Мы пешком направились к Воздушному мосту, до которого было километра
3, если не больше.
- Пойдем к Лехе Агееву проситься на временное пристанище, - объяснял
я жене путь нашего следования. - Он в финском домике на улице Макарова,
сразу за Воздушным мостом живет. Думаю, что не прогонят... Заодно
познакомишься с моим другом и его Людмилой.
Обнявшись и шагая по ночной Лиепае, мимо спящих домов и кладбища
на улице Дедаева, где на нас даже не гавкали бездомные собаки, я и сам-то не верил в настигшее меня так неожиданно счастье встречи с любимым
человеком, а еще больше не знал, что делать в такой неординарной ситуации.
Бездомные были не только собаки, но и мы оказались пока никому не
нужными в этом городе и его окрестностях.
Сердце колотилось от такой неопределенности и от близости родного и
дорогого лица моей Томки, но виду я не подавал и старался не пугать этой
туманностью нашего существования свою подругу.
Безудержное чувство нежности, прорывающееся сквозь ночную тишину
безмолствуюшего города, заставляло останавливаться и целовать это дорогое
мне лицо прямо посреди асфальтового безлюдья улицы.
Мы были одни во всем городе, и пока нам никто был не нужен в соглядатаи
наших нежных отношений.
Устроив жену на ночлег у Агеевых, я понесся на свой корабль, а сам
все соображал, что делать в таких небывалых обстоятельствах. Куда же
пристроить свою жену? Может договориться здесь с городской библиотекой
о прохождении практики в Лиепае? А может...
Утром, когда на корабль прибыл командир, я ему изложил свою
нестандартную ситуацию с рижской практикой жены и неожиданно вопрос
разрешился с необыкновенной легкостью.
- У меня бабка (мать отца) живет в Риге. Она уже старенькая, но бабушка
очень интеллигентная и живет одна почти в центре города. Я ей напишу
письмо, и будет твоя жена жить вместе с бабулькой моей. Поможет ей печку
топить. Не переживай все будет хорошо, - совсем по-братски утешил меня
мой начальник.
И уже вечером жена с рекомендательным письмом от внучека уехала в
Ригу к бабульке. Все обошлось как нельзя лучше и мне оставалось только
благодарить Кличугина за столь необходимую своевременно оказанную
помощь нашей молодой семье.
На нашем корабле было обнаружено явление под названием воровство.
По моим понятиям, которые нам крепко вбили в головы в училище, и как
'крупнейший теоретик в области политэкономии социализма', которую
я дважды сдавал на 4 курсе - вор и бандит были самыми ничтожными
людишками. Люди, отбирающие силой или хитростью у своих собратьев
нажитое их непосильным трудом личное имущество и деньги, должны
'сидеть в тюрьме'. Жеглов был прав.
А вор, орудующий в среде своих же нищих коллег, считался для меня
вообще падшей личностью, к которой не грех применить старинные
пиратские обычаи (вздернуть на рее).
Периодически стали пропадать деньги у офицеров из карманов шинелей,
которые обычно вешали в коридоре около своих кают. Вдобавок у меня, из
моего шкафчика в каюте, где висела повседневная тужурка, прямо с нее
кто-то свинтил мой драгоценный значок 'За дальний поход' с подвеской
'Океан'. Для меня это был удар ниже пояса - мой заслуженный в борьбе с
океаном и тропическим потом раритет просто уплыл в чьи-то грязные руки.
И этот гад живет на моем корабле, и каждый день смотрит мне предано в
глаза и ничего...
Матросы тоже изредка стали проявлять тревогу тем, что стали пропадать
деньги из рундучков с личными вещами. Такого позорища на корабле еще
не бывало.
Вор на корабле в офицерской среде? Такого в жизни не бывает, и я сам такого в жизни не встречал. Значит, могли воровать только приборщики
кают или кто-то из тех лиц, кто был вхож в офицерский отсек. Это был
ограниченный круг личного состава, но не такой уж и малочисленный:
акустики, радисты, шифровальщик, радиометристы, штурманский электрик,
мои архаровцы из центрального поста, вестовой из кают-компании и
приборщики. Ограниченный, но довольно обширный список набрался - 16
человек, попробуй, разберись в каждом бойце из этого состава.
На кратком брифинге офицерского коллектива по этому вопросу в каюте
командира, созванного по случаю очередной пропажи 10 рублей из кармана
шинели у Витвицкого, Побережный вдруг предложил подключить к этому
делу милицию.
- Никакой милиции! - безапелляционно заявил командир. - Что ты тут
следователя на корабль приведешь? Еще не хватало такого позорища! Нужно
самим ловить гаденыша, - отрезал командир предложение штурмана.
На следующий день Побережный принес на корабль от своего друга-
следователя из милиции забавный пузатый кошелек. Он по форме напоминал
настоящий обывательский кошелек, набитый деньгами, которым обычно
пользуются убогие старушки.
- Если этот кошелек открыть, то сработает пиропатрончик, который
выстреливает специальную краску. Краска попадает на открывшего его
человека и все дела, - инструктировал нас деловой помощник.
- Дугинец, ты больше всех сидишь на корабле, поэтому ложи этот кошель
в карман шинели и вешай ее в коридоре у своей каюты. Клюнет этот гад на
такую пузатую приманку обязательно, никуда он не денется, - уже с тоном
победителя предвкушал результат Побережный.
Теперь я всегда стал демонстративно вешать свою шинель на крючок
у дверей своей каюты и осторожно вкладывал в боковой карман это чудо
современного сыска.
Три дня шинель провисела в коридоре, но никаких срабатываний
пиропатрона не произошло, а вор, словно затаился, и выжидал своего часа.
23 февраля корабль стоял в дежурстве по ПВО, что означало для меня
- никаких сходов с корабля на берег, поскольку готовность к открытию огня
по воздушной цели противника составляла всего 7 минут.
За эти семь минут я должен был успеть сделать гидроперезарядку
(подать снаряды на линию досылки в каналы стволов), занять свое место
управляющего стрельбой у станции 'Барс', принять целеуказание от
радиометриста Колесникова от МР-302 и уже держать ногу на педали
открытия огня.
С утра было объявлено общее построение бригады на митинг, посвященный
празднованию Дня Советской Армии и ВМФ, и я вместе с нашим экипажем
застыл в строю на стенке. Чтобы не дай бог мое карманное взрывное
устройство не сработало у меня же в кармане, а не в руках вора, я, когда
одевал шинель, вытащил эту приманку и положил ее на верхнюю полочку
своего шкафа для одежды.
Уже на стенке на построении экипажа командир вспомнил о моем
дежурстве по ПВО и дал мне команду:
- Дугинец, забирай свой расчет ПВО и бегом на корабль. Сидеть на корабле
в готовности.
Когда я привел своих бойцов на корабль и спустился в офицерский отсек,
то снял шинель, повесил ее на прежнее место и вспомнил про ловушку.
Я полез в шкафчик и достал кошелек с полочки, но тут же обратил
внимание, что он стал совсем легким.
Неужто уже сработало это устройство!? На подволоке выше дверцы
шкафа я обнаружил серый небольшой комочек, похожий на комок земли,
прилипший к белой краске.
Рискуя заполучить себе в физиономию заряд краски из кошелька, я все
же вскрыл этот примитивный сюрприз и убедился, что находящийся внутри
маленький металлический стаканчик для краски был пуст. Сработало!
'Ну! Побережный - сыскарь хренов! Хоть бы удосужился объяснить, что
там за краска такая в этом хитроумном кошельке. Эта серая грязь, должно и
есть, та самая хваленая краска. Но ее же совсем незаметно. Ну, выстрелила
эта краска и что теперь?' - соображал я, что же делать дальше.
Простой советский обыватель, когда он развязывает свою мошну полную
червонцев и рублей, обычно устремляет свой взор внутрь, в надежде увидеть
там свои деньги. А здесь ворюга открывал замочек кошелька и при этом
направлял его в потолок. Странный этот воришка или уж через чур опытный
в таких кошельковых делах.
Пришлось, не дожидаясь старших начальников, наобум исполнять роль
следователя по особо важным корабельным делам и искать личность,
посыпанную этой неприметной серой пылью.
На корабле оставались всего лишь четыре человека из дежурной службы
и СПС (шифровальщик).
Я составил список из 4-х фамилий и начал свои изыскания. Через дежурного
по кораблю я вызывал к себе в каюту поодиночке всех бойцов, на которых
падало подозрение в неблаговидных делах. Мирно беседуя с бойцами о каких-
либо шероховатостях по выполнению ими своих обязанностей дежурства,
я внимательно пытался разглядеть следы этой таинственной невидимой на
фоне темно-синей матросской робы и берета краски.
Список закончился, но я к своему удивлению ни у кого из матросов
не обнаружил даже малейших намеков на постороннюю серую пыль на
одежде.
Через полтора часа на корабль вернулся экипаж, и я обескуражено доложил
командиру результаты своего сыска:
- Юрий Авенирович, пока я был на построении, сработала наша ловушка.
Но, к сожалению, следов краски я ни на ком не обнаружил. Вообще я не
представляю, как эта краска должна проявляться на теле человека.
- Вот, простой серый порошок, - демонстрировал я Кличугину комочек
краски на подволоке своей каюты.
Командир моментально загорелся азартом сыщика и повторил мой прием
по поиску вора. Результат тоже был отрицательный.
Только на следующий день на корабль прибыл следователь, он же
одновременно лучший друг Побережного, и объяснил нам, что эта краска,
попадая на тело человека, моментально становится красной и долго не
смывается водой. Он принес с собой допотопную ультрафиолетовую лампу,
под светом которой эта краска светилась, фосфоресцируя и ярко обозначая
свое наличие.
После вызова под эту лампу всех подозреваемых, у троих из них на руках
и одежде были обнаружены светящиеся точки этой краски.
- Раньше нужно было меня позвать! - огорченно констатировал
следователь.
Минер матрос Семаев и его командир БЧ
- Ведь приборщик коврик из каюты утром, наверное, вытряхивал на стенке,
поэтому сейчас краску уже разнесли по всему кораблю, и она случайно может
быть обнаружена на любом матросе, - с профессиональным сожалением
сыщика сказал милиционер.
Краска светилась на руке у моего минера матроса Семаева, который в тот
день стоял дозорным по погребам.
Побережный из каких-то личных физиономических соображений сразу
сделал свой скоропалительный вывод, что именно он, и не кто другой,
обносил наши карманы и воровал деньги у матросов.
Я мгновенно представил себе, что этого молчаливого и спокойного увальня
с порослью флотских усов и крепенького на вид парня, сейчас запросто
незаслуженно запишут в разряд ворья и обвинят в таком страшном грехе.
Это ведь клеймо человеку поставят на всю оставшуюся жизнь. Обидно было
за своего бойца и я, как только мог, защищал его перед необоснованными
подозрениями самостийных сыщиков:
- Товарищ командир, да ведь Семаев в офицерский отсек появляется только
по моему вызову. Он уже здесь сто лет не бывал до сегодняшнего дня. Не
мог этот пацан шарить в каюте. Тут нужно искать матерого бойца, который
часто бегает в увольнения, а этот сидит на корабле и в город не просится.
Так нам вычислить корабельного гаденыша и не удалось. Но отрицательный
результат - тоже результат. Вор понял, что на него расставлены капканы и
силки и затихарился надолго.
28 февраля с самого подъема личного состава начались проверочные
мероприятия по сдаче первой курсовой задачи нашим экипажем.
Инспектировать утренний распорядок дня на корабль прибыл наш
дивизионный Дед, а проще дивизионный химик Зиновьев Юрий Палыч.
Юрий Палыч внешне, конечно, не представлял из себя лихого флотского красавца с боевым прошлым, а скорее тянул на белокожего викинга
с некрасиво вытянутым по вертикали черепом и костистым хишным
носом, что придавало его внешности отталкивающее впечатление чего-то
доисторического и птичьего. Вдобавок он был еще и секретарем партийной
организации дивизиона, а эта должность давала ему огромные права и
полномочия в своей деятельности на кораблях. Именно по этой причине
комдив и замполит дивизиона доверяли Зиновьеву любые проверки кораблей,
а он исполнял их с полной ответственностью и не хуже любого офицера
штаба.
Дивизионный химик мичман Зиновьев Ю.П. и медик гл.
корабельный старшина Туревич А.
Со своим огромным опытом службы на нашем дивизионе Палыч мог
свободно руководить не только своей химией и спец. обработкой кораблей,
но и чем-нибудь более значимым.
Про личность этого пожилого мичмана можно писать и рассказывать
долго. Это был один из мамонтов старого и очень порядочного отряда
мичманов-ветеранов войны.
Когда-то, в далеком 1943 году он тощим и заморенным военной голодухой
пацаном прибыл служить на крейсер 'Максим Горький', который, стоя у
причала Малой Невы острова Петровский, принимал самое активное участие
в обороне города Ленинграда.
Своими тремя башнями 180-ти миллиметровых орудий главного калибра
крейсер обрушивал на немецкие укрепления в окрестностях города и на
Карельском перешейке тонны снарядов, которые разносили их в пух и прах.
А своей остальной артиллерией корабль успешно отражал атаки воздушных
налетов вражеской авиации.
Потом, после войны Дед служил на корабле-целе под названием 'Кушка'.
Теперь уже по дедовскому плавающему объекту крейсера и эсминцы лупили
своими стальными чушками практических снарядов на учебных стрельбах,
как по живому противнику.
Палыч был ходячим знатоком не только своих противогазов и их коробок
со шлангами, отравляющих веществ и уровней радиации. Дед знал биографии
всех исторических личностей России и всех знаменитых полководцев. Знал
такие тонкости об этих личностях, которые обычно даже в учебниках не
пишут.
В свои законные отпуска Зиновьев любил путешествовать по стране и
при этом обязательно тщательно обследовал мемориальные и старинные
кладбища в Питере, Москве и других городах, толи в поисках подходящего
для себя места будущего упокоения, то ли в поисках своих знаменитых
родственников и однофамильцев. Но после таких экскурсий в его записной
книжке появлялись новые записи громких афоризмов полководцев и все
надгробные надписи на могилах этих великих людей.
Иногда он пользовался этим своим странным хобби и, задавая
провокационные вопросы наглеющим лейтенантам, сажал их в лужу в
вопросах истории военно-морского искусства.
- А вот ты можешь мне сказать, что сказал Суворов после битвы при
Корфу? - задал он мне свой заковыристый вопрос, когда проверял химзащиту
и противогазы у меня на боевых постах.
Дед умело разворачивал химкомплекты и проверял на них маркировку
боевых номеров и целостность поверхности, а сам хитро поглядывал на
меня в ожидании неправильного ответа.