…На «К-438» - время «собачьей вахты», когда сон овладевает всей подлодкой, кроме немногих моряков, ведущих ее в глубине.
Это часы относительного покоя и тишины, когда можно остаться наедине со своими мыслями. Где-то на уровне подсознания фиксирую действия рулевых и показания основных приборов. Субмарина плавно прорезает глубины вечно студеного моря, а передо мной встают картины прошлого.
Каким же был мой путь к командирскому креслу? Родился в столице украинского казачества – поселке Батурин Черниговской области, в сотнях километров от моря. Первые «плавания» совершал с братом на плоту по местной речке Сейм, которая весной разливалась на несколько километров. Мечтать о морских просторах начал еще в школе. Наш классный руководитель Петр Ефимович Кузько, преподававший географию, подробно рассказывал нам о загадочных полюсах и суровых Этот незаурядный педагог был еще и талантливым музыкантом, свои уроки он часто сопровождал игрой на скрипке. Созданный Кузько образ загадочного Севера настолько запал мне в душу, что я стал зачитываться приключенческой литературой о покорителях полярных широт. Мои сверстники стали хлеборобами, некоторые перебрались в большие города, и только я решил связать свою жизнь с флотом.
Наверное, сказались и гены. Мой прадед, Сила Кузьмич Соколов, служил кочегаром на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Отец, Евгений Петрович Соколов, был военным моряком, мотористом. В начале Великой Отечественной войны он ушел в морскую пехоту и защищал Севастополь. В 1942 году отец пропал без вести в районе мыса Херсонес, когда советское командование бросило на произвол судьбы десятки тысяч своих солдат при эвакуации военно-морской базы.
Годы войны пришлось провести в оккупации на родине отца, в городе Новомосковске Днепропетровской области. Жили в сырой землянке. Моя мать, Мария Алексеевна Соколова, на руках у которой осталось трое детей, выбивалась из сил, стараясь поставить нас на ноги. Несмотря на все трудности, она не очень одобрительно отнеслась к моей идее – поступать в морскую спецшколу.
О ее существовании я узнал от родного дяди, инженер-капитана 1 ранга, служившего на Дунайской флотилии. Хотя мне было всего четырнадцать лет, пришлось проявить характер и настоять на своем. Так в 1950 году я оказался вдалеке от родного дома, в расположенном на Волге городе Энгельсе, где находилась одна из морских спецшкол.
Вступительные экзамены дались мне нелегко, несмотря на хорошую подготовку. На всю жизнь остался в памяти эпизод, осмыслить до конца который удалось только во времена новейшей истории Украины. Дело в том, что русским языком я владел плохо, и на экзамене, доказывая теорему, не смог перевести слово «трикутник». Казалось бы, преподавателям ничего не стоило подсказать мне нужное слово – «треугольник», но вместо этого я услышал пренебрежительное:
– Не знаете, садитесь, два.
Отступать мне было некуда, и я потребовал, чтобы мне дали другую задачу. В итоге пришлось решить четыре и заработать, наконец, положительную оценку.
Затем была мандатная комиссия, которая старательно выясняла, чем занимались мои родители до 1917 года и что делал я в возрасте от четырех до девяти лет в период немецкой оккупации. В последний раз в жизни я заплакал – ситуация казалась безвыходной. Слава Богу, здравый смысл возобладал, и после длительного обсуждения меня зачислили в спецшколу.
Мария Александровна Соколова со своей мамой Любовью Марковной и детьми – Валентином (во втором ряду слева), Аллой и Сашей.
Два года учебы пролетели быстро, вскоре довелось продолжить образование в Нахимовском училище. После выпуска пришло время определиться со специальностью. Я выбрал профессию подводника и поступил в 1-е Балтийское ВВМУ (Ленинградское Высшее военно-морское училище подводного плавания имени Ленинского комсомола).
В 1957 году на моих плечах засверкали золотом лейтенантские погоны. В рапорте командованию училища я просил направить меня служить на Северный флот. В то время в строй вводились большие серии новейших подводных лодок и именно на Севере для молодого офицера, не обремененного семьей, открывались блестящие перспективы по службе. Советский флот уверенно осваивал океанские просторы.
Решение начальства стало для меня полной неожиданностью. Неведомая логика кадровиков отправила меня в направлении прямо противоположном моим устремлениям – на Черное море. Там я стал штурманом уже слегка устаревшей подводной лодки XV серии. Это была модернизированная «Малютка», вооруженная четырьмя торпедными аппаратами и предназначенная для действий в ближней оперативной зоне.
Через год я перешел служить на современную подлодку проекта «А-615», которая, увы, тоже принадлежала к малому классу и не могла выходить за пределы закрытого Черного моря. Вскоре, в звании капитан-лейтенанта, стал ее командиром.
Хотя с мечтами об океанских просторах пришлось на время расстаться, опыт, полученный на командирском мостике моей «М-351», в дальнейшем не раз помогал выходить из самых сложных ситуаций.
Дело в том, что субмарины типа «А-615» были уникальными кораблями, построить которые могли, наверное, только в СССР, где зачастую волевые решения оказывались сильнее инженерной логики и расчетов.
От носа и до рубки эти подлодки представляли из себя обыкновенную «Малютку»: четыре торпедных аппарата, тесный жилой отсек экипажа с микроскопической каюткой-выгородкой командира. Новации начинались сразу за кормовой переборкой центрального поста. Здесь размещалась цистерна с жидким кислородом, позволявшим работать под водой дизельным двигателям субмарины. В течение нескольких часов корабль мог идти на глубине с недостижимой прежде скоростью в 15 узлов.
В принципе, идея была не новой. Еще в годы Второй мировой войны немцы строили экспериментальные субмарины, использовавшие для работы двигателей под водой перекись водорода. Пробовали делать подобные корабли американцы и англичане. Однако дальше экспериментов дело не пошло. Такие подлодки стоили очень дорого, были крайне пожароопасными, а шум работавших под водой двигателей позволял противнику легко их обнаруживать. Привыкшие считать деньги и оценивавшие любое оружие по критерию стоимость/эффективность западные военные от применения таких субмарин отказались.
Тем не менее, в Советском Союзе решили построить большую серию подводных лодок с единым тепловым двигателем по проекту «А-615». После того, как первые корабли этого типа вошли в состав действующего флота, с них регулярно стали поступать рапорты о взрывах, пожарах, отравлении личного состава газами неизвестного происхождения. Оказалось невозможным длительное хранение на субмаринах жидкого кислорода, который испарялся в считанные дни. Экипажи приходилось комплектовать чуть ли не из лилипутов – в кормовые отсеки вел узкий проход высотой около метра.
Служба на «зажигалках» - такое прозвище получили среди военных моряков эти подлодки, была нелегким и опасным делом. Это подтверждала история моей «М-351». На ней также случались взрывы и пожары, а в августе 1957 года она затонула в полигоне вблизи от Балаклавы. Только мужество экипажа, которым командовал Р.Белозеров, и самоотверженная работа спасательных сил флота позволили сохранить корабль и избежать трагедии.
Со свойственным молодости оптимизмом я старался не думать о печальном опыте своих предшественников. Слава Богу, мое первое командирство не было омрачено серьезными нештатными ситуациями. В те годы на флоте не экономили, выходить в море приходилось часто, и вскоре, приобретя необходимый опыт, я решил попробовать реализовать свою мечту об океане. Причем решил не только просить направить меня на Северный флот, но и, непременно в дивизию атомных подводных лодок.
Это оказалось весьма непростым делом. У меня уже была семья, которая вполне комфортно чувствовала себя на благодатной земле Крыма, да и начальство вряд ли захотело бы отпускать на другой флот подготовленного командира субмарины.
Пришлось пойти на нестандартный и даже рискованный для военного человека шаг – я написал письмо Главнокомандующему Военно-морским флотом СССР адмиралу флота Советского Союза С.Г.Горшкову, в котором просил перевести меня служить на Северный флот.
Ответа не было долго, и когда надежда уже была потеряна, меня пригласил к себе командир отдельной 27-й бригады подводных лодок Герой Советского Союза капитан 1 ранга Он предложил мне присесть и для начала осторожно поинтересовался, не состою ли я с Главкомом в родственных отношениях. Я честно поведал ему о затее с письмом.
– Послушай, Валентин, – переходя на неофициальный тон разговора, сказал комбриг, – это же потеря самостоятельности. Сегодня ты перспективный командир подводной лодки. На Севере станешь старпомом на едва освоенном атомоходе, и неизвестно, как дальше сложится твоя служба. Смотри, чтобы не пришлось потом жалеть.
– Решение принял, назад пути нет, – как можно тверже ответил я Герасимову. – Конечно, жаль расставаться с бригадой, друзьями, но уверен, что это не на всю жизнь. Надеюсь – судьба сведет нас на Севере, там сейчас люди нужны.
– Уговаривать больше не буду, – решительно хлопнул по столу капитан I ранга. – Однако сожалею, что перед тем, как написать Главкому, ты не посоветовался со мной. Пора бы знать – рапорта высшему руководству подаются через непосредственного начальника. Это военно-морской флот, а не управление бытового обслуживания.
Экипаж «зажигалки» - подводной лодки «М-295». В центре – командир, капитан 3 ранга В.Е. Соколов. Балаклава, 1967 г.
В голосе Герасимова появились стальные нотки, чувствовалось, что комбриг с трудом сдерживает себя. Мне было неловко перед заслуженным командиром, которого я очень уважал.
Впрочем, Владимир Иванович быстро взял себя в руки.
Он протянул лежащий у него на столе приказ о назначении меня на строящийся атомоход.
– И все же желаю удачи. Не забывай о бригаде, давай о себе знать.
Так началась моя служба на
Я прошел положенную переподготовку в центре подготовки экипажей подводных атомоходов в Обнинске и, как и предрекал Владимир Иванович, был направлен старшим помощником командира на атомную подводную лодку. Ею оказалась субмарина 671 проекта, которую американцы в своих справочниках обозначали кодовым словом «Victor».
В принципе, передо мной было три основных пути. В боевом составе флота в то время находились атомные подводные лодки, вооруженные межконтинентальными баллистическими ракетами, субмарины, оснащенные крылатыми ракетами для ударов по авианосным группам и береговым объектам, и, наконец, подлодки, предназначенные для борьбы с АПЛ противника. Кроме того, имелась немногочисленная группа подводных лодок специального назначения – для высадки диверсионных групп, транспортировки сверхмалых подводных лодок и выполнения специфических особо секретных задач.
Если пользоваться авиационной терминологией, то оснащенные ракетами корабли можно было отнести к бомбардировочной и штурмовой авиации. Они отличались солидными размерами, относительно небольшой скоростью, были неповоротливы, да и служба там, на мой взгляд, была достаточно скучным делом. Подлодки, оснащенные баллистическими ракетами, должны быть готовыми к старту своего смертоносного оружия и передвигаться с постоянной скоростью и на постоянной глубине в строго определенных районах.
Такое времяпрепровождение меня не прельщало, и поэтому я был весьма рад, оказавшись на «подводном истребителе» пр. 671, служба на котором обещала быть динамичной.
Освоить управление атомной субмариной оказалось не намного сложнее, чем дизельной, и вскоре я уверенно чувствовал себя в центральном посту атомохода. Не прошло и года, как меня неожиданно вызвали на заседание Военного совета Северного флота.
Стояла суровая зима, но, несмотря на непогоду, наша подлодка готовилась к выходу в полигон для проведения зачетных торпедных стрельб. Стрелять торпедами я очень любил, поэтому неожиданный звонок из штаба огорчил – появилось опасение, что учения пройдут без меня. Тем не менее, приказ был однозначным, и нужно было срочно искать транспорт, на котором можно было уехать в В те годы существовала своеобразная традиция – добираться через заснеженную тундру в штаб флота нужно было самостоятельно, специальные машины для этого не выделялись. Наверное, так проверялась воинская смекалка приглашенных «на ковер». Приходилось ждать попутные автомобили. Мне повезло – дежурный по дивизии согласился предоставить «УАЗик», и вскоре заспанный береговой матрос, с трудом заведя застывший на морозе вездеход, вез меня в неизвестность.
Вызов на Военный совет был событием неординарным, как правило, такое приглашение означало существенные перемены в судьбе. Особых грехов я за собой не чувствовал, о больших успехах тоже не ведал, поэтому на душе было тревожно. Как назло, дорога оказалась почти непроходимой. Вскоре машина застыла на месте. До начала заседания оставалось совсем немного времени, и я в отчаянии бросил под буксующие колеса свою парадную шинель. Это помогло, мы достаточно быстро доехали до Североморска, регулярно используя ее в качестве подручного средства.
В здание штаба флота пришлось бежать по морозу в одном кителе, и первым человеком, который мне встретился в холле, был … сам командующий флотом адмирал флота Г.М. Егоров. Естественно, я застыл перед ним по стойке «смирно», ожидая вполне уместного вопроса по поводу отсутствующей шинели. Однако командующий, иронично улыбаясь, сказал:
– Так, офицера приглашают на заседание Военного совета, а он даже не удосужился привести в порядок свою прическу. Немедленно в парикмахерскую!
К счастью, она располагалась в этом же здании, и парикмахерша, взглянув на мое лицо, сразу спросила:
– Подстричь «под Егорова»?
Буквально за две минуты до того, как порученец адмирала назвал мою фамилию, вызывая на Военный совет, я, благоухающий традиционным в то время одеколоном «Шипр», очутился в приемной. Откровенно говоря, было немного не по себе. Обычно замечание от командующего сулило серьезные неприятности. В моде был жесткий стиль руководства, и попавшие под горячую руку начальства офицеры часто получали излишне суровые взыскания. Это, конечно, укрепляло дисциплину, но иногда они так круто изменяли судьбу человека, что оставалось только молча сочувствовать неудачникам.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
