Только теперь по прошествии немалого времени я оценил масштабы воздействия на меня и моих однокашников по Высшему военно-морскому училищу всего комплекса обучения, воспитания и всего быта, сложившегося за все предшествующие этому времена. Только сейчас стал понимать, насколько талантливы и добросовестны были мои воспитатели и наставники. И насколько был я ко многим из них несправедлив в своих тогдашних оценках, складывавшихся в силу незрелости и скоропалительности, свойственным молодости. Это естественно: всякое дите не любит, когда его шею мыть заставляют.
Талантливость и добросовестность тех бывалых офицеров и мичманов была приобретена на морских просторах в огне большой прошедшей войны и сама стала одной из традиций. С первых дней пребывания на берегах Стрелецкой бухты мы полностью погрузились в общую военную и специфическую морскую атмосферу. Участвуя в восстановлении своего училища и неся гарнизонную и караульную службу, мы усиленно обучались морской практике. Преподаватель капитан 3 ранга Рябуха и два его подчинённых просолённых мичмана учили нас такелажному делу: вязанию узлов, плетению матов, работе со всевозможными тросами, талями и гинями, уходу за шлюпками и катерами. Уже через месяц мы овладели флажным семафором и начали ходить на шлюпках на вёслах и под парусами.
Потом почти месяц мы плавали на где в судовых работах и вахтах недостатка не было. Учителя с нами не церемонились. Малейший промах в соблюдении морской этики, правил и традиций не только сопровождался замечанием, но и подвергался убийственной насмешке, действующей как ушат ледяной воды. Так что в скором времени мы уже автоматически не могли позволить себе: упереть вёсла в землю лопастью, а не вальком, ходить в шлюпке по банкам, высовываться в иллюминатор, перешагивать через натянутые тросы, оставлять не закреплёнными в открытом положении двери и люки. По тревогам автоматически, не задумываясь, в нос бежали по правому борту, а в корму по левому, по трапам вверх взбегали, а не залазили; вниз – сбегали, а не слазили. И всей морской терминологией владели вполне уверенно, со знанием дела.
3.
Во время Великой Отечественной войны советский флот понёс большой урон, но восполнимый, так как сохранились и умножились его традиции, и его кадры приобрели большой опыт. И когда в 1948 году я вместе с такими же молодыми ребятами прибыл на берега Стрелецкой бухты завершить строительство Черноморского Высшего военно-морского училища и потом учиться в нём, флот уже возрождался. Всё это свершалось на наших глазах и при нашем участии.
Помнится, в то время среди нас гуляло ироничное двустишие:
Вышел в море флот могучий:
«Бодрый», «Бойкий» и «Летучий».
Это перечислялись три самые новые по тем временам эскадренные миноносцы; два проекта «7» и один «7У».
Так, кажется.
Из-за давности того времени нетрудно и перепутать что-нибудь. Кроме этой троицы, на Чёрном море плавали ещё два миноносца типа «Новик»: «Железняков» и «Незаможник».
А ещё были: линкор «Севастополь», два крейсера «Красный Кавказ» и «Красный Крым», десятка два небольших тральщиков и сторожевых катеров и около десятка подводных лодок типа «М» 12-й серии.
Но вскоре, благодаря тому, что с места нашего училища хорошо просматривались все подходы к Севастопольской бухте, мы всё чаще и чаще с большим волнением наблюдали заходы в неё всё новых и новых боевых кораблей. Стоя на развалинах казематов береговой батареи, однажды мы почти час наблюдали, как на южном горизонте моря появлялись и, вырастая по мере приближения, двигались в кильватерном строю в сторону главной базы итальянские трофейные корабли.
Первым прошествовал, раздвигая могучим форштевнем водяные валы, линейный корабль (по нашему Юлий Цезарь), ставший впоследствии «Новороссийском»; за ним, радуя глаз своими изящными очертаниями, прошествовал крейсер «Эммануила Ферандолла Дука-д-Оста» («Керчь»), а за ним стройный и прекрасный, как балерина в балете, трёхмачтовый парусник «Кристобаль Колон» («Христофор Колумб» в нашей транскрипции), ставший учебным судном «Дунай». Потом проследовали несколько кораблей поменьше: эсминец, тральщик и, кажется, десантный корабль. А по прошествии некоторого времени, один за другим стали проходить нашей отечественной постройки эсминцы проектов «30», «30-бис», а потом и могучие красавцы крейсеры типа «Свердлов». Каждый раз мы, как зачарованные, не сводили глаз со всего этого военно-морского великолепия, и наши сердца наполнялись восторгом и гордостью за крепчавшую морскую мощь Родины.
Когда начался 1-курс теоретического обучения, наиболее посещаемым учебным кабинетом у нас был кабинет тактики флота. Там вдоль стен на постаментах стояли макеты боевых кораблей всех классов и многих типов. А на отдельном столике лежала большая трёхкилограммового веса книга. Это был справочный атлас кораблей. В нём можно было найти описание, справочные данные, чертежи и фотографии всевозможных и наших и иностранных кораблей. Многие из нас заглядывали в этот фолиант не просто ради любопытства, а осознанно, оценивая возможности тех кораблей, сравнивая по равноценности классов их огневую мощь, маневренность, выявляя преимущества и степень уязвимости. Сейчас, конечно, не помнятся те цифры и схемы, но помнится, что меня очень обрадовало то, что наш не совсем современный линкор «Севастополь», имея меньше стволов, меньший по величине главный калибр и бронирование, чем английский «Кинг Джорж V», не уступал ему в дальности стрельбы, а по маневренности и непотопляемости превосходил его.
А старый крейсер имея главный калибр всего 180 мм, по дальности стрельбы и маневренности превосходил тяжелые американские крейсера типа «Алабама». А главное, непотопляемость наших кораблей была не хуже, а в большинстве лучше, чем у кораблей других стран. Здесь, конечно, сказывались традиции, заложенные инженерами-кораблестроителями и такими корифеями, как Макаров, Бубнов и Жуковский.
Все эти интересы нам исподволь, но настойчиво прививали наши преподаватели, в частности, капитан 2 ранга Моргунов, который с исключительным фанатизмом прививал нам особое уважение к вопросам живучести боевого корабля. Сам жизненный путь его был богат и интересен.
До войны он плавал старшим механиком на лесовозе. Во время сильного шторма, недостаточно надёжно закреплённые штабеля брёвен на верхней палубе сдвинулись от качки. Судно потеряло остойчивость, сильно накренилось и трюм, тоже груженный лесом, был затоплен, так как крыша его люка была повреждена все тем же палубным грузом. Но лесовоз остался на плаву, хотя из воды торчала только мачта, да ходовая рубка с сигнальным мостиком. Удержала судно большая плавучесть его лесного груза, и через неделю его обнаружило другое судно и спасло экипаж.
После этого он плавал на танкере Опять же во время сильного шторма они в Бискайском заливе встретились с горящим французским пассажирским судном. Поблизости находился английский эсминец, а вскоре подошли ещё испанский спасатель и французский сторожевик. Но все они не смогли отважиться при большом волнении подойти к объятому пламенем пассажиру. На это отважился лишь лихой и искусный капитан советского танкера. Несмотря на то, что, в его танках находился огнеопасный груз 1-го разряда, он подошёл к борту горящего судна и, непрерывно поливая и его и себя изо всех своих шлангов, снял с него всех людей и благополучно отошёл.
Звездный час танкера – спасение лайнера «Жорж Филиппар».
Во время войны он плавал на лидере то ли «Минск» то ли «Москва», который немецкая авиация разбомбила в районе Новороссийска. Но тот бывалый капитан 2 ранга всё пережил, залечил раны и с большой любовью, знанием дела и фанатичной настойчивостью вдалбливал в наши любознательные мозги и души свою любовь к кораблям и заботу об их живучести.
Он не раз повторял, бывало: «море храбрых любит, грамотных ещё и уважает».
4.
Вот так росли, набирались военно-морских знаний и навыков мы – курсанты первого послевоенного набора Черноморского Высшего военно-морского училища. И одновременно с нами рос и крепчал Советский военно-морской флот.
Когда летом 1949 года после теоретического обучения на 1-м курсе мы прибыли на практику на крейсер «Красный Кавказ», нас уже трудно было считать салагами. В те времена для экипажей кораблей прибытие молодых матросов из учебных отрядов, а также курсантов первых курсов из училищ, было равноценно приезду артистов цирка или увеселительных балаганов, так как сулило незабываемые ощущения. Как только не потешались над новичками, ещё не постигшими азов флотской службы. Нет, это и близко не было похоже на теперешний беспредел дедовщины. Ни над кем не издевались, не унижали человеческое достоинство. Даже, наоборот, к молодым относились до некоторой степени по-отечески и снисходительно. Просто потешаясь над недотёпами и неумёхами, по-своему прививали им сноровку, сообразительность и практические навыки. Кого заставят макароны продувать, кого размельчать крупу или считать зёрна пшена и гречки. Кого на продсклад пошлют за свежими контрфорсами или на полубак туман швабрами разгонять. Кому доверят замерить изоляцию дизеля, или заточить лапы якоря, или кувалдой забить кнехт поглубже в палубу.
Не счесть всех покупок-шуток. Бедняги салаги не успевали поворачиваться, а мореманы ухохатывались до рези в животах.
Но с нами такие номера не проходили, в силу того, что в нашей среде было немало уже служивших на кораблях срочную службу, окончивших подготовительные морские училища и даже фронтовиков, и ещё в силу специфики нашего училища, где учёба начиналась именно с практики, а не с теории; да и прибывшие с гражданки были уже не лыком шиты, и подловить нас на чём-нибудь, было непросто.
Но анекдотических ситуаций все равно было предостаточно. Такая уж она военно-морская действительность: с одной стороны нелегкая, а с другой – нескучная.
К примеру, был у нас Валера Майданников – дюже гарный хлопец с Запорожья: здоровый, добродушный, но медлительный и до безобразия доверчивый. Про него ещё зубоскал Витя Евсеев анекдот сочинил. Мол, идёт Валера по Дерибасовской, слышит - кого-то стукнули. Оборачивается, а это его, оказывается.
Возвращается как-то вышеупомянутый Валера из увольнения на берег, поднимается на борт катера, отправляющегося к крейсеру, стоящему на якоре и встречается с двумя матросами. Один сильно качается, другой же шататься не способен, потому что лежит и сильно пахнет спиртным. Вот первый и попросил Валеру быть добрым, занести по трапу крейсера своего друга, так как сам это сделать не может. Валере это труда не составляло. Подходят они к борту крейсера, он взвалил беднягу к себе на спину и без всяких усилий поднялся с ним по трапу на палубу, где нос к носу встретился с дежурным по кораблю. Бережно положив свою ношу на палубу, он выпрямился, принял стойку «смирно» и, лихо приложив ладонь к бескозырке, начал докладывать о том, что он такой-сякой из увольнения прибыл без замечаний. Не успел он закончить доклад, как обнаружилось, что и упившийся вусмерть и его собутыльник то ли куда-то просочились, то ли испарились. А Валере пришлось отработать один наряд вне очереди.
А ещё был у нас один не из моего взвода он, так что ни имени, ни фамилии не помню. Помню только, что этот курсант мог за секунду сообразить то, до чего иной и за сутки не додумается. И настолько он был пройдошлив, что однажды обвёл вокруг пальца самого Сербулова Зосиму Григорьевича помощника командира крейсера и молдаванина по национальности. Национальность я потому здесь упомянул, что из опыта общения за долгую службу с людьми разных национальностей твёрдо убедился в одном факте. Молдаванин - матрос или солдат может быть, как матрос и солдат любой национальности, и хорошим, и плохим, и серьёзным, и плутоватым.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
