Глава 3. Комплектование флота матросами. Окончание.
Украинцы были самыми веселым и мирным элементом среди призывных. Они были инициаторами и устроителями вечеров на судах со спектаклями и культурными развлечениями.
Призывники из центральных губерний быстро привыкали к шхерам и шхерным проливам, узким, как реки, с зелеными берегами, на которых шумели сосновые леса. Они напоминали им родные места с реками среди лесов.
Являлись плохо говорящие по-русски эстонцы и латыши, зачисляемые без всякого раздумья в школы рулевых.
Водолазы выбирались также из речников. Попадали, конечно, и казанские татары. Народ тихий, непьющий и очень старательный. Но особенно ценились поморы. Это были наследственные мореплаватели, потомки рыбаков, осваивавших в течение многих веков студеные северные воды. Они как бы вырастали на своих ладьях и карбасах. Из них получались лучшие рулевые, настоящие капитаны судов. Такой рулевой, стоя за штурвалом, доверял при выходе из гавани больше себе, чем командиру, и подчас не считался с командами, особенно если командир казался ему слабым моряком.
Являлись также и петербургские рабочие, носители протеста и смуты, самый опасный для начальства элемент. Морское командование отлично понимало, что в рабочих призывных массах таится ядро каких-то вредных для режима идей и опасных мыслей. Однако отказаться от призыва фабричной молодежи или как-то изолировать от общей массы матросов не было ни средств, ни возможностей. Правда, возникала и проводилась в действие идея о плавучих тюрьмах на старых кораблях, например на броненосце береговой обороны «Адмирал Грейг» или на бывшем парусном
От бывшего величия этого корабля остался только шелковый вымпел, опускающийся с клотика и купающийся своими косичками в подветренной воде гавани. Парусные корабли за заграничные плавания награждались удлиненными вымпелами подобно тому, как офицеры за выполнение 18-ти шестимесячных кампаний награждались орденом Владимира с бантом. Приходилось видеть и молодых лейтенантов с этим почетным орденом на груди, который офицеры, согласно статуту истребовали с предоставлением цензового листа плавания, как законно заслуженную награду.
Корабли-тюрьмы стояли на рейдах или в гавани, находясь круглый год в плавании или в состоянии резерва. Комплектовались они «политиками», т. е. молодежью, в которой уже пробудилась революционная мысль, часто репрессируемая без всяких оснований, а лишь по подозрению, свободному и независимому разговору или замеченная начальством в чтении недозволенных книг, содержащих крамольные идеи. Другой элемент, комплектующий личный состав плавучих тюрем, был преступный, т. е. уличенный в кражах, подозреваемый в убийствах и грабежах. Смешение «политиков» с преступниками являлось для начальства желательным. Друг против друга они враждебно настроены, и, таким образом, оправдывался английский принцип – «натравливай, разделяй и властвуй». Кандидатами в уголовные тюрьма хотела нейтрализовать опасных рыцарей политических застенков.
Работа на этих судах имела характер утомительных ненужных учений и утрированного соблюдения корабельной чистоты.
Жандармские управления в портах имели на этих судах своих судовых агентов, выбранных из уголовного элемента в их командах и хорошо подкупленных. Эти агенты, обычно унтер-офицеры из стрелков-инструкторов, должны были следить за распорядком корабельной жизни и доносить обо всем в жандармское управление. Порой командиры этих судов получали от жандармского управления извещение с пожеланием о смене кого-либо из помощников командира, приговоренного командой к расправе за жестокость.
Иногда причина появления матросов в этих тюрьмах оставалась невыявленной. Был такой случай. На одном миноносце команда встала перед походом во фронт и через вахтенного потребовала выхода к ним командира. Когда тот поднялся на палубу и спросил, в чем дело, боцман доложил, что команда требует списания из экипажа командира Еремина и если это не будет выполнено, то Еремин в походе будет утоплен. Командир про Еремина не знал ничего – ни хорошего, ни плохого, но объяснить мотив этого требования боцман отказался. Командир был человеком умным и осторожным. Не допытываясь более, он пошел в штаб порта и потребовал срочно снять Еремина с миноносца. Это было выполнено в тот же день, и Еремин оказался на «Адмирале Грейг», не будучи зачисленным ни в политики, ни в уголовники.
Славяне – прирожденные моряки. Они так привыкли к воде, что могли проводить на дне рек, в случае необходимости, целые часы, дыша через длинную, вставленную в нос, камышинку. Однако целью русских моряков никогда не был грабеж, как у варяжских пиратов. Помимо речных промыслов, их влекли к морским походам географические открытия, освоение новых земель, усиление политической мощи русской земли.
Особенно достигли успехов в мореплавании именно никогда не знавшие ни иностранного ига, ни татарских басурманов-губернаторов, ни цепей крепостного рабства. Поморы были свободными русскими людьми, такими, какими была заселена Русь - одна из передовых стран Европы в эпоху князя Владимира. Она закрыла нашествие монголов на Европу и спасла её, пострадав сама.
были особенно сильны в ледовом мореплавании и хорошо владели ратным искусством, что вызывалось потребностью борьбы с враждебными им скандинавами.
В лоции Иванова-Новгородца, составленной 500 лет назад, мало что пришлось прибавлять, когда составлялась лоция Белого моря в 1832 году. Но не бояре, не дворяне, а простые русские люди продвигались на Восток, открывая и изучая новые земли. И Иван Мореходец из Новгорода с полным правом должен быть назван первым полярным исследователем.
Никогда не осквернявшие свой флот пиратством и не знавшие рабства поморы создали первоклассные морские суда и перешли исключительно на паруса на столетие раньше западных мореплавателей. И в Белом море были созданы поморами новые неизвестные ранее корабли, могущие плавать в арктических водах. История говорит, что русские люди учили варягов строить корабли, могущие плавать в арктических водах, а не наоборот.
Сохранившие культуру древней Руси при монгольском нашествии поморы занимали Новгородскую область, простиравшуюся до реки Обь, а южные славяне, как указывают византийские летописи, оставили немало свидетельств о своих плаваниях в Средиземном море на остров Крит и в Италию.
На западе граница Новгородской республики доходила до восточных границ Финского залива. Новгородцы освоили Карельский перешеек и в девятом веке основали Выборг. Когда Шведы и тевтоны начали оттеснять ослабевшую удельными раздорами Русь на Восток, Карельский перешеек перешел к шведам. Попытки Ивана III и Ивана IV вернуть его были неудачны. Только Петру Первому, считавшему, что Выборг должен быть «доброй подушкой» для строившегося Петербурга, удалось взять его обратно. В 1708 году царь Петр, воспользовавшись лютой зимой, перешел с армией в 1200 солдат и с артиллерией по льду и овладел Выборгом с тыла.
И многовековая морская слава русского народа вынуждала даже враждебных ученых на Западе делать знаменательные признания. А это означает, что русский народ мог давать и давал прекрасных матросов-моряков, как легко было честному и добросовестному морскому офицеру воспитывать матросские кадры и ими руководить. Никогда не умирала у русского народа морская идея.
И как гнусен должен быть тот офицер, который позволил бы себе ударить по лицу матроса-помора, потомка славных и талантливых предков, которым Россия была обязана сохранением морской культуры при тяжелых условиях татаро-монгольского ига. Характерно, что в многотомном своде законов Российской империи не было закона, запрещающего офицерам бить матросов и солдат. Лишь запрещалось калечить нижних чинов, например, пробивать барабанные перепонки, выбивать зубы и так далее. Да и то офицер, позволивший себе эту гнусность, офицер-лафитчик, как величали этих господ во флоте, отделывался обычно дисциплинарным взысканием.
Для Святодуского матросы являлись лишь ломовой силой, лишенной права иметь желания и выражать свои чувства вслух. Однако он внимательно выслушивал доклад Курвуазье о желательности отсутствия на эскадре штрафных и политиков. Но когда Курвуазье высказывал свой взгляд на необходимость хорошего, нормального духа матросов, Святодуский только фыркнул и грубо бросил:
- Вы говорите ерунду. Единственное, что должно быть общим у офицеров и матросов – это дисциплина. Матросы должны лишь исполнять офицерские приказания – и больше ничего. А всех, кто подозрителен и вреден или был под судом, – немедленно спишите. Также освободитесь от первогодков, которых надо учить. Мне доложите, сколько окажется таких. Я ткну это Бирюкову в нос. Тоже хорош жук-крестовик. Говорят, что корабль за границей все равно, что на войне, а сам сует нам гнилые материалы и неугодную для службы матросскую шваль. Не достает только, чтобы я эту заразу повез в Порт-Артур. Для чего? Чтобы там их расстрелять, пока Порт-Артур на военном положении!
Жуком Бирюкова звали за его хитрость и вредность. Но так как Бирюков еще славился жадностью к получению иностранных орденов, украшавших его грудь, как иконы церковный иконостас, то Святодуский дополнил его прозвище «крестовиком» в честь известного паука, так как, с одной стороны, считал этого паука вредным, а с другой - как никак большинство орденов состояло из крестов.
Глава 4. Матросы броненосца «Олег».
Солнце очищает воздух, а свобода – жизнь.
Каждый военный корабль в заграничных водах представляет собой кусочек родной территории, которая в силу международного права обладает правом экстерриториальности. И не только сам корабль, но и его шлюпки, если они находятся под военным флагом. Вступление на палубу корабля без разрешения командира равносильно вмешательству во внутренние дела государства. Таких гостей командир имеет право встретить огнем. Если, например, матрос, совершивший за границей преступление, даже матрос-убийца, успеет добежать до своей шлюпки, стоящей в гавани под флагом, и вскочит в неё, то представители власти уже не имеют права дотронуться до него даже пальцем. Моряки это право свято охраняли и даже распространяли на свои воды, где был враждебный им элемент, который они ненавидели; это были таможенники. Представители таможни не имели права являться на военный корабль, прибывший из-за границы, осматривать в целях поиска контрабанды военные шлюпки, но когда офицер или матрос выходили на пристань с большим пакетом, то имели право его остановить, а в случае обнаружения контрабанды – забрать.
На Севастопольском рейде однажды разыгрался целый бой между шестеркой с канонерской лодки, вернувшейся из Константинополя, и катером таможенного надзора. На шестерке желтели кули фисташек, зажаренных в соли, что мастерски делают в Константинополе, и мешки с сахарным песком. Дело в том, что при экспорте сахарного песка снимали акциз, и, таким образом, за границей наш сахарный песок был вдвое дешевле, чем внутри страны – фунт сахара в Севастополе стоил 13 копеек, а в Константинополе всего восемь. Понятно, что расчетливые моряки привозили из Константинополя запасы сахарного песка, да заодно и известную водку Смирнова и Попова, которые были винными откупщиками, а после введения монополии вывезли имеющиеся запасы за границу. В Константинополе в греческом районе, именуемом Галата, был большой винный магазин Смирнова, где все говорили по-русски. Кроме того, привозили выписываемую из Италии и доставляемую на пароходе фирмы «Фолио» особенно любимую моряками марсалу, на которую в России накладывали большой акциз.
Шестерка была солидно загружена и предполагала сделать высадку, конечно, дальше пристани. Это было таможней учтено. Таможенник, сидевший за рулем катера, потребовал, чтобы шлюпка подошла к пристани. Моряки отказались. Тогда катер попытался взять шлюпку на буксир. Мичман, сидевший на руле, этого не выдержал и скомандовал: «Бей их веслами!» И начался бой. Хотя врагов было вдвое больше, победа осталась за моряками. Победивши «Далматов», так моряки называли таможенников, они рассадили их на рейдовых якорных бочках для Черноморской эскадры, которые, как поплавки, качались на поверхности бухты. Чувствуя себя, конечно, очень неудобно, «далматы» просидели на бочках несколько часов. Груз же был благополучно выгружен.
Таможня возбудила дело, которое рассматривалось в портовом военно-морском суде. На этот раз даже прокурор оказался на стороне обвиняемых. Когда истцы дошли до момента пуска моряками в ход весел, которыми они били врагов, прокурор вежливо спросил:
- И больно вас били?
Моряки отделались дисциплинарными взысканиями.
Естественно, что экипаж корабля, в лице офицеров и матросов, в заграничном плавании должен чувствовать себя на палубе, в обиходе текущей жизни, как в своей стране, жить слитно, понимать и уважать друг друга. Только на таком корабле будет хорошая боевая подготовка, развито чувство патриотизма и любви к Родине, нормальная техническая подготовка и героизм личного состава в бою.
Условия морского боя и боя сухопутного резко отличаются друг от друга. В морском бою уничтожается материальная часть, в сухопутном - личный состав. В море бой идет до потопления корабля, на берегу – до полного уничтожения личного состава. Поэтому оставшиеся в живых после потопления корабля лица, плавающие в воде, считаются уже не военными, а просто потерпевшими бедствие тонущими людьми. И считался подлым тот враг, который не спасает матросов с потопленного его огнем корабля, а с точки зрения международного права он считается преступником, если расстрелял людей с потопленного в бою корабля. Если один из противников в морском бою обладает лучшими боевыми качествами, лучшей подготовкой, более сильной и дальнобойной артиллерией, большей скоростью, он почти недосягаем для огня своего более слабого противника, потому что сам выбирает позицию для себя по отношению к солнцу, ветру и расстоянию, с которого желает вести бой. Для такого более сильного корабля в ведении боя нет никакого героизма, есть только тактическое умение. Другое дело – более слабый корабль: он может прямо расстреливаться сильным врагом, пока не сблизит расстояния с ним. А ведь на таком сложном техническом организме, как военный корабль, требуется немалое умение сохранять нарушаемую врагом боеспособность корабля – плавучесть, внутреннюю связь, действие боевых средств, ход и управление движением. Надо бороться с пожарами и удушливыми газами, с пробоинами в корпусе и паропроводах, заменять выведенных из строя людей и всемерно сохранять жизнеспособность корабля. Конечно, тут важна не только боевая, но и моральная подготовка и сплоченность. К такой моральной сплоченности и должен стремиться каждый достойный командир. На таком корабле умеют не только умирать, но и сражаться. На нем офицеры достойны своей команды, а команда – офицеров. Русские корабли никогда не боялись вступить в бой с более сильным противником.
В составе Черноморского флота плавал крейсер «Память Меркурия». Его предком был небольшой фрегат «Меркурий», который в двадцатых годах девятнадцатого века не отказался вступить в неравный бой с двумя турецкими фрегатами и остался победителем, т.к. оба фрегата прекратили бой и бежали в Константинополь. В то время не было ни титулования, ни отдания чести. Матросы называли офицеров по имени, отчеству, а офицеры, здороваясь, снимали фуражки. Этот обычай действовал в Севастополе еще в конце девятнадцатого века.
Командир брига капитан-лейтенант Казарский перед боем поставил команду во фронт, тут же встали и офицеры. Сняв фуражку, он поклонился матросам и сказал: «Ну что ж, ребята, бой будет горячим, но ведь мы – русские люди и сражаться умеем». Матросы ответили дружным «Ура!» Тогда Казарский обратился к офицерам: «Ну а Ваше мнение, господа? Прапорщик Прокофьев, Вы - младший в чине, что скажите?»
- Драться до конца, а в крюйт-камеру положить заряженный пистолет и, если враг возьмет на абордаж, то выстрелить в порох и взорваться».
Все офицеры, махая фуражками, тоже закричали «Ура!»
Кроме военных наград, Николай Первый приказал в щит гербов офицерам «Меркурия» включить заряженный пистолет.
Правнук штурманского прапорщика «Меркурия» мичман Прокофьев плавал сейчас на «Олеге».
Святодуский не заботился о боевой подготовке эскадры. Достигнув всего, о чем он, разночинец из колокольного дворянства, мог только мечтать, Святодуский считал, что обладает одними правами и никому, кроме царя, ничем не обязан. Чувства собственного достоинства у людей он совершенно не признавал и, хотя носил Георгиевский крест, храбростью не отличался и легко отступал перед натиском Моффета, не рискуя больше называть его иначе, как по имени. На эскадре уже ходил по рукам посвященные Святодускому стихи:
Их ведет самодур-адмирал,
Что царю и любезен и мил.
Всех с эскадры герой презирал,
Офицеров ругал и матросов лупил.
Флотоводец, хоть грозный, но жалкий
Царской власти трусливый сатрап.
Руку он у царя с пылом жарким
Во дворце лобызал, точно раб.
На судах же герой не бывал,
Им позорную кличку давал,
Лишь себя адмирал признавал
И весьма гениальным считал.
Презирал, как невежда-глупец,
Он морское искусство,
И, как пьяный купец,
Признавал страх за чувство.
Командиров с умом и душой
Ненавидел он более всех,
Твердо веря, что волей стальной
Обеспечит команде успех.
Вопреки всей науке морской,
Приносил морякам только вред,
Им внушал, как дух боевой,
Ненормальный свой бред.
Кораблей нарушал он природу,
Загружая углем так настойчиво,
Что броня уходила под воду
И снижалась морская остойчивость.
Да в приказах герой офицеров ругал
Неприлично и грубо подчас.
Их от церкви, как поп, отлучал,
Под надзор фельдшеров отдавал не раз.
Автор этого стихотворения остался неизвестен. Тем не менее, оно стало популярным, как модный романс.
Матросы в пределах интересов своего класса жили дружно, чего нельзя было сказать про офицеров. Офицерство являлось замкнутой кастой. Внутри неё имела место скрытая борьба. Враждовали строевые офицеры с инженерами-механиками, относясь к ним свысока. Адмиральский состав, штаб- и обер-офицеры, не были объединены общностью чувств и взглядов. Это происходило на почве различного отношения офицеров разных рангов к технике и оперативным наукам.
Адмиралы, заседающие в адмиралтействе, технических и хозяйственных учреждениях и комитетах, были полными невеждами в современной технике и боевой тактике кораблей, поэтому допускались ошибки как в кораблестроении, так и в боевом снабжении. Менялись в процессе постройки превосходных кораблей их тактические данные, менялись грузовые нормы, в результате чего броненосцы в эскадре Святодуского имели, с угольными фантазиями адмирала, перегрузку водоизмещения до 1000 тонн. Конечно, это должно было скверно отразиться в условиях боя. Учитывая, что эскадра Святодуского будет проходить через моря с жарким климатом, артиллерийский отдел Технического комитета своеобразно на это реагировал. Он боялся самовозгорания влажного пироксилина в бронебойных снарядах для 12-ти дюймовых орудий и распорядился нейтрализовать это увеличение влажности пироксилина на несколько процентов, благодаря чему эти снаряды стали хуже взрываться.
Боевой судовой подготовкой Святодуский не интересовался, а когда назначал эскадренные стрельбы, не считал нужным организовать пристрелку с учетом отдельных попаданий в щиты кораблей, которые путали свои попадания с соседями.
Штаб-офицеры, занимающие на кораблях должности командиров и старших офицеров, даже лучшие из них, с трудом разбирались в разнообразной технике кораблей. И только младшие офицеры, окончившие специальные офицерские классы, вполне владели техникой. Они-то и являлись фактически судовыми инженерами-специалистами, и в их технические действия ни командиры, ни старшие офицеры обычно не вмешивались.
Если бы спросить у Святодуского, какой из его кораблей является лучшим по боевой подготовке, он не смог бы на это ответить. Командир броненосца «Олег» Артамонов, хотя в глазах адмирала и был «вредным уравнителем», т. е. социалистом, все же в боевом отношении сумел лучше других подготовить свой корабль.
Матросы, живущие рядом с офицерами, словно на блюдечке видят слабые стороны офицеров, верно оценивают их личные качества, специальные знания, морскую лихость и не терпят грубого и хамского к ним отношения. Матросы нуждаются в личной жизни, в удовлетворении своих духовных потребностей, но этого в эскадре Святодуского не имели. Не было и книг для чтения, кроме религиозно-черносотенной литературы, над которой они издевались. Не имели своей газеты, своего культурного уголка. Один офицер, лейтенант Федор Косинский, также плавающий на эскадре, пытался этот вопрос самостоятельно разрешить и даже за свой счет издавал литографированный «Баковый вестник». Но эта затея провалилась. Большинство офицеров считало матросскую газету праздной затеей и не желало давать денежных средств на ее развитие.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
