– Всё-таки, дурак ты, Щербавских. Я думал – такие уже давно вымерли, а хотя, молодец. Ладно, иди, занимайся своими делами, только прежде чем ляпать что попало, головой сначала думай.
Помнится, когда прибыл я во Владивосток уже командиром ПЛ «С-288», был там комбриг капитан 1 ранга Примаченко и объявился в те годы молодой командир Востриков. Помню, что мне он сразу не приглянулся, так как вёл себя, как пижон, был всегда прилизан и держался вальяжно.
Однажды я зачем-то зашёл к нему в каюту во время обеденного перерыва. Смотрю, он спит по всей форме, то есть под простынею и одеялом, а одежда вся на плечиках висит.
Но это ещё не всё. Главное, в каюте его два матроса, один брюки его гладит, а другой подворотничок к кителю пришивает. Меня от такого барства аж затошнило.
Сначала хотел его из-под одеяла вытащить, но понял, что это будет глупо, выматерился и ушёл. И больше с ним не общался. Но речь не об этом. Речь о том, что поговорка - «Бог шельму метит» - исключительно справедлива.
Однажды этот Востриков стал на якорь в и на борту был комбриг. Сильно штормило, и поэтому Востриков поочерёдно со своим старпомом ночью стояли на мостике. Под утро шторм начал стихать, Востриков расстелил свой полушубок и улёгся вздремнуть, оставив под козырьком боцмана. И тут поднимается из люка комбриг. Боцман толкнул командира, тот быстро вскочил и хотя комбриг тактично сделал вид, что ничего не заметил, он, чувствуя себя сконфуженно, чтобы разрядить нависшую неловкую тишину и увести всеобщее внимание в сторону, пошевелил ногой, обутой в сапог со стоптанным каблуком, обратился к боцману:
– Смотри, боцман, какие сапоги ты командиру выдал. Что, лучше не нашёл?
Тут комбриг и говорит:
– А тебе Востриков, не один ли хрен, в каких сапогах спать?
Вроде незначительный эпизод, но Востриков после этого стал значительно скромнее. Но, видимо, как говорится в другой поговорке: «не в коня корм», окончательно поставил его на причитающееся ему место другой случай.
Через некоторое время, на якорной стоянке в той же бухте Аякс, при разыгравшемся ветре и волне, начал ползти якорь, то скользя по илу, то цепляясь за выступы скального грунта, от чего якорь-цепь то натягивалась и дрожала, то резко провисала. Почуяв что-то недоброе, вахтенный офицер вызвал на мостик командира. Тот поднялся вместе с боцманом. Пока вахтенный офицер докладывал обстановку, якорь-цепь перестала выпендриваться и спокойно повисла под небольшим углом.
Вострикова же это, вместо того, чтобы насторожить, наоборот успокоило, а он успокоил в свою очередь и вахтенного офицера:
– Что ты панику разводишь, вон, якорь-цепь совсем не дёргается.
Только боцман сразу всё понял и объяснил, что якорь-цепь оттого притихла, что якорь уже оторвался. Так оно и оказалось.
А расследование показало, что за всё это время вахтенный офицер ни разу не взял ни одного пеленга на приметные ориентиры, чтобы установить, движется лодка, или стоит на месте, что опять же соответствует пословице, гласящей, что яблоко от яблони недалеко падает.
В заключение, по сути данной главы, считаю справедливым сказать, что боевая подготовка на ВМФ СССР тоже не до конца учитывала постоянно меняющуюся обстановку, не до конца использовала предоставляющиеся возможности и зависела главным образом от конкретных военачальников, от их знаний, желаний и воли.
Хорошо, что таких военачальников у нас было немало.
Кузнецов Николай Герасимович, Чабаненко Андрей Трофимович, Амелько Николай Николаевич.
Хотелось бы назвать таких, и многих мог бы назвать, но не рискну, так как, в конечном счёте, это будет субъективно. Скажу только, что встречались мне и весьма положительные, и просто положительные и не очень. Но сталкивался я и с теми, и с другими, и с третьими в течение определённых отрезков времени и в конкретных обстоятельствах. А человек волен и вынужден поступать не всегда одинаково. Единственно, кого могу поставить на пьедестал подражания без риска быть обвинённым в предвзятости, так это: Министра ВМФ командующих СФ и ТОФ командира дивизии подводных лодок в Полярном И.А.Поликарпова и его начальника штаба Лукина, комбригов в Полярном и а также начальника штаба бригады подводных лодок в Ракушке
Петелин Александр Иванович, Поликарпов Иван Алексеевич, Булыгин Анатолий Федорович.
17.
Прежде чем приступить к этой главе, я неожиданно пришёл к выводу, что излагать остальные факторы дееспособности флота так же последовательно, как предыдущие будет непродуктивно и неправомочно из-за их глубокого взаимопроникновения.
Политическая подготовка лежит в основе воспитательной и кадровой работы и, в то же время, налаженный быт и воспитательная работа обуславливают успешность самой политической подготовки. А подбор кадров и правильная их расстановка во всех сферах флотской деятельности обеспечивают и чёткую организацию службы, и качество воспитания личного состава, и сам морально-политический климат. И ко всему прочему, если кадры не воспитаны и политически не подкованы, то какие же они кадры?
Получается, что указывать этим факторам конкретные места так же бессмысленно, как рассуждать, что было в начале –
Представляю, как смеялся господь-создатель когда ваял вселенную и всё сущее в ней. Он же не мог не предвидеть, как когда-то в будущем соберутся философы, и начнётся потеха. Одни из них будут утверждать, что первым появилось яйцо, иначе откуда бы вылупилась курица. Другие же, в ярости переходя на ненормативную лексику, им возразят – а кто же яйцо снесёт, если курицы ещё нет?
Так что придётся этот узел посчитать гордиевым, разрубить, а куски разжевать по мере их попадания на зуб.
Первым на ум пришёл быт личного состава ВМФ.
Изначально он был прост.
Начиная с тральщиков и следуя выше по классам и рангам кораблей, все размещались по кубрикам и каютам. Катерники и подводники, в силу особенностей их условий, жили в береговых казармах и на плавбазах. Тут я, чтобы не распыляться и быть более объективным, речь поведу в основном о подводниках.
И в казармах, и на плавбазах матросы и старшины срочной службы редко спали на одноярусных койках, в кубриках стояли чаще двухъярусные койки, а то и трёхъярусные, что для нашего неприхотливого народа неудобством не считалось.
Среди офицеров отдельную каюту имели только командиры кораблей, да и то не всегда. Бывало, что в одной каюте размещалось по два, а то и три командира. Старпомы и замполиты обычно делили одну каюту на двоих, а остальные офицеры почти всегда жили в одной каюте, причём и там иногда стояли двухъярусные койки. Вообще всё это можно посчитать одним из многих парадоксов нашей необъятной державы, где пространства не меряны, и кое-где на тысяче квадратных километрах ни одной души не встретишь, с жильём всегда была напряжёнка. Я порой даже подозревал, что у нас потому для того жилья мало строили, чтобы чиновников сильно не напрягать. Уж больно пропиской трудно заниматься.
Вне службы в квартирах жили только семейные, имеющие детей, а таковых примерно до шестидесятого года прошлого века было подавляющее меньшинство. Как правило, офицеры от старпома и ниже имели одну комнату от 12 до 20 квадратных метров на всю семью, и меблированную очень скромно. Обычно в ней стояло одна-две армейских койки, иногда детская кроватка, пара тумбочек да две-три табуретки. Стол часто заменялся большим фанерным ящиком, накрытым простынёю. У многих вешалки заменялись несколькими забитыми в стену гвоздями.
Нарисованная мною обстановка постепенно из года в год менялась в лучшую сторону. Но очень медленно и далеко не во всех районах. К середине шестидесятых годов отдельную квартиру уже имели старпомы и замполиты, и даже командиры боевых частей, имеющие более одного ребёнка. Также и меблировка их приближалась к цивилизованному виду.
Жилищный вопрос для корабельных офицеров и сверхсрочников до последнего дня моей службы в 1975 году решён был на оценку не более трёх баллов. Ещё много было и бесквартирных, и живущих в коммуналках или во временных пристанищах. Многие из моих собратьев, не выросших к тому времени до высоких рангов, мечтали зажить, как белый средний человек, не раньше, чем с приходом коммунизма.
Нет слов, трудновато бывало и неуютно иногда, но на наш боевой дух и на боеготовность флота в целом это практически не влияло. Лично я в этом усматриваю высокий результат нашего воспитания и не только воспитателями, но и всем укладом нашей жизни. Может кто-нибудь найдет этому другое объяснение. Я такого не нахожу.
А, с другой стороны, оправдания такому положению я тоже не нахожу. По-моему, причина в обычном скудоумии и непорядочности военных чиновников, действующих не по совести человеческой, а в силу должностного верхоглядства и эгоизма. Много бывало благотворительных взлётов фантазии под настроение, но все они заканчивались скромным приземлением.
Помнится, издан был строго указующий документ МО СССР, гласящий о том, что к 1 января 1956 года, во-первых: всех офицеров вооружённых сил обеспечить жильём и, во-вторых, с этого момента прекратить выплату им квартирного пособия.
Это было, когда существовали 200 рублей, выдаваемые офицеру на оплату снимаемого им частного угла.
И вот наступило 1 января 1956 года и МО СССР смогло вздохнуть, хоть не с полным удовлетворением, но хотя бы облегчённо. Ибо, хоть жильём всех не обеспечили, но зато уж выплату квартирных прекратили. Хоть чего-то всё-таки добились. Много чего забавного случалось, что порождало в основном новые анекдоты, вот только сломить наше упорное стремление служить Родине всё это не могло. Наши люди не были избалованы комфортом до службы, и на службу военную шли, о комфорте вовсе не думая.
Таково было изначальное восприятие наших молодых ребят, данное им их отцами, матерями, старшими всех категорий, рабочими, колхозниками и вылупившимися из них советскими интеллигентами. И ещё, в ту пору господствовали не сомнительные права человека, а полновесные и благородные его обязанности.
Опираясь на эту незыблемую морально-этическую базу, политическая работа в ВМФ действовала плодотворно и эффективно. Сам факт возникновения сомнений: а верной ли мы идём дорогой, а действительно ли за нами правда, а действительно ли наш строй самый справедливый на земле? – были сколь угодно маловероятны. Хотя и тогда кое-кто знал наверняка, а кое-кто уже догадывались, что в некоторых других местах люди живут не хуже нас, а, возможно, и лучше. Но это нас совсем не обескураживало, так как мы все сознавали, из какой беды мы недавно выкарабкались, какую цену за это заплатили и, главное, верили, что придёт время, и мы заживём. С этим и жили, с этим и преодолевали всё.
Мне, как и подавляющему большинству офицеров, начиная с лейтенантских времен, доводилось проводить и политинформации, и политзанятия, приходилось участвовать и в других политического характера мероприятиях. Думаю, что все, кто этим занимался, согласятся, что значительное большинство личного состава демонстрировало в политических вопросах очень неплохие знания, если не сказать больше. Поэтому можно смело сказать: уж чему-чему, а в политическом и государственном направлении все просвещены были убедительно, а, следовательно, эта работа велась успешно.
Однако, воскрешая в памяти былое, делаешь и некоторые
Многое делалось так, как будто наши политические начальники в душе в сознательную лояльность нижестоящих и всё время опасались то ли антисоветских выступлений, то ли ещё чего похуже, отчего вся политическая работа порой приобретала истерический оттенок.
Особенно наглядно это проступало накануне государственных праздников. Тогда по кораблям и частям изымались все печатающие средства, опечатывались в своих футлярах и запирались под замки. Постоянно запрещалось слушать какие-либо радиоприёмники, кроме настенных динамиков, и настороженно не спускали глаз с каждого, кто имел фотоаппарат. Во время таких ажиотажей, у меня нередко рождалось мысль: неужели кто-то всерьёз считает, что в такие дни кто-либо возьмёт и напечатает что-нибудь антисоветское вроде - «Долой советскую власть!», и разбросает напечатанное.
Ну, допустим, кто-то сделает это.
Ну и что? Все прочитают и побегут советскую власть свергать? Скорее всего, просто посмеются, или возмутятся, а того, кто это сделал, быстро вычислят и установят, что это или псих, или просто мелкий хулиган, или сделал это в отместку своему начальнику, за то, что тот его в увольнение не отпустил.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
