В 1991 году в столице Поморья состоялся праздник "Дервиш-91", посвященный 50-летию первого северного конвоя, который причалил в Архангельске 31 августа 1941 года.
- В Архангельск пришли английские суда, приехали ветераны. Был парад, играл оркестр королевских военно-морских сил, праздник был грандиозный, - рассказывают ветераны.
Тогда же, в 91-м, в Соломбале на набережной Двины установили закладной камень - памятник тем, кто навеки остался в море. Камень заложили с большим размахом, в присутствии областного и городского начальства.
- Семнадцать лет прошло, а камень и ныне там, - сокрушаются моряки-ветераны, - неужели пять тысяч наших товарищей, погибших на Севере, не достойны памятного знака!
Оброненная медаль
В этом году День Победы Алексей Иванович Высоких, Юрий Петрович Копытов и Юрий Александрович Будиев встречали в Лондоне. В Англию они отправились по приглашению лондонского клуба участников полярных конвоев.
Девятого мая северян пригласили на крейсер-музей "Белфаст", где состоялась встреча моряков. Председатель клуба Гордон Лонг присутствовать лично не смог, он прислал своим друзьям письмо.
Из официальных лиц на "Белфаст" прибыли посол России в Великобритании Юрий Федотов и двоюродный брат Королевы Елизаветы II, принц Майкл Кентский. Английским и российским ветеранам вручили памятные медали.
- Мы вспоминали прошлое, но и проблемах говорили. Нам, ветеранам войны, грех жаловаться: пенсия по сравнению с другими пенсионерами побольше, льготы есть, но особо не пошикуешь. Мы приехали в Лондон за счет архангельских предпринимателей, спасибо им большое, а англичане к нам приезжали за свой счет, и в Австралию для них полететь не проблема.
- После встречи на крейсере с россиянами, работающими в Лондоне, отмечали праздник в маленьком пабе на воде. Помянули погибших, пели "Катюшу", простые англичане нас искренне поздравляли и предлагали выпить. Даже посетители соседнего с пабом гей-клуба предлагали к ним зайти, но мы тактично отказались.
- Поздним вечером девятого мая мы возвращались в гостиницу, и я не заметил, как на асфальт упала одна из медалей,- рассказывает Юрий Петрович Копытов, - а подросток, нашедший ее, бежал за нами, чтобы вернуть. Я был очень растроган и обрадован такому отношению.
Корзунов Андрей Михайлович
60-летие начала войны отозвалось в сердцах людских, особенно ветеранов, долгим эхом. Нахлынула волна новых острых воспоминаний, возрос поток писем. Одно из них поступило в редакцию нашей газеты от петербуржца В. С. Щетинина. Он рассказывает о своем друге, жителе Пушкина, человеке волнующей, неординарной судьбы, с которым посчастливилось недавно снова встретиться.
“Мы сидим с ним на скамейке... Над нами голубое небо, вокруг густая зеленая листва и тишина. Что еще нужно для беседы?”
Собеседником Владимира Сергеевича был Андрей Михайлович Корзунов. По словам Щетинина, Андрей — намного моложе его, еще “салага”. Скамейка, на которой протекал их неторопливый дружеский разговор, стояла невдалеке от дома на Артиллерийской улице, где живет с женой и двумя детьми А. М. Корзунов.
— До войны, — рассказывал он, — я с сестрой и мачехой жил на улице Радищева, в доме номер девять. Был еще дошкольником и забавлялся с пацанами детскими играми: гоняли мячи, запускали бумажных змеев, “громили врага” деревянными саблями, командовал нами “легендарный Чапаев”. Сестра была старше меня, проводила школьные каникулы в местном пионерском лагере, каких в Пушкине было несколько.
Помню, мы бегали глазеть на смуглых мальчиков и девочек в пилотках с кисточками. Их привезли из Ленинграда и разместили в детском доме на Пушкинской улице. Сестра говорила, что они приехали из Испании, где шла война. Фашисты бомбили города. Маленьких испанцев временно поселили у нас, дав им возможность погостить под мирным небом...
Но и в нашей стране небо недолго оставалось мирным. “В понедельник, 23 июня, мне должно было исполниться семь лет, и мачеха хотела испечь пироги. Приказала сидеть дома. Но в воскресенье мы услышали ужасное: германские фашисты напали на нашу страну, началась война”.
В августе на семью обрушилось и личное горе. Как поведал Андрей, от них ушла мачеха. Писем с фронта от отца не было, она подумала, что скорее всего его нет в живых и бросила пасынков на произвол судьбы. “Я почувствовал себя совсем взрослым, семейным кормильцем. Чтобы раздобыть пищу, стал бегать то к бабушке, которая жила в доме у Египетских ворот, то к тетушке на Песочную улицу, а то и к деду, работавшему кочегаром в кинотеатре “Теремок”, ныне “Авангард”. Один покормит, другой попоит чаем, третий пошлет сестре хлеба. Ведь мы стали беспризорниками...”
Потом начались бомбежки. Однажды налет немецких самолетов застал мальчика у деда в кинотеатре. Хорошо, что рядом, в подвале соседнего дома, было бомбоубежище. Спустя несколько дней ребята перебрались к бабушке. Там тоже вблизи от дома находилось укрытие от бомб. Уходя туда, люди брали с собой кое-какие пожитки, съестное: ведь воздушные налеты длились иногда подолгу. “Время от времени, — вспоминает Андрей Михайлович, — мы ходили из этого убежища за водой к ручью, пробегавшему невдалеке от Египетских ворот. Как-то в середине сентября бабушкина соседка тоже решила раздобыть воды. Вскоре она вернулась, но с пустым ведром. Расстроенная, взлохмаченная, едва переводя дыхание, женщина выпалила: “В городе немцы!”
— В моем воображении, — рассказывал А. М. Корзунов своему собеседнику, — немцы представлялись псами-рыцарями в касках с рогами, такими, как я видел их в кинофильме Но те, кто ворвались в нашу землянку, оказались обыкновенными бандитами, никак не похожими на киногероев. Сначала послышался шум мотоциклов. Мы затаились. Все отчетливее до нас доносился какой-то лающий говор. Потом мы увидели, что в проем двери влезает верзила с фонариком. Стал освещать наши жалкие пожитки. Как истинный крохобор он забрал у нас весь хлеб и с килограмм изюма.
В те страшные дни мальчику и его сестренке пришлось пережить и смерть дедушки. Он не выдержал глумления над ним фашистов. Бабушке с внуками удалось похоронить деда во дворе бывшего дома Кокорева, на Московской улице. Конечно, никаких следов от наспех вырытой могилы теперь не осталось.
Когда Корзуновы возвращались с похорон, перед их глазами предстала еще одна леденящая душу сцена: у здания бывшей аптеки, которая находилась на углу Московской и улицы 1 Мая, ныне Конюшенной, стояли виселицы с повешенными горожанами.
Спустя некоторое время немецкие власти стали выселять людей из оккупированного города.
— Как во сне помню, — продолжал свой рассказ Андрей Михайлович, — погрузили меня на подводу и куда-то повезли. Через несколько дней выкинули на территорию какого-то лагеря. Оказалось, что это была Гатчина. Я опух, видимо, от голода, и не мог двигаться. Долго находился в забытьи. Очнулся уже в небольшой, опустошенной деревушке под Невелем.
Как сложилась бы дальнейшая судьба Андрея и его родных, будь они и дальше под пятой гитлеровских захватчиков, — можно только гадать. Но вскоре положение круто изменилось. В 1943 году настал для Корзуновых час освобождения. Мальчик, на хрупкие, изможденные плечи которого легло столько горьких испытаний, наконец-то оказался под надежной защитой. И не одного-двух людей из числа близких, друзей, знакомых, а под опекой целого воинского коллектива. Девятилетнего парнишку приняли в дружную боевую семью гвардейского артиллерийского полка. Юный изгнанник из Пушкина стал сыном этого полка.
Но бои за освобождение родной земли продолжались. Гвардейцев перебрасывали на различные участки фронта — под небольшой городок на Псковщине Пустошку, под Витебск, Оршу... Шел уже 44-й год. Десятилетний боец Андрей Корзунов старался нести службу так же исправно, как и все его однополчане. Четко выполнял возложенные на него обязанности связного, под обстрелом противника перебегал от одного поста к другому, разнося пароли...
— Наша гвардейская дивизия, — вспоминает А. М. Корзунов, — участвовала в операции “Багратион”, освобождала Белорусию, Прибалтику. По окончании наступательных боев многих из нас наградили. Мне вручили медаль “За боевые заслуги”.
После войны Андрей Корзунов долго еще не расставался с военной формой. Служил юнгой на одном из тральщиков Черноморского флота, освоил морскую специальность штурманского электрика. Был удостоен и других правительственных наград, в том числе медали Ушакова. Но та, солдатская медаль, полученная им в десятилетнем возрасте, для него — самая памятная, дорогая.
Напоследок хочется сказать спасибо за письмо Владимиру Сергеевичу Щетинину, тоже бывшему юнге, за то, что он проследил за судьбой и по справедливости оценил заслуги и моральные качества своего друга, пережившего столько невзгод, но оставшегося несломленным. Наоборот, пройденный им тенистый путь закалил его, определил правильное, полноценное отношение к жизни. Вполне закономерно, что ветеран войны Андрей Корзунов и по сей день активно трудится, причем на важном, ответственном посту — в области изучения космоса.
Курамшин Игорь Александрович
... Взять хотя бы самый первый очерк - «Всем штормам назло». Его герой - кавалер ордена Ленина - член совета ветеранов Мурманского тралового флота, бывший старший мастер лова Игорь Курамшин сидел на праздничном вечере в ДК имени Кирова по соседству с автором. Читатели «Мурманского вестника» знают Игоря Курамшина как автора интересных очерков и зарисовок о людях Мурманского тралфлота. Но мало кому известно, какая удивительная жизнь за плечами Игоря Александровича, кавалера ордена Ленина, бывшего юнги Черноморского флота, морского пехотинца, разведчика в суровые годы войны и одного из самых удачливых промысловиков МТФ в мирное время. Книга Владимира Бабуро восполняет этот пробел...
Я ЛЕТАЛ ВАС БОМБИТЬ. Игорь КУРАМШИН. -
Это услышал ветеран от немецкого гостя
В прошлом году, когда праздновалось 60-летие Победы, в музее Мурманского морского пароходства собрались ветераны войны. На встречу прибыли гости - из Германии, Англии, Америки. Рядом с Николаем Малыгиным оказался немец. Разговорились. Мурманчанина очень удивил уверенный и бойкий русский язык соседа - где так сумел изучить?
- В Магадане, - охотно ответил тот на вопрос. - Десять лет в советских лагерях я прилежно постигал вашу речь. И, как видите, преуспел.
Оказалось, в плен немец попал после того, как его самолет сбили над Мурманском.
- Я летал бомбить ваше знаменитое судно - ледокол «Иосиф Сталин», - с некоторой даже гордостью сообщил он.
Николай Иванович на мгновение онемел.
- А я в это время там кочегарил, - произнес он наконец. - Думал, живым не выйду...
Этот ледокол, как вспоминает Малыгин, одним своим именем приводил фашистов в ярость. По слухам, существовал даже приказ Гитлера - утопить этот гигант любым путем. А потому служить на «Сталине» было что сидеть на пороховой бочке с горящей папироской в зубах. Немецкие подлодки постоянно охотились на корабль, самолеты методично утюжили небо над ним, осыпая бомбами. Как-то раз (Коля Малыгин в ту пору перешел из кочегаров в машинисты) ледокол уцелела лишь чудом: бомбы ложились буквально в паре метров от борта.
- Не вышло у вас, - сказал немцу Малыгин. - Цел ледокол остался, и мы тоже, - и улыбнулся.
А сидевшие напротив английские и американские ветераны чуть ли не зубами скрипели, глядя на былого противника, - не простили. Николай Иванович тоже особого расположения к соседу не чувствовал, но отнесся к ситуации философски. Столько времени прошло, да и к тому же все были солдатами, все выполняли приказы - и наши, и враги. История уже расставила по местам правых и виноватых.
Коренной архангельский помор (дед, отец, пятеро братьев - все были рыбаками) Николай Малыгин оказался в Мурманске восьмилетним пацаненком. Старшие ловили треску рядом с Восточной Лицей -там, на побережье находилось семейное становище, а маленький Копя помогал чинить сети, кашеварил, участвовал, как мог, в промысле. Иной стези, чем морская, он для себя не мыслил. Подрос, рыбачил, потом грянула война...
Ее тревоги и напряжение даром для Малыгина не прошли. Уже в мирное время, в 1953 году (как раз умер Сталин), аукнулись: 34-летнего Николая разбил инсульт. Казалось, болезнь решила взять то, что не сумела война. Но он выкарабкался. И не просто остался жить, а вновь вступил в рыбацкий строй и работал еще долгие годы в полную силу.
Поначалу был заместителем ректора высшей мореходки по мореплаванию. Командовал учебным отрядом судов, одновременно был его флагманом и механиком-наставником. С 1955 года отряд вошел в состав Мурманского тралового флота. И с тех пор вся жизнь была связана с этим, старейшим на Мурмане, рыбацким предприятием.
В ту пору тралфлот активно покупал с помощью государства новые суда – и в стране, и за границей. Николай Малыгин трудился в перегонной команде. Перегонщики доставляли рыбакам современные по тем временам траулеры, сейнеры и другие суда.
Именно тогда стал особенно заметен дефицит специалистов, и в рыбацкую отрасль охотно брали вчерашних военморов. Потомственный помор Николай Малыгин не одного знакомого еще по военным будням моряка-североморца сумел обратить а рыбацкую веру. Причем отбирал самых опытных специалистов-механиков, способных работать с полной отдачей, - других бы в ставший родным тралфлот он не привел.
Когда работал групповым механиком предприятия, на нем лежала непростая задача состыковать ремонтные ведомости своих подопечных траулеров с требованиями судоремонтных заводов. Тут Николай Иванович был на высоте. Эрудированный, принципиальный, вооруженный огромным профессиональным опытом, он хорошо знал возможности практически всех мурманских СРЗ, оснащенность их цехов. Не терпел разгильдяйства и безответственности, а это не могло не сказаться наделе. И подведомственные ему суда всегда выходили в море в отличном состоянии.
Кстати, морская династия на моем герое не прервалась. Сорок лет отходил капитаном в «Севрыбхолодфлоте» его сын Борис Малыгин.
И. Дружинин. "Ледокол "И. Сталин" на пути в Мурманск".
А сам Николай Иванович ныне является заместителем председателя совета ветеранов тралфлота. Забот хватает, но на недостаток времени и сил он не жалуется. Живет, как в песне: «Старость меня дома не застанет...» И все же, чем быстрее бег времени, тем чаще вспоминается юность. Как работал еще до войны на зверобойных шхунах, как ходил под бомбами на «Иосифе Сталине», а после - старшим мотористом на полученном от американцев по ленд-лизу американском ледоколе «Северный ветер»...
Игорь Курамшин: "Она никогда не давила своим авторитетом, - Валентина Яковлевна была требовательна и справедлива. Ее приказы никогда не обсуждались. Для судокоманды они были законом. Женщина, полюбившая море... Между собой мы называли ее мамой. Помню, как на свои деньги она купила для матроса Васи Шубина телевизор и подарила от нашего экипажа."
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
