Речь, конечно, о подводниках. Ох, сколько было их, «первых»! Вспомним витязей, воспитанных - основоположником подготовки профессиональных кадров подводников, - они первыми начали осваивать серийные подводные лодки России. Вспомним первого командира первой русской подводной лодки «Дельфин» М.Н. Беклемишева. Вспомним совершившую первое океанское плавание. Вспомним боевые походы подводных лодок в Великую Отечественную войну.
Многое можно вспомнить о подводных лодках и подводниках, бывших первыми, выполнявших учебные и боевые задачи впервые.
И всё же, мы тоже были, если не самыми первыми, то в числе первых - точно!
Мне довелось служить на подводных лодках проекта 613. На борт подводной лодки этого проекта С-293 я вступил лейтенантом в должности командира рулевой группы в июне 1956 года на Белом море. Лодка только что прибыла из новостроя после госиспытаний на Каспии. Экипаж ещё жил свежими воспоминаниями о времени строительства лодки в Сормово в 1955 году, первых самостоятельных плаваниях, испытаниях и приёмках механизмов в работе, погружениях на предельную глубину в Каспийском море, о перипетиях транспортировки лодки в доке по Волге и Беломорско-Балтийскому каналу.
Экипаж формировался на Тихоокеанском флоте, с этим проектом ещё никто не был знаком, все были выходцами со «Щук». Знакомство с новым проектом все начинали с нуля в прямом смысле.
Первые подводные лодки 613 проекта были заложены в 1950 году в Сормово и Николаеве, на флоте появились в 1952-м. Нам, курсантам ВВМУ подводного плавания, впервые показали издали эту лодку «живьём» после второго курса на практике в Болдерае летом 1953 года. Она стояла у отдельного пирса с зачехлённым брезентом ограждением боевой рубки, охраняемая автоматчиками, к ней запрещалось приближаться ближе 30 метров - настолько она была секретной.
Это была надежная и живучая подводная лодка, которую с нескрываемой симпатией вспоминают подводники-ветераны. - "Подводные лодки 613 проекта". Серия "Боевые корабли мира", СПб, 2002 г.
Первое плавание на полную автономность совершила подводная лодка С-70 этого проекта в 1955-м году на Чёрном море. Отрывочные итоги этого похода, тоже под большим секретом, нам, подводникам, довели только в 1956 году.
Моей же лодке С-293 честь осваивать Тихий океан в автономном плавании выпала в 1958 году. А предшествовали этому скрупулёзная подготовка более года на Севере и длительный, трудный переход Северным Морским Путём на Дальний Восток, отработка всех учебных задач в течение следующего года и ввод подводной лодки в первую линию боевого состава Тихоокеанского флота.
На берегу мы бывали редкими гостями. Почти каждодневные одиночные выходы для отработки элементов надводного и подводного плавания сменялись многодневными рейдовыми сборами лодок соединения с отработкой элементов совместного плавания. Собственные курсовые торпедные стрельбы - сменялись обеспечением стрельб соседей, одна курсовая задача - сменялась следующей.
Через год напряженного труда мы достигли заметного совершенства.
Наш экипаж в целом стабильный. В офицерском корпусе только поменялись дважды старшие помощники командира лодки - учёба на Классах с последующим продвижением в должностях - и ещё уволился в запас командир моторной группы инженер-лейтенант Геннадий Молчанов. На вновь открывшуюся должность помощника командира лодки пришел капитан-лейтенант Александр Соломенников. Остальные - ветераны. Это командир лодки Капитан 3 ранга Миронов С.А., его заместитель по политчасти капитан-лейтенант Сидоренко Ю.В., штурман старший лейтенант Виктор Куренков, я - командир рулевой группы, тоже уже «подрос» - старший лейтенант, минёр старший лейтенант Виталий Кузьменко, командир торпедной группы лейтенант Владимир Сахранов, стармех (командир БЧ-5) инженер капитан-лейтенант Михаил Семёнов и любимец экипажа фельдшер капитан м/с Дмитрий Шутафедов.
Дмитрий - старый вояка. Нет, он не старый человек, но самый старший по возрасту среди офицеров лодки, он участник Великой Отечественной войны, ушел на фронт со школьной скамьи, командовал После войны окончил медицинское училище, стал фельдшером и вот теперь он подводник.
Дмитрий старый холостяк, последним из нас, младших офицеров, женился. Раньше он всегда был душой наших холостяцких похождений. Человек он скромный, никогда не кичился своими боевыми подвигами, боевых наград, которых у него было предостаточно, мы никогда не видели. Удивительной порядочности и доброты человек, к нему тянулись за добрым словом все - и офицеры, и старшины, и матросы.
Экипаж у нас дружный, дисциплина строгая. Сверхсрочников немного. Старики-сверхсрочники со старых лодок, обременённые семейными узами, не рвались на новострой. Надо было отрываться от семьи, от домашнего хозяйства на несколько долгих месяцев, а то и нескольких лет, в далёкую Европу. Поэтому старшин команд готовили сами из матросов срочной службы. По третьему - четвёртому году службы это были уже отменные специалисты, асы.
С таким экипажем можно творить чудеса, с ним можно идти в бой.
И вот настал день, когда нам доверили выполнить скрытный поход на полную автономность в отдалённый район Океана - район возможных боевых действий в военный период.
Подготовка к походу велась тайно. Никто не должен был знать, в том числе и семьи, куда мы собираемся и как надолго. Нам грузили по заявкам провизию, ЗИПы, горюче-смазочные материалы, воду до полных норм. Офицеры штабов бригады, дивизии и флота вели нескончаемые проверки. Всё бурлило вокруг нас и всё это - под «большим секретом».
Более того, накануне нашего похода, из тех же мест, куда мы собирались, вернулась соседняя лодка. Нам тоже из-за большой секретности не разрешили ознакомиться с итогами её похода.
Наконец, закончена предпоходовая суета. Всё, мы готовы!
«Всё», да не всё... От никуда не уйдёшь. Вдруг заболел боцман, мичман Кирсанов Анатолий Фёдорович - аппендицит. А боцман на подводной лодке - фигура немаловажная, он ведь главный управляющий горизонтальными рулями, от него зависит и скрытность, и безопасность лодки. Он надежда и опора, два других горизонтальщика - матросы срочной службы, специалисты не той кондиции, в самые ответственные моменты именно боцман управляет горизонтальными рулями. Надо учесть, что автоматики на рулях тех проектов лодок не было и в помине.
Проблему решили: нам прикомандировали боцмана с соседней лодки, который не был асом, но всё же имел удовлетворительный опыт.
Болезнь боцмана высветила важную проблему. Считай, что Кирсанову повезло - заболел на берегу. А случись это в море, вдали от своих берегов? Фельдшеру хирургическая операция не по силам. Раньше, когда лодки такого класса далеко от своих баз не ходили, фельдшеры вполне обеспечивали незначительные медицинские услуги, теперь картина изменилась.
И эту проблему, конечно, решили - прикомандировали хирурга из санчасти береговой базы, единственного квалифицированного медика с высшим специальным образованием на соединении.
Любимец экипажа, наш Дима Шутафедов, остался на берегу.
Вскоре проблему врачей в штатах подводных лодок решили кардинально: должность фельдшеров упразднили и заменили хирургами - выпускниками академии и институтов.
В один из дней середины сентября, после обеда, подводной лодке объявили боевую тревогу и приказали встать на якорь в бухте. Вскоре с поста НИС мы получили семафор: «Экипаж подводной лодки построить на верхней палубе для встречи с Командующим флотом». Командующий, адмирал Фокин, прибывший на катере, обошёл строй бравых молодцев, произнёс короткую напутственную речь, выразил уверенность в успехе нашей миссии и тепло попрощался. Под покровом ночи («секретно»!), мы начали скрытный переход на позицию. Да, действительно, переход был скрытным и, в данном случае, я это слово не беру в кавычки. Всё исполнялось строго по «Боевому распоряжению»: днём мы находились только на безопасной глубине, в тёмное время суток - под РДП с зарядкой аккумуляторной батареи, велось непрерывное приборное и визуальное наблюдение за водной и воздушной средой, производилось уклонение от всех обнаруженных надводных целей и авиации.
Через неделю мы достигли промежуточной базы. В отдалённой точке внешнего рейда, у безлюдного, «дикого» побережья, нам отвели якорную стоянку, подошел буксир с запасами свежей провизии. Экипаж, после недельного потаённого перехода, с радостью высыпал на верхние палубы, на свежий воздух. Бодро и весело приступили к перегрузке запасов во чрево субмарины, с удовольствием разминая застоявшиеся мышцы тела.
Погода и ландшафт этих мест заметно отличались от места нашего постоянного базирования. Здесь уже похолодало, береговая зелень по-осеннему сменилась пурпуром и желтизной.
Пополнив корабельные запасы, мы продолжили свой скрытный поход.
Новый этап перехода обрёл другие оттенки. До пункта промежуточного захода мы шли в своих территориальных водах или близко к ним. Теперь же наш маршрут соседствовал с территориальными водами иностранного государства.
Чем дальше от своих берегов удалялась подводная лодка, тем сложнее становилось плавание. Сопки скрылись за горизонтом, береговые объекты стали недоступны радиолокатору, всё тише и тише звучали сигналы береговых радиомаяков. Погода стала резко портиться. Это мы начали ощущать уже на безопасной глубине. Всплыв в вечерние сумерки для астрономических наблюдений, а описываемые события, напомню, происходили в доспутниковую эпоху, о спутниковой радионавигации ещё и не мечтали, неба мы не увидели - на море бушевал шторм. Подводную лодку бросало как щепку, в центральный пост через верхний рубочный люк временами врывались потоки воды. Становиться в такую погоду под РДП - бессмысленно, удержать подводную лодку на перископной глубине почти невозможно, волны выталкивают её наверх, а если принять дополнительный балласт в уравнительную цистерну, то в любой момент можно провалиться на опасную глубину.
По радио получили штормовое оповещение: через нашу акваторию проходит
Ситуация осложнилась. Своё место имеем только счислимое, получить обсервацию невозможно, к утру предстоит форсирование опасного в навигационном отношении участка моря, после которого должны будем обязательно погружаться. До погружения надо непременно зарядить аккумуляторную батарею. Используя полученные в результате анализа данные пассивного радиотехнического и визуального наблюдения, командир - капитан 3 ранга Миронов - решил продолжить движение и вести зарядку батареи в надводном положении. В такую погоду, предположили мы, иностранные корабли все в укрытиях, самолёты ПЛО, если и будут вести разведку, визуально нас - «щепку» - в бурном ночном море не увидят, а мы, обнаружив работу их радиолокаторов, успеем вовремя погрузиться. На мостике остались только командир и вахтенный сигнальщик, вахтенный офицер вёл наружное наблюдение из центрального поста в перископ. Забор воздуха для работающих дизелей начали делать через поднятую шахту РДП. Прикрыли на защёлку крышку верхнего рубочного люка, забортная вода перестала поступать внутрь подводной лодки через боевую рубку и шахту подачи воздуха к дизелям. На штурманскую вахту вместо меня заступает Виктор Куренков, я устраиваюсь «отдохнуть» до 4-х часов утра во 2-м отсеке - кают-компании офицеров. У Виктора сложная задача - выжать из невозможного хоть какие-то данные для уточнения места подводной лодки. В лоциях много информации о районе плавания: и глубины, и характер грунтов, сезонные направления и сила течений. Но этот штормяга, ураганные ветры, то в одном направлении, то вдруг в обратном - как они повлияют на дрейф и течения?
К утру я помогу Виктору «колдовать», а пока устраиваюсь на диван второго яруса. Диван узкий, это, по сути, спинка дивана, подвешенная цепями к подволоку. Пространство, к большому сожалению, стесняют торчащие шпангоуты. Наконец, с большими трудностями привязываюсь ремнями к скобам на шпангоутах. Лодка на волнах то взмывает ввысь, кренясь градусов на 50-55, то проваливается в бездну. Я, то повисаю на ремнях, то меня заваливает в шпации, шпангоуты сдавливают грудную клетку, ноги. При очередном крене слышно, как в центральный пост врываются через верхний рубочный люк шумные потоки забортной воды - видимо, по надобности зачем-то отдраили люк.
На другом борту, на нижнем диване устраивается замполит, капитан-лейтенант Сидоренко. У него проблемы, ему не за что привязаться. Слышу грузный шлепок в отсеке и гневное бормотание. Приоткрываю глаза. Вижу, как Сидоренко, чертыхаясь, собирает на палубе свою постель, запихивает на диван и в очередной раз пытается закрепиться. Шлепки и чертыханья повторяются снова и снова. Наконец, он покидает отсек в поисках более спокойного места для ночлега.
Гремят оба дизеля, тарахтят компрессора, гудят судовые вентиляторы, лодку мотает вверх, вниз, влево, вправо, переваливает с борта на борт… Я проваливаюсь в беспамятство, называемое «сном».
С 4-х утра я на штурманском посту. Обсудили ситуацию с Куренковым, пришли к выводу: уточнить место можем, используя только радиопеленг на еле слышимый радиомаяк в районе опасности по маршруту движения лодки и глубину места, измеренную эхолотом единичными посылками сигнала, чтобы не демаскировать себя.
Ура! У нас получилось!
точнее - ко времени, когда должен был наступить рассвет, - ураганный ветер рвал и метал по небу тёмные свинцовые тучи, небо сливалось с морем, дождевые вихри, смешанные с морской пеной, скрыли горизонт, визуальная видимость не превышала 3 - 5 кабельтовых. Море клокотало, волны вздымали нас кверху, почти к низким облакам, бросали камнем куда-то вниз, в пропасть, в преисподнюю и, казалось, с ещё большей силой. Но пеленг на радиомаяк был уже за траверзом. Наконец, опасность позади! Мы в Океане и можем погружаться! Там, в глубине, будет легче...
Да, на глубине стало легче, но стихия давала знать о себе и там. Лодка перестала взмывать и проваливаться, вздрагивать и скрипеть, как немазаная телега, но качка доставала и там. Даже на 100- метровой глубине она продолжала переваливать лодку с борта на борт до 15 - 20 градусов, на 150 метрах бортовая качка уменьшилась до 10 градусов, но и на рабочей глубине нас продолжало заваливать на 5 - 7 градусов.
Когда мы, экономя моторесурс, на третьи сутки в утренние сумерки всплыли в позиционное положение, картина изменилась. Сила ветра уменьшилась до 7 - 8 баллов, появились признаки горизонта.
С разрешения командира лодки я, как вахтенный штурман, поднялся на мостик оценить перспективы астрономических наблюдений. Отработанным до автоматизма жестом, протянул руку, чтобы ухватиться за скобу колпака, закрывающего герметично выгородку пеленгаторного репитера гирокомпаса. Моя рука окунулась в чашу, наполненную водой. Кремальерный запор колпака был выбит штормовой волной, колпак отброшен, сам репитер болтался в ограждении боевой рубки на кабельном жгуте, как на пуповине, а выгородка для репитера доверху наполнена морской водой.
Эта поломка оказалась самой безобидной. Ещё отсутствовала металлическая дверь на ограждении боевой рубки, её сорвало волной. Пока вентилировали отсеки подводной лодки, минут через 15 стало светлее, и нашим взорам предстал совсем удручающий вид: через перекатывающие по надстройкам волны мы не обнаружили на корме палубы, её тоже почти всю смыло в океан. Получилось, как в песне: «На палубу вышел, а палубы нет...». На корме, как из вскрытого чрева, проглядывали извивы трубопроводов, арматура, баллоны воздуха высокого давления - все окрашенные розовым свинцовым суриком. Зрелище было неприглядным. Небо всё ещё было покрыто облаками, и мы снова погрузились на рабочую глубину.
В тот же день, всплыв на сеанс радиосвязи в вечерние сумерки, увидели, наконец, и, после форсирования сложного участка плавания, впервые получили достаточно достоверное место астрономическим способом. Невязка места, несмотря на всё коварство природы, оказалось в пределах расчетной. Это радовало.
Не радовало другое. Хотя тайфун и ушел из района нашего плавания, и небо стало доступным для астрономических наблюдений - океан ещё «волновался» в полную силу. Подводную лодку под РДП продолжало носить на океанской зыби. В короткие моменты утренних и вечерних сумерек, когда подводная лодка находится в позиционном положении, и мы ведём астрономические наблюдения на мостике, взору предстаёт жуткая картина. Водные валы невероятной высоты, как шутят моряки - «выше сельсовета», катятся один за другим, их высота действительно сравнима с высотой 9 - 10-ти этажного дома. В какой-то момент мы вдруг оказывались в глубочайшем ущелье, спереди и сзади возвышались высоченные жидкие горы, которые, казалось, вот-вот сомкнутся над головой и мы канем в пучину. семидесятишестиметровая подводная лодка кажется беспомощной, затерявшейся песчинкой во владениях гулливеров, она начинает, подрагивая и выпрямляясь, задирать нос и вскарабкиваться кверху, нас выносит на самый гребень очередной горы. Впереди и сзади взору предстают и мы начинаем стремительное падение в тот, что спереди. Внутри тебя всё обрывается, норовя остаться на прежней высоте. Усилием воли и привычки подавляешь естественный порыв организма. Замедлив ускорение падения, лодка снова оказывается в преисподней, и снова невольно ожидаешь, что пучина тут же непременно сомкнётся и ты, прикованный страховочной цепью к скобе на ограждении боевой рубки, вместе с лодкой окажешься погребённым в ней. Страха нет, ты просто как бы в пустоте, в полном отрешении - будь, что будет...
За неделю плавания в штормовых условиях, наши рулевые-горизонтальщики - уже виртуозы. С лодкой они вытворяют что хотят, правильнее - всё, что от них требуют, - легко, сноровисто, уверенно. Океан им дал то, чего не смогли они получить в тепличных условиях районов боевой подготовки. Под стать им и мотористы, и электрики, и трюмные машинисты. Экипаж действует, как отлаженный часовой механизм. Постановка под РДП, движение под ним в штормовую погоду с зарядкой аккумуляторной батареи ночью, срочное погружение на глубину с обнаружением радиолокационных сигналов противолодочных сил или плановое перед рассветом, исполняются мастерски.
Переход становился уже как бы будничным делом. И вот тут мы, штурмана, получили первую неприятную вводную: начал незначительно, а затем и сильно, вибрировать агрегат, питающий гирокомпас. Стало очевидным, что «виновник» случившегося - один из подшипников. В ЗИПе у нас были запасные подшипники нужных размеров и шариковые, и роликовые. В течение суток мы смогли своими силами заменить сломавшийся подшипник и ввести гирокомпас снова в меридиан. Временное управление лодкой на курсе по магнитному компасу не доставило больших неудобств рулевым.
Второй неприятный симптом исходил от зенитного перископа - наш основной «глаз» в ночном плавании: он начал подтекать по сальнику. Пустяк, в общем-то, надо было просто добавить смазку в пресс-тавотницу и обжать ею сальник. Но по небрежности, или недальновидности, десятилитровую банку с АМС - специальную морскую смазку, трудносмываемую водой - перед походом закрепили в надводном гальюне, который расположен в ограждении боевой рубки. Длительная штормовая погода никак не позволяла нам извлечь эту банку и переправить внутрь лодки. Эту операцию откладывали до лучших времён.
С каждым днём мы всё ближе к району боевого патрулирования. Погода на поверхности заметно улучшилась. Но с каждым днём повышается температура забортной воды, растёт она и в отсеках. Подводная лодка находится уже значительно южнее по широте от места постоянного базирования.
И вот мы уже в районе боевого патрулирования! Начинается основная работа.
В районе боевого патрулирования стало невыносимо жарко. Температура забортной воды от поверхности океана до предельной глубины погружения выровнялась, на любом горизонте она плюс 29 - 30 градусов, в отсеках значительно теплее: в центральном посту под 50, в аккумуляторных отсеках все 60, в электромоторном 65 и только в концевых отсеках между торпедных аппаратов «оазис», там прохладно, всего до плюс 45 градусов.
Окончание следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
