В столице северной томится пыльный тополь
Запутался в листве прозрачный циферблат
И в темной зелени – фрегат или акрополь
Сияет издали – воде и небу брат!
О.Э. Мандельштам
Впервые контур нанесен был
Рукой Великого Петра
Российским деспотом взращенный
Легко, на кончике пера.
Здесь в стройных эллингах когда-то
Росли громады кораблей.
Точеный шпиль убрался в злато
Могучим символом морей.
Бела акрополя громада
Со стройной башней в глубине,
Чугунная ограда сада,
Ступени влажные к Неве…
Мортир – усталые глазницы,
Свидетели прошедших лет,
Как много в памяти хранится –
Событий, подвигов, побед…
Удару пушки полуденной
На башне колокол вторит
И стрелок бег разгоряченный
Мгновеньем этим вместе слит…
Свежо Захарова творенье –
Белками строгих колоннад,
Фрегата-флюгера вращеньем,
Живой игрой морских наяд,
И желтизною всей громады
Как только спущенный корабль,
Встречая серых туч преграды,
Под парусом, стремится вдаль…
Растит питомцев торопливых,
Встречает новых каждый год
И кортики – морское диво –
Как символ зрелости дает!
И пускай нам за плаванье стала
Суша много милей и дороже.
От металла покатых палуб
Мы уйти никогда не сможем…
Автор неизвестен
Пред святостью матросского труда
Мы все равны, увы, когда-то были…
Мы в жизни это помним не всегда,
О святости за службой позабыли,
Укрылись за словесной мишурой,
Законами, приказами, чинами,
И душу, как за каменной горой,
Мы укрываем за высокими словами…
Словам не верю. Но порой, сполна
Я награжден минутою короткой:
Я видел, как прощались мичмана
Со ставшею родной подводной лодкой.
Казалось, не потратив много слов,
Они в последний раз прошли по всем отсекам,
Они - не думали о красоте стихов,
Они - прощались здесь с родным матросским веком.
Нам жали руки честно, по-мужски,
Чтоб сохранить в натруженных ладонях
Сквозь рук тепло – тепло сердец людских.
Уют суровый атомного дома.
Но расставанье тяжестью легло
На закаленные мужские плечи.
Для них, наверно, многое могло
Быть меньшей болью и казаться легче,
Ведь в жизни главное – уже осталось там.
И этот мир от них – неотделим.
Они – завидовали нам,
А мы – завидовали им!
Красная смородина –
Где же твоя родина?
Сквозь тебя, как в бусинку,
Вижу села русские…
А.Б.Рудницкая
Отсек звонком тревоги был расколот надвое,
В пилотках черных парни знали свое дело:
Атомоход то подвсплывал под перископ, украдкою,
То уносил в глубины черный гребень тела.
В ракетных шахтах, с виду – очень мирная,
Дремала смерть для многих миллионов
Костлявою старухою незримою,
Привычно скрытая в уране неделенном.
За переборкою стальной, в реакторном,
Творенья Гейгера помаргивая щелкали
И вдруг, в титановом скопленьи трубок адовом
Живут, стоят не палками, ни елками
Подсохшие зеленые соседки
С плодами-капельками, кровью обагренными.
Рябины и смородины две ветки,
Неведомым матросом занесенные.
Им наплевать на жар и фон реакторного,
Они – живой клочок Великой Родины.
На них теплеет взгляд усталый вахтенного
И ради них сегодня шли в походе мы.
Ведь это – ради них, по три-четыре месяца,
Уходят парни эти в автономки смелые
С Россией в сердце. Сколько в нем уместится.
Часть остальную – им беречь. Такое дело их.
Здесь служба – подвиг. Жизнь и мир народа
Они хранят в суровом расписании.
Спасибо тебе, ягода – сморода,
Клочок земли. Мои воспоминания.
Не дело это – человеку, пишущему стихи, нарушать традиции и писать прозой. Но – недонарушались… Иных уж нет, а прежние – далече… Не могу не сказать несколько слов о нашем ЛИТО. Ох, и повезло же нам… Такое вольнодумство, да еще от людей в военной форме – вряд ли где могло быть в те годы. Если Вы читали мое стихотворение на этом сайте «Когда дивизия – понятно…», то Вы понимаете, что, конечно же, дед Севка (очень уважительное обращение (за глаза) ко Всеволоду Борисовичу Азарову) знал все наши недостойные произведения. Самое главное – нам не били по рукам! Самым терпеливым образом исправляли наши ошибки. Заседание ЛИТО, как правило, заканчивалось появлением разъяренной уборщицы – «Уже 23.00, а мне еще домой идти надо!». (А у нас – увольнение заканчивается!) Всеволоду Борисовичу Бог дал редкостный талант – педагога. Над такими разными мальчишками. Влюбленными во флот, настоящими патриотами, и еще не понимающими, как по нам всем прокатится и кого как «сплющит» «флотский каток». Ну ладно, мы - инженеры, а сколько выпускников Киевского политического училища Всеволод Борисович «выдернул» с «комсомольских» должностей и распихал по редакциям флотских газет, где и было их настоящее место… Ребята, отзовитесь, ведь вам есть что сказать!
Николай на этом сайте написал правильно, название нашего ЛИТО «Путь на моря» взято из стихотворения праотца и законодателя советской маринистики Алексея Лебедева, штурмана с подводной лодки Балтийского флота Л-2 (1912-1941г.). Казалось бы, так поздно: его стихи написаны в 1939-41 году. А если вдуматься, откуда маринистике у нас взяться раньше (ранее, у молодой советской страны флота-то не было…). Конечно же, командующий Балтийским флотом в годы войны адмирал Трибуц был преступник, немцы уже, кроме мин, просто сетью (Нарген-Порккала-Уддское заграждение) перегородили Балтику, подводным лодкам из Ленинграда и Кронштадта просто нельзя было выходить в море… Погибло, не принеся урона врагу, свыше 20 лодок. Одна из них была минзаг Л-2... на которой и служил штурман А.Лебедев. Поправьте меня, если в советской (российской) маринистике есть что-нибудь, написанное лучше:
ТЕБЕ (Прощание)
Мы попрощаемся в Кронштадте,
У зыбких сходен, а потом –
Рванется к рейду легкий катер
Раскалывая рябь винтом
Вот облаков косою тенью
Луна подернулась слегка,
И затерялась в отдаленье
Твоя простертая рука.
Опять над морем виться флагу
И снова и суров и скуп -
Балтийский ветер студит влагу
Твоих похолодевших губ.
Уходят врозь пути кривые,
Мы говорим "прощай" стране;
В комп?сы смотрят рулевые,
И ты горюешь обо мне.
... Но если пенные объятья
Нас захлестнут в урочный час,
И ты в конверте за печатью
Получишь весточку о нас,
Не плачь, мы жили жизнью смелой –
Умели храбро умирать.
Ты на штабной бумаге белой
Об этом сможешь прочитать.
Переживи душевный холод,
Полгода замуж не спеши,
А я – останусь вечно молод,
Там, в тайниках твоей души.
И если сын родится вскоре –
Ему одна стезя и цель,
Ему одна дорога – море,
Моя могила и купель!
1941г.
P.S. Всеволод Борисович в марте 1979 году пригласил к нам на очередное собрание ЛИТО вдову Алексея Лебедева… К сожалению, никто у него не родился. И замуж больше ни за кого она не вышла… Всех бы нас так ждали из морей…
Высокий поэтический уровень нашего флотского классика (а ведь ему было всего 29, когда он погиб…), плюс специфика флотской службы, которою с наскока не нахватаешься, все мы, кто получил лейтенантские погоны перед этим 5 лет носили брезентовую матросскую робу, в каждом из нас развивали внутренний цензор: лучше у меня не получается, а хуже писать я не имею права. Если можешь не писать – не пиши…
Самое главное, чему нас научили – (рифма, размер – это не считается, это просто должно быть автоматом) - стихи должны брать «за душу», нравиться, иначе – это просто стихосложение, красивости. Нельзя писать о том, что не пережил, не видел своими глазами, не выстрадал, не прочувствовал. Вот почему так трудно писать о море – здесь трудно обмануть. Понравившееся стихотворение хочется повторять, (или хотя бы пару удачных строк из него…).
Вместе со Всеволодом Борисовичем была плеяда поэтов постарше, его друзей и также наших учителей: Марк Кабаков, Анатолий Краснов, Николай Флеров, Игорь Пантюхов, Александр Коган…
Посмотрите, пожалуйста, как чудно писало старшее поколение:
Никита Суслович.
ПОЭТ
М. Кабакову
Далеко друзей дела забросили,
Только службу в этом не винят.
В маленькой зеленой Феодосии
Ровно в семь будильники звенят,
Пар уже посвистывает в чайнике,
Офицер склонился над листком,
И его — соседи и начальники —
Часто называют чудаком.
Шутят: мол, не гнался за излишками —
Прослужив на флоте двадцать лет,
Обзавелся лишь семьей да книжками,
А квартиры настоящей нет.
Вы напрасно языки полощете.
Он, имея комнату одну,
Навсегда назвал своей жилплощадью
Необыкновенную страну.
Мы причины не отыщем в мистике,
Да и он факиром не слывет.
Можно мир весь поместить на листике,
Если там поэзия живет.
Письма ходят редкие и краткие —
Между нами мили и ветра,
Но, когда склоняюсь над тетрадкою,
Слышу ровный скрип его пера.
Марк Кабаков.
ПОСЛЕДНИЙ КОРАБЛЬ
Вот и последний корабль отпоёт,
Будет такое.
Ракетоносный окончится флот
Мирным покоем.
Молча по сходне сойдёт экипаж
В гавани новой,
Там, где за молом смеющийся пляж
Жёлтой подковой.
Люди спокойно вздохнут наконец:
Страха не стало!
И улыбнётся печальный мудрец
Им с пьедестала.
Этого часа не может не быть,
Иначе бездна!
Так отчего ты не в силах забыть
Дом свой железный?..
Анатолий Краснов.
* * *
Я тоже дожил до склероза,
Я так подумал потому,
Что позабыл, как пахнут розы
В Пицунде, в Гаграх и в Крыму.
Я ныне с памятью в раздоре,
Хоть помириться с ней готов:
Я позабыл, как пахнет море
У прибалтийских берегов.
Передо мной в державной силе
Святая невская волна…
Но всех предателей России
Я точно помню имена.
* * *
Ни Бога, ни чести, ни славы,
Одно лишь безумье окрест,
И маршал великой державы
Предательски взят под арест.
Как крепость, разрушено войско,
Ударила в спину картечь…
Хватает единственно — воска,
Чтоб свечи у гроба зажечь.
Измены такой не бывало,
Такие не славят бои…
Прощайте, мои генералы,
Прощайте, солдаты мои.
За вами дорога дымится,
За вами несут ордена…
Клянемся: она возродится,
Великая наша страна!
Нынешний руководитель ЛИТО Борис Орлов, по-моему, еще в 1976г. обессмертил себя во флотских рядах четверостишием:
Из моего поколения (так мне кажется), конечно же, самым талантливым в ЛИТО был Вадим Валунский. Сколько бы он еще написал, если бы нелепая смерть его не вырвала в 27 лет…
Вадим Валунский
* * *
Службу флотскую начал я рано,
И сейчас, на какой-то меже,
Не считаю себя ветераном,
Но и юнгой не числюсь уже.
Не пытаюсь встать в гордую позу:
Дескать, вот, мол, с пятнадцати лет
Привыкал и к жаре, и к морозу...
Даже в мыслях чванливости нет.
Море мне не с картин улыбнулось,
Я не жертва романтики той.
Не считаю потерянной юность,
Что провел в бескозырке морской.
Благодарен за многое флоту,
Я с друзьями в едином ряду,
Только чаще все старые фото,
Как пасьянс, пред собою кладу.
С фотографий глядит со смешинкой
(Этот взгляд мне до боли знаком)
Мальчик, стриженный частой машинкой,
В синей робе, сидящей мешком.
В этом взгляде — всей службы начало,
В нем меня стало трудно узнать...
Мне, наверно, не быть адмиралом,
Но матросом я должен был стать.
Не могу не сказать о нашем ровеснике Дмитрии Чернове…(Выпускник ВВМУ им.Фрунзе, 1-й факультет, 1980г.) Несколько лет назад его не стало. А ведь он никогда не издавался… Он просто писал прекрасные стихи. Его вдова, Оксана, живет в Питере на Васильевском острове. Думаю, с удовольствием отдаст его стихи для опубликования в Интернете…
Какое было ЛИТО после того, как я окончил училище – пусть лучше расскажут наши младшие. В редкие командировки в Питер я несколько раз забегал на заседания. В первые лейтенантские годы - ой, было не до стихов…
P.S. Я четверть века не брался за перо. Но уход Всеволода Борисовича, наверное, сказался на нас всех… Что-то, затихла маринистика, почти все, что находишь в Рунете – не берет за душу… (Ребята и девчонки, кто сейчас пишет, не обижайтесь, я говорю, что вижу и думаю…)
P.P.S. А еще в ЛИТО у нас была свадьба. Мы с Мариной там познакомились и в августе 1979 года Всеволод Борисович гулял на ней…
Олег Драченко
Ссылки
Олег Драченко о поэте Алексее Лебедеве
Олег Драченко о поэте Всеволоде Азарове
Олег Драченко о поэте Борисе Орлове
Олег Драченко о поэте Вадиме Валунском
Важное
