Важное
Главное в военных СМИ за неделю: новые перестановки на верфях ОСК, первые серийные комплексы С-500, арест замминистра обороны
Новый палубный 
|
Дорогие мои ленинградцыХолодным декабрьским днем 1941 г. я шел по заснеженному Ленинграду, тяжело опираясь на палку. Меня только что выписали из госпиталя, где пришлось пролежать более двух месяцев после ранения, полученного в сентябрьских боях под Петергофом. Направлялся я в ЛКИ в надежде получить какое-либо пристанище и работу, потому что оттуда уходил на фронт, будучи студентом пятого курса. Однако родная "корабелка" мало чем могла помочь мне - холодное, темное здание, только в одной из аудиторий теплилась жизнь: там ютился немногочисленный преподавательский состав института, оставшийся в осажденном городе. Работать меня направили на Балтийский завод. Поселили в общежитии прямо около цеха, чтобы быть поближе к производству. Только начал обживаться на новом месте - стряслась непоправимая беда: потерял продуктовые карточки на декабрь, а месяц только начинался. Что делать? Ведь люди умирали от истощения, даже получая положенную норму хлеба. Выручили товарищи по работе. Узнав о случившемся, они помогли мне продержаться, а спустя несколько дней мне, как бывшему фронтовику и инвалиду войны, в райвоенкомате восстановили карточку. По пути в военкомат я случайно повстречал медсестру из госпиталя Аню (жаль, не помню ее фамилии), ухаживавшую за ранеными в нашей палате. - Еще неизвестно, выпишут ли тебе карточку или нет, а пока бери мою! - решительно заявила она, протягивая цветной листочек.- Ты ранен, тебе нужнее. А я как-нибудь перебьюсь... И хотя мне полностью восстановили утерянное (на обратном пути я вернул Ане ее карточку), до конца своих дней не забуду благородного поступка этой девушки, без колебаний отказавшей себе в самом необходимом ради другого, чужого ей человека. Мне вообще везло на хороших людей в то суровое время. Пожалуй, в значительной степени именно им обязан я тем, что остался жив. Помню, какую отеческую заботу проявил обо мне старший мастер Балтийского завода Григорий Григорьевич Рожнов. Стоял лютый январь, мы работали в насквозь промерзшем цехе. Работа была трудная (шло освоение производства деталей танков КВ), требовавшая полной отдачи сил. Люди умирали прямо на рабочих местах. Физически я оказался крепче многих, видимо, давала себя знать крестьянская косточка (родом я из сибирского села Кундулун), но чувствовал, что слабею с каждым днем. Старший мастер, внимательно присматривавшийся ко мне, сумел уловить мое критическое состояние и позвал к себе в конторку: - На вот, держи! - сунул он мне в руки что-то, завернутое в газету.- Совсем ноги не таскаешь. Я развернул бумагу и глазам не поверил: в стеклянной банке было граммов триста - четыреста топленого свиного сала. - Только вот что! - строго предупредил Рожнов, заметив, с какой жадностью смотрю я на -невиданный по тем временам деликатес.- Есть будешь по столовой ложке в день, не больше, понял? Прослежу! Вечером сведу тебя помыться. Переоденешься в чистое, другим человеком станешь. Оказывается, он захватил для меня из дому чистую смену белья. Уже на следующий день будто что-то переменилось во мне, появилась твердая уверенность, что выдержу, останусь жив. А тут подошел февраль, и меня в числе других судостроителей-балтийцев (из тех, кто был помоложе) направили на Ладогу. Ехали в сильный мороз, ночью, в кузовах открытых грузовых машин. Неудивительно, что по приезде на место, в Борисову Гриву, пришлось похоронить нескольких своих товарищей. Нам дали немного отдохнуть с дороги, а потом сразу же "бросили" в дело: разгружать прибывавшее с Большой земли продовольствие и различное снаряжение, помогать в посадке в эшелоны эвакуируемых, хотя сами мы еле держались на ногах. Немного окрепнув, работали круглые сутки, лишь с небольшими перерывами на отдых, стараясь как можно быстрее отправлять все необходимое тем, кто продолжал сражаться в осаде. Это для нас тогда было фронтовым заданием. В марте завершилось формирование бригады проводников для Дороги жизни, в которую попал и я. Нам предстояло в деталях изучить ледовую трассу (точно знать, где она пробита бомбами и снарядами), а потом показывать путь водителям автомашин. Дело осложнялось тем, что пригревавшее солнце начало растапливать лед; образовывались лужицы, которые ночью, когда машины выходили на трассу, подмерзали, и отличить их в темноте от затянутых ледком воронок было очень тяжело. Ездили обычно с потушенными фарами, чтобы не привлекать внимания врага, державшего дорогу под постоянным прицельным огнем своих орудий. С каждым днем прибавлялось воронок, подтаивавший лед покрывался все более толстым слоем воды, которая в апреле подбиралась уже к радиаторам автомашин. Опасность поджидала нас на каждом шагу, приходилось действовать крайне осторожно, и все-таки избежать потерь не удалось. Помню, однажды мне только чудом посчастливилось спастись, когда тяжелогружёная машина, мигом осев на бок, нырнула в полынью, которой в этом месте прежде не было. Открывшейся дверцей кабины (я стоял на подножке) меня отбросило в сторону, на лед, но шофер выскочить не успел. Не случайно потом водители получили указание ездить со снятыми дверцами. Несмотря на потери, доставка грузов по ледовой трассе не прекращалась до конца апреля 1942 г. В мае меня откомандировали на Балтийский завод. Возвращался в город с радостью, хотя знал, что за прошедшие четыре месяца там стало ненамного легче. Главное - буду работать по специальности! Студент пятого курса, как говорится, без пяти минут инженер, а знаний своих по-настоящему применить на производстве я к тому времени еще не успел. Назначили меня бригадиром, в бригаде - одни женщины. Но в душе был рад - доверили постройку барж для водной трассы Дороги жизни. Вскоре и я оказался в бухте Гольсмана, где происходила сборка барж из секций и блоков, поступавших с различных ленинградских заводов. Попал в бригаду судосборщиков Владимира Кашкина. Ребята подобрались толковые, но в военном деле совсем "зеленые". До моего приезда они, оказывается, ни разу не уходили во время бомбежек в укрытие. Зачем, мол, дорогое время терять? Пронесет авось! Узнали, что мне довелось воевать, расспрашивали о фронте, относились с явным уважением. И вот однажды, когда бригадир устроил небольшой перекур, мы уселись в кружок на днищевом стрингере. Ребята сразу ко мне с вопросами: как ранило, как удалось из окружения выйти? Начал рассказывать, дошел до того места, когда, увидев наблюдательно-корректировочный пункт фашистов, я метнул гранату в чердачное окно, а потом, раненный, полз вдоль забора, за которым ясно слышалась немецкая речь. На самом интересном месте мой рассказ был прерван сигналом воздушной тревоги. Я по привычке встал и, подняв голову, увидел заходившие в нашу сторону для атаки "юнкерсы". Но ребята продолжали сидеть как ни в чем не бывало. - Быстро в укрытие! Там доскажу! - крикнул я. Не знаю, что на них больше подействовало - призыв фронтовика или желание дослушать мой рассказ до конца, но только все бросились следом за мной. Бомбили недолго,, и примерно через полчаса мы возвратились на баржу. И каково же было наше удивление, когда на том месте, где мы недавно сидели, зияла огромная дыра. Как минимум 500-килограммовая бомба насквозь прошила суденышко. Правда, она не взорвалась, уйдя глубоко в грунт, но бед наделала много. - Ну, Македон! - первым подошел ко мне пожать руку бригадир.- От верной смерти нас спас. Век не забудем. А пробоину в момент заделаем! Возвратившись в августе 1942 г. в Ленинград, я еще не знал, что надолго покину этот город. А ведь попал я сюда в 1937 г. совсем не случайно из Читинской области. В десятилетнем возрасте стал свидетелем драматического события, повлиявшего на всю мою жизнь. Наша крестьянская семья, насчитывавшая более 70 человек, сразу же безоговорочно приняла Советскую власть. Взрослым, сражавшимся за ее утверждение в Сибири, пришлось вести вооруженную борьбу против кулаков, бандитов, белогвардейцев. Даже в 1924 г. в наших краях кое-где еще орудовали недобитые остатки белогвардейской нечисти. И вот однажды бандиты выследили часть отряда краснодружинников, охранявших наше село. Костяк отряда составляли мужчины нашей семьи, за которыми враги давно охотились. Они окружили горстку храбрецов и подожгли амбар, из которого дружинники отстреливались. Спастись удалось лишь моему двоюродному брату Александру. Все это происходило на моих глазах. Банда от расплаты не ушла, ее вскоре полностью ликвидировали, но горечь утраты осталась на всю жизнь. Шли годы, я учился в школе и работал, много читал, интересовался историей нашей Родины. Страстно захотелось побывать в Ленинграде, где совершилась пролетарская революция, за которую отдали жизнь почти все мужчины нашей семьи. Приехал, а уехать обратно уже не смог. Поступил в ЛКИ, и Ленинград стал для меня второй родиной. И вот в конце сентября 1942 г. я уезжал по путевке комсомола на Север в составе большой группы судостроителей, надолго прощаясь с Ленинградом. После Победы приезжал сюда на защиту диплома, а затем снова судьба забросила меня в другие края. Но где бы я ни был, самые теплые, самые яркие воспоминания связаны у меня с легендарным городом на Неве, с дорогими моему сердцу ленинградцами!
|
.jpg)
