Бараний вес, с недоумением заметил медицинский работник, регистрирующий мои антропометрические данные. Замеряя мой рост, деревянной планкой прижали мне голову сверху довольно сильно, что непроизвольно мне пришлось сжаться, отчего и без того мои маленькие размеры значительно уменьшились. Затем один врач с большим удовольствием мял мне живот, а другой спрашивал какими заразными болезнями болел, третий с интересом заглядывал в рот, заставляя показать ему язык. Четвёртый стучал блестящим металлическим молоточком по разным частям тела, интересуясь, не страдаю ли ночным недержанием мочи. Очередной медработник проверял мою грамотность, заставляя произносить буквы с удалённого на несколько метров плаката, а ещё один стал тихонько нашептывать, как бы по секрету, разные слова, заранее не предупредив, чтобы я их ему повторял. Поэтому тут у меня произошла маленькая заминка, но, разобравшись, всё утряслось.
Осмотр хирурга оказался для меня самым непредсказуемым. Я уже неоднократно упоминал о сломанной руке факте двухлетней давности, последствия которого всё ещё были заметны. Хирургом оказался здоровенный двухметрового роста и, пожалуй, более центнера весом мужчина, который бесцеремонно крутанул меня и вопросительно рявкнул, имел ли я ушибы головы или какие-либо хирургические операции. Затем, зажав своими лапищами мою голову, как теннисный мяч, ещё раз крутанул меня вокруг оси и, убедившись, что с головой у меня всё в порядке, схватил за руки, резко заломив их вверх и в стороны, и снова прорычал, спрашивая, имел ли переломы, ушибы, вывихи. Ни на один вопрос я даже не успел ничего произнести, и, видимо, хорошо сделал. Осмотр хирурга продолжался не более двух-трёх минут. Не обнаружив в результате осмотра никаких у меня отклонений: ни слегка не разгибающейся левой руки в локтевом суставе, ни её небольшой кривизны в месте перелома, он выпустил меня из своего цепкого, почти борцовского захвата и тут же потребовал для осмотра к себе следующего.
Бараний вес - около 40. Однако бараны бывают разные!
В итоге осмотр врачей показал, что я практически здоров и подхожу по необходимым критериям для обучения в училище. Вместе с тем скажу, что после медосмотра наши ряды значительно поредели. Некоторым ребятам приходилось возвращаться к медикам повторно для ещё более тщательного осмотра, чтобы доказать свою физическую пригодность, но не всем это удавалось реализовать.
Теперь наступал этап показать свои знания на четырёх экзаменах. В течение последовавшей экзаменационной недели я не помню, чтобы пришлось мне что-то заново выучивать, заучивать, запоминать, вспоминать какие-нибудь сведения, листать учебники, которые были у меня с собой, волноваться перед очередным экзаменом и тревожиться за его результат. Никаких шпаргалок у меня не было, да тогда я и не знал, что это такое и как можно умело ими пользоваться. Происходило как будто бы всё самим собой. Но оказалось, что был опасный момент, когда над моей головой сгустились тучи возможного отказа на зачисление, по причине неудовлетворительного экзаменационного результата по письменной арифметике.
После написания диктанта был устный экзамен по русскому языку. Эти два этапа я прошёл успешно. Всех тех, кто не соответствовал необходимому уровню знаний, сразу же отправляли восвояси, а остальные допускались к следующему экзамену. Нам объявили, что на следующий день четвёртый поток, из которого осталось всего несколько человек, будет письменно решать задачи и примеры по арифметике. Не испытывая никакого волнения, я отправился на экзамен и, на мой взгляд, всё выполнил полностью и правильно. Однако на следующий день при объявлении списка я не услышал себя среди лиц, допущенных к устному экзамену. Поинтересовавшись у старшины таким обстоятельством, получил странный ответ, что меня вообще в списках нет: ни среди тех, кто сдал письменный экзамен и допущен к сдаче устного, не оказалось меня также в списках убывающих. Только через день объявили дополнительный список из пяти или шести человек, в котором оказался и я. Требовалось прибыть лично к самому начальнику цикла математики, жутко строгому майору, помнится, его фамилия была Шапиро, для разбирательства письменной работы и последующего
Такой индивидуальный подход, по существующему у поступающих мнению, не сулил ничего хорошего: в большинстве своём такую проверку мало кто выдерживал. Мой опрос длился, как мне показалось, очень долго: сначала были требования рассказать ход решения письменной работы, а затем последовали разные вопросы. Сейчас уже не помню все детали этого события, но, кажется, держался я спокойно и не испытывал сильного волнения, даже не помышляя о том, что именно в этот момент решался вопрос моего поступления. Думаю, что мои ответы не во всём были убедительны, но, тем не менее, позволили майору-математику сделать вывод, что при соответствующем старании смогу освоить школьную программу. Я благодарен ему за такое доверие и действительно, в период всего обучения у меня по математике не было никаких трудностей.
Затем по прошествии несколько дней прошло весьма скоротечное собеседование, которое называли непонятным словосочетанием «мандатная комиссия», где ещё раз спросили о моём желании учиться в училище. Наверное, задавали и другие вопросы, которым тогда я не придавал особого значения, и это собеседование детально не сохранилось у меня в памяти. Главным было окончательное решение о моём зачислении.
Прошло ещё несколько дней, когда полностью сформировался наш контингент в количестве пятидесяти человек, условно говоря, состоящий из двух групп. Однажды, когда несколько спал напряжённый период различных проверок, комиссий и экзаменов, помню, произошёл один конфликтный случай. Только что зачисленный в нашу группу кандидат по фамилии Поливода, решив как-то обозначить своё приобщение к флоту, вдруг появился со свежей татуировкой на руке аляповатого якоря. На одном из построений старшина заметил самодельную пиктограмму будущего «sea wolf» и поволок его к офицеру, старшему по сборам. Скандал был великий. Бедный Витя Поливода чуть было не стал жертвой страстной любви к морю. Он оказался на рубеже отчисления, как наглядный пример для тех, кто совершает безответственные поступки. Но, к счастью, жертвоприношения не произошло, приняли во внимание его чистосердечные раскаяния, Витя Поливода остался в училище, успешно завершив обучение вместе со всеми.
Нахимовец Виктор Поливода. Рига. 1950 г.
Через определенное количество лет Виктор Афанасьевич Поливода, став капитаном 1-го ранга, успешно командовал боевым подводным кораблём Военно-Морского флота.
С нами, освободившимися от вступительных забот, но пока ещё не ставшими реальными воспитанниками, проводили ознакомительные и инструктивные беседы о порядке поведения, общей организации и соблюдении дисциплины в училище. В числе бесед о личной гигиене и на медицинские темы, в частности о заразных болезнях, запомнились долгие и достаточно подробные лекции о страшных и неизлечимых венерических болезнях, которые можно легко подхватить половым путём. Такие медицинские термины как сифилис, гонорея, твёрдый и мягкий шанкр становились известны, но всё равно были не доступны для понимания. Наверное, такие просветительские беседы были нужны, но для меня тогда они казались всё равно, что рассказы о существовании жизни на Марсе.
Как бы там ни было, но мой кругозор день ото дня значительно расширялся, и я приобретал ранее незнакомые, но важные знания, которые нужны были уже сейчас в новых для меня условиях, но пригодились и в дальнейшей разноплановой жизни.
Кроме инструктивных бесед и просветительских лекций нас несколько раз приобщали к общественно полезному труду. Жилое помещение длиннющее двухэтажное здание с печным отоплением немецкой постройки времён Первой мировой. Для зимней топки печей в жилых помещениях с лета велась заготовка дров и угля, которые складировались во дворе казармы. В те летние августовские дни, когда привозили дрова, руководствуясь указаниями командиров, нам предоставлялась возможность их укладывать в поленницы. Для меня, вспоминаю, некоторые поленья были не в подъём и, когда мы, встав вереницей друг за другом, передавали сырой и тяжеленный полутораметровый отопительный материал, который чаще всего был тяжелее моего собственного веса, иногда случалось так, что я не мог удержать в руках даже на несколько мгновений такое полено, чтобы передать его следующему по цепочке. Бревно падало под ноги, происходил сбой в работе. Хотя никто не ругался и не кричал, однако всё равно мне было обидно за себя, за то, что я такой хилый, слабенький, немощный, и поэтому я изо всех сил пыжился, напрягался и старался не подвести рядом стоящих пацанов, которым тоже приходилось не сладко. Возможно, вот так постепенно и поэтапно в разных обстоятельствах, в том числе и в подобных ситуациях, воспитывалось чувство взаимной поддержки и выручки среди нас будущих нахимовцев.
Наконец наступил день переодевания в морскую форму, тем самым как бы фиксируя наше включение в состав общего коллектива училища. Для начала нам выдали рабочую одежду, но она уже показалась, как парадно-выходная. Последнее посещение «вшивобойки» завершилось этим радостным событием. После выхода из моечного зала каждый подходил к баталеру, где заранее было разложено обмундирование, и получал в соответствии со своим ростом и размером новенький комплект форменной одежды: тельняшку, трусы, носки, рабочее платье: синего цвета хлопчатобумажные брюки и рубаху-голландку с морским накладным воротничком, тяжелые и крепкие из свиной кожи рабочие ботинки, которые мы стали называть «гады», видимо, как сокращённое слово от «говнодавы», бескозырку с белым чехлом и укороченной ленточкой с бантиком без длинных косиц, на которой золотыми буквами светилось: «нахимовское училище».
Разве такое забудется!!!
Нахимовец Николай Верюжский. Рига. Сентябрь. 1947 год.
Мы, к своему неожиданному и приятному удивлению, поначалу тогда даже не узнавали друг друга в новенькой и одинаковой флотской форме. И, по всей вероятности, с тех счастливых минут зародилось и постепенно росло и крепло наше питонское братство, сохранившееся в наших сердцах и душах на протяжении долгих лет службы в Военно-Морском флоте и, пожалуй, в последующие пенсионные годы.
Для подтверждения вышесказанного приведу только один пример. Главный штаб ВМФ и Союз ветеранов-нахимовцев г.Москвы организовали и провёли 16 мая 2009 года торжественное мероприятие «Защитник Отечества с детства», посвящённое 65-летию со дня создания Ленинградского Нахимовского Военно-морского училища. Сбор участников проводился на причальной линии – «Подводная лодка «Б-396» Музейно-мемориального комплекса истории ВМФ России.
На торжественном построении 16 мая 2009 года слева направо: Кузнецов Мстислав Вячеславович, ЛНВМУ, выпуск 1948 г. Чиковани Владимир Окропирович, Тбилисско-Рижское училище, вып.1956 г. Юрченко Виталий Сергеевич, ТбНВМУ, выпуск 1954 г., Бойко Анатолий Павлович, ТбНВМУ, выпуск 1954 г., Коваленко Виктор Артемович, Тбилисско-Рижское училище, вып.1956 г., Верюжский Николай Александрович, РНВМУ, выпуск 1953 г., Зубков Радий Анатольевич, ЛНВМУ, выпуск 1948 г.
«ЖИЗНЬ РОДИНЕ, СЕРДЦЕ ДАМЕ, ЧЕСТЬ НИКОМУ!»
В заголовок этой главы я поставил известное изречение воспитанников российских кадетских корпусов, история и традиции которых насчитывают почти трёхсотлетний срок патриотического воспитания у юношества любви к Родине, самопожертвования при защите Отечества, дружбы и товарищеской поддержки в боевой и повседневной жизни.
Но тогда, являясь нахимовцем, откровенно признаюсь, я с большим недоверием относился ко всему старорежимному и не мог с должным пониманием взять себе в пример образ мыслей молодых людей, оболваненных, как мне представлялось, верноподданнической монархической государственной верхушкой, такое твёрдое убеждение во мне уже было заложено. Я не мог себе вообразить, что можно было взять поучительного у кадетского, как нам тогда усиленно втолковывали, этого самого наиболее предательского движения, оказавшегося ярым и активным противником Великой Октябрьской социалистической революции и ставшего в один ряд с врагами революционной России под знамёна белогвардейщины в период Гражданской войны, а затем подло сбежавшего за границу, спасаясь от полного уничтожения победоносной Рабоче-Крестьянской Красной Армией (РККА).
Понимание существа и смысла величайшей трагедии российского общества, случившейся в начале ХХ века и принёсшей неисчислимые жертвы многострадальной России, приходило ко мне весьма долго, мучительно и не всегда однозначно.
Однако вернёмся в август 1947 года, когда я стал воспитанником Рижского Нахимовского Военно-Морского училища. Нашу группу из 50 человек, только что поступивших для обучения в пятый класс, присоединили к двум классам воспитанников, проучившихся в течение года по программе четвёртого класса. После построения нашей группы в соответствии с ростом, по ранжиру нас разделили пополам, на два взвода, которые получили нумерацию третий и четвёртый. Я, естественно, как один из самых маленьких, оказался в четвёртом взводе. И сразу, как-то непроизвольно, всех правофланговых, как правило, рослых ребят, стоящих в первой шеренге строя, стали называть «дылдами», а за левофланговыми, замыкающими строй, закрепилось название «животы». Причём такая градация не относилась конкретно к какому-либо человеку. «Животом» мог называться любой и даже достаточно высокий воспитанник, но оказавшийся в конкретных перестроениях на левом фланге. Однако, скажу о себе, что почти всегда при любых строях я числился в славном племени «животов».
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
