А Аквилонов! Он давал нам литературу не от «сих до сих», как написано в программе, а так, как считал нужным, чтобы мы имели представление о всех литературных течениях.
Старший преподаватель русского языка и литературы С.А. Аквилонов ведет урок в 12-м классе. 1945 год.
Пример - иллюстрация методического приема, который использовал старший преподаватель, майор, а в первой половине 1960-х годов подполковник Аквилонов.
Сергею Алексеевичу Аквилонову было присвоено звание заслуженного учителя РСФСР.
Начальник Нахимовского училища контр-адмирал Бакарджиев В.Г. награждает С.А. Аквилонова за большие заслуги на ниве просвещения и воспитания. 1965 год.
Миловидов, географ, был старомодным человеком и часто называл нас господами. Помню, к доске был вызван Витя Селезнев, которого он попросил показать на карте пролив Ла-Манш. Витя долго водил указкой по карте под громкий шепот всего класса: «Выше, выше, выше, ниже, ниже...» В конце концов Миловидов не выдержал и воскликнул: «Тише, господа, Селезнев ищет Ля-Манш!» Витя схватил законную «пару». А чего стоит заявление Миловидова на педсовете, когда его упрекнули за выставленный «О» (ноль) Теме Рогову (о нем пойдет речь ниже), что такой, мол, отметки в шкале оценок нет: «Что же мне делать, если у Рогова нулевые знания по географии!»
Старший преподаватель географии Миловидов Иван Иванович.
Знаменитый Тимурленг — такое прозвище закрепилось за преподавателем истории за его строгость и хромоту. Войдя в класс, он приказывал всем убрать со столов учебники, а потом долго выбирал по журналу жертву: «Отвечать пойдет... пойдет отвечать...» — и весь класс сникал, пригибался. Свой предмет он знал великолепно, часто ссылался на труды академика Тарле. А его проверки наших знаний дат различных исторических событий! Совсем как у капитана 2-го ранга Рожкова на ВМП на пятиминутках по морзянке или флагам. «Учебники убрать. Начали...» — и в темпе перечисляются исторические события, по которым надо лишь столбиком проставить в листочках даты. И сразу: «Карандаши положить! Листки на край стола! Дежурному собрать листки!» И горе тому, кто попытается что-то дописать, подправить; ему тут же ставилась в журнал двойка. Почему-то не любили химика. Говорили, что вместо водки он пьет серную кислоту, отчего у него неестественно красный и рыхлый нос. «Водород взрывается со звуком "па"», «возьмем пробирку двумя пальцами» — образцы его изречений.
Промелькнувший метеором на нашем горизонте физик Белозеров был знатоком своего дела и прекрасным методистом. На его уроках мы сидели затаив дыхание. А когда он в актовом зале прочитал публичную лекцию, мы были просто в восторге от него! К сожалению, однажды он не пришел на занятия, и мы его больше никогда не видели, такое было тогда время. Помню, начали нам преподавать эстетику. Имелось в виду, что нас будут учить истории искусств, разбираться в живописи, музыке и т. п. Но пришел забавный человечек и на уроках стал рассказывать нам анекдоты про художников, композиторов, музыкантов. Продолжалось это недолго, потому что «искусствоведа» скоро выгнали.
Об учительнице английского языка многие писали в своих воспоминаниях. Но нельзя забыть нашу учительницу французского языка графиню Тучкову, внучку (или правнучку?) Кутузова. Она жила в бывшем доме Тучковых на Кутузовской набережной Невы. Худенькая, с тихим голосом, который она никогда не повышала при всем нашем разгильдяйстве. Учила она нас только один год, но на всю жизнь запомнилась своей настоящей интеллигентностью. Язык она знала в совершенстве. Говорила, что русскому языку выучилась только в двенадцать лет, для того чтобы разговаривать с прислугой. По ней было видно, что семья ее относилась к той части русского дворянства, которую можно и нужно уважать.
— это целая эпоха, известные в те годы по Ленинграду учителя бальных танцев. Из нас, оболтусов, воспитывали будущих морских офицеров, которые должны будут свободно чувствовать себя и на качающейся палубе корабля, и на паркете танцевального зала. Как пригодилась мне наука Хавского, когда в Вера-Крусе (Мексика) во время приема на корабле я пригласил на вальс сеньору Ольгу, жену командующего Атлантическим флотом Мексики. Мы открыли бал, за нами начали вальсировать наши офицеры с гостьями, женами мексиканских флотских офицеров.
В училище много уделялось внимания нашему физическому развитию. Кроме обязательных занятий на шлюпках, где нас учили гребле и хождению под парусами, были занятия по боксу, на которые надо было ездить во Дворец пионеров, гимнастике, фехтованию, лыжам и другим видам спорта. Каждый занимался в какой-нибудь секции. Недаром нахимовцы даже на городских соревнованиях занимали призовые места.
Как-то в 1946 году поспорили два начальника училищ, наш и из Подготовительного училища (кстати, бывший начальник Соловецкой школы юнг, автор учебного пособия «Шлюпка»), о том, чьи гребцы на шестивесельных ялах лучше. На субботу были назначены соревнования; дистанция — от Нахимовского училища до Кутузовской набережной и обратно, два заезда по четыре шлюпки. В первом заезде шли две шлюпки первой роты и две шлюпки «подготов», во втором заезде — две шлюпки второй роты и две «подготов». Результат гонки был убийственным для Авраамова: первые четыре места заняли шлюпки нахимовцев, оставив далеко позади «подготов». Авраамов не мог поверить в такой результат, и на следующий день была назначена перегонка. Дистанция — от Нахимовского училища до Кировского моста и обратно. К ужасу Авраамова, результат был тот же. Мы получили благодарность от своего начальника училища и были отпущены в увольнение. Ну а что было с нашими соперниками, нетрудно догадаться.
Долгое время у нас не было своей бани и мы ходили мыться на Петроградскую сторону в Белозерские бани.
Каждый такой поход был испытанием для наших неокрепших душ. Подъем в шесть, полусонное построение с узелками чистого белья, переход по еще темным улицам города (с красными ограничительными, спереди и сзади, фонарями) в мрачном молчании. В выстудившемся за ночь банном помещении собачий холод. Мы, галдя, врываемся в него и сразу открываем все краны с горячей водой. Все заполняется паром, ничего не видать, но зато становится теплее. К концу помывки настроение поднимается, и в училище возвращаемся уже с песнями.
Наши дорогие командиры! Сколько труда, отеческой заботы вложили вы в нас, детей прошедшей войны, детей, потерявших родителей и очень много переживших! От капитана 1-го ранга Н. Г. Изачика и капитана 2-го ранга П. С. Морозова до наших дорогих офицеров-воспитателей Г. М. Карпеченко и И. Г. Щепетьева. Всем им наш земной поклон! Не забудем и нашего командира роты капитана 3-го ранга А. А. Хмелевского, прибывшего к нам после ранения. Все наши офицеры были прекрасными педагогами и любили нас по-отечески. А наши старшины! Старшина роты старшина 1-й статьи С. Федоренко. Видно, не зря на один из дней его рождения мы подарили ему серебряный портсигар с трогательной надписью. Старшины взводов Сафронов, Дунда, Тюменев — все выпускники Бакинской школы строевых старшин — не отличались глубокими познаниями, не совсем понимали свою роль, свое назначение в работе с нами, но воинские порядки знали и блюли их строго. О Тюменеве по прозвищу Тюлень написано много. Это был действительно забавный человек, про которого до сих пор ходят анекдоты.
Тюменев Алексей Михайлович.
Миша Сафронов был здоровым, веселым, разбитным парнем, прозванным Минькой Вральманом, видимо за то, что много чудес рассказывал о своей школе СС. Однако все вспоминают его без всяких обид. Иван Дунда полностью соответствовал своей фамилии. Был исполнителен и строг до придирчивости. О нем тоже ничего плохого, как и очень хорошего, вспоминать не хочется. Все наши старшины исполняли свои обязанности в меру своего понимания и возможностей.
Достопримечательностью 11-го класса был воспитанник Тема Рогов. Сын начальника Главного Политического управления ВМФ генерала Ивана Рогова (прозванного на флоте Иваном Грозным) был добросовестным и аккуратным мальчиком. За заправку койки старшина всегда выставлял ему «пять». И по черчению у него были неплохие оценки, так как над чертежами, которые мы тогда исполняли, думать не надо было. Зато по всем остальным предметам у него были только двойки и единицы. Всю самоподготовку он усердно зубрил уроки, но, вызванный к доске, ничего толком сказать не мог. В наше время существовала так называемая «система разрядов» по успеваемости. К первому разряду относились отличники и «хорошисты», которые имели право на сквозное увольнение в город с вечера субботы до вечера воскресенья. Ко второму — те, кто имел в четверти тройки, и они имели право на увольнение в город с утра до вечера в воскресенье. И наконец, третьеразрядники, то есть двоечники, имели право только на одно увольнение в месяц. Воспитанник, получивший двойку на экзамене, должен был во время каникул его пересдать и уж потом ехать домой. Если же двоек было две или больше, тогда весь отпуск пропадал за трудами праведными. На Тему Рогова эти общие правила не распространялись. За неделю до начала отпуска из Москвы прилетал самолет и Тема «делал нам ручкой». Возвращался он тоже неделей позже. Такая жизнь Темы продолжалась до тех пор, пока Сталин не снял его отца с должности. Тема был тут же исключен из училища за неуспеваемость. Тогда я впервые понял, что не все в жизни человека зависит от его личных качеств.
В памяти всплывают все новые и новые эпизоды нашей «питонской» жизни. Первый концерт художественной самодеятельности. Толчком к его проведению была инициатива самих воспитанников. От безделья во время карантина мы начали устраивать концерты у себя в классе. Все помнят, какие талантливые ребята были у нас. Вова Константинов и Миша Орлов — музыканты, Витя Андреев — поэт, Лева Трушин — художник и другие, все мы в молодости были талантливыми в чем-то, каждый по-своему. Морозов, прослышав о наших концертах, неожиданно пришел к нам в класс, просмотрел несколько номеров и предложил выступить на сцене актового зала для всего училища. Помню, что я участвовал в каком-то диком танце, наподобие танца матросов из кинофильма «Танкер "Дербент"». И костюмы были у нас под стать: рваные тельняшки, повязки на головах. Перед концертом, для поднятия духа, мы сбегали на Мичуринскую в пивнушку «Голубой Дунай» за «фронтовыми»
ста граммами...
Я очень любил время экзаменов. В эти дни командиры менее строго поддерживали дисциплину, давая этим нам некоторую свободу, которую каждый использовал как мог и хотел: кто из окна кабинета химии спускался по канату со второго этажа в самоволку, кто залезал на горячую от уже жарящего солнца крышу училища, где заодно можно было и позагорать, а кто, нащелкав себе температуру, залегал в санчасть. Моими любимыми местами были оконные ниши актового зала за тяжелыми портьерами. Перед самым экзаменом мы совершали набеги в ближайшие скверы за сиренью, пышные букеты которой устанавливались нами на столах перед преподавательским столом так, чтобы из-за них трудно было уследить, не пользуется ли кто из нас «шпорой». Но система подготовки шпаргалок и способов их передачи была настолько отработанной, что букеты наши следовало рассматривать «пятьдесят на пятьдесят» — как подстраховку и как проявление внимания к экзаменаторам. Вот новое воспоминание. Утренний сон прерывает свисток дудки и истошный крик дежурного дневального: «Тревога, рота в ружье!» Через несколько минут все в строю. За спиной вещмешок с восемью килограммами песка, сбоку противогаз, за плечом карабин. Рота движется по Выборгской стороне, Лесному проспекту к Поклонной горе. Это традиционный марш-бросок. Раздается команда: «Газы!» Одеваем противогазы. Некоторые хитрецы умудряются отвинтить шланг от коробки, им легче, но они рискуют быть «застуканными» старшиной или командиром взвода. «Бегом марш!» Из-под масок слышно хриплое дыхание бегущих. Наконец, «Шагом марш!» и «Снять противогазы!» Сразу становится легче идти, хотя только что казалось, что «нет больше мочи». Мне, как всегда, «везет», я расписан на пулемет Дегтярева, поэтому вместо карабина — пушинки по сравнению с моей «дурой» — я тащу на себе пулемет с двумя дисками к нему. По возвращении в роту падаем на койки...
А вот совсем из другой «оперы». В актовом зале девичий смех. У нас в гостях будущие балерины из Хореографического училища. Раздаются звуки полонеза, пара за парой воспитанники в касторовых мундирах, нежно держащие своих партнерш за пальчики выставленных вперед рук, двигаются вдоль зала, расходятся, вновь сходятся...
Красивый танец полонез в исполнении нахимовцев и учениц Хореографического училища! Вальс, падекатр, падепатенер, падеспань, вальс-мазурка и т. д., и над всем этим звучит гортанный голос Хавского: «Раз шоссе, два шоссе, три, четыре па марше». Танец кончается. Кавалеры благодарят своих дам наклоном головы, девочки приседают в изящном книксене. Многому, очень многому учили нас в училище, прививалась любовь к Родине, к ее истории и народу. Все это пригодилось нам в нашей взрослой жизни.
Наверное, многие помнят нашу шеф-повариху, которая, будучи отличным кондитером, каждому нахимовцу на день рождения пекла торт. Ликовал весь бачок. Особенно везло нашему бачку, двое едоков которого, я и Боря Богдасарьян, родились в один день, 14 марта. Получив двойной торт, наш бачок от души наслаждался произведением кулинарного искусства и даже угощал соседей по бачку. Один раз в неделю вечерний чай проходил очень оживленно — нам давали пирожные. А раз в месяц вместо положенных нам по курсантскому пайку папирос выдавали по плитке американского горького шоколада!
Нахимовцы много читали. Нашу библиотеку с ее светлым читальным залом все посещали с любовью, а Вова Киттель — с двойной: там работала Нина, будущая жена его. Мы читали классику и современных писателей. Неприличным было не прочесть такие книги, как «Порт-Артур», «Севастопольские рассказы», «Капитальный ремонт», рассказы Станюковича, «Цусима», рассказы Новикова-Прибоя.
Продолжение следует.
Прошу Вас внимательно прочитать этот номер газеты «Петербургское кадетство» и СРОЧНО принять меры для спасения суворовско-нахимовской школы кадетского воспитания и обучения от малограмотных и преступных «реформаторов». Газета публикует Служебную записку генерал-майора ВЛАДИМИРОВА Александра Ивановича и другие документы, отражающие кадетскую трагедию в Российской Федерации, отражающие массовое возмущение граждан страны и особенно военнослужащих.
Складывается впечатление, что целая группа заговорщиков пытается дестабилизировать обстановку в России перед президентскими выборами, для чего провоцирует грубое нарушение Конституции РФ и действующего законодательства.
ПРОЧИТАЙТЕ, ПОМОГИТЕ, ОСТАНОВИТЕ КАТАСТРОФИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ! ...
Адрес редакции и издательства: 190000, Санкт-Петербург, пер. Гривцова 10, РГО. Тел: 925-99-82 E-mail: sokolov.vlad@mail.ru
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
