Столярная мастерская. В центральной части снимка нахимовцы Вячеслав Орлов и Алексей Коржев. (Снимок из фотоархива нахимовца Фридриха Кузовкова)
Слесарная мастерская. У токарного станка нахимовцы Володя Дубов и Лёня Павленко. (Снимок из фотоархива нахимовца Фридриха Кузовкова)
Вместе со мной пришли ещё несколько «питонов», намереваясь, так же как и я, закрепить свои навыки работы на станках, полученные ранее на учебных занятиях. Но мастер как-то по особенному то ли радостно, то ли загадочно говорит, что имеется ответственное задание.
Слесарная мастерская. Занятия с нахимовцами проводит Преподаватель техник-лейтенант С.М.Курицын. (Снимок из фотоархива нахимовца Фридриха Кузовкова)
Будем, говорит, работать с «буквами», советует разобрать рашпили, напильники и другие абразивы, а сам, действительно, раздаёт каждому по огромной, чуть ли не полуметровой латунной букве, которые, дескать, надо тщательно обработать: убрать и зачистить все выступы, заусенцы, рубчики, риски, неровности, а затем отшлифовать. Разобрали эти самые «буквы», я взял близкую с своему имени тяжеленную, но красивую Н, кто-то, ликуя и радуясь своей смелости, схватил букву Х, а кому-то досталась мало встречающаяся в обиходе, но с целомудренным смыслом буква Ц. Стали складывать в слово и получилось: «НАХИМОВЕЦ». Что такое? Зачем и почему? Оказалось, всё очень просто. Нашей училищной шхуне учебно-парусному трёхмачтовому судну с замечательным, таким истинно морским, возможно даже, пиратским или, скорее всего, китобойным смыслом «АМБРА», которое всем очень нравилось, только совсем недавно переименованному в более спокойное, но, пожалуй, тоже морское наименование «ЛАВЕНА», теперь в третий раз дают новое название. Вот так новость? Ни тебе морских традиций, ни воодушевления, ни радости, такое у меня было первое впечатление. Пусть бы назвали «Голубчик», «Кобчик», «Чайка» или, допустим, «Голубь», хоть и не морскими названиями, но запомнившимися по увлекательным морским рассказам известного русского писателя К.М.Станюковича (18431903). Вот ведь у ленинградских нахимовцев «НАДЕЖДА», красивое и гордое имя, и что самое главное, наверняка, в память о российских моряках, совершавших первые кругосветные морские путешествия. Хотя, как нам было известно, парусников и других кораблей с таким романтичным названием было превеликое множество.
Нашим старшеклассникам, правда, всё-таки удалось на «ЛАВЕНЕ» один раз пройти летнюю практику и совершить морское плавание. Для наших классов теперь такая практика и длительные морские плавания уже предстояли в последующие годы на учебно-парусном судне «НАХИМОВЕЦ».
Учебно-парусное судно трёхмачтовая шхуна «Нахимовец» (прежние названия «Амбра» и «Лавена» на реке Даугава. (Снимок из фотоархива нахимовца Фридриха Кузовкова)
Почему у меня получилось такое большое отступление? Главным образом потому, чтобы ещё раз отметить, что в нашей повседневной жизни Нахимовского училища всегда во главу угла ставилось и оценивалось качество и эффективность учебного процесса: баллы, проценты показатели качества, результативности и эффективной деятельности всего педагогического коллектива, чтобы у нас было не хуже, чем в общеобразовательных школах. В большинстве своём наши педагоги прилагали чрезвычайно много сил и стараний, чтобы дать нам необходимые, а самое главное, твёрдые знания, заложили качественную основу навыков для самостоятельной работы в последующем над учебной, научной и художественной литературой. Спасибо им всем большое! А тогда по молодости, по детской наивности не всё, как требовалось, воспринималось и оценивалось.
Подполковник Евгений Григорьевич Пупков. Фотография позднего периода, когда Е.Г.Пупков преподавал русский язык и литературу в ЛНВМУ.
Вот теперь, полагаю, пришло время рассказать о чрезвычайном событии, произошедшем со мной в седьмом классе на устном экзамене по русскому языку. По диктанту, который я написал с некоторыми ошибками, получил спасительную удовлетворительную оценку. Однако на устном экзамене я «поплыл» так, что всё на свете перепутал, отвечал невпопад, как ни старался мне помочь замечательный педагог, спокойный, вразумительный, глубоко и обстоятельно знающий свой предмет капитан Евгений Григорьевич Пупков, который, в конце концов, был вынужден мне выставить заслуженную двойку.
После экзамена мне казалось, что наступил конец света. Как же так? У меня поначалу ничего не укладывалось в голове. Почему, думал я, все мои старшие родственники: мама и папа, дяди и тёти, бабушки и дедушки, да и другие близкие и дальние родственники учились только на пятёрки и оканчивали разные там гимназии, кадетские корпуса, лицеи, какие-то училища, институты благородных девиц, университеты только с похвальными листами и золотыми медалями. Наверное, мне тогда надо было гордиться такими родственниками и брать себе за образец. Но я думал, что это было тогда, в царское, старорежимное время, которое, как об этом постоянно говорили, было позором для России, и не гоже нам, молодым «корчагинцам», «тимуровцам» и другим таким же активным, горячим и преданным строителям нового общества, на «них, загнавших Россию в тупик», равняться и с «них» брать пример.
как говаривал один недоучившийся студент, ставший впоследствии великим «преобразователем» общественного строя в отдельно взятой стране. Мне кажется, что тогда я был горячим сторонником этого решительного лозунга и придерживался его в своём поведении слишком категорично и прямолинейно.
Но что же мне делать сейчас, в этой не на шутку опасной, складывающейся обстановке? Для меня на тот момент уже, в известной степени, самостоятельной жизни, когда только я сам отвечаю за свои результаты учёбы, наступил первый критический момент. Вероятность возможного отчисления из училища приобрела угрожающую реальность. Удивительно, но никто из моих друзей-товарищей из класса не упрекал за мой провал на экзамене, да и офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Века, помнится, ничего обнадёживающего тоже не высказал. Оставшиеся экзамены я сдал на положительные оценки. С одной двойкой, полученной на экзамене, как правило, не отчисляли, а оставляли на осень и предоставляли возможность пересдать экзамен повторно. Однако до последнего дня экзаменационной сессии я не знал, какое будет принято решение в отношении меня.
Первоначальное мнение было такое: всех, получивших неудовлетворительные оценки, в каникулярный отпуск не отпускать, а вместо отпуска предоставить условия для подготовки к повторному экзамену. Значит, стало быть, перспектива такая будем в училище париться. Не весело. Ну что ж, зато по заслугам надо было раньше думать о том, какие могут быть последствия.
Обо всём об этом я с горечью и виноватостью поделился с мамой в подробном написанном к ней письме, которое, надо полагать, её весьма расстроило и опечалило. Мама неожиданно для меня собралась ехать в Ригу, чтобы лично контролировать ход моих занятий.
По завершению экзаменов некоторые роты отправлялись на летние лагерные сборы, а другие роты в каникулярный отпуск. Затем, через установленный срок, происходила их замена. На этот раз нашей роте выпала очередь поехать в отпуск, после которого предстояло провести весь август в летнем лагере. Ребята получали отпускные билеты, воинские перевозочные документы и суточные деньги на питание на период отпуска и разъезжались по домам. В ротном помещении стало пустынно и одиноко. Помнится, что кроме меня ещё было несколько таких же бедолаг, оказавшихся в подобном положении. Настроение было ужасно грустное и пугающее своей неизвестностью: не отчисляют, но и к занятиям не привлекают. Мы тут в полупустой роте ежедневное дежурство нести нанялись, что ли?
Прошло несколько дней. Наконец было принято разумное решение всех отправить в отпуск, а занятия и осеннюю переэкзаменовку провести в период лагерных сборов.
Летний лагерь РНВМУ.
Мама, приехавшая к тому времени в Ригу, остановилась у Жени и находилась все эти дни в тревожном ожидании за мою судьбу. К моему великому изумлению, когда я встретился с мамой и сказал, что меня отпустили в отпуск с напутствием самостоятельной подготовки для осенней переэкзаменовки по русскому языку, она была ко мне необыкновенно ласкова, нежна, сочувствовала моему состоянию и, как мне казалось, даже переживала случившееся, как свою беду. Но в противовес маме, сестра моя Женя неистовствовала подобно десятибалльному шторму, сокрушительному торнадо или беспощадному цунами, бурно выражала своё далеко не восторженное отношение ко мне, обзывала, как попало и «дубиной стоеросовой», и «тупицей», и «балбесом», и «идиотом», и ещё каким-то «олигофреном», а слово «дурак» для неё, пожалуй, было самым нейтральным, даже, можно сказать, ободряющим. Для меня тогда оставалось только понуро, печально, с низко склонённой головой выслушивать нелестную о себе характеристику. Подсознательно, тогда я вдруг подумал о своей сестре: «Ну, почему же ты, такая «умная», когда я приходил в увольнение, никогда не интересовалась, тем, как я учусь, есть ли у меня трудности с учёбой, может, нужен совет какой или помощь?» Вот ведь что. Не было никогда таких разговоров. А сейчас-то зачем устраивать «Варфоломеевскую ночь»?
Во время такого воспитательного давления, что интересно, я не заплакал, не проронил ни одной слезинки, когда подобное воздействие ко мне, как бывало ранее, до поступления в училище, года два-три тому назад, иногда случалось.
Наверное, в тот тревожный период я окончательно понял, что безответственное моё детство ушло окончательно и бесповоротно, ведь мне уже было четырнадцать лет, что за свои дела и поступки должен нести ответственность сам. Так-то оно так, но, в действительности, со мной происходили, к сожалению, и в дальнейшем другие неприятности.
Не долго задержавшись в Риге, я с мамой отправился на Волгу, в свой захолустный, затерявшийся в русской глубинке, провинциальный, но, как и прежде, родной для меня город Углич, где намеревался за время отпуска одолеть-таки что-то ещё мною непознанное в грамматике русского языка. Это был третий мой приезд на свою малую родину в новом для себя качестве воспитанника Нахимовского училища.
Моя мама Верюжская А.А. и я, нахимовец Коля Верюжский, во время первого отпуска. Углич. 1948 год.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
