелся, например через час или более после поджога, и чтобы этого совершенно не было видно, не надо ника­ких особенных приспособлений — достаточно самого простого, обыкновенного фитиля. Важно, чтобы злоумышленник не мог проникнуть в крюйт-камеру; после же того как в нее проник, приведение умысла в исполнение уже никаких затруднений не представляет.

г) Организация проверки мастеровых не обеспечивала невозможность проник­новения на корабль постороннего злоумышленника, в особенности через стояв­шую у борта баржу.

Проникнув на корабль, злоумышленник имел легкий доступ в крюйт-камеру для приведения своего замысла в исполнение.

VI. Сравнив относительную вероятность сделанных трех предположений о при­чинах возникновения пожара, комиссия находит, что возможность злого умысла не исключена, приведение же его в исполнение облегчалось имевшими на ко­рабле место существенными отступлениями от требований по отношению к до­ступу в крюйт-камеры и несовершенством проверки являющихся на корабль рабочих.(1)

* Очерк «Гибель линейного корабля «Императрица Мария» написан в 1916 г.; впервые напечатан в сборнике «Эпрон», вып. 3-5, 1934, с. 190-201, под заглавием «Заключение о гибели и т. д.». Здесь очерк состоял из двух частей: 1) Картина гибели линкора «Мария»; 2) Соображения о подъе­ме линейного корабля «Имп. Мария». В таком же виде очерк вклю­чен в 1-е издание книги «Некоторые случаи аварий и гибели судов» (1939). Во 2-м издании названной книги (1942) помещена только пер­вая часть очерка, включаемая и в настоящее издание «Воспоминаний». В сноске к подзаголовку очерка в предшествующих публикациях сооб­щалось от автора: «Ниже прилагаемое „Заключение Следственной комис­сии по делу о гибели линейного корабля «Императрица Мария»" было написано мною и по докладу принято единогласно для дальнейшего на­правления». К заголовку была сноска автора: «Не могло быть напеча­тано в свое время по цензурным соображениям».

(1) При включении очерка во 2-е издание книги «Некоторые случаи...» (1942) к нему были присоединены «Примечания» автора, взятые из его же сообщений в заседаниях Следственной комиссии, напечатанных в ее протоколах. Здесь А. Н. Крылов, между прочим, писал, что за время с на­чала войны 1914 г. «по причинам, оставшимся неизвестными», взорва­лись в своих гаванях три английских и два итальянских корабля: «Если бы эти случаи были комиссии известны, относительно возможности «злого умысла» комиссия высказалась бы более решительно».

Вперед
Оглавление
Назад


Главное за неделю