Видеодневник инноваций ВПК
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Краны-манипуляторы для военных

Военным предложили
новые автокраны
и краны-манипуляторы

Поиск на сайте

Главная / Издания / Литература / Книжная полка / Академик А.Н. Крылов. Мои воспоминания

После учения

Работы по девиации компаса

Приказом от 1 октября 1884 г. я был произведен в мичманы с награжде­нием премией имени генерал-штаб-доктора Менде и с занесением моей фами­лии на мраморную доску.

Зачислен я был в 8-й флотский экипаж. Раза два отстоял в карауле, раза три был на фронтовом учении, а затем был причислен к компасной части Главного гидрографического управления.

Явился по начальству, а на следующий день, по приказанию де Колонга, при­шел в компасную мастерскую, помещавшуюся тогда в Главном адмиралтействе. Колонг отлично и ясно излагал свои печатные статьи, но совершенно не умел объяснять изустно, входил в излишние подробности, которые не уясняли, а за­темняли дело, по пословице — из-за деревьев леса не было видно.

Подвел меня Колонг к стоящему посередине мастерской на поворотной плат­форме главному компасу его системы и начал длинное объяснение. Я сперва даже не мог уловить, что ему надо было, пока он не сказал, что я должен буду произвести необходимые наблюдения, затем вычислить на основании их деле­ния вертикальных сил для нового дефлектора, произвести заново наблюдения и перевычислить деления горизонтальных сил.

— Читаете ли вы по-латыни?

— Я был в классической гимназии и мы читали Корнелия Непота.

— Вот и отлично, — и подает мне старинного издания брошюру Гаусса «Intensitas vis magneticae terrestris ad mensuram absolutam revocata» (1). — Изу-чите эту статью самым основательным образом, сделайте для нее конспект на русском языке и покажите мне. Если вам что-нибудь будет непонятно, при­ходите ко мне на квартиру после 6 часов вечера, я вам объясню, что надо, и, кроме того, каждый день показывайте мне здесь, в компасной части, результаты про­изведенных вами наблюдений, их предварительную обработку (2).

Вот тут-то я вспомнил герра Котковица и его тариф, и требовательность и уви­дал, что и латынь полезна; недаром у Козьмы Пруткова сказано: «и теребен-тин кому-то полезен»; и много раз в течение моей жизни и научной деятель­ности мне с пользою служила латынь. Конечно, я не мог читать ни Цицерона, ни Ювенала, но все они отлично переведены на французский язык; зато я сво­бодно разбирался в элементарно простой латыни Эйлера, несколько труднее в пре­восходной латыни Ньютона и еще труднее в чисто классической латыни Гаус­са и Якоби.

Как бы там ни было, «Intensitas» я изучил самым основательным образом, показал конспект Колонгу, он меня как бы в разговоре основательно проэкза­меновал.

Я увидал, что сущность всего, что мне предстояло делать, изложена у Гаусса, и работа, заданная Колонгом, пошла сама собою. Относящиеся к этой работе вычисления он велел делать с ним «в четыре руки», т. е. дал схемы, графле­ную бумагу и велел мне делать вычисления у себя на дому, а сам делал у себя, затем вычисления сверялись; если обнаруживалась разница хотя бы в послед­нем (пятом) знаке логарифмов, то соответствующие числа перевычислялись заново, и он рассыпался в благодарностях, когда оказывалось (это иногда бывало), что надо исправить его результат. Работа эта под заглавием «Вычисление делений сил дефлектора компаса» была затем напечатана в «Записках по гидрографии», № 1. Это была моя первая печатная работа (3).

В январе 1885 г. к компасной части был прикомандирован ряд офицеров, желающих изучить способы уничтожения девиации компаса, разработанные де Колонгом, и применение его нового дефлектора, картушки с качающимися стрел­ками барона Штемпеля, новых образцов девиационных приборов. Хотя все эти офицеры были много старше меня, но Колонг поручил мне руководить их занятиями, на практике показывать обращение с приборами и разъяснять встре­чающиеся затруднения. Занятия происходили ежедневно с 9 часов утра. В это время В. П. Верховский был уже в чине контр-адмирала и только что полу­чил назначение на пост помощника начальника штаба.

Компасная часть помещалась тогда под штабом в нижней компасной мас­терской, из которой станки были вынесены и вместо них поставлены поворот­ные платформы с установленными на них главными компасами, снабженными девиационными приборами разных образцов. Перед началом занятий я был вызван в Главный морской штаб к Верховскому, который приказал мне доло­жить ему программу предполагаемых занятий, их цель и значение и ежедневно утром докладывать список офицеров участвующих в этот день в занятиях, так как число офицеров превышало число платформ и соблюдалась очередь.

Как-то я доложил Верховскому список. Он его просмотрел и сказал, что придет сам в компасную часть, и ушел в свой кабинет, оставив меня в об­щей приемной. Я пошел в компасную часть предупредить занимающихся, что придет адмирал. Вдруг слышу, что за мной кто-то бежит и окликает:

— Мичман Крылов, мичман Крылов, куда вы идете, не дождавшись моих рас­поряжений?

— Ваше превосходительство изволили сказать, что пожалуете в компасную часть; я хотел предупредить об этом господ офицеров.

— Не надо никаких предупреждений, я хочу видеть, что они делают, идите за мной.

Оказалось, что все на местах и заняты своим делом. Верховский распро-сил каждого о предложенном ему задании, приказал показать ему, как произ­водится измерение сил дефлектором и пр. Остался доволен, поблагодарил и ушел к себе в штаб. Тогда же был прикомандирован к Главному гидрографическо­му управлению окончивший Морскую академию мичман Н. С. Сергеев; ему было предоставлено право представить диссертацию и получить годичную ко­мандировку с научной целью за границу. Сергеев избрал тему: «О расположе­нии стрелок в картушке компаса». Колонг поручил мне оказывать содействие Сергееву в его работе.

Этот вопрос был еще в 60-х годах рассмотрен основателями теории девиа­ции компаса Ар. Смитом и Дж. Эвансом, но их решение являлось лишь пер­вым приближением и могло быть уточнено. Я занялся этим вопросом, изучил статью Смита и Эванса, по указанию Колонга изучил статью Гаусса «О силах, действующих обратно пропорционально квадратам расстояний» и книгу Лежен Дирихле под таким же заглавием и на основании этих источников составил общие уравнения, которыми решается поставленный вопрос. Сообщил все это Сергееву, но он решил диссертации не представлять, а идти в заграничное пла­вание. Я представил свою работу И. П. де Колонгу, он ее одобрил и рекомен­довал «Морскому сборнику» принять ее для напечатания. Это была моя вто­рая научная работа (4).

На лето 1885 г. уходили во внутреннее плавание 20 миноносок; почему-то они были снабжены шлюпочными компасами шведского Общества, устанавлива­емыми на маленьком деревянном кронштейне, прикрепленном к боевой рубке миноноски. На эту рубку они и показывали при всяком курсе, так что деви­ация их доходила до 180°. Миноноски стояли в Гребном порту; канал, веду-щий в этот порт, был удобен для работы по уничтожению девиации. Так как дефлектора для этих компасов не было, то единственным применимым мето­дом был метод Эри, причем сперва, прикрепляя к рубке добавочный магнит, надо было довести девиацию примерно до 45°. Колонг на эти работы брал меня с собой и по­ручал мне самостоятельно уничтожать девиацию на одном миноносце, а он де­лал то же самое на другом. Я не добивался щепетильной точности, а лишь прак­тически необходимой, поэтому, пока Колонг производил возможно точное унич­тожение девиации на избранном им миноносце, я поспевал это сделать на двух.

И. П. де Колонг брал меня также с собой для уничтожения девиации на больших судах, причем он применял свою знаменитую задачу об определении коэффициентов девиации по девиациям и силам, измеренным на трех курсах. Задача эта и ее графическое и аналитическое решения изложены в моей ста­тье «Основания теории девиации компаса», изданной Академией наук в 1940 г. и удостоенной Сталинской премии (4).

Работая под руководством И. П. де Колонга, я не только усвоил теорию де­виации компаса и практику ее уничтожения, но усвоил и практические приемы производства численных вычислений, как-то: расположение их по столбцам, скла­дывание двух рядом стоящих логарифмов от левой руки к правой, выписывая сумму сразу, а не цифру за цифрой, пользование клочком бумаги, на котором вписывается логарифм, который надо придавать к ряду других, и пр., чему науча­ешься при «показе», а не при «рассказе», как во всяком практическом деле.

Весною 1885 г. я был переведен в 4-й флотский экипаж, расположенный в Крон­штадте; осенью я поступил на краткие курсы минного дела, которые нам читали Э. Н. Щенснович и И. Ф. Бострем. Эти курсы я окончил в декабре того же 1885 года.

Служба в эмеритальной кассе Морского ведомства

И. П. де Колонг с 1865 г. вел вычислительную работу по проверке средств и обязательств эмеритальной кассы Морского ведомства, основанной в 1856 г. после Крымской войны и начавшей выдачу пенсий с 1859 г.

В 1885 г. был введен так называемый закон о морском цензе, и последова­ло непредвиденное при расчете кассы массовое увольнение офицеров и при­том в высоких чинах.

Была образована комиссия по перевычислению кассы. Все вычисления долж­ны были производиться по указаниям и под руководством И. П. де Колонга. Тогда в декабре 1885 г. он предложил мне войти в состав этой комиссии, заняв место младшего делопроизводителя эмеритальной кассы, и вместе с тем вести с ним вычисления во вторую руку, так как он привык к моей работе. Его ходатайство было уважено, и 1 января 1886 г. я был назначен в эме­ритальную кассу младшим делопроизводителем VIII класса с окладом 125 руб. в месяц, вместо мичманских 57 рублей, и, само собою разумеется, — место­пребывания мое в Петербурге. Заведующим кассою был тайный советник М. А. Пещуров, кроме того, было три делопроизводителя и два писца. Пишу­щих машинок тогда еще не было, все бумаги писались от руки.

Эмеритальные кассы по характеру своей деятельности тесно примыкают к страховым предприятиям по страхованию жизни. На русском языке, кроме трудов комиссий по учреждению и пересмотру оборотов эмеритальных касс, не могущих считаться руководствами, я ничего не встречал, и сперва изучал соответствующую главу в книге Н. Laurent «Theorie des probabilites», а затем купил двухтомное сочинение Dormoy «Traite d'assurance sur vie», в котором изучил отделы по интересующему меня вопросу.

В эмеритальной кассе я пробыл до сентября 1887 г. и хорошо изучил рас­четы подобного рода учреждений. Меня сменил тогда тоже мичман В. М. Сухо-мель, только что вернувшийся из заграничного плавания. Он быстро усвоил расчеты эмеритальных касс. В то время многие государственные, а также финансовые учреждения основывали эмеритальные кассы и обращались к И. П. де Колон-гу, который отсылал к нам обращавшихся к нему по этому делу, так что мы до 1912 г. имели почти ежегодно хороший заработок, будучи тогда уже оба в ге­неральских чинах (5).

Кораблестроительный стаж на Франко-русском заводе

П. А. Титов


И. П. де Колонг по отношению к девиации компасов был истинный фана­тик, про него на флоте говорили: Колонг считает, что «корабли строятся для того, чтобы было на чем устанавливать компасы и уничтожать их девиацию». Но даже элементарное ознакомление с теорией корабля показало мне, что эта наука и кораблестроение вообще представляют обширное поле для применения математики, и я решил поступить в Морскую академию на кораблестроитель­ное отделение.

Для морского офицера, чтобы быть допущенным к экзамену, требовался годичный стаж пребывания на одном из кораблестроительных заводов.

Мое прошение было уважено, и я был назначен на Франко-русский завод, на котором в то время производилась постройка эскадренного броненосца «Николай I».

Пребывание мое на этом заводе сблизило меня с инженером, заведующим верфью, Петром Акиндиновичем Титовым, памяти которого посвящена моя ста­тья, помещенная в «Морском сборнике» под заглавием «Корабельный инженер-самоучка»1. Эта статья и приведена ниже целиком.

В 1894 г. внезапно скончался один из самых замечательных русских кора­бельных инженеров — Петр Акиндинович Титов.

Отец Петра Акиндиновича был родом рязанский крестьянин и служил ма­шинистом на пароходах Петрозаводской линии. Когда сыну минуло 12 лет, он стал брать его на лето к себе на пароход подручным в машину, а на зиму посылал на работу на Кронштадтский пароходный завод; с 16-летнего возраста он определил его рабочим в корабельную мастерскую Невского завода. Из корабельной мастерской Петра Акиндиновича назначили на плаз подручным, с плаза — в заводскую чертежную, а из чертежной — сперва плазовым мас­тером, а потом помощником корабельного мастера, которым тогда был памят­ный старым инженерам англичанин Бейн. В те годы к Невскому заводу отно-силась и Охтинская адмиралтейская верфь, на которой в то время строился по-луброненосный фрегат «Генерал-адмирал». Постройка его еще не была доведена до конца, как Бейн умер, и мастером был назначен молодой тогда П. А. Ти­тов. После «Генерал-адмирала» на том же заводе Титовым были построены кли­перы «Разбойник» и «Вестник».

В 1881 г. Военно-инженерное ведомство решило построить сразу пятьдесят малых подводных лодок системы Джевецкого, приводимых в движение ножным приводом, на котором работало два человека из числа трех, составлявших эки­паж лодки. Постройка должна была вестись совершенно секретно на специаль­ном небольшом заводе, производившем сборку; изготовление же отдельных частей было поручено разным заводам.

Корпус лодки состоял из трех выгнутых железных листов довольно хитрой формы. Листы эти были вычерчены в различном масштабе и розданы для изготовления трем разным заводам, в том числе и Невскому. Два из этих за­водов, побившись над этим делом и перепортив немалое количество материала, передали затем свой заказ Невскому заводу, и таким образом работа оказа­лась сосредоточенной в руках Титова. Петр Акиндинович любил об этом вспо­минать.

— Поступили к нам заказы от разных заводов на листы, выкроенные ка­кими-то ускорниками вроде тех, что получаются, когда с апельсина корку звездоч­кой снимать, и все вычерчены в разных масштабах, к тому же один в футовой мере, другие в метрической, и надо их не только выкроить, но и выколотить по чертежу. Думаю, неспроста это, хоть и с разных заводов. Вычертил я их все три в одном масштабе и посмотрел, что будет, если их все вместе сло­жить. Получился как бы большой американский орех. Тогда, ясное дело, со­гласовал я у них пазы, сделал накрои, как следует выколотил три листа и сло­жил вместе. Приезжает Джевецкий, с ним француз, потом мой приятель Га-рут; как взглянули, так и ахнули: «Ведь это секрет!» — «Какой там, — гово­рю, — секрет; давайте лучше я вам в ваших листах и дыры проколю, а то придется на месте трещеткой сверлить — никогда не кончите». Так и сделал я им эти листы, а потом их Гарут на своем заводике склепывал.

Кажется, в 1882 г. Охтинская верфь была закрыта. Завод Берда купило вновь основанное Франко-русское общество, которое также получило в безвозмезд­ное «арендное пользование» Галерный островок с бывшими на нем эллингами и мастерскими. При этом Обществу были заказаны по высокой цене крейсе­ры «Витязь» и «Рында».

Первым директором образовавшихся Франко-русских заводов был француз, инженер Павел Карлович Дюбюи, родственник молодой красавицы-францужен­ки Марии Ивановны, на которой незадолго перед этим женился морской ми­нистр, адмирал И. А. Шестаков.

Стал Дюбюи искать корабельного инженера, которому он мог бы вверить верфь Галерного островка и постройку крейсеров. Обратился он к своему то­варищу по парижскому инженерному училищу Джевецкому, и тот рекомендо­вал ему П. А. Титова. Таким образом, Петр Акиндинович стал главным инже­нером и управляющим верфью Галерного островка, хотя, обладая редкой прак­тической опытностью по всем частям кораблестроения, он не имел диплома даже сельской школы.

«Рында» и «Витязь» были наши первые суда, построенные не из железа, а из судостроительной стали, и Петру Акиндиновичу пришлось самому выработать все приемы предосторожности при ее обработке, в особенности горячей, кото­рой в то время при острых обводах, при вварных бимсовых кницах, при мно­жестве разного рода угольников было особенно много.

При спуске «Витязь», по вине заведующего землечерпанием в Петербург­ском порту, потерпел серьезную аварию. Эллинг, в котором «Витязь» строился, пустовал 17 лет, и перед ним из правого устья Фонтанки (теперь запруженно­го) нанесло мель. Для устройства подводного спускового фундамента между дамбами была сделана перемычка, которую разобрали перед спуском, выдернув шпунтовые сваи краном, причем глину, забитую между ними, было решено уб­рать землечерпалкой, углубив вместе с тем и канал, составлявший продолже­ние канала между дамбами. Вот эта работа и была выполнена петербургским портом недостаточно внимательно, так что при спуске «Витязь» пробороздил кормой по грунту, шкалы (задержники) у руля обломились, руль положился на борт и выворотил петли, вместе с ахтерштевнем.

Предстояла тяжелая и сложная работа по замене ахтерштевня новым, и тут-то и проявилась вся опытность и находчивость Петра Акиндиновича. Он по­строил деревянный кессон по кормовым обводам «Витязя», подвел его под корму, выкачал воду и за зиму, не вводя судна в док, сменил ему ахтерштевень.

Через 20 лет подобную же работу произвели в Порт-Артуре П. Ф. Веш-курцев и Н. Е. Кутейников, исправив повреждения, причиненные взрывами мин броненосцам «Ретвизан» и «Цесаревич» и крейсеру «Паллада».

По окончании постройки «Рынды» и «Витязя» Франко-русский завод полу­чил заказ на постройку броненосца «Император Николай I».

Здесь Петр Акиндинович ввел целый ряд оригинальных приемов работы, важнейшим и самым смелым из которых была постройка корабля без рыбин; вместо последних ему служили днищевые и палубные стрингеры. Заводу это давало несколько тысяч экономии на лесе и рабочей силе, но зато требовало от Петра Акиндиновича необыкновенной энергии и труда: всю разбивку стрин­геров и растяжку их на плазе с разметкой центров дыр он исполнял сам, своими руками, после шабаша и ночью, так как в рабочее время он всецело был поглощен текущей работой. Помощников инженеров у него не было.

Я хорошо помню это время. В июле 1887 г. я был командирован поступ­лением в академию на практику по кораблестроительным работам на Фран­ко-русский завод. Облачившись в полную парадную форму, я явился к наблю­дающему за постройкой старшему судостроителю Н. Е. Кутейникову, познако­мился с моими будущими сотоварищами, его помощниками, корабельными ин­женерами Е. А. Введенским, Н. И. Хомяковым и Н. И. Боковым, а затем по­шел представиться управляющему верфью. Меня радушно принял сидевший за письменным столом в маленьком, площадью не более 6 кв. метров, кабинети-ке могучий русский богатырь, с которого Васнецов смело мог бы писать Илью Муромца. Выслушав, что мне надо, он сказал, что все, что есть на заводе, для меня всегда открыто и что чем большему я научусь, тем радостнее ему будет. Это был Петр Акиндинович Титов. Вскоре мы с ним, несмотря на разницу лет (он был старше меня на 20 лет), сошлись, а затем и подружились.

При постройке «Николая I» Петр Акиндинович применил и целый ряд де­тальных усовершенствований в производстве работ, которые вели к большей их точности и тщательности, не только не повышая стоимости, но даже снижая ее. Как пример укажу на разметку и затем проколку дыр. Дыры на листах разме­чались по рейке с плаза, и намеченные центры их сперва прокернивались, как обычно, кернером, по которому разметчик ударял ручником; получался кони­ческий керн диаметром около 2 мм. После этого проходили вторым керне­ром или бородком, по которому молотобоец ударял тяжелой кувалдой; полу­чался конический же керн, но диаметром около 6 мм и глубиной около 4 мм.

Штемпель дыропробивного пресса оканчивался не просто кругом, как обык­новенно, а в середине этого круга возвышался конус высотой около 5 мм при диаметре около 7 мм. Благодаря этому прокалывание дыр происходило следу­ющим образом. Штемпель, спускаясь, прежде чем нажать лист, касался произ­водящей своего конуса, прокерненного на листе, и сам собой продвигал лист так, что оси обоих конусов совпадали. Лист получался абсолютно центриро­ванным, а дыра — правильно пробитой.

Другой, также по виду, мелочью, значительно ускорявшей и уточнявшей ра­боту, была зенковка дыр. Надо помнить, что 50 лет назад пневматики не было, электрическое освещение было в зародыше (четыре свечи Яблочкова — боль­ше для курьеза, чем для света — на весь эллинг), о газовой резке никто и не помышлял. Если надо было сверлить или зенковать дыру на месте, то это делалось вручную трещоткой, ибо других средств не было. Отсюда, естественно, возникала забота — все дыры раззенковать на станке. Петр Акиндинович и тут ввел крайне простое приспособление — зенковку с направляющим стержнем и заплечиком. Рабочий, зенкуя, просто нажимал рычаг, пока заплечик зенковки не упрется в поверхность листа. Очевидно, что таким образом работа шла бы­стрее, не требуя со стороны рабочего напряженного внимания, и все дыры по­том получались абсолютно одинаковыми и назначенного размера.

Плотность клепки сильно зависит от правильного держания и достаточного веса поддержки. На эту сторону Петр Акиндинович обращал особенное внима­ние, и у него был целый ряд весьма остроумных и простых приспособлений, чтобы обеспечить правильное держание тяжелой поддержки, не вызывая излиш­него утомления рабочего. Чеканка в то время, само собой разумеется, произ­водилась вручную, и здесь Титовым также были выработаны свои приемы работы.

Среди рабочих Петр Акиндинович пользовался безграничным уважением и ав­торитетом, ибо рабочие видели в нем своего человека, который каждую рабо­ту знал и умел выполнять в совершенстве. И действительно, часто можно было видеть, как Титов подходил к молодому, еще неопытному рабочему, брал у него, например, ручник и зубило и показывал, как надо, обрубая кромку листа, дер­жать зубило, как бить ручником и прочее. При этом стружка у него завива­лась как бы сама собой, и старики-рабочие любовались его работой.

В то время не существовало еще и светокопировки. Подлинные чертежи, представлявшиеся на утверждение министру или иным высоким начальникам, исполнялись на бумаге в тушь и раскрашивались; копии снимались на колен­кор и также раскрашивались. Поэтому на общих чертежах, поступавших на завод из Морского технического комитета для руководства при постройке, с гораздо большей тщательностью разделывались пуговицы на креслах адмиральской ка­юты или узор ее ковра, нежели существенные детали судна.

Все рабочие и исполнительные чертежи разрабатывались самим заводом, и вот тут все дивились на Петра Акиндиновича. Вся кораблестроительная чертежная занимала комнату примерно в 30 кв. метров, в которой помещалось семь чер­тежных столов; из них один был занят заведующим чертежной инженер-тех­нологом А. М. Карницким, на двух других работали старшие чертежники — Надточеев и Михайлов, а на остальных — четыре молодых чертежника-копии­ста. Для всякой детали, для всякого устройства, даже таких крупных, как штев­ни, рулевая рама, кронштейны для валов и пр., Петр Акиндинович давал на­бросанный им самим эскиз с размерами. Чертил он от руки на обыкновенной графленой в клетку бумаге, всегда пером и с необыкновенной быстротой. Передав чертеж Надточееву или Михайлову, он изредка подходил к ним, что­бы поправить какую-либо мелочь или указать подробность.

Верность его глаза была поразительная. Назначая, например, размеры отдельных частей якорного или буксирного устройства, или шлюпбалок, или подкреплений под орудия, он никогда не заглядывал ни в какие справочники, стоявшие на полке в его кабинете, и, само собой разумеется, не делал, да и не умел делать никаких расчетов. Н. Е. Кутейников, бывший в то время самым образованным корабельным инженером в нашем флоте, часто пытался проверять расчетами размеры, назначенные Титовым, но вскоре убедился, что это напрасный труд, — расчет лишь подтверждал то, что Титов назначил на глаз.

Эти расчеты Н. Е. Кутейников поручал исполнять своим помощникам. Еще будучи в Морском училище, я самостоятельно изучил примерно университет­ский курс высшего анализа; после выпуска я три года работал по девиации компасов и по разным другим вопросам, требовавшим приложения математики (как помощник И. П. де Колонга и под его руководством). Н. Е. Кутейников вскоре заметил, что я гораздо свободнее владею математикой, нежели его по­мощники-инженеры, и поэтому более сложные расчеты стал поручать мне. Заметил это и Титов и иногда, подзывая меня, говорил: «Зайди-ка, мичман, ко мне, подсчитай-ка мне одну штучку».

В 1888 г. я поступил в Морскую академию, в 1890 г. окончил в ней курс и был сразу назначен руководителем практических занятий слушателей по математике: вскоре, ввиду болезни, а затем длительной командировки А. А. Грех-нева, мне было поручено чтение курса теории корабля. В это время на Фран­ко-русском заводе (завод им. Марти) строился броненосец «Наварин», и я ча­стенько забегал на Галерный островок проведать Петра Акиндиновича и уви­деть что-нибудь новенькое.

Как-то раз он мне и говорит:

— Хоть ты теперь и профессор, да и чин у тебя другой, а я все тебя мич­маном буду звать. Так вот, мичман, вижу я, ты по цифирному делу мастак. Обучи ты меня этой цифири, сколько ее для моего дела нужно, — только никому не говори, а то еще меня засмеют.

И стали мы с Петром Акиндиновичем по вечерам каждую среду и суббо­ту заниматься математикой, начав с элементарной алгебры. Нечего говорить, что я редко встречал столь способного ученика и никогда не встречал столь усерд­ного. Петр Акиндинович быстро увидел, что алгебра есть основной математи­ческий инструмент, и решил, что им надо научиться владеть быстро, уверенно и безошибочно. И вот, возвратившись с завода, он садился за задачник Бычко­ва и до поздней ночи решал задачу за задачей, чтобы «руку набить».

Так мы в два года прошли элементарную алгебру, тригонометрию, начала аналитической геометрии, начала дифференциального и интегрального исчисле­ния, основания статики, основания учения о сопротивлении материалов и нача­ла теории корабля. Титову было тогда 48-49 лет.

Особенно радовался Петр Акиндинович после того, как он усвоил тригоно­метрию, вычисление по логарифмам и пользование логарифмической линейкой, что тогда тоже было как бы редкостью.

В то время когда мы, наконец, дощли до сопротивления материалов и расче­тов балок, стоек и пр., как раз заканчивалась постройка «Наварина», и не раз Петр Акиндинович говаривал мне:

— Ну-ка, мичман, давай считать какую-нибудь стрелу или шлюпбалку.

По окончании расчета он открывал ящик своего письменного стола, выни­мал эскиз и говорил:

— Да, мичман, твои формулы верные: видишь, я размеры назначил на глаз — сходятся.

Лишь восемнадцать лет спустя, занимая самую высокую должность по ко­раблестроению, я оценил истинное значение этих слов Титова. Настоящий ин­женер должен верить своему глазу больше, чем любой формуле; он должен помнить слова натуралиста и философа Гексли: «Математика, подобно жернову, перемалывает то, что под него засыпают», — и вот на эту-то засыпку прежде всего инженер и должен смотреть.

Кажется, в 1891 г. приехал в Петербург председатель правления Общества франко-русских заводов, старик-француз, бывший много лет директором кораб­лестроения французского флота, член Парижской академии наук, знаменитый инженер де Бюсси. Само собой разумеется, что он посетил постройку «Нава­рина».

П. К. Дюбюи хотел его быстренько провести по постройке и увести на ка­кой-то званый завтрак. Но не тут-то было. Старик сразу заметил, что построй­ка ведется не рутинными, а оригинальными способами, быстро свел Дюбюи на роль простого переводчика и стал вникать во все детали, расспрашивая Титова. Он забыл и про завтрак, облазил весь корабль, проведя на постройке часа четыре. Расставаясь, он взял Титова за руку, и, не выпуская ее, сказал при всех Дю­бюи: «Переведите вашему инженеру мои слова: я 48 лет строил суда фран­цузского флота, я бывал на верфях всего мира, но нигде я столь многому не научился, как на этой постройке». Титов был растроган почти до слез, — зато вечером и было же у него приятелям угощение!

Кажется, в 1892 или 1893 г. Морское министерство организовало конкурс на составление проекта броненосца по объявленным заданиям, причем были на­значены две довольно крупные премии.

На конкурс было представлено много проектов, и по рассмотрении их Тех­ническим комитетом были признаны: заслуживающим первой премии про­ект под девизом «Непобедимый» и второй премии — проект под девизом «Кремль».

Вскрывают конверт с девизом и читают: «Составитель проекта под девизом "Непобедимый" — инженер Франко-русского завода Петр Акиндинович Титов», затем читают: «Составитель проекта под девизом "Кремль" инженер Франко-русского завода Петр Акиндинович Титов».

Произошла немая сцена, более картинная, нежели заключительная сцена в «Ре­визоре», ибо многие члены комитета относились к Титову свысока и говорили про него: «Да он для вразумительности слово инженер пишет с двумя ятями». И вдруг такой пассаж: два его проекта, оригинальных, отлично разработанных, превосходно вычерченных и снабженных всеми требуемыми расчетами, получа­ют обе высшие премии.

От получения премий Петр Акиндинович отказался, передав их, кажется, в пользу Морского инженерного училища.

Но не суждено было Петру Акиндиновичу построить ни «Непобедимого», ни «Кремля» — в ночь с 15 на 16 августа 1894 г. он внезапно скончался в воз­расте 51 года, в полном расцвете сил и таланта.

(1) «Напряжение земной магнитной силы, приведенное к абсолютной мере». — А. К.

(2) Об этой работе Гаусса — доклад А. Н. Крылова в Институте истории науки и техники Академии наук СССР от 28 декабря 1932 г. («Архив Института...», 1934, вып. III, с. 183-192).

(3) Первая появившаяся в печати работа А. Н. Крылова — «О расположе­нии стрелок в картушке компаса» («Морской сборник», 1886, т. 214, № 5, с. 1-30). Названная в тексте статья А. Н. Крылова «Вычисление делений...» напечатана в «Записках по гидрографии» за 1887 г. (вып. И, с. 64-81); до нее А. Н. Крылов напечатал в разных изданиях пять статей (см. «Список трудов А. Н. Крылова» в книге: «С. Я. Штрайх. Академик Алексей Николаевич Крылов, очерк жизни и деятельности» (Военно-морское изд-во НКВМФ, М.;Л., 1944, с. 286-324), где перечис­лено 326 названий книг и статей А. Н. Крылова, написанных с 1885 по 1944 г.).

(4) Сталинские премии (присуждались в 1940-1952 гг.) были заменены на Государственные премии СССР.

(5) Это — первая печатная работа А. Н. Крылова (см. предыдущее примечание).

Вперед
Оглавление
Назад

Главное за неделю