Мы идём на погружение -
Обжимают нас года,
Словно тёмная вода.
Пусть помогут в трудный час
Эхолот, гирокомпас:
И в баллонах есть у нас
Воздух, взятый про запас...
79 - не событие, слив балласт,
Иди на всплытие.
Пусть тебе подольше, друг,
Солнце светит через люк!
28.11.10 Н.З. (Б-ца 122)
Радости и огорчения командирской службы
Подводной лодкой «М-282» я командовал без малого три года. Как и раньше, принимаясь за воспоминания о достаточно длинных отрезках своей службы, я довольно быстро убеждался, что составить подробный отчёт о них не представляется возможным. Да такой отчёт вряд ли заинтересует даже самых благожелательных читателей. Поэтому мы опять перейдём на выборочное описание прошлых событий. И хотя среди них явно преобладали «радости», следуя В.А.Иванову, я всё-таки начну с «огорчений».
Новый год начался, как всегда, с интенсивных выходов в море. Уж не помню, по какому случаю, в феврале я оказался в бухте Конюшкова, где меня вызвал к телефону комбриг и приказал вернуться в Находку, чтобы отправить жену в Москву. Прасковье Сергеевне стало совсем худо. Сами понимаете, что путешествовать с двухмесячной дочкой, да ещё по такому поводу, – нелёгкое дело. Поскольку я уже рассказывал об этих печальных событиях, не станем повторяться. Спустя пару недель жена вернулась на Восток.
Танюша, к счастью, не захворала. Московская комната была сдана властям, имущество наше пополнилось легендарным колуном и швейной машинкой «Зингер», и жизнь постепенно «вошла в колею». Дома меня видели мало: выходы и дежурства занимали большую часть времени. В строгом исчислении, домой я не мог появляться почти полгода. Правда, находясь «в готовности» (часовой), но стоя у пирса, я встречался с женой и ребятишками по выходным на какой-нибудь лавочке на территории бригады. Тем не менее, вместе со своими друзьями и соседями мы несколько модернизировали наше жилище: вырыли ямы и довели водопровод до квартир. По строительным нормам делать этого было нельзя (двухэтажные бараки не имели канализации), но в дикой местности никто не обращал внимания на правила.
На лодке постепенно начали сменяться офицеры. Штурмана Чернявского уволили в запас по болезни. Минёр тоже ушел на повышение, а вместо него к нам назначили Сашу Мельникова – старшего лейтенанта, годом младше меня по выпуску из нашего училища. Мельников как попал в Находку минёром на «малыш», так и прослужил на этой должности все четыре года..
Два бывших подгота: А.С.Мельников и я. 1960 год.
Это был работящий парень с «золотыми» руками, но совершенно не подходящий к офицерской службе и выполнению многочисленных «табу», которые её сопровождают. Такое положение тяготило всех: начальство, Сашину жену с двумя дочками, которой тоже надоели «заходы» мужа, и, главное, – самого виновника неудачного выбора профессии.
Уж не знаю, что думало командование, направляя Мельникова под моё начало, но мне этот педагогический эксперимент, естественно, особой радости не доставил. Правда, и особых огорчений – тоже. Хотя мы с минёром ни в какие сговоры не вступали, он старался честно нести службу, торпеды готовились отлично, и никто самовольно регулировок системы беспузырной стрельбы не нарушал, а я, по возможности, «сглаживал» его отклонения от праведного курса. Особых скандалов за время нашей совместной службы не случилось, но кончилось всё так, как и должно было кончиться: судом чести и увольнением в запас.
В качестве командира я на этом суде должен был выступать с обличительными речами. Но, к счастью, поносить и без того несчастного человека особенно не стали, сошлись на тезисе «отпустить на свободу». По делу, всё это нужно было сделать без всяких судов и намного раньше.
К лету я уже окончательно «набил руку» в управлении кораблём и начал считать себя достаточно опытным командиром. Действительно, мы не раз попадали в туман и штормовые условия, швартовались при ураганном отжимном ветре, выполняли положенные упражнения боевой подготовки, но все связанные с этим трудности экипаж (а, следовательно, – и я) преодолевал нормально.
Однако такое, слишком «гладкое» течение событий всегда таит в себе опасность проглотить горькую пилюлю, когда переменчивая судьба моряка «подсунет» соответствующий случай. Не миновал такого отрезвляющего «приёма лекарств» и я. В разгар лета мы почти каждый день выходили на обеспечение противолодочной подготовки надводных кораблей.
Вот так обычно видится море с мостика «малыша».
Выходы эти очень похожи на рутинную работу: мы принимали на борт офицера с эсминца или сторожевика, погружались и маневрировали в соответствии с доставленным заданием. По истечении положенного времени шлюпка забирала посредника с результатами его наблюдений и кальками с карт нашего маневрирования, и лодка возвращалась в базу.
Летом у побережья Приморья вода прогревается хорошо, и эффективность гидроакустических станций падает. Надводным кораблям редко удавалось обнаруживать лодку под слоем воды с большим перепадом температур. Повторяюсь, такие выходы случались часто, этот отличался от прочих разве только тем, что командиром радиотехнической службы на эсминце, который мы обеспечивали, служил мой однокашник по училищу Паша Марков. По этому случаю мы с офицером-посредником вели своеобразную передачу дружеских приветов и новостей. «Плавное» течение событий было прервано где-то во второй половине дня, когда мы заметили, что лодка перестала «слушаться» горизонтальных рулей (с их помощью управляют глубиной погружения). Я объявил тревогу, и после тщательного осмотра выяснилось, что отказал привод основных – кормовых рулей, и в нашем распоряжении остались только менее эффективные – носовые. А следует заметить, что при малой скорости подводного хода для «малыша» исправная работа каждого устройство управления весьма важна, и выход из строя одного из них не всегда может быть скомпенсирован действием остальных.
Довольно быстро сделав соответствующие выводы, я решил всплывать. Такой случай предусмотрен правилами совместного маневрирования лодки и надводного корабля при совместной боевой подготовке. Эти правила я знал и многократно сдавал по ним разные зачёты. Но, когда дело дошло до практического применения, мягко говоря, мне отказала осторожность и рассудительность. По правилам мы должны были лечь на определённый курс и начать выпуск воздушных пузырей на поверхность, у наших лодок не было средств гидроакустической связи, и другим способом оповестить партнёра об аварии или поломке не представлялось возможным. Но мы уже пару часов не слышали шума винтов и выпуск пузырей, при котором увеличиваются трудности удержания лодки на глубине, я посчитал ненужным делом.
Конечно, всплывали мы по всем правилам: по боевой тревоге и с готовностью немедленно заполнить цистерну «быстрого погружения», которая и служит для срочного ухода на глубину. Соответственно, я приник к поднимающемуся перископу для осмотра обстановки. Не буду описывать своего огорчения, когда почти одновременно я увидел в перископ миноносец в опасной близости (около трёх кабельтовых) при остром курсовом его угле и услышал доклад акустика о том, что надводный корабль даёт ход, до этого, при прослушивании горизонта шумы отсутствовали. Мы срочно ушли на глубину, добавив себе хлопот с удержанием лодки от чрезмерного погружения. Впоследствии выяснилось, что надводники «потеряли» нас и легли в дрейф для создания наиболее благоприятных условий при наблюдении. Во время моего неграмотного манёвра, при малом расстоянии лодка была сначала обнаружена с помощью гидроакустики, когда мы всплыли выше слоя с перепадом плотности воды, и эсминец уже было пошёл в учебную атаку. Но обнаружив наш перископ, командир эсминца почуял неладное и, конечно, прекратил опасное сближение (так именуется эта ситуация на морском языке).
Повторно мы всплывали уже по всем правилам. При осмотре в надстройке выяснилось, что сломался латунный винтовой «сухарь» в приводе кормовых рулей. О невозможности продолжать упражнения было сообщено на эсминец (время работы в полигоне всё равно подходило к концу), и с него пришла шлюпка за посредником.
Управляющий ею офицер – это был помощник командира – говорил мне, что не стоит об инциденте докладывать начальству, но я поначалу не придал его словам особого значения. Уже ночью мы вернулись в Находку и первым делом организовали в мастерских изготовление нового «сухаря», наутро мы снова должны были выходить на обеспечение.
Я доложил о происшествии начальнику штаба, но он не проявил энтузиазма в деле поднятия ночной шумихи вокруг злополучного опасного сближения. Хотя на душе у меня было погано, будить комбрига в обход присутствующего в бригаде его первого заместителя и я не стал. Ночь ушла на ремонт, а в шесть утра мы уже снова выходили в полигон.
Моё легкомыслие можно оценить по такой детали.
В тесноте малой лодки даже вешалка с кителем командира несколько неуместна. Ежедневно выходя в море, я облачался в хлопчатобумажный рабочий китель с пилоткой, а обычная форма одежды оставалась на берегу. Так я поступил и на этот раз, не проявив должной предусмотрительности.
Отработав день в полигоне, мы получили приказ возвратиться не в Находку, а в Улисс, что явно свидетельствовало о начинающейся шумихе со вчерашним происшествием. После швартовки в Улиссе, я, как обычно, доложил о прибытии оперативному дежурному дивизии и получил от него приказ прибыть к командующему подводными силами, мой внешний вид мы обсудили с дежурным в приватной части беседы. Через полчаса драная – это такой фордообразный автомобиль образца тридцатых годов, который у нас возил начальников – доставила меня в штаб командующего.
В кабинете Л.П.Хияйнена в момент моего прибытия уже происходил разбор неприятного происшествия с командиром лодки 613-го проекта Юрой Перегудовым: он при швартовке помял свой корабль. Наш командующий был в высшей степени интеллигентным человеком, и даже неприятные объяснения в его кабинете не носили оскорбительного характера для виновных. Но всё равно, Юра незаметно подмигнул мне, несколько обрадовавшись тому, что объектов адмиральского внимания теперь стало двое. И вправду, Лев Петрович переключился на меня, сказав: «А вот ещё один». Далее последовала чёткая характеристика моих «подвигов». За прошедшие сутки, благодаря тихому противостоянию подводных сил и противолодочной эскадры, а также непонятных мне интриг в штабе нашей бригады, все детали происшествия были известны командующему, и в своём докладе я, если и умалчивал о чём, то о подробностях своего ночного доклада начальнику штаба. Вскоре адмирал отправил нас восвояси, и каждому был объявлен выговор в приказе, более, чем заслуженный. Сам выговор был не обиден, но мне не понравилось, что готовивший приказ штабной работник – бывший командир «малыша» – выражал сомнения в факте поломки наших рулей и делал перекрёстные запросы в бригаду.
Кроме досады на самого себя, это недоверие к моему докладу осталось в памяти той горькой пилюлей, которой я обозначил неудачи в начале этого рассказа.
А, в остальном, неприятный эпизод не оказал особого влияния на мою службу, и выговор через положенные полгода был снят. Пожалуй, после этого я стал более щепетильным в докладах начальству, если сомневался в твёрдости характера принимающего сообщения. Но других подобных случаев больше я не припоминаю.
Тем временем моя жена тоже начала свою трудовую карьеру. С дипломом инженера по сварочному делу, полученным в Бауманском училище, она явилась на ближайший к дому судоремонтный завод, полагая, что уж здесь она сможет точно применить свои знания. Работников на дальневосточных предприятиях вечно не хватало, это вам не Америка, да и вообще, сомнений в получении рабочего места в те времена ни у кого не возникало. Но, узнав, что они имеют дело с женой офицера, заводские начальники начали «крутить хвостом», а потом, вероятно, в надежде, что нежелательный работник сам отступится от своей затеи, предложили молодому инженеру место помощника мастера в бригаде сварщиков.
Жена напялила шаровары, которые в те времена выполняли роль универсальной спортивной и рабочей одежды, и отправилась контролировать три десятка ушлых сварщиков. Кстати, никакого высшего образования для этого не требовалось.
Буквально в первые дни работы на новом месте одного из сварщиков, который пьяным работал в трюме судна, убило током, мастера посадили в тюрьму, и жена стала единолично выполнять его обязанности.
Соседи по ДОС осуждали необычное поведение жены, большинство из них не работало.
Забегая вперёд, следует констатировать, что на заводе жена проработала все оставшиеся до нашего отъезда с Востока четыре года, «пересидев» многих людей, которые не хотели брать её на работу из-за непостоянства жизни членов семей моряков. Причём очень скоро её назначили технологом, а затем и старшим технологом по сварке, воздав тем самым должное славе Московского высшего технического училища...
Вид жены офицера, возвращающейся с работы на заводе. Тяжеленные сумки с продуктами – как у всех наших женщин.
Уже осенью 1959 года наш дружный коллектив молодых командиров, прибывших год назад в Находку, заметно уменьшился в размерах. Все мои однокашники были постарше возрастом, и многие из них получили назначения или на средние лодки, или старпомами в формируемые экипажи атомоходов (должность старпома в таком экипаже формально даже выше, чем должность командира «малыша»). Со мной тоже велись переговоры о назначении на атомоход, точнее, – в дублирующий «резервный» экипаж, но у меня хватило ума отказаться, так как в это время я уже чётко понимал, что лучше подписывать приказы и планы на малой лодке, чем писать их на большой.
Наверное, моя кандидатура была одной из нескольких, так как начальство не особенно настаивало на сделанных предложениях (они впоследствии повторялись несколько раз), и я оставался в привычной Находке.
На следующий год, в свой срок, мне присвоили звание капитана 3 ранга, и таким образом, я со своим несолидным возрастом (28 лет) даже перешёл в категорию старших офицеров. Превратившись чуть ли не в самого «старого» командира нашей бригады, я пожинал всякие «плоды» такого положения. При пересменах начальства однажды меня даже оставили на некоторое время начальником штаба. Делать мне в этой должности, по существу, ничего не пришлось, поэтому я не могу ничего сказать о впечатлениях подводника, рангом выше, чем командир лодки.
Подобное назначение, даже временное, особым «подарком» назвать нельзя, зато в 1960 году я впервые получил отпуск летом. Жену с завода в такую пору не отпустили, и я отправился в «Европу» один. Также впервые в семье завелись какие-то деньги, и я сшил себе «гражданский» костюм и пальто. Во время отпуска только в Москве я не усидел и посетил Назарова, который в это время служил в Таллине.
Осенью 1960 года опять велись вполне официальные разговоры о моём назначении командиром лодки 613-го проекта, базирующейся в заливе Владимир – пару сотен миль севернее на побережье Приморья. Из-за этих разговоров я даже продал мотоцикл, но потом меня снова оставили в Находке. На третьем году командования лодкой начальство, вслед за штабными работниками, выделило мне двухкомнатную квартиру на первом этаже вновь построенного дома в самом городе.
Перерыв работы в полигоне. Мы наменяли у рыбаков крабов. Моряки разглядывают диковинные «дары моря». А читатель заодно может оценить размеры нашего корабля.
В новой квартире были такие излишества цивилизации, как санузел (его заливало нечистотами с верхних этажей) и ванна с автономным отоплением Как уже знает терпеливый читатель, я купил мотороллер и с помощью этого транспортного средства с удовольствием посещал своё семейство, когда к этому представлялась возможность, в остальное время мотороллер надёжно хранился в лодочной баталерке.
Тем временем мы продолжали свою достаточно однообразную службу, всё в большей степени ориентированную на тренировку начинающих командиров лодок и обеспечение противолодочной подготовки надводных кораблей. Наверное, такой поворот дела следует признать закономерным: наши лодки на глазах морально устаревали и уже не соответствовали современным требованиям. Тем не менее, мне хочется предостеречь читателя от поспешных сравнений нашей службы с движением городского транспорта или с прогулками на парусных яхтах в спокойную погоду.
Осенью 1960 года у побережья Приморья «гостил» очередной тайфун. Лодки бригады, которая базировалась в Советской Гавани, получили о нём извещение, находясь в море. Последовал запоздалый приказ о возвращении в базу. На беду, на «малютке», которой командовал мой однокашник по Классам, оказался неисправным один дизель. Я уже рассказывал о трудностях плавания на лодках без современных радиотехнических средств в штормовую погоду. Вот и в описываемом случае ошибка в определении места была значительной, так что скалистый берег открылся для подводников внезапно (дело было ночью), да ещё так, что отворачивать от этого берега нужно было как раз в сторону единственного работающего двигателя. А корабль, понятно, с большим трудом совершает такой поворот.
Лодку выбросило на скалы, и мощные волны начали крушить её. Командир отдал приказ морякам покинуть корабль, а сам ещё пытался спасать секретные бумаги. Хотя вода была не особенно холодной, четверо моряков разбились насмерть, преодолевая полосу штормового прибоя. Не пожелал бы я и врагу оказаться на месте нашего однокашника после этой катастрофы...
Так выглядят памятники подводникам (…вот только списки длинноваты…).
Заключительным «аккордом» в моей службе на «малыше» была месячная командировка нашей лодки на Сахалин (в Корсаков) для обеспечения противолодочной подготовки базирующихся там пограничных кораблей.
Местное начальство относилось к нам великолепно, во время стоянки на швартовых я отдыхал в каютах военных транспортов (это такие кораблики водоизмещением пятьсот тонн с одним дизелем), которыми командовали мои однокашники по училищу Игорь Махонин и Серёжа Лобов. Мало того, что командование Корсаковской базы хорошо снабжало нас лучшими продуктами питания, мои друзья с транспортов также дарили подводникам редкие в наших краях картофель и овощи, которые они доставляли войскам, расположенным на островах. По воскресеньям нашим офицерам удалось по пару раз посетить диковинный Южно-Сахалинск, в котором тогда обитало многочисленное корейское население, и сохранились остатки японской цивилизации. Единственной неприятностью этого великолепного месяца был шторм в плохо защищённой от волн акватории Корсаковского порта, но дело обошлось без поломок.
Вот так незаметно прошли (точнее, пролетели) три года моей службы на «М-282».
Продолжение следует. А сейчас продолжаем поздравлять!
СТИХИ, ДОБЫТЫЕ ИЗ КОРЗИНЫ В.В.БРЫСКИНА
Неисчерпаемы компьютерные методики и технологии! Мы, верные ученики Мастера Брыса, ставшие по осени на крыло, сумели творчески интерпретировать отдельные хакерские приёмы МАСТЕРА. Нам удалось достичь Отраженного Зеркального эффекта в шпионской программе «Вивера», широко запущенной МАСТЕРОМ в компьютерные огороды учеников. Преследуемая им цель - несанкционированный сбор и нелегальная продажа загранфирмам интеллектуального урожая. Методика «Зеркально отраженной Виверы» позволила нам проникнуть не только в папки МАСТЕРА, но и в его корзину, где, как выяснилось, небрежно хранятся тайно созданные им лирические, сатирические и автошаржевые стишата. Это подлинные раритеты! Уникумы! Кумранские рукописи!.. Не рассылая их читателям, автор скромничает. И совершенно напрасно – стишата актуальные, искренние, вполне кондиционные. Сказались навыки, наработанные МАСТЕРОМ при формировании электронного Гроссбуха с творчеством
Лучшим сюрпризом, лучшим сувениром для друзей мастера, в ознаменование его 79-летия, вне всякого сомнения будет «БРЫСКИНИАДА» - ИЗБРАННЫЕ СТИХИ, ИЗВЛЕЧННЫЕ НАМИ ИЗ ЕГО КОРЗИНЫ.
Не исключено, что полузабытые строки оживут и вновь доставят автору былую приятность, но, зная крутой нрав бывшего командира подлодки. мы с помощью Леонида Болмата соорудили и шарж на ответ Брыскина, в его стиле, разумеется, на проявленную нами инициативу. Однако похвала подготов стихам В.Брыскина, которые приведены ниже, позволяет надеяться на прощение за наши благие намерения.
Ноябрь, 2010 Виктор Салов (ВВС), Николай Загускин (Н.З.
BRYSKINiАDA (ИЗБРАННОЕ ИЗ КОРЗИНЫ В.В. БРЫСКИНА)
ХУ ИЗ ХУ И ГЕНЕЗИС ПОЭЗИИ
МОИМ ДОРОГИМ УЧЕНИКАМ
СИСТЕМНЫЙ АНАЛИЗ ОТНОШЕНИЙ С ДРУЗЬЯМИ-КОРРЕСПОНДЕНТАМИ
ХОББИ
Я - автолюбитель
МЕЧТА
Я ОКОМПЬЮТЕРИЛ подготов,
Я ОВИНДОУСИЛ их всех,
Теперь ЗАЛИНУКСИТЬ охота…
И новенькое дать не грех…
************
Я - коллекционер
ГРАБИТЕЛЯМ КОРЗИНЫ!!!..
Добыватели-распространители стихов, да и сам автор, склонны считать эти произведения принадлежащими к благородной категории дружеских шаржей.
28.11.2010 = Н.З., ВВС
Подготы-первобалты и нахимовцы от всей души поздравляют Здоровья, счастья и благоденствия!
