Байки и рассказы

Ванька Бивень и Кока Бызов

В КМОЛЗ (Кронштадский ордена Ленина морской завод) большой противолодочный корабль (БПК) "Смышленый" пришел аккурат под Новый 1983 год. А до этого было два или три выхода из Североморска, которые по различным причинам, в основном, связанным с неисправностью двигателей, заставляли корабль возвращаться в базу. Последний раз нас вернули в связи со смертью Ген. секр. ЦК КПСС Л.И. Брежнева. Наконец дали "добро" на переход. Он был тяжелейший. Корабль несколько раз терял ход, и нас бросало словно щепку в Северной Атлантике.

Пришли в Кронштадт под Новый год, когда все гавани Кронштадта уже были скованы льдом. Нас с помощью буксира поставили кормой к причалу, и весь гражданский персонал на судах (в основном белые пароходы академии наук), стоящих на Усть-Рогатке, внимал, как матерится командир настоящего военного корабля при производстве швартовки. Женщины с белых пароходов затыкали уши, однако, опершись в фальшборта своих судов грудями, внимательно контролировали происходящий процесс швартовки североморцев.

А "фишка", как нынче модно говорить, трехэтажного мата со стороны довольно спокойного командира корабля заключалась в том, что швартовка была необычной. В Североморске основная масса кораблей, кроме тяжелых атомных крейсеров, швартуется самостоятельно (без буксиров) и бортом к причалу. Этому способствует круглогодично незамерзающий Кольский залив (на моей памяти за 18 лет он замерзал дважды и то ненадолго). А здесь пришлось швартоваться в ледовой обстановке (корабль абсолютно не имеет возможности маневра), да еще и кормой к причалу, так как мест стоянки мало (белые пароходы – так называемые "гидрографы", два наших учебных корабля – "Смольный" и "Гангут", и разная "шелупонь" Ленинградской ВМБ - тральщики и т.п.). Вот и изгалялся наш командир с ходового мостика так, что слышно было даже через дорогу - в музее радио им. Попова.

Через некоторое время, когда до Нового года остались буквально часы, нас начали с Усть-Рогатки на буксире тащить в завод (к заводскому причалу). Экипаж возмущался как мог - Новый 1983 год был испохаблен, так как ни помыться, ни приготовить какой-нибудь стол не удалось. А причина в том, что по планам ремонта, сверстанным где-то в штабах, корабль должен был стать в ремонт в 1982 году, а о людях тогда (да зачастую и сейчас) не думали.

Итак, БПК "Смышленый" из 7-й оперативной эскадры Северного флота (СФ) оказался на 2,5 года в отдельном дивизионе строящихся и ремонтирующихся кораблей Ленинградской военно-морской базы. Дивизион этот мы впоследствии прозвали "строящимся" (в плане того, что нас строили очень часто), но не ремонтирующимся. А командовал дивизионом очень строгий капитан первого ранга по кличке Ванька Бивень. С первым словом, надеюсь, все понятно, а второе шло, видимо, от носа этого военного деятеля. Сначала его речи перед экипажами кораблей дивизиона нас умиляли. Мы думали, что данный руководитель применяет некоторые слова иносказательно или в переносном смысле. А когда это начало повторяться регулярно, мы поняли, в какую интеллектуальную среду мы попали.

Приведу пример. В заводе часто были ситуации, когда пропадало питание или его снимали из-за различных работ. Можно себе представить, что творилось на корабле, когда на 130 метрах его длины одновременно проводилось более 20-ти точек сварочных работ, не считая всяких других срочных работ. И вот очередное построение, и Ванька Бивень с фонариком перед экипажами кораблей показывает в шинели, топчась на месте и высоко поднимая ноги, что надо делать, при этом инструктирует (орфографию сохраняю): "Кажен мичман или офицер должон иметь фонарик. Вот идет офицер или мичман по коридору (показывает, топчась на месте), и тут пропал свет на корабле (останавливается). Тут же врубается фонарик (показывает, включив фонарик), и мичман или офицер идет дальше (опять отрабатывает шаг на месте, высоко поднимая ноги с уже включенным фонарем)". Вот такой был командир дивизиона, который нас и забавлял и удивлял после грамотных и опытных командиров оперативной эскадры Северного флота. А потом, когда мы ближе познакомились со штабом ("штабцом") этого дивизиона, тогда поняли, что в заводы с бригад и эскадр всех флотов отправляли не только дебильных матросов, но и не менее "одаренных" мичманов и офицеров.

Очень нас забавлял заместитель начальника штаба этого отдельного дивизиона – капитан-лейтенант Кока Бызов. Это был офицер очень высокого роста, что в наших "корабляцких" условиях было для него сущим наказанием. Начиналось все обычно с кормы корабля (для экономии причальных стенок ремонтирующиеся корабли ставили кормой к причалу), когда он поднимался по трапу и при входе на ют корабля ударялся головой в надстройку вертолетной площадки. На этом месте вахтенный офицер и его помощник из матросов обычно слышали "Еб...й корабль!", так как голова Коки Бызова ударялась о вертолетную площадку, а фуражка обычно летела за борт. Пройдя первый этап под "вертолеткой", уже сопровождаемый дежурным по кораблю, Кока пытался попасть непосредственно в помещения корабля, обычно через 11-й коридор, выходящий на ют. Здесь картина примерно повторялась с теми же словами ("Еб...й корабль", но фуражка, выловленная из-за борта, уже падала просто на палубу юта). Дежурный по кораблю помогал ее одеть, и движение продолжалось.

Внутри корабля Кока двигался обычно согнутым почти наполовину, и в такой позе он пытался смотреть еще и по сторонам, чтобы не зацепиться за что-нибудь в наших узких коридорах. Третий этап испытания для зам нач. штаба находился в районе корабельного камбуза напротив поста энергетики и живучести (ПЭЖ – энергетического сердца корабля). Если в ПЭЖ имели информацию о приходе Коки Бызова на борт корабля, вахтенные матросы и старшины специально выходили посмотреть на зрелище движения этого штабного офицера по кораблю, так как знали, что за коварный тамбур находится рядом с их постом. А в этом тамбуре под подволоком проходил довольно низко какой-то трубопровод, и вот Кока Бызов, уже пройдя половину корабля и даже слегка успокоившись и приободрившись, переступив комингс очередной двери, ударялся в третий раз головой уже об этот трубопровод. Кроме "еб...й корабль" здесь добавлялся целый набор непечатных флотских выражений в которых упоминались родители, Всевышний и т. п. Фуражка очередной раз падала или съезжала на бок, у Коки Бызова окончательно падало настроение и, когда он доходил, сопровождаемый дежурным по кораблю, до каюты старпома, ему уже не хотелось ходить по кораблю и что-то проверять. Зная определенную слабость офицеров нашего "славного штаба" дивизиона, в том числе и Коки Бызова, старпом обычно старался срочно помочь ему снять стресс известным флотским напитком, запиваемым чаем и бутербродом, благо, каюта старпома была напротив кают-компании.

Обычно Кока возвращался с корабля в тяжелом и сильно озабоченном состоянии и старался пройти мимо своего штаба, чтобы не встретиться с командиром дивизиона или начальником штаба, а матросы и офицеры корабля долго еще обсуждали его приход, а иногда спорили между собой: какой же рост у капитан-лейтенанта Бызова – два метра или больше. И вот как-то на строевом смотре вышеназванного отдельного дивизиона мы, младшие офицеры корабля, подкололи Коку, что, мол, рост-то у него всего два метра, а мы думали, что больше. Тут он не выдержал и поведал нам тайну своего роста, оказалось – 2 метра 10 см!

Долго Кока из-за своей слабости к горячительным напиткам не мог получить очередное воинское звание. Когда "Смышленый" уходил из завода, Кока Бызов все еще носил погоны самого красивого флотского звания – капитан-лейтенанта! Надо полагать, что капитана третьего ранга он получил после ухода в запас Ваньки Бивня.