Пробежал незаметно определенный срок, и встал вопрос зачетов, экзаменов, контрольных работ, потребовалось подтверждение усвоенного. Вот тут и вырисовался "багаж" каждого, с которым он пришел в училище. Оказалось вдруг, что на плохо вспаханной почве большие урожаи проблематичны. Проросли массово "хвосты", в зачетках появились "гуси-лебеди" – двоечки. И пошло неведомо откуда определение “албанец”. И даже без всякого обидного подтекста, а чисто по определению. Допустим, что-то тебе не совсем понятно, обращаешься к коллеге за помощью. А тот в меру своего понимания и таланта пытается как-то разъяснить, а если не возымело - тут же: "албанец". А могло быть и без повода: "Слушай, албанец, ты чем будешь заниматься на самоподготовке?" Просто так, безобидно, как "будь добр".
Трудно объяснить первопричину. Может замедленная реакция, как национальная черта части этого народа, побудило моду. Но, к слову сказать, моя рота по основному месту формирования была несколько своеобразной. Во-первых, многонациональной. Представительство национальностей в роте (по нисходящей) было примерно таким: русские, азербайджанцы, армяне, украинцы, евреи, осетины, коми, чуваши и многие другие. Причем, как сейчас говорят, "лица кавказской национальности" составляли добрую половину. И что надо отметить - никаких национальных конфликтов не было. Конфликты могли возникать по пустякам, и только в силу природной горячности характеров отдельных коллег, что быстро и дружно улаживалось в своей среде.
Но, еще раз обращаюсь к общеобразовательной школьной подготовке. Уровень ее у курсантов, прибывших из сельских районов Закавказья, заметно выделялся в худшую сторону. Многим из них пришлось расстаться со званием "курсант", сменив его на "матрос", и продолжить дальнейшее обучение в Таллиннском флотском экипаже.
Помнится Алеша Мирзоян (Алеша - его полное имя) из горного армянского селения до поступления в училище не столько учился, сколько чабанил. Занимался классической борьбой, физически был очень крепким, но науки давались с величайшим трудом. Находились "остряки", спрашивали: "Алеша, за сколько баранов ты купил аттестат?" От обиды глаза его наливались кровью, но, по своему добродушию, долго обиду не таил. Кое-как умудрялся натянуть "троечки" по отдельным предметам. И то благодаря природной хитрости - отлавливал преподавателя, говоря: "Товарищ "N", я ваш предмет больше всего люблю, мне он так нравится, но я тут что-то не понимаю, я выучу, клянусь. Поставьте мне "тройку" (зачет)". На большее он не претендовал. И срабатывало! Но не всегда. На контрольной по высшей математике весь класс помогал ему решить на доске какое-то уравнение, что обеспечивало ему "тройку" и перспективу какое-то время продержаться. Процесс решения уже довели общими усилиями до финального знака равенства. А я из кожи лез вон, из-за спин впереди сидящих товарищей показывал значение правильного решения, написанное на "экране" – листе бумаги. И тут Алеша (о, ужас!) написал часть правильного ответа, стер его тряпкой и вывел “двойку”. Председатель комиссии утвердил решение лаконично: “Вы правильно оценили свою работу”.
Каково же было негодование Алеши на меня! Никакие мои протесты на несправедливость его упреков, никакие мои клятвы и заверения, что я не показывал такой ответ, Алешу не убедили.
В тот же день училище распростилось с Алешей. Ушел он от нас с несправедливой обидой на меня. Я это подтверждаю и спустя почти полвека.
А широкоупотребительная кличка “албанец”, наконец, обеспокоила командование. Наш "отец и наставник", командир роты, собрал нас и провел короткую, но убедительную беседу:
- Я слышал, многие из вас обзываются “албанцами”. Это нехорошо. Албания - это дружественная страна, и употребление названия этой страны в неподобающем виде не способствует укреплению дружбы народов социалистического лагеря.
Подумав какое-то время (получилась как бы естественная артистическая пауза), для более глубокого восприятия значимости мысли добавил:
- Но если вам так уж невтерпеж, то вы хоть "турками" обзывайтесь. Разойдись!
После такой доходчивой беседы "албанцы" вышли из употребления, а "турки" тоже не привились.
Глава 3. БУДНИ КУРСАНТСКИЕ.
В курсантском коллективе, как и в любом другом, смешное чередовалось с грустным, радости перемежались горестями, а то и трагедиями. Светлые периоды сменялись темными, как рисунок матросского тельника.
При всех положительных процессах, ряды первого набора училища ко второму курсу поредели на целую роту. И не только по причине неуспеваемости, но и по недисциплинированности. Пьянство и самовольные отлучки, повторные опоздания из увольнения, драки в городе с гражданскими соперниками, поклонниками наших девочек - все шло в строку! На вечерних поверках уже стало как бы традицией - зачитывать приказы об отчислении из училища.
Приказы начальника училища звучали величественно и традиционно жестоко: "Курсанта "N" за систематическую низкую успеваемость (или, например, за приведение себя в нетрезвое состояние путем распития спиртных напитков, или следует другая причина) разжаловать в матросы и направить для дальнейшего прохождения службы во Флотский экипаж. Срок службы в училище не засчитывать".
И так ежевечерне, за редкими исключениями, от одного до 5-7 человек.
Да, "не засчитывать". А впереди - пять лет срочной службы на кораблях. Тогда на флоте служили еще по пять обязательных лет.
А требования к курсантам все возрастали, дисциплина ужесточалась, особенно после вступления в должность Начальником ВМУЗ Кучерова С.Г. В курсантской среде появилась даже горькая шутка: "Один правит - все трясутся", с намёком на фамилию.
Не обходилось и без курьезов. Вот один из них.
Был в нашем классе курсант Баширов. Ничем особенным в нашей среде не выделялся, разве что крупным носом на худощавом узком лице. Ни блестящих успехов в учебе (чаще на "троечку", или "троечку с натяжкой", иногда под честное слово, что выучит, пересдаст), ни заметных физических данных. Но в целом сдержан, исполнителен. Хотя, насчет "физических данных", я не совсем прав. Занимался он классической борьбой и даже был несколько раз чемпионом училища в наилегчайшем весе - ему не могли подобрать соперника в этой категории. Он был единственным, все остальные были тяжелее.
И вот в одно субботнее или воскресное увольнение курсантов "на берег", получил "добро" на отдых и курсант Баширов.
Заканчивался погожий осенний день.
И пришел нежданно в училище, к возвращению уволенных, начальник училища капитан 1 ранга Безпальчев. Практиковал он иногда подобную акцию, интересовался тем, где и как провели время курсанты. Давал советы на будущее, делал замечания по внешнему виду, содержанию и правилам ношения формы одежды. И все же, при всем его благодушии, если не было поводов к замечаниям, встреча с ним вызывала какую-то оторопь. Лучше, когда проскользнешь незаметнее.
В тот поздний вечер занял он открытую наблюдательную позицию на улице у парадного подъезда училища. Все шло своим чередом: усталые, но довольные возвращались с "отдыха" на покой курсанты.
И вдруг, громы небесные! Прямо на Безпальчева, из темноты, к освещенной площадке у парадного подъезда на неравномерном зигзаге, неровной морской походкой выплыло нечто курсантоподобное. Это "подобное" тоже узрело опасность по курсу, отпрянуло в сторону и переменными курсами и скоростями начало отрыв в направлении городского канала.
- Догнать! Взять! Доставить! Выяснить, кто такой! - взревело начальство нечеловеческими голосами.
Засуетились, забегали служивые, догнали, извлекли из кустов сирени тело и под белые руки доставили в вестибюль училища.
Высокий, с двумя рядами колонн вестибюль блистал обилием света от ярких настенных бра и громадной хрустальной люстры по центру. Между двух колонн на небольшом постаменте замер часовой у Знамени училища. В ужасе застыли дежурный по училищу, его помощник, рассыльный, командиры рот, дежурные по ротам.
Внесли тело. Влетел разъяренный Безпальчев.
Тело, а им оказался Баширов, обвело мутным взором присутствующих, остановило свой взор на Знамени, громко изрекло:
- Умру за ЦК Партии! - выскользнуло из объятий сопровождающих и бесчувственно рухнуло на пол.
«Ай да Баширов, ай да сукин сын!», - сказал бы Поэт. Задал головоломку Руководству. До понедельника оно судило-рядило, а нам объявило: "Курсанта Баширова, за приведение себя в нетрезвое состояние путем распития спиртных напитков, подвергнуть аресту на семь суток с содержанием на гарнизонной гауптвахте".
Из объявленных семи, Баширов отсидел пять. Через месяц взыскание было снято. Еще через месяц он стал кандидатом в члены партии, старшиной 2-й статьи и моим командиром отделения .
Не поделился Баширов с нами причинами своего грехопадения. Но казарменные аналитики выстроили свою версию: приезжали земляки, сделали удачную коммерцию лавровым листом на знаменитом
Окончил Баширов училище ни шатко, ни валко и затерялся где-то в береговых частях. На флоте его не видели.
Но все это - "мелкие брызги", как говорят, или "пена". Всегда при решении главных проблем что-то где-то всплывает. А главными были: учеба, тренировки, зачеты, экзамены и т.д. Все вертелось вокруг этого. Из нас умело лепили нужный материал. Учебный процесс формировался традиционно. Как в любом другом высшем учебном заведении, с той лишь разницей, что под постоянным присмотром командиров разных рангов, с обязательной уставной субординацией, все в рамках строгих ритуалов, по строгим правилам Уставов Вооруженных Сил. И стимулы другие: получил "двойку", не сдал "зачет" - сиди без берега. Провинился в чем - тоже сиди без берега. Находишься в составе вахты, дежурства, караула, естественно, какое уж тут увольнение. А увольнение проводилось (при отсутствии всех "если") только по субботам вечером и в воскресные дни с обеда до ужина, или после ужина - кому как повезет. Сидишь, бывало, "без берега", поглядываешь в окна на окрестные бульвары, где рассекают довольные жизнью и свободой твои сверстники-студенты с девочками, улыбочками, флиртами. И где уж тут до восторженной романтики. Скорее лезут черные мысли: кой черт меня попутал...
Но вот вырвался в увольнение - все радости жизни в твоих руках! Ты молод, весел, жизнерадостен, весь в предвкушении чего-то неземного. Все вокруг красиво, мило, мысли и желания враздрай. И если уволился днем, к твоим услугам кинотеатры, парки, аллеи. Уволился вечером - все дороги ведут на танцы в какой-нибудь клуб. А клубов в Риге – не сосчитать. “МВД”, “МГБ”, “На Вальню”, “Баранка” (автомобилистов), “Железка” (МПС) и т.д., и т.п. Наконец, "Дворец пионеров" - шикарный паркет, интерьер, "пионерки" 9 - 10-ти классного возраста, интерес к которым после второго курса угас.
Традиционный клубный музыкальный ансамбль: аккордеон, саксофон-кларнет, труба, контрабас, ударные. Иногда другие вкрапления. Репертуар - все танцевально-джазовое. Ждановские Постановления ЦК о борьбе с космополитизмом, о тлетворном влиянии разлагающей западной псевдокультуры до порогов клубов не дошли. Там звучали “Истамбул-Константинополь”, “Черная пантера”, “Меги-вуги”. “Краковяки”, “Польки”, “Па-де-катры”, “Па-де-грасы”, “Па-де-патинеры”, “Мазурки”, “Молдованески” и т.п. мы осваивали в клубе училища под свой духовой оркестр, перешедший по наследству из Нахимовского училища.
К слову, о клубе. Появился он у нас не сразу. В учебном корпусе место у него было в правом верхнем углу т.н. буквы “Л”. Но эта часть здания еще с войны оставалась разрушенной от попадания в нее, то ли немецкого артиллерийского снаряда, то ли от их же авиационной бомбы. В восстановленном виде мы получили это крыло только на третьем курсе. Восстановили его в объеме 4-го и 5-го этажей. Высокий, с двумя рядами колонн, как и в вестибюле парадного подъезда, хрустальные люстры, бра, золоченая лепнина на карнизах стен и колонн, прекрасный паркет.
Наш клуб пользовался настолько большой популярностью у рижских девушек, что с их экспансией приходилось бороться доступными способами: лимитированием пригласительных билетов, выставлением пикетов. Но от их натиска все наши заслоны рушились, как карточные домики, они проникали все в больших количествах, поражая нас как вирусы.
Танцы, конечно, занимали значительную часть досуга, но, надо отдать должное, что командование сумело организовать и привить другие, более интеллектуальные виды развлечений.
Как-то незаметно появились в училище профессиональные режиссеры, хореографы, спортивные тренеры и др. Пошла работа по выявлению "талантов", пристрастий, увлечений (в положительном смысле). Образовались кружки художественной самодеятельности. Появились солисты вокала, драмкружок, кружок бальных танцев и плясок. Заработали спортивные секции классической и вольной борьбы, фехтования, бокса, тяжелой и легкой атлетики. И, естественно, хор! Это особая статья. В лозунговой форме это нечто такое: каждый взвод (класс) - отдельный хор.
К примеру, как это осуществлялось. Во время самоподготовки заходит в класс командир роты, дает приказание старшине взвода построить класс в коридоре в колонну по два и вести в клуб на спевку хора. И никакие отговорки на отсутствие голоса, музыкального слуха - не помогут. Только квалифицированный вердикт хормейстера после выбраковки "бесталанного" мог избавить от хора. Я, грешный, голосовыми данными не блистал, но музыкальный слух был сносный, после определенного тренажа мог вести и первые партии, и вторые, за что удостоился даже доверия дирижировать хором. Но врожденная скромность и неумение осмысленно увязать жесты с музыкальной интерпретацией, не позволили взять на себя лестное предложение.
В моем классе образовалось ядро любителей драматического искусства. Лидерами этого "движения" стали наши “скоморохи”, как в шутку мы их величали, - Борис Яшин и Юра Алексеев. В разговорах замелькали фамилии театральных знаменитостей: Грибова Алексея Николаевича, Рыжова Николая Ивановича, Яншина Михаила Михайловича, Топоркова Василия Осиповича, Попова Алексея Дмитриевича, его сына Андрея Алексеевича, Черкасова Николая Константиновича, Меркурьева Василия Васильевича. Повелись глубокомысленные рассуждения о Московской и Ленинградской театральных школах, о "системе перевоплощения" Станиславского и т.д., и т.п. От разговоров постепенно перешли к репетициям и постановкам отдельных миниатюр из классического репертуара, а затем и к спектаклям.
Появились в драмкружке и девушки, ученицы старших классов из соседней средней школы. Стало интересней. Втянули и меня, соблазнили ролью Апломбова в "Свадьбе" А.П.Чехова и только потому, что "жених" должен был (в перспективе) целоваться с "невестой".
Объявились таланты в сольном вокале. Прекрасные теноровые партии исполняли Станислав Москалец, Слава Борщенко. С интересными национальными танцевальными номерами выступали наши кавказцы - Эдик Самедов и Володя Петросян.
Прекрасную игру на фортепьяно демонстрировал Алик Шахназаров, а на баяне - Матвей Андреев.
Талант художника открыли у Игоря Масленникова. Бывало, что по несколько дней толпились курсанты возле оформленной им стенгазеты. И привлекало не столько написанное, сколько нарисованное. У Игоря была манера в каждый рисунок вкраплять женские силуэты, как арабскую вязь. И мы подолгу, с интересом, расшифровывали его ребусы.
Вскоре появились первые спортивные чемпионы училища: в классической борьбе - Гурген Симонян, по боксу – Юра Коркин. Со временем лучшие спортсмены приняли участие в соревнованиях на первенство ВМУЗ.
Эдуард Дадунцев (бакинец), кандидат в мастера по шахматам, ученик Тиграна Петросяна, возглавил шахматную секцию.
по шахматам и шашкам - участница полуфинала южной зоны Всесоюзного юношеского командного первенства в Тбилиси. Сидят: Арустамов Ю., Левинов, Халилбейли С., тренер Абрамян С. Т., главный судья Зислин, капитан Хачатуров Н.Х., Хатунцев Н.; стоят: Мирза С., Королев М., Шаин И., Квач Н., Скалозубов В., Дадунцев Э. И др.
17 июля 1949.
Любители же азартных развлечений самозабвенно "забивали козла".
В специальных занятиях, тренировках, строевой муштре, зачетах, экзаменах, культурно-просветительских мероприятиях дни бежали с курьерской скоростью.
Во втором семестре первого курса мы (училище) получили новое пополнение - старших товарищей, готовый второй курс. К нам, основателям Рижского училища, прислали одну роту курсантов второго курса из Владивостока, из ТОВМУ, и один взвод из Севастопольского училища. До этого времени мы были единственными "любимыми". Теперь у нас появились "старшие братья". Приняли мы их доброжелательно, а позднее, на флотах, встречались, как с близкими родственниками.
Годовые экзамены за первый курс приблизились так стремительно, что мы не успели не только оглянуться, но и должным образом подготовиться. Не хватало, как всегда, одного дня .
Мой "недостающий день" пришелся на физику. Вытащив билет, я погрустнел. На первый вопрос, пожалуй, на "четверку" наскреб бы знаний, на второй мог "наговорить" с трудом балла на “три”. А вот третий вопрос и задача просматривались, как "торричеллиева пустота". В сумме "тройка" вырисовывалась весьма сомнительно. Можно было взять второй билет с заведомым занижением общей оценки на один балл, но это тоже рискованно. И тут прорезалось дремавшее чувство гордости, я отказался отвечать и сдал билет. "Два балла" однозначно лишали меня одной недели отпуска из четырех положенных для успевающих. А в отпуск, в первый курсантский отпуск, так хотелось!
Через день, которого не хватило, я уже знал почти все, через два - готов был сдавать безбоязненно. Но для досрочной сдачи лазеек не было. "Неделя и ни днем раньше", - распорядилось безжалостное начальство.
В последующие дни я уже был завзятым консультантом другим коллегам по несчастью.
Экзамен сдал блестяще. Все вопросы, задачу - "без сучка-зазоринки". Мне дополнительные вопросы - отчеканил, еще задачу - решил с ходу на доске. Тогда задают самый каверзный вопрос - об эффекте "просветленной" оптики и его физическом обосновании.
Пожалуйста!
Председатель комиссии удивленно спрашивает:
- А почему вам на экзамене поставили двойку?
- Да я не стал сдавать, - "скромно" пролепетал я.
- М-да, извините, "пятерку" вам поставить не сможем. Все же вторая сдача...- прокомментировал председатель.
Да мне "нужен не балл - лишь бы отпуск не пропал" - пропело в душе курсантское кредо.
Уже в предпенсионном возрасте мой однокашник Виктор Асмолов почему-то благодарно вспомнил: "Слушай, а помнишь мы "сидели" с тобой на экзаменах по физике? Ты мне тогда так помог! А почему ты тогда получил "двойку"?
Бывает…
С переходом нас на второй курс, в училище произошло еще ряд событий. Одно из них знаменательное - нам предоставили жилые помещения в известной в Риге “шведской казарме”. Это длинное двухэтажное здание напротив “Бастионной горки”, рядом с “Пороховой” ("Песочной") башней. Говорили, что во времена шведского правления теми краями, здание строилось под конюшни, но в дни нашего проживания в них, следов пребывания этих благородных животных мы не обнаружили. Там разместились наши кубрики (спальни), камбуз, столовые, бытовые помещения, каюты (кабинеты) командиров рот, курсов, канцелярии, санчасть.
Второе событие более существенное: нашего курса стало меньше еще на одну роту. Дело в том, что в Гатчине открыли новое радиоэлектронное училище, и для его укомплектования нам пришлось поделиться кадрами курсантов. Отбор предполагался добровольный, но закончился, как всегда, по-военному: отсчитали недостающее количество, повернули «направо» и увели строем на погрузку. И осталось на нашем курсе, из первоначальных четырёх, всего две немногочисленные (немногим более 100 человек в каждой) роты.
Наши жилые помещения: У Пороховой башни (1650 год) и в «Шведской казарме».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
