Для меня, курсанта первого курса, по воле обстоятельств такой перенос занятий на поздний срок был первым и последним, благоприятным периодом – почти месяц незапланированного отдыха, если не принимать во внимание имевшие место случиться некоторые негативные моменты, о которых пришлось поведать ранее.
Вскоре подошёл к завершению «курс молодого матроса», кандидаты получили соответствующую курсантскому званию форму одежды, приняли присягу и стали полноценными курсантами. Армейские ефрейторы и сержанты, выполнив свои функции строевых младших командиров, мгновенно покинули училище.
5.
Стала налаживаться повседневная организация. Определился состав роты первого курса штурманского факультета из четырёх взводов. Нас, нахимовцев, распределили по разным взводам с перспективой привлечь к общественной работе, как имеющих определённый опыт училищной жизни.
Из Тбилисского Нахимовского Военно-морского училища во второй взвод был распределён Анатолий Харченко.
Курсант Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимова Анатолий Харченко. Севастополь. 1956 год.
Витя Красильников, рижский нахимовец, попал в первый взвод и был назначен старшиной класса, а позднее был избран секретарём комсомольской организации курса. Строевые начальники на меня тоже положили глаз и хотели сделать старшиной класса, но уже в четвёртом взводе. Мне удалось сравнительно легко отбояриться от этого предложения. Старшиной класса, а затем и помощником командира взвода назначили приехавшего из Полтавы Анатолия Богодистого, который вполне справлялся со своими обязанностями, и был достаточно самостоятельный, инициативный и авторитетный. Он часто со мной советовался по многим вопросам и делился своими личными планами. Учился он хорошо.
После выпуска из училища, так же как и я, был распределён на Балтийский флот и вскоре получил назначение на должность помощника командира
Курсант Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимова Анатолий Богодистый. Севастополь. 1956 год.
Надо сказать, что у меня ни с кем из одноклассников не было конфликтных ситуаций, а даже наоборот: я не зарывался в своих амбициях, ребята, в свою очередь, ко мне относились достаточно уважительно, наверное, сказывался мой нахимовский опыт общения в коллективе.
Курсанты первого курса ЧВВМУ имени П.С.Нахимова Анатолий Гулько и Николай Верюжский. Севастополь. Ноябрь. 1953 год.
Вскоре на меня набросились политработники и настаивали на том, чтобы я стал секретарём комсомольской организации класса с последующим увеличением полномочий и делегированием в комитет комсомола факультета и даже комитет комсомола училища. Эти предложения каждый раз расширялись по мере моих очередных категорических отказов. Наконец, не получив от меня желаемого результата, работники партийно-политический аппарата перестали вообще на меня обращать внимание, посчитав аполитичным и несознательным элементом. В течение всего периода обучения меня никогда не привлекали в качестве штатного выступающего, ни на каких комсомольских активах, конференциях и других массовых сборищах, где надо было кого-то заклеймить позором или наоборот призвать к активной поддержке по достойной встрече очередного съезда КПСС высокими показателями в учёбе и дисциплине. На комсомольских собраниях роты и класса я почти никогда не выступал, вполне осознанно считая это пустой тратой времени.
Комсомольским секретарём нашего четвёртого взвода был избран Арнольд Львов, очень порядочный, выдержанный, в меру общительный, вежливый и культурный курсант, родители которого проживали в Севастополе. Арнольд, проявляя своё неподдельное гостеприимство, нас часто приглашал к себе домой в период увольнения. Такие встречи, безусловно, объединяли наш первоначально разношерстный коллектив первокурсников.
Курсант Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимова Арнольд Львов. Севастополь. 1953 год.
Главным для себя я считал учёбу по всем видам учебной программы. К высоким требованиям воинской дисциплины мне не трудно было привыкать, хотя они здесь, в период разгульной «кучеровщины» проявлялись в значительно грубой форме и, я бы сказал, как-то бесчеловечно и унизительно, в сравнении с нахимовским училищем. Это было заметно не только мне, но и бывшим нахимовцам других факультетов. Особенно это проявлялось на минно-торпедном факультете, где начальником был капитан 1-го ранга Милютин, а заместителем по строевой части капитан 3-го ранга У.С.Мельничук, с которым меня свела судьба встретиться по служебным вопросам через несколько лет уже в офицерском звании. Многие младшие офицеры говорили тогда, что общение с этим монстром, о чём я уже упоминал в других главах своего повествования, не вызывало положительных эмоций.
Они, эти тупоголовые командиры, видимо, на основе своих пристрастных взглядов, считали, что бывшие нахимовцы проявляют себя, как активные «вольнодумцы», смело и открыто не стесняются высказывать свои мнения о существующих негативных моментах и порядках в училище. Следовательно, по этой причине, якобы, должны быть причислены к потенциальным нарушителям дисциплины и правил, поэтому их надо давить всеми возможными методами. Мне, например, было до мерзости противно наблюдать, как капитан 1 ранга Милютин, на строевых смотрах училища обходил другие факультеты, где выискивал бывших нахимовцев. Каким-то образом ему это удавалось, то ли наша строевая выправка была особенная, то ли кто-то заранее указывал на нас.
Даже со мной такой случай произошел. На очередном строевом смотре Милютин без всяких на то оснований обходил строй нашего штурманского факультета и тщательно всматривался в лица каждого курсанта, как Уинстон Черчилль пренебрежительно смотрел на советских солдат, выстроенных на аэродроме по поводу его прилёта в Москву во время войны.
Мракобес Уинстон Черчилль в Москве. 1945 год.
Так вот, поравнявшись со мной, капитан 1-го ранга Милютин, выпятив свои противные слюнявые и влажные губы, вдруг неожиданно задал вопрос о моей бывшей принадлежности к нахимовцам, о чём я с гордостью подтвердил. Тогда он начал придираться к моему внешнему виду, делать какие-то пустяшные замечания, на которые трудно было сдержаться, чтобы не нагрубить, а ему, видимо, только этого и хотелось услышать для принятия решительных мер с наказанием. Такое препирательство продолжалось до тех пор, пока к нам не подошёл начальник штурманского факультета капитан 1-го ранга Вавилов и не отвёл его в сторону. За Милютиным, так же как и за Мельничуком среди курсантов твёрдо закрепилось весьма негативное мнение и им присвоили довольно унизительные клички, как о грубых самодурах, наглых карьеристах и вообще малокультурных и недалёких людях.
Вспоминая других офицеров руководящего звена, можно с определённой уверенностью утверждать, что такого деспотизма на остальных факультетах, как у минёров, тогда не проявлялось. Артиллерийский факультет, занимавший центральную часть превосходного спального корпуса, возглавлял капитан 1-го ранга Андреев. Заместителем по строевой части у артиллеристов был капитан 3-го ранга Гончаров, отличавшийся отменной строевой выправкой, безукоризненным внешним видом. Выглядел весьма моложаво, высокого роста, на щеках его всегда играл задорный румянец, красавец – другого не скажешь. Но как только снимал с головы фуражку, чтобы вытереть пот с совершенно лысой и какой-то многоугольной, бесформенной головы, сразу терял свой бесподобный, бравый вид. И ещё была одна причина, по которой было обидно за такого прямо-таки, как бы теперь сказали, Ходили слухи, что у него были какие-то семейные неурядицы, завершившиеся тем, что от него ушла жена. Ну, чего ещё, думалось, не хватает этим придирам-женщинам!
Наш штурманский факультет, размещался в правом крыле «П»-образного здания казармы. Традиционно являлся ведущим факультетом в училище и занимал первые места по результатам учёбной успеваемости, и по состоянию воинской дисциплины, и по спортивным достижениям, да и вообще по общему моральному климату и настроению среди курсантов всех курсов. На мой взгляд, на штурманском факультете в общих чертах была самая благоприятная и доброжелательная обстановка. Во многом это была заслуга начальника факультета капитана 1-го ранга Г.В.Вавилова. Мне за всё время обучения не приходилось попадать «на ковёр» к начальнику факультета по поводу каких-либо разбирательств личных упущений, также как и к другим начальникам от командира роты и выше. Вероятней всего, своим отношением к делу я, приобретя некоторый опыт нахимовского бытия, причин для разбора своего поведения не давал и не допускал даже возможности их проявления.
Наблюдая Вавилова со стороны, создавалось впечатление, что начальник факультета всегда и везде был среди курсантов, особенно среди старших курсов. Для него не было зазорным придти в субботу или воскресенье поздно вечером на факультет к окончанию увольнения, и лично пронаблюдать в каком виде его курсанты возвращаются в училище. Даже тогда, когда, возможно, у него возникали какие-то замечания, он тут же не устраивал разнос нерадивому курсанту. Пожалуй, он значительно строже относился к командирам рот и требовал от них усилить воспитательную работу с личным составом.
Совсем другой и по характеру, и по стилю поведения был заместитель начальника штурманского факультета по строевой части капитан 2-го ранга В.И.Великий, Герой Советского Союза, служивший во время войны на Азовской, а затем Дунайской флотилии.
К слову сказать, приведу интересный факт. В.С.Штепа, командир роты в Нахимовском училище, после прочтения моей книги в одной из бесед по телефону заявил, что Виктора Великого он знает лично, когда во время войны служил с ним в одной бригаде речных кораблей Дунайской флотилии.
Для него было обычным делом рубануть сплеча, наорать, обматерить, размазать, даже не разобравшись в существе того или иного вопроса, и не важно, кто ему попался под «горячую» руку: курсант, старшина, мичман или даже офицер. Но когда у него хорошее настроение – это добрейший, рассудительный, но всегда строгий и без попустительства и зловредности офицер. Вспышки необузданности, как мне кажется, ему прощали, вернее сказать, входили в его положение, полагая, что нервная система фронтовика, порой, даёт сбой. Не буду зря наговаривать, но, тем не менее, скажу, что у него была некоторая слабина к употреблению алкоголя. В период моего обучения уже на третьем курсе, среди первокурсников нашего факультета появился такой же светловолосый и обличьем похожий на своего отца курсант Игорь Великий.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
