Дорогие собратья! Многоуважаемые читатели! Основанные на событиях подлинных, предлагаемые вашему вниманию повесть "Последний парад" и кое-какие рассказы всё же являются художественной прозой. Следовательно, все события и лица являются вымышленными, и если чьё-то имя или поступок покажутся вдруг знакомыми, то это не более чем случайное совпадение. С искренним почтением, В.Колодяжный.
ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД.
“Честный и добрый старик был служакой... , оттого все его манеры отзывались фронтом.”
М.И.Пыляев, “Старый Петербург”.
Пролог.
Глядя в внимательно рассматривая то место, где Нева, словно охватывая Берёзовый остров, распадается на два рукава, добросовестный наблюдатель наверняка обнаружит замечательный природный феномен. Там, где от основного русла ответвляется Большая Невка, образуется островной мыс, стрелка которого, как можно заметить, самой природой вычерчена в виде практически идеального угла – настолько прямого, что хоть транспортир прикладывай, ни на йоту линии не отойдут.
А между тем, в этом самом углу острова Койвисари на заре столетия Восемнадцатого зарождался сам город, здесь возводила первые палаты новоявленная русская знать: в районе Пенькового буяна – обер-комендант Петропавловской крепости на самом мысу – а по соседству с ним – его вечный непримиримый соперник и оппонент вице-канцлер Здесь же стояли палаты Дворец последнего, как замечает историк, увенчивался большим куполом, украшенным деревянным изваянием бога Бахуса. Неподалёку, внешне напоминая лютеранскую кирху, возвышался царского любимца, генерал-губернатора новой столицы светлейшего
Здесь же и для самого Первого императора голландские мастера выстроили скромный, во вкусе Саардамских обывателей,
П. Справа на нем изображен Домик Петра I, а слева — дворец Меншикова, который вскоре станут называть «Посольским». Стоит обратить внимание на то, что здесь Посольский дворец изображен явно одноэтажным, на высоком подклете, с балюстрадой и статуями по четырем ее сторонам.
По этим же местам пролегла одна из первых улиц нового города, чуть позже получившая название Пеньковой.
Недаром, видимо, случилось и то, что именно из этого правильного угла пошла в рост и сама На исходе 1725 года в просторном, самом большом тогда в столице зале дома Шафирова, опальный хозяин которого в соответствии с тогдашними нравами был отправлен куда подальше, состоялось первое заседание отечественной академии наук и “курьёзных художеств”, кворум коего увенчивался высочайшим присутствием самой – дамы, безусловно, почтенной, да вот не удосужившейся, правда, за два с лишком десятка лет жизни в России овладеть устной русской речью, не говоря о каких-либо навыках во владении пером. Там же были торжественно названы первые русские академики, в их числе заморский архитектор некто впоследствии, при Анне Иоанновне, прославившийся строительством потешного Тогда же были назначены первый президент академии лейб-медик которого некоторые именовали Лаврентием Лаврентьевичем, но поскольку русское ухо к тому времени не освоилось ещё с не совсем обычным сочетанием, то чаще ему приходилось отзываться на имя Иван, и учёный секретарь – известный нашёптыватель, интриган, махинатор, проходимец и ловкач оба промеж собою отчаянные враги и конкуренты на поприще как наук, так и всякого рода художеств.
На такой высокий пост
Назначить шахер-махера!.. -
Академик Блументрост
Не жаловал Шумахера.
– Да пошёл он на ... – добродушно парировал Шумахер.
И, в общем-то, глубоко лично, по-своему, он был прав.
На дворе стояли декабрьские холода.
В это время облегчённо вздыхая и мелко крестясь, со слезами умиления и радости в благодарственной молитве возводила взоры к куполам сорока сороков. Услышал-таки Господь глас страждущих! Тишина, наконец, установилась в Кремле, покой в Хамовниках, благодать на Пресне, вольно веют ветры да птички, Божьи создания, поют на просторном Ходынском поле. Запретили строить каменные дома – дескать, для Петербурга камней не хватает.
Эка напугал! Да завалитесь вы там, на болоте, своими булыжниками! Отвеку здесь деревянные ставили. Привязать бы тебе каменюгу поувесистей к шее – и в трясину. Или в прорубь! Унеслась, слава Богу, чума преобразований и реформ вместе с камнями, с заумными иноземцами да во главе с самим одержимым царём к чужим ингерманландским берегам, в ладожские топи. Двадцать с лишним лет один хруст русских костей только и доносился оттуда. Но вот и в Санкт-Петербурге, слыхать, теперь уж не страшно: прибрал сатана царя-антихриста в свои приделы.
Кота хоронить – мышам впору вприсядку ходить!
Ни фронтовых учений, ни парадов, ни смотров, ни стрелецких восстаний!
Ни казней на Лобном месте, каких столица со времён Грозного царя да лютого Скуратова не видала! Благодать! Красная площадь, в последний раз обагрившись кровью стрельцов, чьи головы почивший невский государь, лихо соревнуясь в количестве загубленных, сёк в компании с ближайшим подручным, ещё раз подтвердила и закрепила в истории своё наименование – Красная! А теперь, как и встарь, пьёт, веселится, пляшет, притаптывая чистый снег, торгует и покупает народ московский на
Успокоилась Белокаменная.
Надолго ли?
Был декабрь одна тысяча семьсот двадцать пятого.
С тех дней минуло без малого двести сорок четыре года.
Петровский дом.
В том месте Ленинграда, где, распахиваясь двумя рукавами, река заключает в свои объятия Петроградскую Сторону, где ровным перпендикуляром сходятся две широкие набережные, плавной дугой соединённые и носящие родственные названия – Петровская и Петроградская; на том участке, где в незапамятные времена стояли просторные палаты опального петровского вельможи, в чьих опустевших залах состоялся некогда высокоторжественный акт зарождения русской науки, к описываемому времени уже около шестидесяти лет возвышалось красивое, лёгкой и изящной архитектуры здание стиля модерн, выстроенное как Городской училищный дом императора Петра Великого. Однако сама окраска заложенного в дни двухсотлетия города здания – бело-голубая при сером цоколе: цветов Андреевского флага и присущего боевым кораблям шарового цвета, – словно уже тогда, при открытии училища, предопределяла его будущее военно-морское предназначение. Массивный, с мужественными чертами волевого лица бюст основателя русского флота, установленный на фасаде здания, под навсегда, кажется, остановившимися курантами и снабжённый надписью “Отцу Отечества” свидетельствовал в пользу подобной версии.
Не суждено было Петровскому училищу просуществовать в этом приметном доме и десяти лет (что, правда, не помешало, выйти из его стен будущему председателю советского правительства), как свершились крутые перемены. Настали времена, не уютные для имён бывших царей.
Что было с Домом в последовавшую четверть века, о том история широко не повествует – надо думать, располагалась там какая-нибудь из городских школ. Однако хорошо известно, что приключилось далее.
Питомцы нового учебного заведения, обосновавшегося в красивом здании, в один из дней устроили хорошенький художественный курьёз: при помощи напильника и наждачной бумаги они старательно отполировали гневному Отцу Отечества бронзовый нос. Сделать это было не столь сложно: из окна канцелярии пятой роты рукоятка швабры с привязанными к её концу абразивными инструментами спокойно достигала высочайшего лика. В дальнейшем посягательства обитателей бело-голубого здания распространились и на иные произведения монументального искусства. В какую-то июньскую ночь на бюст основателя великого города, ещё при Екатерине поставленного в ограде петровского домика, натянули флотскую тельняшку.
Вряд ли столь незначительный и к тому же не причинивший никакого ровным счётом вреда акт мальчишеской шалости следует всерьёз относить к категории вандализма. Нос сам потемнеет, а с бюста – снял тельник – и всё, монарх в исходном. Зато на полированном гранитном постаменте этого памятника нетрудно заметить следы действительного варварства – гнёзда от некогда красовавшегося здесь бронзового императорского вензеля, во времена цареборчества сбитого. В лад с этим и надпись на мемориальной доске, в советские времена прикрученной к кирпичной стене Петровского домика: “... каменный футляр сооружон в 1844 году”. Так и запечатлено, на века, в почерневшей бронзе: “сооружОн”. Интересно, что есть вандализм?
Но это – в мемориальном домике.
Иное дело в бело-голубом Петровском доме! По линии, так сказать, изящных наук.
Науки здесь расцвели воистину разные. Да и не могло случиться иначе: место, где пустила корень русская научная мысль, наукой же и обязано было прорасти, но наукой особого рода, той, что в полной мере должна была соответствовать боевой раскраске самого здания. Как пели впоследствии обитатели новоявленного храма наук:
Незнакомые дяди грубо брали за ворот,
Заставляли ночами полы натирать,
А потом месяцами не пускали нас в город,
Обучали наукам как людей убивать.
Сказано, быть может, чересчур, зато честно. Вскоре из Ораниенбаума, в полузатопленном и полуразобранном виде простояв у тамошнего пирса всю войну, после необходимого восстановительного ремонта была прибуксирована и ошвартована возле бело-голубого здания крейсер революции, весь к тому времени проржавевший и изобиловавший крупными корабельными крысами. И поставлен героический корабль был здесь не просто так, а, по выражению газет, как напоминание о славной истории нашей ленинской партии, о боевом революционном прошлом и настоящем армии и флота– напоминание не кому иному как юным воспитанникам
Нахимовского военно-морского училища.
Вот, оказывается, какое учебное заведение обосновалось к тому времени в бывшем Петровском доме. Случилось это в сороковые годы Двадцатого века.
И с тех пор – так.
Правда, в конце пятидесятых, в разгар ликвидаций и сокращений, когда беспутный глава государства, напуганный авторитетом своих маршалов, азартно разгонял собственные вооружённые силы, нашлись и такие военачальники, что, в угоду партийному вождю, Нахимовское училище в Ленинграде тоже чуть было не расформировали. Уже и соответствующий приказ был изготовлен, и даже, говорили, поступил в училище. Кто плакал, кто радовался, у всех всё валилось из рук, по двору, по коридорам из класса в класс бродили нахимовцы, в углах шушукались взволнованные преподаватели, офицеры как могли разъясняли, что вот, дескать, армия и военный флот стали теперь не нужны, а взамен Нахимовского будет здесь, наверное, школа-интернат с мореходным уклоном – то есть, почти то же самое, что и было. Но в интернат мало кто хотел.
И всё-таки дело с ликвидацией у московского начальства не выгорело. Застопорилось. Выяснилось, что закрытые перед тем Рижское и Тбилисское нахимовские училища были в своё время созданы во исполнение приказа народного комиссара военно-морского флота и потому приказом наркома же (к тому времени министра) вполне законно могли быть и упразднены. Что же до Ленинградского училища, то оно, как выяснилось в ходе гонений, было основано не простым росчерком, а по постановлению Совета министров, где в качестве мотивации устройства училища именно в послеблокадном городе значились слова: “по просьбе” – надо понимать, ленинградцев. Замахнуться на высокое правительственное постановление, освящённое к тому же волей жителей выдающегося города – для этого у солдатского министра оказалась коротковата рука.
______________
Нет, всё-таки особенно хорошо в Ленинграде именно осенью: гуляешь, бывает, по Петровской набережной, бредёшь неспешно, но красотою очарованный остановишься невольно и глядишь, смотришь на Неву, на классической строгости набережную, на Литейный мост, за которым виднеются Смольный монастырь, башня городской водокачки. Направо – желтеет листвою Летний сад, ещё правее Кировский мост, крепость. Очень красивая набережная, и вообще одно из лучших мест в городе. Совсем рядом, чуть левее – героический крейсер застыл на вечном приколе. А над головой – липы, кроны которых словно фигурно вышиты золотыми кружевами, стоят в нарядном убранстве, шуршат тихо листвою. И что-то такое славное, умиротворяющее разливается по всей душе, и вместе с тем – чуть-чуть печальное. И возложив локти на гранит, хорошо размышлять здесь обо всём, обо всём, о жизни, о смерти, о вечности... Стоишь, смотришь на медленную воду... Задумаешься невольно и грустишь, мечтаешь.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта
nvmu.ru.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
