"С чувством грусти и гордости я вспоминаю о своем близком товарище — Джеймсе Константиновиче Чулкове.
Судьба и училищное начальство распорядились так, что при всех переформированиях взводов, рот, курсов и факультетов мы всегда были вместе. К ноябрю 1953 г. выяснилось, что с июля 1946 г. нас было только двое «с одного потока», и все семь лет мы были рядом.
Итак, июль 1946 г. В одном потоке со мной еще 26 мальчишек. Из нас в ЛВМПУ принято три. Среди принятых был совсем беленький мальчишка родом «из села Березовый Рядок Бологовского района Калининской области», как он все время повторял. Первые месяцы «оморячивания» и каких-то бесконечных карантинов он, в отличие от большинства — в основном ленинградцев — переносил как-то очень спокойно. В нем очень рано (в 14-15 лет) уже было высоко развито чувство собственного достоинства: он никогда ничего ни у кого не просил.
Уже тогда он хотел быть первым, а главное, мог им быть. По-видимому, он решил для себя, что в училище главное — учиться. При этом он искренне полагал, что не важно, интересен тебе какой-либо предмет или нет, главное — знать его. И уметь сдать. Учился он всегда хорошо, причем, в первые — «школьные» годы он брал усидчивостью, не стеснялся спрашивать непонятное, много и упорно «долбил», даже в «личное время», что вызывало естественное раздражение «способных, но ленивых» разгильдяев. Правда, Джеймс сам всегда объяснял выполненное задание любому, кто к нему обращался за помощью, нередко давал списывать, но не очень охотно.
Почти с самых первых увольнений я стал приглашать его к себе домой, хотя это не всегда удавалось — он был застенчивым и поначалу как бы стеснялся своего провинциального происхождения. Моему отцу он сразу очень понравился, он всегда был рад ему, даже когда Джеймс приходил один, если я сидел в училище без увольнения за какую-нибудь провинность или двойку. Отец потом говорил мне, что Джеймс как-то неловко себя чувствовал оттого, что он учится отлично, а я — так себе. Я старался догнать Джеймса, двойки постепенно стали исчезать. Его трудолюбие и настойчивость заставляли не только меня на него равняться, эти качества были замечены начальством и он стал то ли старшиной класса, то ли помкомвзвода. А я стал бояться, чтобы меня не обвинили в подхалимаже к «начальству», и стал ему хамить. Надо сказать, что Джеймс сразу начал легко и с удовольствием «править службу», а наша дружба, конечно, не распалась, а стала еще прочнее. В девятом классе мы начали ходить в Эрмитаж и по другим ленинградским музеям, а в десятом классе наша учительница логики, Елена Сергеевна Маслова, стала выводить нас в филармонию. Джеймса вывели два-три раза, а потом был большой перерыв. Он легче и полнее воспринимал живопись, что, кстати, проявилось в его самостоятельных живописных работах в зрелом возрасте. Он рассказывал мне, что когда на боевой службе в океане выдавалась свободная минута, он брал мольберт на мостик и рисовал. Рисующий адмирал вызывал всеобщее любопытство.
На всех морских практиках он никогда не сачковал и вечно стимулировал свой взвод на подвиги, в первую очередь, личным примером. Это отнюдь не у всех вызывало восторг и радость, но послать его куда-нибудь подалее ни у кого не хватало духа, так как самую тяжелую и грязную работу он всегда делал сам. В дни увольнений он со мной и моим отцом много бродил по Ленинграду и к концу 10 класса он знал город не хуже любого ленинградца.
К середине обучения в Высшем училище уже было отчетливо ясно, что Джеймс стал даже интеллигентнее, чем многие ребята, действительно вышедшие из интеллигентных семей. Активно шел процесс «made» (делания), который безусловно дает право назвать в итоге Джеймса Чулкова self-made-man — человеком, сделавшим самого себя. Его золотая медаль в школе, золотая медаль Высшего училища и престижного кораблестроительного института, который Джеймс закончил, совмещая учебу со всеми заботами корабельной службы — веское этому подтверждение.
Откуда же в нем оказалась такая могучая жизненная и интеллектуальная энергия, такая сила воли и целеустремленность?
Мне довелось летом 1952 года познакомиться с родителями Джеймса (Константин Иванович и Полина Семеновна Чулковы). Началось все очень весело. Я получил от Джеймса срочную телеграмму: «Жора! Выручай! Враги народа украли змеевик. Жду, Джеймс». Следует объяснить несведущим, что «змеевик» — это главнейшая и важнейшая часть такого достижения человеческой цивилизации, как самогонный аппарат. Далее в послании следовало, что жизнь в деревне Березовый Рядок Бологовского района Калининской области замерла и грозит полным параличом в момент, когда идет битва за небывалый урожай. Также указывалось на отсутствие дрожжей.
В Питере были задействованы мощности станкостроительного завода им.Свердлова для изготовления двух змеевиков из нержавеющей стали по лучшим зарубежным образцам. Все родные и знакомые были мобилизованы для закупки дрожжей («более двух палочек» в одни руки не давали). В рекордно короткие сроки были изготовлены и упакованы в шляпные коробки два змеевика и два килограмма дрожжей. Далее была довольно сложная в те времена дорога на железнодорожную станцию Мета (или Мстинский мост — точно не помню). Встречали меня почти как генерал-губернатора — машина за мной и целый эскорт за змеевиками и дрожжами. По дороге заехали в магазин и взяли в кредит две бутылки водки. Продавщица крайне изумилась — последний раз у нее покупали вышневолоцкую водку (хуже не пивал!) полгода назад, когда приезжал секретарь райкома.
В селе весело заработали самогонные аппараты, а мы с Джеймсом были повсюду самыми почетными гостями. Помню еще, как в огромном деревянном сосуде, именуемом «дошник», варили пиво. Нигде в мире более вкусного пива не пил. Через пару дней Джеймс объявил, что в селе будет отмечаться комсомольский праздник — Успеньев день и по традиции две деревни будут драться, что и сбылось с превеликой точностью. После мирного застолья вполне, казалось бы, дружественные мужики повыдергивали колья из заборов и стали колотить друг друга до смертного убийства. Мне тогда впервые пришлось бить взрослых, но поскольку мы были неважные драчуны, а отец Джеймса берег нас, то нам было поручено растаскивать «живые трупы» на две кучки — «своих» отдельно, «чужих» — отдельно.
Отец Джеймса, Константин Иванович, был председателем колхоза, человеком честным и обстоятельным, а мать, Полина Семеновна, была очень хозяйственная, гостеприимная и добрая женщина, так что у Джеймса как теперь сказали бы, «гены были доброкачественные».
Но вернемся к службе. Недавно мы вспоминали, как, попав на практике на 2-3 дня на какой-то корабль, кто-то из наших отцов-командиров брякнул: «Не тратьте время даром. Нарисуйте схему расположения корабля и обозначьте какие-то боевые посты». Дело было на Черном море, и все мы знали, что через 2-3 дня мы перейдем на УПК «Волга», и потому не думали ничего рисовать, а по возможности загорали в разных шхерах на верхней палубе, скрываясь от начальства. Через три дня и само начальство забыло об этом распоряжении, но тут вылез Джеймс с раскрашенной схемой всех помещений корабля да еще с какими-то пояснениями впридачу. Следует отметить, что он был единственным, кто нарисовал и раскрасил эту схему, но в глазах остальной «курсантской массы» любви к нему замечено не было.
К третьему курсу Высшего училища его авторитет был неоспорим и не вызывал ни у кого зависти и раздражения. Наоборот, мы очень гордились тем, что у нас в классе есть такой Джеймс.
Еще один эпизод. Около нашего училища жил какой-то односельчанин Джеймса, который служил в милиции и промышлял вставлением клиньев в брюки и еще примитивной переделкой бескозырок. Несколько раз я там бывал, и мы весело проводили время с Джеймсом, а однажды со мной была там моя будущая жена, которая доставляла меня потом домой.
После окончания училища наши пути пересекались, к сожалению, не очень часто, хотя я у него бывал в Питере (на канале Грибоедова), когда он учился в Корабелке, а корабль его был в ремонте. Был у него в Кронштадте, в Военно-медицинской академии, на проспекте Энергетиков, когда он учился на каких-то академических курсах. Бывал он и у нас дома, и я помню, как моя дочка и ее друзья с почтением рассматривали его адмиральский мундир.
Я помню, как на выпускном балу нашего класса в Европейской Джеймс один пришел с кортиком — он серьезно относился ко всем аспектам военно-морской службы, а кортики тогда еще не были обесценены и были лишь привилегией морских офицеров.
У него дома, на проспекте Энергетиков, жил попугай Гоша. Я как-то спросил Джеймса: «Почему он не разговаривает?» «Да он же из слаборазвитой страны, мне его подарили в Марокко», — сказал он.
В своих военных размышлениях он намного опередил свое время, рассуждая о месте авианесущих кораблей в составе боевых сил флота, об организации управления кораблями и соединениями и часто говорил, что все свои знания в этой части он получил «на мостике», с которого не сходил 25 лет.
В феврале 1981 года он прилетел на учебно-мобилизационный сбор в Военно-морскую академию, и я мимолетно встретился с ним, когда он садился в автобус ехать на плавбазу, где должен был состояться «прощальный ужин». Утром он позвонил мне и сказал, что едет на аэродром и что попугаю Гоше он купил семечек.
...Через несколько дней я с Иваном Сергеевичем Щеголевым встречал в аэропорту скорбный самолет со вдовами.
Потом было прощание.
Говорят, что человек жив, пока его помнят. Мой любимый друг все время со мной. Не потому, что я его помню, а потому, что никогда не забываю. Он всегда был моим «правофланговым» и я счастлив, что он стал частицей моей жизни.
Из воспоминаний контр-адмирала В.П.Денисова о Джеймсе Константиновиче Чулкове.
"Вспоминаются события 1973 года. Контр-адмирал Н.В.Лунев уходит к новому месту службы в ВМА имени Н.Г.Кузнецова начальником кафедры. Ему на смену назначается с БФ капитан 1 ранга Джеймс Чулков.
Командующий Тихоокеанским флотом адмирал Г.М. Егоров просит поддержать нового командира дивизии и оказать ему помощь в становлении в новой должности, в знакомстве с флотом и новым коллективом.
Первое знакомство Джеймса с делами в дивизии, его высказывания и оценка обстановки подтвердили его добропорядочность, уважение к коллективу и трудам его предшественников. Всем стало ясно, что «революционных» преобразований не будет (как это зачастую бывает: мол, «до меня все было плохо, а я приду и наведу порядок!»), а будет постоянная, целенаправленная, вдумчивая работа по совершенствованию боевого мастерства соединения.
Взаимоотношения сложились деловые, товарищеские. Особенно после задушевной беседы «с глазу на глаз» во внеслужебной обстановке. Джеймс рассказал о своей непростой судьбе и службе, и мне стало ясно, что главное для него — не карьера (в худшем смысле слова), а служение Родине и выполнение воинского долга. Он выразил надежду, что и коллектив штаба дивизии и всего соединения поддержит его старания.
- Началась кропотливая, повседневная деятельность: отработка курсовых задач, выходы в море с выполнением боевых упражнений, учениями по поиску и уничтожению ПЛ «противника», отражению атак авиации, минным постановкам и другим флотским мероприятиям. Все они предварялись скрупулезной отработкой задач на тренажерах в учебных кабинетах, которым
Джеймс уделял очень серьезное внимание. Учебная база по его инициативе обновилась и стала гордостью дивизии. Все поражались неутомимой работоспособности Джеймса и его скрупулезности в отработке действий корабельных и штабных боевых расчетов ПЛО, ПВО и других боевых задач.
Одной из главных, основополагающих задач он считал техническую готовность кораблей соединения, вел в своем журнале-дневнике повседневный пунктуальный учет неисправностей всех кораблей и требовал от флагманских специалистов постоянного внимания и срочного устранения неполадок.
Джеймс Константинович, наряду с доброжелательностью в обращении с подчиненными, мог строго спросить и потребовать с нерадивых и провинившихся, но своих подчиненных всегда отстаивал перед начальством и в обиду не давал, ценил откровенность, доверие и дружбу. Любил море и корабли. Считал, что «в море — дома», а на берегу — «в гостях».
Командующий флотом — адмирал Г.М.Егоров — ценил его за трудолюбие, принципиальность и решительность в выполнении поставленных задач и неоднократно ставил его в пример на Военных советах флота. В середине 70-х годов, с «потеплением» мировой обстановки, стали практиковаться «визиты дружбы» кораблей ВМФ в страны Европы (Францию, Швецию, Норвегию и др.) и США. Эта ответственная задача неоднократно ставилась и нашей дивизии. Джеймс с величайшей ответственностью подходил к этой государственной задаче — поддержания престижа великой морской державы, гордости за нашу Советскую Родину, освободившую мир от фашизма и первой вышедшую в космос. Он лично занимался подготовкой каждого корабля, не упуская даже мелочей (сервировка стола, изготовление сувениров и т.д.).
Все визиты были выполнены с честью и высоко оценены командованием Северного флота и ВМФ.
Джеймса отличали приветливость и хлебосольство, все торжественные моменты жизни и праздники он отмечал в кругу друзей и соратников, приглашая к себе на застолье, сопровождавшееся интересными познавательными историями из опыта службы и рассказами о посещении с «визитами дружбы» различных стран, демонстрацией фотоальбомов и исполнением полюбившихся песен.
С командирами флотских соединений поддерживал деловые, товарищеские отношения. Помощь и взаимовыручка были его характерными чертами.
Несмотря на увлеченность службой и высокую ответственность за положение дел в дивизии, Джеймс был прекрасным семьянином, отличным отцом и любящим мужем. Недаром его дети — Борис и Юля — обожали отца и гордились им. Однажды он поделился впечатлениями о том, как проводил отпуск с детьми в детском санатории в Евпатории. Оказалось, что окружающие малыши гурьбой за ним ходили и доверяли ему свои детские секреты (дети чувствуют хорошего человека).
Четыре с лишним года совместной службы с Джеймсом Константиновичем Чулковым оставили самые добрые воспоминания. Но вскоре нам суждено было расстаться — я был назначен к новому месту службы в тыл СФ, а затем и Джеймса назначили командиром эскадры на ТОФ.
Наша последняя встреча состоялась в день роковой трагедии. Накануне был заключительный день сбора руководящего состава флотов, который проводился главнокомандующим ВМФ — Адмиралом Флота Советского Союза С.Г.Горшковым — в Военно-морской академии имени Н.Г.Кузнецова. Шла напряженная учеба — на картах отрабатывались морские операции. Флоты решали поставленные главкомом задачи, заслушивались решения командиров и командующих соединениями и объединениями.
При подведении итогов С.Г.Горшков отметил в числе лучших решение и доклад Джеймса. Конечно, Джеймс был очень доволен. Но во время расставания мне показалось, что вид у него нездоровый. Спросил
у него: «Что с тобой?» Он ответил: «Да вот, сердечко побаливает, да и температура 37.6, нездоровится, а через 2 часа уже вылетаем». Я посоветовал ему сходить в санчасть академии и отлежаться хотя бы несколько дней, а во Владивосток добраться другим рейсом. Он сказал: «Неудобно! Командующий флотом и весь руководящий состав летят, может быть, перебьюсь как-нибудь, съем горсть таблеток и дотерплю до Владивостока...»
К сожалению, его «терпение» окончилось значительно раньше — на взлете с аэродрома. А близкие, родные и друзья скорбят о нем уже более 20 лет и поминают его самыми теплыми и добрыми словами!
Из воспоминаний капитана 1 ранга запаса Л.Прохорова о совместной службе
с Джеймсом Константиновичем Чулковым на дивизии противолодочных кораблей Северного Флота в 1973-1976 гг.
Все изменилось коренным образом при назначении в мае 1974 г. командиром дивизии капитана 1 ранга Чулкова Джеймса Константиновича.
Естественно, что его, как прибывшего с «чужого» (.Балтийского) флота, хотя его служба и начиналась на Севере, приняли в «штыки» не только штаб дивизии, но и штаб Северного флота.
Полагаю, что не следует вспоминать все те «уколы», проверки и приказы вышестоящего командования по состоянию дел на дивизии, хотя ряд недостатков, отмечаемых в них, не имел к новому командиру никакого отношения.
Д.Чулков с честью выдержал все проверки и постепенно начал наводить порядок в дивизии железной рукой, но с улыбкой и юмором, что весьма положительно было воспринято командирами кораблей, но не начальниками и флагманскими специалистами четырех наших штабов.
Уже осенью 1974 года дивизия была положительно отмечена Военным советом флота по противолодочной подготовке и состоянию воинской дисциплины.
В ноябре 1974 года большие противолодочные корабли «Бойкий» и «Зоркий» под флагом командующего флотом в тяжелейших осенне-зимних штормовых условиях без лоцманов зашли с официальным визитом в порт столицы Норвегии Осло. Визит был проведен на самом высоком уровне. Командир отряда Д.Чулков и я, как его заместитель, были приняты нашим послом в Норвегии, который дал исключительно высокую оценку экипажам наших кораблей.
В апреле 1975 года — впервые после второй мировой войны, в связи с тридцатилетием ее завершения, — «Бойкий» и «Жгучий» были направлены руководством страны с официальным визитом в г. Бостон, в Соединенные Штаты Америки. Джеймса Чулкова ожидал очередной удар, которых он в своей жизни испытал немало. Командиром отряда руководство ВМФ назначает не командира дивизии Д.К.Чулкова, а контр-адмирала В.И.Зуба из состава оперативной эскадры — хорошего моряка, прекрасного человека, но все же — почему не Чулкова? Объяснение выглядело следующим образом: Чулков — не адмирал!
Командиру нашей дивизии «в утешение» было дано право руководить в ходе учения «Океан-75» всеми противолодочными силами СФ по поиску и слежению за АПЛ вероятного противника в северной части Атлантического океана, что было выполнено с высочайшей степенью ответственности. Нами было «загнано» под лед в районах северной Атлантики до 4-х атомных подводных лодок стран НАТО.
Летом 1975 года Джеймс Константинович организовал прием делегации наших шефов из Подмосковья и отправку делегации наших моряков с ответным визитом. Установленные им теплые шефские связи с городом Химки сохраняются до сих пор.
За долгие дни и ночи, проведенные с Джеймсом Константиновичем в ходовых рубках наших кораблей, вспоминаются самые различные моменты принятия сложных решений и их выполнение, особенно в условиях штормов и наших северных снежных зарядов. Очень
характерен следующий эпизод. В середине 70-х годов наша наука «увлеклась» поиском АПЛ по различным полям и параметрам, в том числе по радиоактивному следу. Однажды, выйдя в море на очередной поиск АПЛ по «следу» Джеймс Константинович откровенно мне сказал, что ему предложили стать чуть ли не членом Академии наук, помочь защитить докторскую диссертацию, получить орден, если он подпишет акт о приеме новой аппаратуры по поиску лодок. А что сделал он, как настоящий офицер флота? В последний момент, перед выходом корабля в море на поиск АПЛ он пригласил к себе командира подводной лодки и вручил ему свою кальку с планом маневрирования в полигоне. Этот план в корне отличался от указаний, полученных в штабе флота. В итоге на действия нашей «науки» в море без смеха смотреть было невозможно. Лодка маневрировала по нашим указаниям, а «академики» считали, что она находится там, где ей было определено штабом флота. Более того, «крупными» учеными каждый маневр лодки «фиксировался» документально.
В итоге получился большой скандал, где Д.Чулкова обвинили в «неисполнительности», но его поддержали почти все командиры соединений ВМФ.
Именно такие люди, как Джеймс Константинович, необходимы в настоящее время для возрождения нашего российского флота.
Из воспоминаний контр-адмирала Н.А.Скока
Мое знакомство с вновь назначенным командиром дивизии, капитаном 1 ранга Чулковым Джеймсом Константиновичем состоялось необычно, даже курьезно. Я в то время (это было в 1974 г.) проходил службу на СКР-103 130-й бригады 2-й дивизии противолодочных кораблей Северного флота в должности помощника командира корабля. Корабль стоял в ремонте на судоремонтном заводе в п. Росляково. Воспользовавшись случаем, сдали в ремонт матросскую обувь, набралось пять почти неподъемных мешков.
Когда сообщили, что обувь отремонтирована, я отправил за ней матросов. День был уже на исходе, но ни матросов, ни обуви не было. Выяснилось, что «пошалили» мои подчиненные и в нетрезвом состоянии оказались в комендатуре. На следующий день я лично поехал в Североморск их вызволять. И решил устроить для них «физиотерапию» — провести их пешком с мешками в Росляково, а это около 20 км. Были первые числа августа, стояла на удивление очень теплая погода.
Полпути мои «штрафники» преодолели, и вдруг навстречу едет УАЗ. Остановился, из машины вышел капитан 1 ранга. Приказал остановить строй и доложить, кто такие и что происходит. Приняв доклад, капитан 1 ранга начал меня «воспитывать», что это издевательство над подчиненными, но в глазах не было даже строгости, а наоборот, они искрились смешинками. Это мне придало смелости, и я запросил «добро» следовать на корабль. И к своему ужасу, увидел уже совсем другой взгляд, проницательный, леденящий душу. В результате мешки загрузили в машину, матросов посадили в автобус. Когда подъехали к кораблю, я уже знал, что это наш командир дивизии.
А через три дня на корабль прибыла группа офицеров штаба во главе с капитаном 1 ранга Д.К.Пупковым. На разборе результатов проверки он дал высокую оценку содержанию корабля, ходу ремонта, а главное, высокой морской культуре. Для меня, в ту пору еще лейтенанта, это была очень высокая оценка, тем более, что в отсутствие командира корабля я три месяца исполнял его обязанности. В заключение Джеймс Константинович сказал: «Товарищ лейтенант, вас ждут большие корабли и большое плавание, но научитесь уважать своих подчиненных, тем более, если это матросы. Вы меня поняли?» Никто из присутствующих ничего не понял, а я запомнил это напутствие на всю жизнь.
Время шло, служба шла, а для меня большие корабли оставались большой мечтой и надеждой. Обиды на командира дивизии не было, тем более что к этому времени это уже был наш любимец. Особенно мы, молодые офицеры, старались во всем ему подражать.
Настало время прощания с командиром дивизии. В 1978 г. Джеймса Константиновича направили на учебу в Военно-морскую академию. В Ара-Губе на строевом плацу были построены экипажи кораблей. Командир дивизии обходил строй и возле каждого командира корабля останавливался, благодарил за службу. Я с волнением ждал этой минуты и вспомнил я первую нашу встречу. Сквозь слезы искрились глаза контр-адмирала, когда я услышал его слова: «Товарищ Скок, дорогой ты мой командир. Спасибо, что людей любишь, подчиненных ценишь. Жди назначения на большой корабль». Прошло два месяца, вечером звонит телефонистка с узла связи флота и говорит, что меня вызывает на связь Ленинград. В трубке слышу: «Здравствуйте, Николай Алексеевич. В ближайшее время командир дивизии предложит вам должность старшего помощника командира большого противолодочного корабля нового поколения, так вы уж будьте добры, не отказывайтесь, а академия подождет». Это был Джеймс Константинович Чулков.
Таким он был и останется навсегда в моей памяти."
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КОМАНДИРА ПЛ К-408 КАПИТАНА 1 РАНГА В.ПРИВАЛОВА О СЛУЖБЕ НА ТИХООКЕАНСКОМ ФЛОТЕ. - Прерванный полет: трагедия Тихоокеанского флота 7 февраля 1981 года / [сост.: кап. 1 ранга В.В. Шигин; лит. ред.: кап. 1 ранга И.Б. Сидоров]. - Москва: Морской сборник, 2005.
"Это были командиры, для которых принцип «с глаз долой — из сердца вон» был неприемлем. Их принцип — не оставлять товарища в беде. Внешне такие командиры красивы душой и телом. Опрятны, форма одежды подогнана, рубашка, манжеты исключительной белизны, аккуратно пострижены, чисто выбриты. Все это вместе взятое создавало им заслуженный авторитет и уважение подчиненных, достойные подражания. Их слова не расходились с делами. В быту неприхотливы, но всегда обращали серьезное внимание на быт подчиненных, организацию питания.
Прекрасные, преданные семьям мужья, горячо любимые жены, дети. Быть дома они воспринимали, как праздник."
Даже адмирал не отменит законы аэродинамики. В авиакатастрофе 7 февраля 1981 погиб весь командный состав Тихоокеанского флота. Виктор Николаевич Сокерин - генерал-лейтенант, заслуженный военный летчик России, бывший командующий ВВС и ПВО Балтийского флота. 11.04.2008.
"Об ушедших либо – хорошо, либо – ничего. Но не хотелось бы повторения трагедий."
Вспоминает внук Джемс Чулков.
"... Командир отделения сигнальщиков матрос Джемс Чулков. Не расстается с мечтой об актерской профессии. Первая попытка поступить в театральный ВУЗ была неудачной. Но не все потеряно. На флоте есть прекрасные возможности «обкатать» свой дар, развить талант на матросской публике. Она самая благодарная. И в этом Джемс не раз убедился, когда читал стихи на вечерах в базовом матросском клубе, посвященных творчеству Сергея Есенина, Игоря Северянина, и видел в глазах сослуживцев неподдельный интерес к поэзии и к тому, что он делает.
Джемс – петербуржец, закончил 399 среднюю школу, некоторое время работал ювелиром. Море выбрал, потому что отец был офицером Северного флота. Раз в месяц матрос ездит в увольнение на выходные к родителям, при необходимости перезванивается с ними.
Я не удержался и спросил у сигнальщика, откуда у него такое необычное имя.
– Это в честь деда.
– ?
– Семейная легенда гласит, что когда родился дед, в деревню, где это произошло, приехали американцы передавать колхозникам тракторы. Ну, мужики с заокеанскими гостями крепко выпили по этому поводу и решили новорожденного назвать на американский манер. Так появились в нашем роду Чулковых Джемсы…"
Рассмотрев ходатайство, представленное Комиссией по рассмотрению предложений об установке памятных (мемориальных) досок на территории ЗАТО г. Североморск, обращение командования Северного флота, руководствуясь Положением «О порядке установки памятных (мемориальных) досок на территории ЗАТО г. Североморск, Совет депутатов РЕШИЛ:
1. Установить мемориальную доску контр-адмиралу Чулкову Д.К. на доме №5 по улице Головко.
2. Выполнение работ по установке мемориальной доски контр-адмиралу Чулкову Д. К. на доме № 5 по улице Головко возложить на МУП «Служба заказчика».
3. Контроль за выполнением данного решения возложить на заместителя председателя Совета депутатов ЗАТО г. Североморск Ефименко О. А.
4. Настоящее решение вступает в силу с момента его подписания.
В.И. ВОЛОШИН, Глава муниципального образования ЗАТО г. Североморск.
«Североморские вести» №9 (808), 03.03.2006 г.
"Однажды штабной офицер докладывал командиру дивизии ПЛК контр-адмиралу Чулкову Д.К. о результатах расследования посадки на мель сторожевого корабля 159 проекта. Комдив, листая бумаги, жмурился и, наконец, даже зачитал вслух отрывок из документа:
«Корабль не отработал задний ход из-за того, что лопасти на ВРШ не были своевременно развернуты на задний ход, потому что в МИШ не поступил сигнал по схеме «Линия» (Для справки: ВРШ-винт регулируемого шага, МИШ- механизм изменения шага).
Затем на первом листе наискосок, крупно и размашисто написал резолюцию: «КККМ? Чулков». Штабной офицер сначала замялся, но потом все же рискнул спросить:
- Товарищ адмирал! Что означает эта «какакама»?
Комдив внимательно оглядел молодого офицера с ног до головы и выдал монолог:
- И ботинки почищены, и подворотничек сверкает белизной, не придерешься. А вот грамотно и понятно документы составлять, как положено штабному работнику, вас так и не научили. Разъясняю: пишите так, чтобы и моей жене было понятно о чем идет речь, а мне важно знать «Кого Казнить, Кого Миловать». Теперь понятно?
- Так точно, товарищ адмирал. Теперь понятно.
Идите и напишите документ заново с учетом «какакамы», как вы изволили выразиться.
- Есть! - Штабной офицер вытянулся в струнку, развернулся и вышел из каюты.
Эта резолюция в дивизии прижилась. И офицеры частенько, идя на доклад к комдиву, говорили: - Иду за «какакамой»!"
"27 октября 1971 года я прибыл в г. Полярный. Представился командиру эскадры контр-адмиралу Петру Николаевичу Романенко и начальнику штаба капитану 1 ранга Олегу Петровичу Шадрич. Мне сразу была поставлена задача принять дела и готовить бригаду в полном составе на боевую службу в Средиземное море на июнь-июль 1972 года на срок 6-8 месяцев.
Готовить бригаду на боевую службу - это не то, что готовить одну-две подводные лодки. Работы хватало. Я и мои заместители не вылезали из моря. Потом это было обычной работой перед каждой боевой службой. Половина командиров бригады были линейные, опытные, а остальных надо было готовить и отрабатывать с начала. С огромным трудом бригада была подготовлена к назначенному сроку.
Несколько дней длилась эпопея загрузки оружия и спец.оружия и я, как начальник пункта погрузки, все время был на пирсах и руководил этим мероприятием. Выходили на боевую службу всем составом бригады: 9 подводных лодок нашей бригады и одна пл 651 проекта 9 эскадры пл СФ. Охранение осуществляли 6 кораблей 7 ОПЭСК флота. Старшим перехода -командир 4 эскадры, контр-адмирал П.Н.Романенко.
Шли сложным построением. Подводные лодки сначала не очень четко выполняли сигналы. Через двое суток все вошло в норму. Никаких неприятностей в этом вопросе не было за весь переход, а он длился почти месяц. Силы ПЛО НАТО начали нас тревожить сразу после прохода рубежа Нордкап - Медвежий. Авиация и отдельные корабли НАТО вели себя нагло, приближались на опасное расстояние, пролетали едва, не касаясь мачт. Приходилось разворачивать оружие, выстреливать сигнальные ракеты, поднимать флажные сигналы по международному своду, чтобы как-то воздействовать на такие недружественные действия.
На траверзе Португалии к нам подошла Атлантическая эскадра НАТО в составе 8 кораблей различных классов и стран. Теперь мы шли уже в двойном охранении. Весь месяц мои заместители шли на подводных лодках, где командиры не имели достаточного опыта плавания. При подходе к Гибралтару перестроились в двух кильватерную колонну и так прошли пролив. Эскадра НАТО шла за нами, но в проливе не мешала. Дальше надо было думать, как погрузить подводные лодки, чтобы они могли выполнить свои задачи.
В ноль часов, по специальному сигналу все подводные лодки внезапно погрузились в обеспечении надводных кораблей, которые поднимали предупредительные сигналы по международному своду и прикрывали пл своими бортами. Такая баталия продолжалась около 2-х часов. За это время мои лодки отошли от района, а столько же лодок 69 бригады И.Н. Паргамона всплыли. Так как лодки были без бортовых номеров, то сразу понять, что это другие пл было невозможно. В этой операции я познакомился с командиром 5 эскадры ВМФ вице-адмиралом Евгением Ивановичем Волобуевым и другими адмиралами и офицерами эскадры.
Придя в точку якорной стоянки, мы с И.Н.Паргамоном произвели смену. Он познакомил меня с обстановкой и рассказал об особенностях работы в штабе эскадры. Штаб 5 эскадры перешел к нам на и началась боевая служба на Средиземном море.
Происходило много разных интересных эпизодов и событий, соприкосновений с силами НАТО. Работа в штабе эскадры под руководством вице-адмирала Е.И.Волобуева и контр-адмирала И.М.Капитанца была хорошей школой для меня, молодого командира соединения. После первых неудач при форсировании Сардинской узкости и Тунисского пролива, мы научились отрывать ПЛ от преследования ПЛС НАТО, выводить под транспортами или использовали для развертывания нестандартные маршруты, которыми ранее не пользовались. Придумывали другие хитрые приемы. Словом, больше преследований и всплытия пл под воздействием ПЛС НАТО не было.
В штабе эскадры я оставался до ноября 1972 года. За это время не было ни одного недостатка при руководстве штабным постом и управлениями подводными лодками. Должен заметить, что, начиная с 1962 года, вся тяжесть несения боевой службы на Средиземном море легла на плечи подводников Северного флота. Так, сменяя друг друга, мы несли боевую службу до 1992 года по 6 - 8 месяцев и до 13 месяцев.
В ноябре мне было приказано с и прибыть в порт Тартус (Сирийская арабская республика) с задачей проведения межпоходового ремонта и отдыха личного состава. Это был первый опыт в порту Тартус. Надо было и завязать добрые отношения с властями города и военно-морской базы.
С прибытием в порт познакомился с нашими представителями в САР. Нанес визит командиру ВМБ. К нам отнеслись очень доброжелательно. Обеспечили всем. Через несколько дней я устроил обед для командования и офицеров базы, он прошел очень хорошо. Местные власти отвели нам участок пляжа для отдыха, предоставили автобус организовали несколько интересных экскурсий. Мои офицеры штаба и подводной лодки приняли участие в подготовке масштабного для Сирии учения по высадке десанта. По окончанию учения был устроен большой прием от Командующего Сирийским флотом.
За период нахождения в порту два раза мы были свидетелями нападения израильской авиации по объектам порта и базы.
Прошел месяц, подводная лодка была хорошо отремонтирована, личный состав отдохнул, Очень тепло распрощались и вышли из порта.
С приходом в точку встречи с 5 эскадрой доложил командиру эскадры о выполнении задания. Через день бригада получила разрешение на возвращение в базу. Подводные лодки возвращались самостоятельно. Все наши действия были оценены, несмотря на первые неудачи, положительно. Подводные лодки бригады имели по 4-5 обнаружений пла.
С приходом в базу отчитались за боевую службу. Я несколько раз докладывал по опыту преодоления рубежа ПЛО о. Сардиния - о. Ла-Галит, Туниский пролив. Думаю, что опыт был поучительный и интересный. Все последующие бригады действовали, исходя из этого опыта. Прошло не очень много времени. Я и штаб бригады начал вплотную заниматься своими кораблями, так как следующая очередь идти на 12 месячную службу была наша. Подготовка была еще более сложной, чем в 1972 году. Готовили 8 подводных лодок и плавбазу «Галкин». К назначенному сроку были готовы к выполнению задания. На этот раз я шел самостоятельно на плавбазе моей бригады. Со мной шли 6 лодок, а две вышли раньше и шли самостоятельно.
Переход был очень интересный. Моей задачей было вызвать интенсивные действия сил ПЛО вероятного противника против подводных лодок бригады. Было нарезано несколько районов, где погружали подводные лодки, имитировали работы с ними, проводку под кораблями, поиск ПЛ. Все эти действия вызывали активизацию работы авиации ПЛО США и Великобритании.
Начиная от рубежа ПЛО Гренландия - Фарерские острова - Норвегия, наш отряд все время сопровождался авиацией НАТО. Я начал подозревать, наша работа по УКВ ЗАС, которая имелась на лодках, не только прослушивается, но и расшифровывается. Решил проверить, так ли это. В результате небольшой радиоигры мы поняли, что УКВ ЗАС подводных лодок, не обеспечивают скрытность переговоров. Мы их прекратили. В Средиземном море мы вошли в состав отряда с частью лодок. Пришли в точку якорной стоянки в заливе «Салум». Дальше подводные лодки развертывались, самостоятельно, скрытно, погружалась, как правило, на границе территориальных вод, в ночное время. Обнаружения и преследования лодок не было.
На этот раз в штабе 5 эскадры находился один из моих заместителей и с ним оперативная группа. Остальной штаб вместе со мной находился на плавбазе, где неслось оперативное дежурство.
Среди многих других задач, которые приходилось решать, мне поставила задачу обеспечить выгрузку и хранение специального боезапаса на плавбазе «Д.Галкин». Это была трудная работа, и она была выполнена. Все лодкам перед заходом в порты иностранных государств на межпоходовый ремонт теперь выгружали спец.боезапас на ПБС. Этот опыт был использован и на других плавбазах с помощью заводов.
В декабре штаб 5 эскадры временно перешел на ГО «Галкин», а меня отправили со штабом в Александрию. Надо сказать, что в Александрии командир 51 Оперативной бригады, коим я и являлся, был старшим начальником стоявших там кораблей и судов. В Александрии в это время заканчивала текущий ремонт подводная лодка (командир капитан 2 ранга Э.Голованов) Ремонт проводился на судостроительном заводе, построенном Советским Союзом в подарок дружественному народу Египта. Ремонт лодки на заводе был первым опытом, в Александрии, поэтому офицерами штаба бригады вместе с техническими советниками (нашими офицерами) на заводе, тщательно контролировали все. Лодка была отремонтирована, прошла докование. Штаб бригады обеспечил все ходовые испытания и принятие после ремонта
В этот же период египетское руководство сделало нам отличный подарок - экскурсию на автобусе в город Каир, столицу Египта. Около 50 офицеров штаба эскадры и бригады участвовали в этой очень интересной поездке.
1975 год я встретил также в Александрии. Наблюдал, как встречают новый год в Египте. Нам на плавказарму к этому празднику привезли сосенку из Союза, которую мы установили на верхней палубе плавказармы и украсили чем могли.
В это же время мы решали вопросы межпоходовых ремонтов и отдыха личного состава подводных лодок и штаба. Поочередно, по 2 экипажа, с передачей подводных лодок для ремонта резервным экипажам, прибывшим из Полярного, весь личный состав отдохнул на базе отдыха - мыс Фиолент, офицеры с семьями - в Ялте. В конце февраля повезло и мне. С двумя экипажами и частью штаба я отправился на отдых. Месячный отдых, встреча с семьями очень нужен. Однако потом офицеры и мичманы с трудом входили в рабочее русло. Возвратившись из Севастополя, снова принялись за работу, оставалось еще 5 месяцев до окончания боевой службы.
Были отдельные офицеры, мичманы, матросы и старшины срочной службы, которые не выдерживали тягот такой службы. Поэтому их отправляли на Север, и требовалась замена. Чуть не сорвала выполнение задач боевой службы подводная лодка 651 проекта 9 эскадры ПЛ СФ.
После межпоходового ремонта на ней вдруг почти половина личного состава заболела дизентерией. В конце моего пребывания в Александрии старшим морским начальником там был назначен командир бригады вспомогательных судов Черноморского флота, капитан 1 ранга Николай Мясоедов. Я с удовольствием сдал ему дела. Однако ответственность за подводные лодки осталась за мной. С Колей Мясоедовым мы подружились и поддерживали хорошие отношения. Впоследствии мы оба стали адмиралами и помощниками командующих флотами. Он Черноморского, а я Северного.
Подводные лодки, кроме своих непосредственных задач, участвовали в маневрах «Океан-75». Все четыре участника получили на учении хорошие и отличные оценки. Боевая служба была завершена успешно и результативно. За период боевой службы лодки имели до 50 обнаружения ПЛА.
В конце июля я на плавбазе «Д.Галкин» и с частью подводных лодок отправился на Северный флот. В отличие от 1972 года, встреча была торжественной и праздничной. Впервые нашим семьям было разрешена встреча своих мужей и отцов. Для встречи прибыли Командующий флотам, адмирал флота Г.М.Егоров, Член Военного совета флота, вице-адмирал Сорокин, командир и штаб эскадры в полном составе.
В 1976 году произошло несколько значительных событий, которые остались в моей памяти. Командование флотом направило одну из лодок бригады (командир - капитан 2 ранга А.Яременко) на ответственное учение, которое проводила АСС (аварийно-спасательная служба) флота. Старшим на борту был назначен я, командир бригады. Цель учения - проверить штатные возможности по выходу из затонувшей подводной лодки.
С этой целью ПЛ легла на грунт, на глубине 130 метров в губе Ура. Состояние моря и видимость были отличными. Такими же были и условия для работы. Над местом покладки встал спасатель, СС «Алтай». С него спустились на корму лодки водолазы - глубоководники Они приняли и состыковали с комингс-площадкой аварийного люка 7 отсека спасательный колокол. Первая попытка продолжалась трое суток и безрезультатно. Лодку присосало, и она с трудом оторвалась от грунта. Через трое суток учение повторили и опять без результата. Так ничем и закончилось это учение по спасению жизни личного состава затонувшей ПЛ. А, ведь, в то время этому вопросу уделялось достаточно внимания и тренировки проходили регулярно. Вспомнилось это в дни, когда спасали затонувшую АПЛ «Курск». Там была, правда, другая ситуация и другие спасатели.
В 1977 году бригаде снова поставили задачу подготовиться к несению боевой службы составом бригады к августу месяцу. Поэтому, понятно, что конец 1976 года и начало 1977 был периодом переформирования, кадровых перемещений, межпоходовых ремонтов, интенсивной боевой подготовки. Снова все время в море. О высоких результатах боевой учебы свидетельствует приз Главкома ВМФ, по торпедной подготовке. Контрольные выходы сменялись загрузкой, корректировкой документов. Несколько суток ушло на погрузку спец. оружия. Все это настолько изматывало командование, штаб, офицерский и личный состав, особенно командиров кораблей, что все с облегчением ждали выхода в море.
В этот раз каждая подводная лодка выходила самостоятельно, имея индивидуальное задание. Некоторые подводные лодки действовали самостоятельно в районе Карибского моря, другие у побережья Анголы и Конго. Остальные - в знакомом Средиземном море.
Я шел старшим на борту бывшей моей ПЛ «Б-25». Мои заместители и офицеры штаба были распределены по лодкам. Больше месяца плавали в Атлантике, параллельно, на переходе, проводя испытания новой антенны и приемной аппаратуры. Определяли эффективность приема в подводном положении на СДВ. За полтора месяца плавания я проверил командира и личный состав и с приходом в точку якорной стоянки дал донесение о допуске командира капитана 3 ранга Баскакова к самостоятельному решению поставленных задач. В командире я не ошибся.
ПЛ капитана 2 ранга Злотикова успешно действовала по отдельному плану в районе о. Куба. Три лодки участвовали в действиях по учению в районе Канарских островов, позднее две из них действовали в районе Анголы. Не помню, в какой точке якорной стоянки я находился на ПМ-26 (командир капитан-лейтенант Бакурадзе), но вечером меня вызвал к аппарату БПЧ- ЗАС (буквопечатание) мой бывший подчиненный, мичман Воробьев, служивший в Главном управлении кадров МО СССР. Раньше всех начальников он сообщил мне, что подписано Постановление Совета Министров СССР о присвоении мне звания контр-адмирал.
Присвоение воинского звания, тем более адмиральского, всегда большое событие в жизни офицера, а присвоение звания в море - это событие вдвойне. Чувствуешь себя моряком и понимаешь, за что тебя повысили в звании. Через день мой однокашник из управления кадров ВМФ Володя Гарин подтвердил это событие. К 7 ноября я уже был в соответствующей форме. Не было только фуражки. Ее мне прислали уже после Туниса. Должен сказать, что в звании контр-адмирала мне уже легче было общаться, особенно в иностранных портах, когда руководил отрядами кораблей во время деловых заходов.
Дважды с отрядами кораблей заходил в порт Аннаба ( Республика Алжир) для отдыха личного состава и ремонта кораблей. Оба деловых захода получили высокую оценку командования, посольства и арабской стороны. Весь личный состав был в городе на экскурсиях. Кроме Аннабы, я руководил деловыми заходами отрядов кораблей в Тартус (Сирия), Александрию (Египет) и, наконец, в ноябре 1977 года в Республику Тунис, города Бичерта -Мензель-Бургиба. Обо всех этих походах и посещениях осталась масса воспоминаний.
В результате несения боевой службы были выполнены бригадой все задачи. Был выполнен и план боевой и политической подготовки составленный на 1977-1978 учебный год.
В период несения боевой службы были встречи и с нашими атомными подводными лодками. Мы их принимали к борту плавбазы, заправляли (свежими продуктами и регенерацией, в основном), разбирали результаты действий, проверяла корабли и личный состав. После этого инструктировали и обеспечивали скрытный выход. Все задачи были выполнены. Нас сменила бригада лодок капитана 1 ранга Юрия Данькова. Это была его первая боевая служба в должности комбрига, а моя, как оказалось, последняя. Все лодки моего соединения возвращались из разных точек Атлантики на этот раз самостоятельно. Я же отправился на ПМ-26 через Севастополь на Родину. Результаты боевой службы и на этот раз были высоко оценены командованием 5 эскадры ВМФ (командир - контр-адмирал Рябинский) и Командованием Северного флота.
По итогам года бригада была объявлена лучшей среди дизельных подводных соединений флота и повторно награждена Переходящим Красным Знаменем Военного Совета Северного флота. Но получал его уже новый комбриг.
Я был назначен приказом Министра Обороны СССР Помощником Командующего Северным флотом. На этой должности я тоже не расставался с морем. Помимо своих прямых обязанностей Помощника Командующего и Начальника гарнизона г. Североморск, я исполнял обязанности командира сил высадки. То есть все, что связано с высадкой десанта, находилось в моей ответственности. Пришлось руководить четырьмя крупными высадками десантов, но это другая история.
Так закончилась моя 25-летняя служба на подводных лодках, из которой 9 лет я командовал подводными лодками 613 и 641 проектов, полтора года был начальником штаба бригады пл 613 проекта и 7 лет командовал бригадой пл 641 проекта Только на боевой службе в Средиземном море я пробыл более 3 лет.
Уже нет тех подводных лодок, которыми я командовал: ПЛ «С-192», «С-155» где-то ржавеют или уже разрезаны па металлолом а Лиепае, ПЛ «Б-25», проданная в Финлягдию, затонула при буксировки ее в иностранный порт. Очевидно, не пожелала идти за границу. 211 бригада ПЛ расформирована, на ее штате и под ее номером войсковой части сейчас действует дивизия ПЛА на Северном флоте. От бывшей могучей 4 эскадры подводных лодок остались одна бригада, правда, с новыми проектами лодок. Все это очень грустно.
Самым трудным при руководстве соединением было то, что, выполняя план-график боевой службы, мы ежегодно переформировывала корабельный состав, а, следовательно, и личный состав. То есть, каждый год надо было все начинать по боевой подготовке с самого начала.
Но если бы меня спросили, какой службой я был более всего удовлетворен, я ответил однозначно: командованием кораблем и соединением в Средиземном море. И если бы мне пришлось повторить свой жизненный путь, не задумываясь, сделал, бы это.
Может быть, более ответственно отнесся бы к начальному этапу моего офицерского пути."
Об одном из эпизодов службы командира 211-й бригады контр-адмирала Альберта Акатова рассказал капитан 1-го ранга Олег Маслов. - ПО КОМ НЕ ЗВОНИЛ КОЛОКОЛ. СПАСАТЕЛЬНЫЙ... - Черкашин Николай. Черная эскадра. - М.: КУМ-ПРЕСС, 2003.
"В марте 1976 года я был назначен командиром БЧ-5 подводной лодки Б-400. Командовал ею капитан 2-го ранга Александр Яременко. Командиром торпедной группы на ней был лейтенант Олег Адамов, будущий командир атомной подводной лодки К-19, печально известной как «Хиросима». Командиром БЧ-4-РТС — старший лейтенант Юрий Могильников, тоже будущий командир подводной лодки, старпомом — капитан-лейтенант Михаил Жаренов. Короче говоря, прекрасный офицерский коллектив, каждый — личность, яркая, боевая... Служить бы да радоваться. Но... Довольно изношенная лодка требовала серьезного ремонта. А вместо него нас направили на весьма ответственные учения, которые проводила АСС — аварийно-спасательная служба флота. Цель учений — проверить штатные возможности по выходу из затонувшей подводной лодки. С этой целью Б-400 легла на грунт в Ура-губе на глубине 130 метров. Старший на борту — командир 211-й бригады контр-адмирал Альберт Акатов. Над местом покладки встал спасатель СС «Алтай». С него спустились к нам на корму водолазы-глубоководники. Они принимали и состыковывали с комингс-площадкой аварийного люка спасательный колокол. Было жутковато слышать шаги их тяжелых свинцовых калош над головой. Их грохот разносился по всем отсекам. Что-то у них долго не получалось. У нас тоже проблем хватало: лодка давно не была в ремонте, у нас постоянно травил тройной клапан ВВД, отсеки надувались, и чтобы уменьшить давление в них, то и дело приходилось пускать электрокомпрессор. А батарея на ладан дышала, газовала отчаянно. Прошли первые сутки, вторые... Водолазы работали с большими перерывами. Ведь после 20 минут пребывания на глубине свыше 100 метров им полагалось провести 14 часов в декомпрессионной камере. Только на третьи сутки колокол пристыковали и дали команду на осушение комингс-площадки. Работает помпа, работает на полную мощь, работает долго, и... никакого тебе осушения. Море качаем. Негерметична стыковка. Докладываем по звукоподводной связи наверх. С «Алтая» руководитель учений дает «добро» на всплытие после спецсигнала — взрыва двух гранат. Проходит время, слышим взрывы. Пора всплывать. Продуваем корму-нос, но лодка даже не шелохнулась. Штурман приносит лоцию:
— Товарищ комбриг, грунт в Ура-губе — скалистый с илом. За трое суток нас могло сильно присосать.
Акатов это и сам понимает. Командир просит «добро» продуть среднюю группу цистерн.
— Добро.
Среднюю группу я продувал сам. Смотрю, стрелка манометра резко уходит влево — на 40 килограммов. А лодка ни с места. Присосало! Лицо адмирала стало зеленым, не бледным, а именно зеленым. Ужас положения дошел до меня позже, а он-то сразу понял, что нам грозит. От грунта не оторваться и в колокол не перейти. Воздух высокого давления на исходе. Неисправный тройной клапан за трое суток изрядно стравил запасы ВВД. Да и аккумуляторная батарея разряжена почти до нуля. Я вижу только одно — как обмерзают на глазах колонки ВВД из-за дросселирования воздуха. Обычно секунды летят, но тут время замедлилось так, что каждое мгновение растянулось на минуту. Лицо у Яременко тоже становиться зеленым, тоже все просчитал: ход дать не сможем, лодку не раскачаем, не всплывем и в колокол не перейдем... Но за кого-то из нас кто-то сильно молился. Лодка вдруг вздрогнула, оторвалась от грунта и стремительно понеслась вверх.
Позже «алтайцы» рассказывали, как у них на глазах вырвался на поверхность огромный пузырь воздуха, а затем выскочила до киля туша подводной лодки с креном под 40 градусов с дифферентом на корму, и закачалась, как брошенный мяч...
Подходим к борту спасателя. Нас с командиром — на ковер. Там и флагманский водолаз, и флагмехи всех степеней. Руководитель учений вне себя от ярости. И ко мне:
— Ну, что там у тебя, бл...дь?!
— У меня не бл...дь! У меня все нормально! — кричу я в ответ, заводясь от чужой ярости.
— Проверим твою комингс-площадку. Наверняка запустили ее, вот и повело...
Но я спокоен за свою комингс-площадку. На последнем доковании отшлифовали ее по планшайбе. Лезу в седьмой отсек, проверяю всю арматуру аварийного выхода. И вдруг натыкаюсь на свищ в спускной трубе осушения комингс-площадки в междубортном пространстве. Эх, не доглядел трюмный!.. Но ведь лодка-то который год без ремонта, она наверняка еще столько сюрпризов нам припасла. Я же докладывал о необходимости ремонта, а нас на учения бросили. Теперь я — крайний. Зло меня взяло. И тут осенило. Пока комиссия с «Алтая» спускалась на лодку, завинтил пробку в злополучную трубу. Стали проверять герметичность араматуры. Нагрузил ВСД — воздух среднего давления. Держит! Правда, через минуту пробку вырвало, но реноме свое мы спасли. Вернулись в базу, я отправил мичмана с прокоррозировавшей трубой в СРМ — судоремонтную мастерскую, трубу заварили, поставили на место. И вовремя, потому что через три дня нас снова выгнали в Ура-губу на продолжение учений. Снова легли на грунт, снова тяжелые шаги водолазов по корпусу. Снова томительное ожидание...
На этот раз пристыковать колокол спасателям не удалось по причине, от нас не зависящей: не отцентрован ходовой трос. Так со счетом 1:1 и закончились эти учения по спасению личного состава ЗПЛ — затонувшей подводной лодки. Никто никого не спас и, слава Богу, не погубил. А ведь проводились они в идеальных условиях — в закрытой бухте, в летний месяц, со всей полнотой информации и штатных средств. Что же было бы, если спасать пришлось в реальных условиях открытого моря да еще зимой или осенью?
Я рассказал об этой истории своим друзьям лишь в те дни, когда спасали затонувший «Курск». Разумеется, там была другая ситуация и... другие спасатели.
Романенко Петр Николаевич.
"Отдельная 42 бригада брпл СФ была сформирована 4 мая 1960 года на базе 73 отдельного дивизиона пл и 28 отдельной бригады пл, дислоцировавшихся в Лиинахамари и Северодвинске с местом постоянного базирования п. Лиинахамари. Командовали бригадой: капитаны 1 ранга Романенко Петр Николаевич, Греков Василий Савельевич, Кузнецов Юрий Анатольевич, Жиделев Аркадий Иванович, Гавренков Владимир Михайлович, Дерюгин Геннадий Александрович, Горшков Николай Иванович, Потешкин Станислав Александрович, Сучков Геннадий Александрович, Дудников Александр Матвеевич. Начальники штаба: Дерюгин Г.А., Потешкин С.А., Дудников А.М., Цедик А.М., Коляда Владимир Григорьевич, Курганов Ю.Ю.
Среди первых лодок соединения С-98, С-157, С-160, С-232, С-376, С-380, С-381, С-382, С-217, С-172, С-168, С161, С-185, С-147, которые впоследствии были передислоцированы в Видяево, Северодвинск и Балаклаву. С 1977 по 86 год бригада пополнялась пл пр.641: Б-94, Б-7,Б-34, Б-46,Б-31, Б-130, Б-2, Б-103, Б-98, Б-9, Б-825, Б-854. С 1991 года стали поступать пл пр.641Б: Б-396, Б-303, Б-30, Б-307, Б-312, Б-225, Б-443,Б-319. Входили в состав бригады и вспомогательные суда: ПМ, ПКЗ, ТЛ, УТС.
На счету подводников-лиинахамарцев боевые службы в северной, центральной и южной Атлантике, Средиземном море.
Прекратила свое существование бригада в августе 1995 года."
Контр-адмирал П.Н. Романенко более 20 лет прослужил на лодках СФ, пройдя все командир эскадры ПЛ. Богатый опыт подводной службы он позднее передавал слушателям Высших специальных офицерских классов ВМФ и Военно-морской академии.
Паргамон Иван Николаевич.
Черкашин Николай. Черная эскадра. - М.: КУМ-ПРЕСС, 2003.
Год 1960-й. Первый межтеатровый переход из Полярного на Камчатку вокруг Австралии Б-94 (головная ПЛ 641-го проекта) под командованием капитана 2-го ранга И. Паргамона...
Контр-адмирал Иван Паргамон.
Предки контр-адмирала Ивана Николаевича Паргамона пахали на Украине землю. А ему выпало пахать моря и океаны, испытывать новые подводные лодки и новое оружие. Служил он долго и честно, и все на северах, и все под водой, а потом, как в конце хорошей притчи, судьба ли, начальство или небеса воздали ему по заслугам: получил он и боевые ордена, и хорошее жилье в центре Санкт-Петербурга, и адмиральскую пенсию, а главное, чем одарила его нелегкая моряцкая жизнь, так это верной подругой да добрыми сыновьями, которые тоже выбрали отцовскую морскую стезю.
Первый корабль лейтенанта И. Паргамона — подводная лодка С-14, потопившая в войну шесть кораблей противника. Ее борта были обмяты еще взрывами глубинных бомб.
В 1955 году капитан 3-го ранга Паргамон увел свою подводную лодку С-19 на Новую Землю. Ему выпало испытать на свое корабле самое страшное оружие, до какого смог додуматься человек, — ядерное.
Три лета ходил Иван Паргамон на Новоземельский атомный полигон. А зимовал с экипажем в Северодвинске. Только спустя 40 лет ему вручили орден Мужества.
Потом ему пришлось командовать атомными подводными лодками в Гремихе. Очередной день рождения в море. Командир атомной подводной лодки К-11 капитан 2-го ранга Пименов поздравляет замкомдива капитана 1-го ранга Паргамона. Северная Атлантика.
Капитану 2-го ранга Ивану Паргамону не раз выпадал жребий испытателя. Вот и головную подводную лодку новейшего по тем временам 641-го проекта пришлось осваивать именно ему. И он дал путевку в жизнь этому кораблю, ставшему едва ли не самой серийной и самой удачной дизель-электрической субмариной советского флота. 25 лет прослужили эти субмарины в боевом строю! Впервые в истории отечественного подводного судостроения Иван Паргамон увел субмарину на рабочую глубину в 300 метров, а потом и на предельную — 400 метров.
И. Паргамон испытал новый корабль и на полную автономность плавания. За 90 суток он совершил поход в Южную Атлантику, достигнув широты мыса Кейптаун. 26 000 миль осталось за кормой Б-94. Капитан 1-го ранга Паргамон первым привел свою 69-ю бригаду подводных лодок в Средиземное море на боевую службу. 388 суток десять подводных лодок и плавучая база «Федор Видяев» провели в открытых морях и Атлантике. Это был флотоводческий подвиг, и был он отмечен адмиральской звездой.
Иван Николаевич Паргамон более сорока лет отдал флотской службе, из них 30 лет — на подводных лодках Северного флота. Он прошел нелегкий путь от первой своей лейтенантской должности командира минно-торпедной группы до начальника штаба Четвертой эскадры подводных лодок.
За столько лет повидал и испытал он немало: водил свой подводный корабль и в арктических широтах, и за экватор, Судьба хранила моряка. Паргамон мог бы погибнуть на атомной подводной лодке К-8, куда его назначили старшим на борту. Но волею случая корабль ушел в море с другим начальником. Он выжил всем смертям назло и здравствует поныне.
"Наряду со Средиземным морем основными районами боевой службы кораблей 4-й эскадры стали центральная, западная и северо-восточная Атлантика. Одновременно порой в море находились до 26 подводных лодок. Порой не выдерживало железо, ломались приборы и механизмы, и моряки совершали невозможное, устраняя неисправности в открытом море. В 1960 г. во время боевого похода на подводной лодке Б-98 (командир Н.И. Паргамон) вышел из строя один из главных дизелей – сломался торсионный вал, запасного не было. Было решено выполнить автогенную сварку вала, хоты в условиях подводной лодки сделать это было почти невозможно. Тем не менее, на глубине 120 метров вал был сварен и установлен на место. Введенный в строй, он работал до возвращения в базу.
Такова была повседневная деятельность старейшего соединения Северного флота более четверти века. Сами подводники говорили о ней: «Как объявили в 41 году боевую тревогу, так и забыли дать отбой». Более 25 лет нечеловеческого напряжения в отсеках подводных лодок, машинно-котельных отделениях, ходовых рубках… Командир бригады подводных лодок из состава 4-й эскадры капитан 1 ранга Игорь Мохов, за плечами которого было более 10 автономных походов, умер перед строем бригады от разрыва сердца в День Победы 9 мая 1985 года."
Черкашин, Николай Андреевич. Я - подводная лодка / Николай Черкашин. - М : Совершенно секретно, 2003.
"Мальчишки нынешнего столетия будут плакать от зависти к ним капитанам Немо XX века. Теперь когда ещё кто пойдет в подобные дали и глуби...
Как часто мы нелюбопытны и невнимательны к тем, кто пока ещё рядом и кого мы потом с удивлением будем созерцать на портретах в энциклопедиях, в барельефах мемориальных досок... Кто из нас, молодых офицеров, служивших на 4-й эскадре дизельных подводных лодок, знал, что наш грозный начальник штаба контр-адмирал Иван Паргамон был одним из тех, кто первым стрелял ядерной торпедой под водой, кто первым испытывал на своем корабле последствия ядерных взрывов? Только в прошлом году, спустя четверть века, удалось поговорить с ним, и то накоротке.
Подводникам 50-х годов не повезло в истории. Когда они совершали свои немыслимые походы и творили невероятные дела, запускали из-под воды ракеты, ходили под лед, все их рекорды, свершения, достижения, равно как и трагедии, были покрыты мраком секретности. Потом, когда эта пелена рассеялась, рассказывать о том, что было, стало некому: тот, кто знал, все унес с собой, у этого в старческих немочах угасла память, у третьего был неплохой архив, но сгорел вместе с дачей... Вести дневники в те годы категорически запрещалось, фотографировать тоже, в письма - ни полслова о подводных делах. Не позавидуешь историкам нашего флота, которые будут изучать середину ХХ века: кружево из белых пятен поджидает их...
Печальный парадокс: судьбу офицера царского флота легче проследить по архивным материалам, нежели судьбу советского офицера. Культура военно-архивного дела до революции была несравнимо выше, чем сегодня. Никогда не забуду, как ругался начальник Гатчинского архива ВМФ СССР, когда вместо копировальной техники, которую он заказывал в своем главке, ему прислали три аппарата для уничтожения секретных бумаг. Проще уничтожить документы по акту, чем их хранить.
Вот почему так важно расспрашивать и записывать сегодня тех, кто ещё жив и может что-то рассказать об уникальной и героической жизни россиян в глубинах морей и океанов. Тысячу раз прав был Константин Симонов, когда говорил своим коллегам: "Никто не имеет права сказать, что знает войну досконально. Каждый из нас знает какую-то её частицу. Войну в целом знает народ, и народ надо расспрашивать о войне..." Надо расспрашивать народ, прежде всего флотский народ, о той беспримерной почти сорокалетней Холодной войне в Мировом океане.
Нужна экспедиция в память флота..."
И.Н.Паргамон. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. - Краснознаменное ордена Ушакова 1-й степени соединение подводных лодок Северного флота. Серия "На службе Отечеству", выпуск 2, 2003 г.
Учителя и командиры Нахимовских училищ.
Безпальчев Константин Александрович. Века Павел Сергеевич. Монастырский Петр Моисеевич. Симкин Павел Исаакович. Тарабарина Александра Михайловна. Усович Вячеслав Иосифович. Штепа Виктор Степанович.
Выпускники Нахимовских училищ.
Гриневич Владимир Васильевич. Емелин Геннадий Валентинович. Золотов Александр Никитович. Куликов Игорь Валентинович. Куракин Олег Николаевич. Мохов Игорь Николаевич. Пихтелев Михаил Харитонович. Федюшкин Виктор Павлович. Чулков Борис Джемсович.
Сослуживцы Акатова А.В.
Абрамов Олег Константинович. Акатов Андрей Альбертович. Архипов Василий Александрович. Балабух Валентин Иванович. Баранов Александр Сергеевич. Волобуев Евгений Иванович. Голованов Э.В. Горожанкин Александр Васильевич. Громов Борис Иванович. Даньков Юрий Николаевич. Калашников Юрий Николаевич. Капитанец Иван Матвеевич. Карлош Николай Михайлович. Куприянов Лев Николаевич. Лазарев Георгий Васильевич. Макаренков Григорий Филиппович. Мальков Евгений Георгиевич. Марцын Петр Николаевич. Митрофанов Феликс Александрович. Овчинин Виктор А. Папылев Иван Иванович. Паргамон Иван Николаевич. Поликарпов Иван Александрович. Романенко Петр Николаевич. Рябинский Николай Иванович. Свирин Станислав Константинович. Синюхин Борис Сергеевич. Слюсарев Георгий Алексеевич. Чабаненко, Андрей Трофимович. Чулков Джемс Константинович. Шадрич Олег Петрович. Шеховец Евгений Николаевич.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Сергей Феликсович
.
Исправил. С ув., КСВ.