Глава 11. В походе.
А как вышли в море,
Так для нас настало горе!
Дальневосточная эскадра в составе четырёх броненосцев, четырёх миноносцев, которых шутя называли хуторянами, и двух транспортов, из которых один являлся маткой миноносцев, а другой был аварийным судном, стояли на бочках, вполне готовые к плаванию.
Представленный Святодуским маршрут и примерные сроки прихода в попутные порты были утверждены Бирюковым.
В идею маршрута Святодуский положил принцип наименьшего захода для стоянок в иностранные порты. Он считал это необходимым условием боевой подготовки. Поэтому до входа в Индийский океан были приняты порты стоянки: Танжер, Порт-Саид для прохода Суэцким каналом и Джибути.
Только миноносцы могли заходить дополнительно в другие порты, почему они отделились от больших судов и шли самостоятельным отрядом под общим начальством старшего командира, капитана первого ранга Перин-Полосовского. С ними шёл один транспорт в качестве базы снабжения, а другой транспорт состоял при эскадре как база аварийная с маленьким госпитальным отделением.
Был назначен экономический ход как для больших судов, так и для миноносцев и порт-рандеву – Джибути, после которого миноносцы уже шли вместе с эскадрой. Флагманским кораблём являлся «Рюрик». Все большие суда приняли двойной водяной балласт и двойной запас угля: угольные ямы засыпали углём до отказа и им же заняли все свободные судовые помещения.
За неделю до назначенного ухода эскадры Мария Николаевна с дочерью и племянницей приехали в Либаву. Клавдий Семёнович был настолько уверен в зачислении в царскую свиту по приходе в Порт-Артур, что просил жену заказать и привезти полную форму контр-адмирала с серебряным прибором. Он не знал, конечно, что из Севастополя в Порт-Артур уже уехал морской портной Пеккер, прошедший курс высшего портновского искусства в Лондонской академии портных. Заказ на свитскую форму быстро и хорошо выполнил постоянный портной Святодуского, которому было лестно шить на адмирала, делающего карьеру. На этом он даже строил предполагаемое расширение своей маленькой фирмы.
Однако приятное событие опередило мечты Клавдия Семёновича. Дня за три до ухода эскадры Святодуский получил высочайшую телеграмму:
«Желаю удачного плавания и счастливого прихода в Порт-Артур. Твёрдо верю, что вверенная Вам эскадра во всех случаях поддержит достоинство России и честь Андреевского флага. Да благословит Вас Бог. Зачисляю Вас в мою свиту.
Николай».
Царь твёрдо верил, что занятие Порт-Артура является началом новой эры в его царствовании и что из Квантуна можно будет протянуть щупальцы к использованию богатств Кореи.
Потрясённый радостью Святодуский ответил царю:
«Личный состав дальневосточной эскадры осчастливлен милостивым вниманием Вашего Императорского Величества и, повергая к стопам вашим, государь, верноподданнические чувства, будет счастлив защищать честь России и отдать жизнь за обожаемого монарха.
Контр-адмирал свиты Вашего Императорского Величества
Святодуский».
Одновременно со специальным курьером начальник Главного морского штаба, контр-адмирал Федотов прислал Святодускому высочайший приказ о зачислении его в свиту, золотые аксельбанты и погоны с вензелем, эполеты.
Приехавшего Бирюкова Клавдий Семёнович встретил уже в форме свитского адмирала. Министр с завистью посматривал на золотые аксельбанты.
Объявляя приказом по эскадре обе телеграммы, Святодуский писал в нём «… и пусть враг, если таковой окажется на нашем пути, преклоняется перед мощью Андреевского флага, иначе клочьями полетит с него немытая шерсть»
Бирюков приезжал для окончательного прощания с уходящей эскадрой. На этот раз он был угодлив и льстив. Он назвал команду молодцами, сказал, что с ними можно победить любого врага. Офицерам пожелал быть достойными своих команд, а Клавдию Семёновичу – счастливого пути. Отбыл, не посетив остальных судов. А когда сел на катер, шепнул своему адъютанту – «не адмирал, а прямо конфетка» Благочинному он передал присланный царицей мешок образков для раздачи матросам.
В день ухода эскадры из Либавы, после торжественного молебствия, гостям был предложен парадный обед, на котором офицеры, провожаемые родными, друзьями и просто знакомыми, изрядно выпили. Обильные возлияния сопровождали тосты и добрые пожелания. Все чувствовали себя героями. Цветы и женщины изгнали обычный монашеский дух обычной жизни. Кают-компанейские столы, накрытые белоснежными скатертями, ломились под тяжестью закусок. Тяжёлый, но острый аромат омаров, сигарного дыма и хороших духов стоял в воздухе, в нём звенел смех сестёр, жён, невест и любовниц офицеров. Порой этот смех обрывался и переходил в тяжёлый вздох заглушённого рыдания, маскируемого искусственной улыбкой на чуть подкрашенных губах. В каютах поправлялся женский туалет. При этом жадные губы нежно прижимались к пушистым усам хозяев кают. Одинокие холостяки завистливо посматривали на хорошеньких женщин-гостей и их кавалеров.
Вокруг судов образовалась водяная ярмарка, толпились буксиры, баркасы, шлюпки и ялики, ожидая посадки уезжающих гостей.
На «Рюрике» взвился сигнал «Приготовиться к съемке с якоря». Палубы почти моментально очистились от гостей. Оркестры играли прощальный марш. Со шлюпок махали платками, и скоро они скрылись из глаз.
Прощай, родная семья, любовь. Их сменяет дружба с морем, тесные каюты, монашеская жизнь.
В пять часов дня по команде вахтенного начальника раздались авральные унтер-офицерские дудки: «Все наверх, с якоря сниматься». Загремел салют крепости. Адмирал Святодуский находился на мостике и угрюмо наблюдал, как поднявшие якорь суда выстраивались в колонну. Эволюция построения в кильватер его явно не устраивала. Он стал кричать, бегать по мостику, топать ногами и бесноваться. Старший офицер, командуя авралом, ему как бы вторил. Сильно выпившие офицеры кричали в свою очередь. Матросы поглядывали на них, иронически улыбаясь. Их потешал висящий в воздухе галдёж, в который моментами врывался выкрик площадной брани.
Только Моффет, трезвый, как всегда, молча стоял у штурвала, подавая рулевому сигналы рукой. Но бестолковый галдёж надоел ему. Спокойно и решительно командир потребовал:
– Потише, господа, здесь не базар!
Деликатно отстранив адмирала, который хотел что-то приказать рулевому, он властно вступил в командование, приказав старшему офицеру отпустить подвахтенных вниз.
Первый этап похода начался.
На переходе Либава – Танжер Святодуский присматривался к судам эскадры и их капитанам. Упоённый властью, чувствуя себя властелином, он переживал медовый месяц своего адмиральства, формируясь в флотоначальника с железной волей. Атлантический океан стал его школой, воспитывающей адмиральский дух и вкус. Ему даже казалось, что он реально ощущает сияние власти как мелкие таинственные флюиды. И чем больше рос в глазах адмирала его собственный престиж, тем более он отдалялся от окружающих и становился одинок. Святодускому казалось, что он поднялся на высокую башню и взирает оттуда на маленьких людишек, шмыгающих внизу. Гипноз власти переходил в манию величия.
Переход Немецким морем сопровождался штормом, а Английский канал встретил эскадру туманом, густым, как сметана. Атмосфера словно закуталась в белую простыню. Унылые гудки сирен рвали и утомляли слух. Потом гудки словно поглощались туманом, исчезали, замирая, из слуха, и в уши заливалась тишина.
Атлантический океан был ласков, но на параллели Бискайки снова тряхнул эскадру шквалами.
На параллели Шербурга туман точно кто-то разорвал могучими кулаками, как бумагу, так быстро он рассеялся. Но тут адмирала ждало разочарование. Стало понятно, почему в тумане глохли понемногу гудки сирен, а потом точно растаяли в воздухе. «Рюрик» шёл в одиночестве. Ни крейсеров, ни броненосцев не было. Эскадра рассеялась, как рыбачья флотилия. Святодуский был снова охвачен яростью. Если бы только можно было схватить корабли за носовые украшения, он потащил бы их и свалил в одну кучу.
Клавдий Семёнович забегал по мостику. Сигнальщики и флаг-офицеры старались не оказываться на его пути. Сигнальщики уже знали, что бинокль адмирала прикладывается не только к его глазам, но и к их головам, причём это делается без всякой осторожности, а флаг-офицеры боялись за свои кители, которые адмирал дёргал иногда без всякого уважения к их целости.
– Это что же такое, - крикнул Святодуский, грубо выругавшись, - это не военные корабли, а чухонские лайбы! Я научу этих болванов ходить, как привязанных. Я заставлю их маневрировать целые сутки без отдыха! О чём Вы думаете? – фыркнул он в адрес флаг- капитана. Святодускому показалось, что Курвуазье слишком равнодушен к адмиральскому бешенству и спокойно беседует с Моффетом.
– Аристократ французский, – злобно думал Клавдий Семёнович, – стоит, как фрейлина на балу.
– Я думаю, - ответил Курвуазье, – что следовало бы уменьшить ход.
А про себя подумал: «Хорошо бы посоветовать флаг-офицеру, заведующему столом Вашего превосходительства, угощать Вас котлетами, зажаренными на касторовом масле. У Вас, должно быть, пищеварение не в порядке!»
Он улыбнулся этой забавной идее.
– Идите малым ходом, – приказал адмирал Моффету, – пока эти ротозеи нас не догонят.
А Моффет без улыбки на своём мрачном лице говорил Курвуазье:
– Много видел я адмиралов, а с таким типом, пожалуй, не сталкивался. Ненавижу, когда адмирал матерщинит и дерётся. В противовес этому бешеному человеку мне вспоминается адмирал Брандт, у которого я плавал флаг-офицером. Правда, он был абсолютно нерешительным и всегда, а особенно во время манёвров, спрашивал у всех стоящих на мостике – командира, меня и даже вахтенного начальника «Что делать, как поступить?» Но зато матерщину считал преступлением. Он был ужасно религиозен и всё делал с молитвой и перекрестясь, соблюдал посты, богослужения на его корабле были бесконечны. Как-то ему понадобилось вскрыть нарыв на пальце, так он судового доктора заставил перед операцией помолиться. И меня-то выбрал только за то, что я во время поста, стоя у буфета в Морском собрании, после выпитой водки ел только постные закуски. Подойдя к буфету, Брандт спросил меня:
– А Вы всегда посты соблюдаете?
Я наудачу ответил:
– Всегда, Ваше превосходительство. – Ну и попал к нему флаг-офицером.
Брандт был старшим флагманом, и мичманы острили, называя эскадру «приходом попа Брандта».
– Вот теперь и жди этих дураков, – ругнулся ещё раз Святодуский, – черт их знает, насколько они отстали.
– Да, Ваше превосходительство, – ответил флаг-капитан, – вот пригодился бы нам сейчас аппарат Попова. Запросили бы у всех показать место и узнали бы, где находятся корабли.
Накануне русско-японской войны 1904—1905 гг. командование вынуждено было наспех снабдить корабли немецкими радиостанциями. Приемка кораблей происходила при непосредственном участии который сигнализировал о плохом техническом состоянии радиооборудования и слабой подготовленности личного состава к эксплуатации немецких приборов.
Святодуский фыркнул:
– Ерунда! Неужели Вы верите в эти химеры?
– Однако и за границей делаются опыты. Да и наш Апраксин, когда Линдеман выскочил на Гогланд, мог связаться с Кронштадтом только по аппарату Попова.
– Эх, – сыронизировал Святодуский, – когда русский убеждает, он всегда ссылается на заграницу. Пока вся эта штука в стадии опытов. Лет через двадцать, может быть, что-нибудь и выйдет, а сейчас этот аппарат Попова только вредная вещь – привлекает грозу, может вызвать пожары. Да случись война, я запретил бы пользоваться и телеграфом, друг другу мешают и только места свои выдают. Вот и подождём, пока за границей что-нибудь выйдет. Кстати, Вы видели этого Попова?
– Нет.
А я видел, – насмешливо сказал Святодуский, – всё у него какое-то длинное – длинное лицо, длинные волосы, длинный сюртук – не то профессор, не то немецкий пастор! И ходит почему-то на цыпочках. Фантазёр! Мне ведь Технический комитет предлагал поставить эти аппараты, но я категорически отказался. И мачты были изуродованы этой дурацкой сетью!
– Моффет и Крувуазье переглянулись и улыбнулись.
Святодуский погрозил биноклем сигнальщику:
– Видишь что-нибудь?
– Никак нет, Ваше превосходительство, – испугался сигнальщик.
– Ну, конечно, ведь у тебя вместо глаз – задница! – И опять забегал вокруг мачты.
«Ротозеи» догнали флагман на параллели Бискайки.
Уже начал чувствоваться юг. По Бискайке ходили огромные волны. «Рюрик» черпал воду бортами, переваливаясь стремительно и порывисто. Перегрузка воды и угля увеличивала размах крена. Старший офицер вместе с боцманом озабоченно проверял шлюпочные найтовы и крепления. Молодые мичманы и матросы уже отдавали за борт проглоченную пищу. Им казалось, что какие-то отвратительные комки поднимаются с низа живота до самого горла и опускаются обратно.
Глава 11. В походе.
В Танжер эскадра пришла в порядке. Там опять пополнили запас угля. Приняли запас свежего мяса, овощей и фруктов. Простояв сутки, эскадра пошла в Порт-Саид. Переход был совершён благополучно. Оскандалился лишь лейтенант Томилов. Стоя на вахте, он увидел на горизонте что-то неопределённо круглое. Он доложил Федотову, что видит подводную лодку. Это было сногсшибательно, так как подводных лодок в море ещё не видели. Федотов поверил и поднял сигнал «Вижу подводную лодку». Последовал суровый ответ, переданный семафором по линии судов: «Глупости. Подводных лодок нет. Не мешайте киту идти по своим делам, хотя и сомнительно, чтобы он забрался в Средиземное море. Кто на вахте?» – Федотов ответил и получил приказание объявить Томилову выговор.
В Порт-Саиде эскадра стояла недолго. Лишь только были уплачены пошлины и получено разрешение на проход каналом, как корабли Святодуского на бакштовах специальных буксиров ушли в Суэц.
Становясь на бочки на Порт-Саидском рейде, Святодуский увидел неизбежные английские суда, а рядом с ними два чилийских крейсера под коммерческим японским флагом. Эти крейсеры республика Чили предлагала сначала купить русскому правительству, но последнее отказалось от покупки превосходных боевых судов. Корабли достались Японии и шли теперь в страну микадо и самураев.
Английский адмирал, наблюдая постановку на бочки судов дальневосточной эскадры, заметил, как близко прошёл «Рюрик» под кормой чилийских крейсеров. Он усмехнулся и сказал своему начальнику штаба: «Вот дураки! Ведь рано или поздно им придётся воевать с Японией. Так почему бы русскому адмиралу не вкатить в корму этих чилийцев? Придраться нельзя, на рейде тесно, а руль испортился». Он покачал головой, думая, что, если бы это был английский командир, он живо бы вылетел в отставку, ибо в военном деле всегда должны быть и дипломаты, и торговый расчёт.
На переходе через Средиземное море Святодуский закончил формирование лихого и опытного адмирала. Клавдий Семёнович думал: «Эскадра – это я!» Он был зол и свиреп и покусывал капитанов, как овод лошадей.
А когда эскадра, пройдя через Суэцкий канал, вступила в древние воды Красного моря, заворожённого дыханием жарких и пустынных берегов, адмирал, изнывая от жары, пил ледяную воду и ругался, как пьяный сапожник. Он стал питать явное пристрастие к эволюциям, считая их школой воспитания командиров.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
