Продовольственную проблему Петров закрыл, но столько времени для зачетов было упущено…
А то вот проводили слет молодых офицеров. Тоже в рабочее время. Х-м, “молодые офицеры”, собрали всех, до “капитан-лейтенантов” включительно, под одну гребенку. Но те, хоть и “молодые”, но маститые, восседали, как патриции в Римском Сенате, а бедного лейтенанта Петрова замполит принудил, как “самого молодого из молодых”, еще и речь произносить по его же замполитовским тезисам: вот, мол, я самый молодой из молодых, только что прибыл из училища (так и хотелось сказать: “Прямо с поезда!”), встретили и обласкали меня, как в родной семье, отцы-наставники (командир лодки, старпом, нелишне и меня, зама, помянуть), дали мудрые советы, направили на путь истинный, и благодаря партийной и комсомольской организациям… Ну, в таком духе.
Вот и месяц пробежал. На вечернем докладе старпом требует предъявить зачетные листки. В глазах старпома отражается скепсис, лицо искривляется в гневно-презрительной гримасе: что, мол, за тип нам достался, где их, таких лейтенантов, делают?
- Да, лейтенант Петров, сдерживая гнев, цедит старпом, - скромные у вас успехи. Я продлеваю вам “казарменное” положение еще на две недели. Сход на берег вам, естественно, запрещается. Ежесуточно в 23.00 и в 06.00 должны отмечаться у дежурного по дивизиону. Ступайте.
В следующий срок Петров так же не уложился и получил первое взыскание. За ними последовали второе, третье, а вскоре “Карточка взысканий и поощрений” (впоследствии – “Служебная карточка”) со стороны “взыскания” имела уже солидный перечень. Большей частью там фигурировали “домашние аресты” – излюбленный начальниками вид взысканий. Вручил начальник “виновному” записку об аресте и на неделю снял с плеч заботу об организации обеспечения и проч. Не так уж и плох лейтенант Петров, не тупица и не разгильдяй. Такие, как он, составляют абсолютное большинство молодых людей. Его просто перегрузили своими и дополнительными обязанностями. И так будет до появления на корабле очередного новенького лейтенанта, и тогда все дружненько переключатся на обучение и “воспитание” следующего “фендрика”.
Однако, при всем при том, жизнь на ПКЗ идет и имеет свои грани и оттенки. В соответствии с распорядком дня производится побудка, приборки, помывки личного состава, прием пищи и т.д.
В кают-компании офицеров к обеду, как правило, разделанная с лучком селедочка. Командир ПКЗ, Трофим Кондратьевич, как учтиво к нему все обращаются, большой любитель селедочки. Перед его местом за столом селедочница всегда возвышается горкой.
А селедку в качестве закуски?
Лейтенант Петров со временем фиксирует такую деталь: многие офицеры-ветераны, входя в кают-компанию и завидев селедочку, тут же ретируются обратно в свои каюты, чуть позже снова возвращаются с неким блеском в глазах и азартно набрасываются на закусь.
После обеда – блаженный, священный “адмиральский” час.
Трофим Кондратьевич – хозяин ПКЗ. Он по-отцовски заботлив, на нем все: жилье, питание, помывки, стирки, отопление лодок. К нему почтительны все командиры лодок от “капитан-лейтенантов” до “капитанов 2 ранга”. Он доступен “лейтенантам”, поскольку недалеко ушел – сам “старший лейтенант”.
Служебному положению Кондратьича лодочные офицеры не завидуют, скорее – соболезнуют. Флотские строевые офицеры попадают на береговые должности, или вот на подобные ПКЗ по несоответствию корабельным должностям, как правило, по болезни или по недисциплинированности. Кондратьича понизили в должности из командиров боевого тральщика, понизили обидно, за страсть к охоте.
Командовал он до ПКЗ тральщиком, небольшим, “стотонником”, но все же боевым кораблем. Держал он на своем корабле ружьишко и в море иногда постреливал уточек. В один из выходов на траление учебных мин море было спокойным, уточек было много. Кондратьич стоял на баке с ружьишком, целился в порхающую дичь, командуя на руль: “Левее, еще левее, еще чуть-чуть… Право на борт!” В общем, куда птички – туда и он. Прокладка, естественно, не велась. И сел его тральщик на песчаную банку. Пришлось высаживать на банку “десантников” и лопатами откапывать фарватер. От начальства, конечно, утаил, но не учел, что в экипаже было кому просигнализировать. Сняли! И вот теперь он командует несамоходным кораблем, отплавался.
По окончании рабочего дня свободные от дежурства и вахт женатые офицеры и некоторые холостяки сходят на берег. Причем, пока командир лодки не отбыл, никто из подчиненных и в помыслах не имеет отлучиться. После командира, с небольшим интервалом (мало ли, вдруг вернется!) наступает черед старпомов и замов, затем командиров боевых частей, а дальше – “фендриков”.
Командиры лодок – “аксакалы”, только после ужина, дав все указания, начинают неторопливо собираться к отходу. “Молодняк” нервно выжидает, этим не терпится, им надо урвать от свободы побольше в кратчайшие сроки. Наш командир не злоупотребляет свободным временем, он еще “капитан-лейтенант”, правда, на “сносях”, говорят, уже представлен к “капитану 3 ранга”. А у соседей командир “капитан 2 ранга”, тот любит вечером “козла забить” в домино, или “шарики покатать” в бильярд. К нему и так, и эдак: “Товарищ командир, а вы домой сегодня поедете?” А он: “Ну что там делать? Придешь, а там любовью заставят заниматься…” Несчастные офицеры на той лодке.
В будни, да и по выходным, когда каюты старших офицеров опустеют, на ПКЗ начинается ночная жизнь младших офицеров, холостяков. Их в экипажах добрая половина.
Один пошел в гости к однокашнику с другой лодки; другой – перекурить с другом, товарищем; у кого-то “под ложечкой засосало”, вскрыл банку консервов из доппайка, нашел корочку хлеба, а тут гость-товарищ ввалился, возмущается, что не по делу так закусь переводить. Нашли под что эту закусь перевести, на запах, как говорят, и мухи слетаются, завязалась компашечка, сообразили еще. И “пошла гулять губерния”.
Алик Бержинский, минер с соседней лодки, лейтенант с годовым стажем, как правило, начинал бесцельные вечерние прогулки по ПКЗ в одиночку. В училище он имел первый разряд по боксу в среднем весе, до сих пор сохранял хорошую физическую форму, походка его была пружинистая, руки, поигрывая мышцами, в судорожных движениях искали “противника”.
Противником чаще всего оказывался Степа Чиняков, невысокий, щупленький врач с другой лодки. Задевать Степу было опасно, он заводился с пол-оборота, становился агрессивным до бешенства. Степа парировал боксерские выпады Алика не спортивными приемами, а натуральным ломом. Да, он в ярости схватывал лом, кирку или топор с а если инцидент начинался в каюте – хватал столовый нож и начинал погоню за Аликом по офицерским коридорам с криками: “Убью!” Крики соответствовали намерениям. Алику приходилось туго.
Степа был неуравновешенным, это точно. Помнится, как на свадьбе сослуживца он долго молча бросал пристальные взгляды своему визави, затем, схватил со стола торт с кремом и запустил в лицо товарища. Еле развели потом общими усилиями гостей. Позже такая выходка случилась. Под Новый год Степа, как врач, дежурил в санчасти. Под бой курантов он пригласил в комнату дежурного больного старшину и предложил ему вместе встретить праздник. “Остограммились” медицинским спиртом. Старшина решил использовать доверительную ситуацию в корыстных целях, стал упрашивать Степу, чтобы тот отпустил больного к своей девушке.
- Что? – взревел Степа, - в самовольную отлучку захотел?
Снести такое нарушение дисциплины Степа не смог и расколол о голову потенциального нарушителя дисциплины двухлитровый графин с водой. Окровавленный старшина настолько оскорбился нанесенной обидой, что побежал топиться в бухте.
Старшину спасли, а Степу, естественно, уволили со службы. Под горячую руку он, наверное, был способен зарезать скальпелем и больного. Доверять ему больных, тем более проводить хирургические операции, было опасно.
Алик тоже прослужил недолго, был уволен в запас и уехал во Львов к любимой мамочке.
Шумные всплески на ПКЗ были, конечно, нечасты. Большей частью посиделки проходили и заканчивались под утро в какой-нибудь дальней большой каюте, в тишине, в дымном табачном угаре, за росписью “пульки” по пол - ( а то и четверти) копеечки, но азартно.
Как-то, засидевшись до полуночи, лейтенант Иванов вдруг вспомнил о семье и своих обязанностях перед ней, запросился:
- Ребята, мне же сегодня разрешен сход… Можно я уйду? Жена…, - с предвестником слезинки в голосе выдавил Иванов.
- Что? А кто твою “горку” списывать будет? – последовала возмущенная реакция. – Сиди! Раньше надо было думать…
О чем надо было думать раньше – осталось неясным. То ли о решении принять участие в игре, то ли о целесообразности женитьбы. Игра продолжилась.
Редко кому удавалось вздремнуть до подъема Флага час-полтора. С 8.00 все включались в круговерть служебных проблем. Первые мысли были о том, где бы “зашхериться” на часок – второй. Динамика бытия вскоре вытесняла это желание, мечта о том, что сегодня вечером надо лечь спать пораньше, так и не сбывалась. Наступал новый вечер, и снова все повторялось.
В бытовом плане офицерский коллектив был очень дружен. Если надо кого по необходимости подменить на вахте – пожалуйста, деньгами выручить – милости просим, если кто в театр собирается или на свидание с девушкой – каждый готов поделиться свежей сорочкой.
Пришли, наконец, времена, когда и лейтенант Петров расправил плечи. Все зачеты уже сданы, погоны на плечах заметно пообмялись, индивидуальные особенности характера попритерлись, унифицировались под организм экипажа, да и новый лейтенант, Сидоров, как нельзя кстати, появился, отвлек внимание командования лодки на себя. Еще бы! Новый объект для воспитания и взращивания до нужной кондиции…
Петрову в городе бывать приходилось. Видел он город, когда только приехал к новому месту службы, саму службу разыскивал путем опроса местного населения. Затем, посетил накануне Дня ВМФ в числе группы офицеров, выделенных для участия в торжественном собрании, проводимом в Доме офицеров. Еще – когда два-три раза получал продукты для лодки.
В один из таких выходов, - какое счастье! – купил себе вожделенную мечту всех молодых офицеров – резиновые, черные, блестящие, на красной ворсистой подкладке галоши. Это был писк моды тех лет. Да и потребность их на Яграх диктовалась жизнью: кругом было бездорожье, а в ненастную погоду и труднопроходимые грязевые лужи.
В первый официальный выход в город лейтенант Петров собирался, как на праздник. Военная форма была вычищена, отутюжена, “стрелки” брюк так и норовили произвести порез при соприкосновении, на ногах сияли черным блеском новые галоши.
Лейтенанты Иванов, Куренков и Кузьменко – знатоки центров городского досуга – предложили свои гидовские услуги. Все складывалось самым чудным образом.
Радостные надежды вскоре померкли. Город оказался скуп на развлечения. У города были большие государственные задачи – строительство самых современных в мире подводных лодок. Город думал прежде всего о Родине, в последнюю очередь о себе и о развлекающихся.
У дружной компании выбор оказался небольшой: заводской Дворец культуры ИТР (инженерно-технических работников) – туда посторонних не допускали, он для своей элиты; драмтеатр – спектакли идут один-два раза в месяц, ближайший через неделю, концерты заезжих эстрадников бывают и того реже, а танцы в просторном фойе драмтеатра под радиолу по выходным начинаются часов в 20-21. В эти дни и часы устраиваются танцы и в Доме офицеров. “Куды бедному крестья…, виноват, офицеришку податься?”
Правильно! Самое доступное место отдыха, где всегда рады гостю, где всегда открыты двери – кафе-ресторан “У Эдельмана”.
Кафе-ресторан - нечто вроде мужского клуба. Редкие женщины попадают туда по недоразумению, не исключено, что и по коварному замыслу. Заведение занимает часть комнат первого этажа небольшого деревянного двухэтажного дома, построенного до войны узниками ГУЛАГа. Кафе-ресторан официального названия не имеет, точнее, как-то называется: может и “кафе”, может “столовая” ОРСа № … - этого никто не знает и не интересуется, все его называют “Эйдельманом” и всем ясно, о чем идет речь.
А Эдельман – директор этого предприятия, это его фамилия. Молодые и не очень люди, ищущие развлечений, почти без сомнений, - альтернативы-то нет, - всегда устремляются к “Эдельману”.
Хозяин заведения гостеприимен, обслуга вышколена, в зале таинственный полумрак, негромкая музыка. Интерьер обволакивает теплотой и уютом, расслабляет и завораживает.
Л.И. Эдельман на крыльце «Северного» с супругой, дочерью Людмилой и её подругой Лилей. Фоторепродукции В. Капустина. -
Ассортимент выпивок и закусок вполне удовлетворяет посетителей, а о доступности, и говорить не приходится. Если быть более конкретным, давайте подсчитаем.
В магазине бутылка 0,5 л. водки стоит 2р.87к., коньяк 3 зв. – 3 руб.05 коп. В ресторане копеек на 30 дороже. Отбивная “с лапоть”, во всю тарелку – до 3-х рублей, плюс копеечный салат. Десерт, кофе в сумме тоже не более 3-х рублей. Подсчитали? Выходит так: если в твоем кармане есть рублей 10, можешь смело идти к Эдельману – “отдых” тебе он обеспечит на весь вечер.
Конечно, первый выход “в свет” начался с “Эдельмана”. Старшие товарищи в честь премьеры предложили Петрову меню и право первым сделать заказ.
Петров не избалован ресторанами, гусарскими застольями, человек он, можно сказать, скромный. Нет, он не инок, он вполне современный человек только что вступающий в самостоятельную жизнь. Со спиртными напитками он знаком, уважает десертные вина – кокур, мускатель, мускаты, может употребить немного хорошего коньяка, водку тоже пробовал, но этот напиток ему противен.
По праву первого выбора Петров избрал коньяк КВВК. Вначале подумал, что достаточно было бы грамм 100, но по поведению коллег уяснил, что посиделки могут затянуться, и заказал 150, с лимончиком. Коллеги лукаво заулыбались и потребовали на троих сразу графин (2,5 л.) водки.
Сладостное время тянулось долго и приятно, закусок было много, все было вкусно. Петров сделал очередной смелый шаг – заказал еще 100 грамм, товарищи поступок одобрили и, в знак солидарности с новичком, тоже добавили по 150 грамм водки.
Ночное пешее возвращение на ПКЗ было трудным. Новенькие галоши лейтенанта Петрова где-то навечно затерялись в болотистых топях острова Ягры.
“Отдых” прошел на славу, на душе Петрова легко, мысли светлы: «Плевать на галоши! Зачеты – мелочь, это где-то далеко и совсем даже не трудно. Офицеры у нас – то, что надо! И начальники ничего, жить можно. Экипаж тоже замечательный, классный! Конечно, наша лодка самая лучшая – это точно! Лейтенант Сидоров? Х-м-м, эстафетная палочка в надежных руках! Трудолюбив, ведёт группу политзанятий, «Вахтенный журнал», да и другую документацию оформляет своевременно и аккуратно. Продовольственная служба у него в порядке. Хорошо руководит строевой и спортивной подготовкой матросов… Да, со сдачей зачётов… ну это же безобразие, уже в три раза превысил установленные сроки и до сих пор не получил допуск к управлению подразделением и к самостоятельному несению корабельной вахты. Ему что, не хватает рабочего времени? Ну, с этим я разберусь!»
23.09.01 – 27.10.01, СПб.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
