Неудивительно, что сейчас я не помню фамилии этого капитана с красными просветами на погонах.
А вспоминается другое:
− Полундра, Чойбалсан!
И все – в рассыпную. Или в разговоре между питонами:
− Опять попал на карандаш к Чойбалсану.
Но вот в один ненастный осенний день 1952 года по радио передали печальное сообщение о кончине Чойбалсана, известного монгольского маршала, дважды Героя Монгольской Народной Армии.
Один из питонов младших классов перед сном из разговоров однокашников краем уха услышал информацию о смерти Чойбалсана. С тем и уснул.
Ночью он проснулся от нестерпимого желания отправить естественные надобности. С этой целью этот бедолага спустился в полуподвальное помещение, где располагался необыкновенно огромных размеров, почти на всю длину казармы, плохо освещаемый, а поэтому мрачный, холодный и не уютный гальюн.
Каково же было состояние ещё заспанного и окончательно не проснувшегося нашего героя, когда из полумрака появилась фигура «нашего Чойбалсана» в форме капитана с портупеей, с кобурой и пистолетом, а на левом рукаве была повязка дежурного офицера «рцы». Чойбалсан медленно приближался. Ужас сковал все органы чувств нашего юного героя. Не иначе, как настоящее «привидение» в образе «скончавшегося Чойбалсана»? Мальчишка вскрикнул, и под ним непроизвольно на полу образовалась лужа, а некоторая часть содержимого мочевого пузыря попала в расшнурованные рабочие ботинки (гады). (Следует напомнить, что в младших классах мы спали в длинных трофейных ночных рубашках – А.Д.).
«Привидение» всё ближе и уже почти рядом. Приблизившись почти вплотную этот «ночной монстр» вдруг каким-то загробным глухим голосов, отражающимся эхом от сводчатых проёмов потолка, заговорил:
− Перетерпел. Надо раньше вскакивать с кровати…
Почти теряя сознание и способность крепко стоять на ногах, наш питон стал оседать в собственную лужу.
В следующий момент крепкие руки капитана, дежурного офицера по училищу, подхватили расслабленное тело воспитанника.
Капитан бережно перенёс его в ротное помещение. Дневальный, увидев дежурного по части, намеревался отдать необходимый рапорт, но офицер сделал знак «отставить доклад» и спросил, в каком кубрике находится кровать этого нахимовца.
Только тут в затуманенном мозгу пацана появилась радостная мысль, что, если дневальный ничуть не испугался «нашего мёртвого Чойбалсана», то, значит, он не умер и он не «привидение». Постепенно придя в полное сознание, наш ночной герой успокоился, самостоятельно добрёл до своей кровати и вполне нормально без снов и сновидений провел остаток ночи.
Наутро всё окончательно выяснилось. История эта при пересказах приобретала и другие оттенки и подробности. А капитан «Чойбалсан» стал пользоваться большим уважением среди питонов.
Арнольд Думбре.
В заключение считаю нужным с тем же чувством признательности перечислить на этот раз офицеров-воспитателей и командиров рот, соратников начальника училища Безпальчева К.А.
Богданович Всеволод Всеволодович, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Бут Владимир Михайлович. Капитан-лейтенант. Командир роты.
Быстров И.П. Капитан 3 ранга. Командир роты.
Веко Павел Степанович, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Капитан-лейтенант В.С.Штепа в форме "раз", справа от него наклонился ст. лейтенант П.С.Веко.
П.С.Веко стоит за спиной у В.С.Штепы.
Гарбуз Григорий Иванович, офицер-воспитатель, капитан.
Глазенков. Младший лейтенант.
Губин Виктор Александрович, офицер-воспитатель, командир роты, младший лейтенант.
Ерёменко, командир роты, капитан 3, затем 2 ранга Заворуев Василий Федорович, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Краснов, офицер-воспитатель, младший лейтенант.
Круглов Леонид Александрович, офицер-воспитатель первого взвода, капитан, майор. Кухарев Николай Алексеевич, офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Мищихин Александр Михайлович, командир роты, капитан-лейтенант, капитан 3 ранга.
Монастырский, командир роты, капитан-лейтенант.
Мышкин, командир роты, капитан-лейтенант.
Норинский А., офицер-воспитатель, капитан-лейтенант.
Пехтерев. Офицер-воспитатель.
Побережный Жозеф Львович, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант.
Подкаминский. Капитан. Офицер-воспитатель.
Полушкин Е., офицер-воспитатель, капитан.
Рудич. Лейтенант, командир роты Рижского Нахимовского училища ВМФ.
Главное - быть на своем месте. Беседа с вице-адмиралом Ю.Кайсиным. - Морской сборник № 12, 1993 г.
Еще когда я учился в нахимовском (а тогда в стране было целых три НВМУ!), в военно-морские училища уже поступало много суворовцев. (Кстати, в НВМУ мой командир взвода лейтенант Рудич тоже заканчивал суворовское училище.)
Светлов Михаил Александрович, командир роты, подполковник.
Свирский Павел Мефодьевич, офицер-воспитатель, капитан 3 ранга.
Сергеев Сергей Иванович, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант. Сидоркин. Офицер-воспитатель.
Сиротин Валентин Федорович. Капитан, затем майор. Командир роты.
Шаповалов И., офицер-воспитатель, старший лейтенант.
Ширяев, офицер-воспитатель, капитан-лейтенант.
Штепа Виктор Степанович, командир 6-й роты, капитан-лейтенант.
«В МОРЯХ МОИ ДОРОГИ...». Верюжский Николай Александрович (Воспоминания нахимовца Рижского Нахимовского Военно-Морского училища в период с 1947 по 1953 годы).
Каждой ротой командовал кадровый офицер командир роты. Первым моим командиром 6-й роты был капитан-лейтенант Виктор Степанович Штепа, запомнившийся мне особой морской выправкой, чёткостью, пунктуальностью, педантичностью. Большой любитель и популяризатор шахматной игры Виктор Степанович самолично составлял для нашего обозрения графики и таблицы мирового первенства по шахматам, когда Михаил Ботвинник стал чемпионом мира, разгромив Эйве, Решевского, Кереса и других претендентов на чемпионский лавровый венок. Вскоре Виктор Степанович Штепа оставил наше училище, поступив в Военно-Морскую Академию, которую успешно окончил, и стал крупным в нашем Военно-Морском флоте специалистом-противолодочником. Служил на Тихоокеанском флоте и в Главном штабе ВМФ. Недавно я узнал, что он проживает в Москве и мне удалось с ним поговорить по телефону и представиться. Разговор был весьма интересный. Я, в свою очередь, также рассказал о своей службе...
В первый же приезд нашего училища на первомайский парад 1948 года мама, заблаговременно узнав из моих сообщений об этом событии, подробными письмами известила дядю Витю, Виталия Александровича Соколова - своего родного брата, и дядю Колю, Николая Николаевича Верюжского - родного брата моего папы, о моём нахождении в Москве. О том, что у меня в Москве, кроме названных, также проживают и другие близкие родственники, знали из моих анкетных данных и офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Веко, и командир роты капитан-лейтенант В.С.Штепа. Однако, чтобы получить разрешение на длительное увольнение, необходимо было личное ходатайство и заверение самого родственника. Если честно говорить, то я не особенно старался и надеялся получить дополнительные льготы по увольнению, зная и чувствуя, что моё неожиданное появление в этих семьях может вызвать не столько родственную радость, сколько житейские проблемы и лишнее беспокойство. Другое дело, я думал, навестить родственников на часок-другой, когда представится такая возможность во время дневного увольнения, предварительно сообщив о своём намерении по телефону. Но даже и такое скромное желание не всегда, как оказалось на практике, могло реализоваться.
Вот об этом я хочу сказать несколько слов. Буквально на второй или третий день нашего первого пребывания в Москве, когда мы только обустраивались и обживались на новом месте в так называемых Краснопресненских казармах, во второй половине пасмурного апрельского дня появилось свободное время, которое нами тут же использовалось для спортивных игр. Любители волейбола, как правило, это были старшеклассники, сразу же разделились на команды и вели свою бескомпромиссную борьбу на волейбольной площадке, бурно поддерживаемую заинтересованными болельщиками. Ну, а мы, малышня, раздобыв мяч, который не жаль было попинать ногами, самозабвенно бегали на небольшом грунтовом более-менее подсохшем участке территории, изображая игру в футбол.
В самый разгар игры к нам прибежал запыхавшийся рассыльный с вопросом: «Нет ли среди играющих воспитанника 6-ой роты Верюжского? Ему срочно требуется прибыть на КПП». С большим недоумением я помчался на проходную и весь такой возбуждённый, взлохмаченный, потный, замызганный вдруг очутился в объятиях дядя Коли. Оказалось, что Николай Николаевич Верюжский, разузнав через московскую гарнизонную комендатуру, где разместились Рижские нахимовцы, прибывшее в Москву для участия в параде, разыскал и приехал меня навестить. Вот это да! Вот это приятная неожиданность!
На КПП находился также мой офицер-воспитатель старший лейтенант П.С.Веко, который пришёл значительно ранее для выяснения, кто меня разыскивает, и я понял, что между ними уже состоялся обстоятельный разговор и по просьбе дяди Коли даже было принято решение, если я того пожелаю, отпустить меня в увольнение. Как же можно было отказываться от такой неожиданной радости? Я мигом бросился в казарму привести себя в порядок и переодеться в форму первого срока. Через некоторое время после того, как меня кратко проинструктировали о порядке поведения в городе и выдали на руки увольнительную записку, я был свободен и в течение целых суток находился в обществе дяди Коли. На следующий день к обозначенному в увольнительной записке времени дядя Коля доставил меня в расположение казарм. В последующем, когда я изъявлял желание получить увольнение на продолжительный срок, то повторного подтверждения от родственников не требовалось...
Но что интересно, Витя Щетников оказался прекрасным шахматистом. Командир нашей роты капитан-лейтенант В.С.Штепа являлся большим любителем и популяризатором шахматной игры. Многие воспитанники вместе с командиром роты играли в шахматы, на различных соревнованиях завоёвывали призы и дипломы, получали шахматные категории и спортивные разряды...
В качестве пояснения скажу, что в первом взводе ребята подобрались что надо: высокие, рослые, сильные, физически хорошо развитые. Немудрено, что офицер-воспитатель первого взвода энергичный и настырный капитан Круглов на своей шлюпке-шестёрке с экипажем из таких крепышей, как например, Толя Полковников, Гарик Каменев, Юра Ободков, Володя Лебедев, Арнольд Думбре, Юра Шаробурко, Лёва Окунь, чаше всего на всех гонках занимали первые или в крайнем случае призовые места, оставляя на вторых и последующих местах опытного и расчётливого командира роты капитан-лейтенанта Штепу, который свою команда формировал из «питонов» второго взвода, пусть не таких высоких, но не уступающих им в других компонентах...
Попытки одних доказать своё преимущество, а других - ни в чём не уступать, всё-таки иногда происходили, которые выражались, например, в стычках и столкновениях с применением подушек или скрученных в тугие жгуты полотенец, когда, главным образом после отбоя, вдруг раздавался боевой клич: «Идём бить первый или второй взвод!» Тогда в коридор с гиком выбегала ватага ребят в длинных ночных рубашках с подушками или полотенцами в руках, где происходило кратковременное, но бескровное побоище. В таких баталиях не было ни победителей, на побеждённых, но каждая сторона считала себя правой: первые думали, что отстояли свои позиции, а другие считали, что они тоже чего-то стоят. До более серьёзного и принципиального противостояния «стенка на стенку», как мне помнится, дело не доходило, если не считать некоторые выяснения отношений в индивидуальном плане, да и они никогда не приобретали большого значения.
К чести наших офицеров-воспитателей и в первую очередь, как я полагаю, командира роты капитан-лейтенанта В.С. Штепа, всячески стремящихся не противопоставлять одних перед другими, создавали нормальную, дружескую обстановку поддержки и взаимного понимания среди нахимовцев всех четырёх взводов.
Яценко Дмитрий Петрович, офицер-воспитатель, майор. 
